Дни тянулись неторопливо и скучно. Господин ле Одуэн своим присутствием скрашивал мое времяпрепровождение. Порой, читал мне книги, в основном – медицинской и исторической тематики. Это являлось хоть каким-то развлечением. Постепенно возвращалось здоровье. И хотя голова еще сильно кружилась, а при ходьбе я испытывала небольшой дискомфорт – рана уже затянулась.

Реми разрешил делать ежедневные небольшие прогулки. В основном я ограничивалась тем, что спускалась в садик на заднем дворе и наслаждалась покоем и уединением, вдыхая аромат цветов и слушая шелест листвы над головой. Два куста белых роз и пышный клен, под которым – небольшая скамья – все, что имелось в моем саду, но мне и этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой. Жизнь налаживалась.

Я подружилась с горничной. Мари оказалась милой женщиной, трудолюбивой и доброй. Мы быстро нашли с ней общий язык. Она заботливо помогала наряжаться в платья, укладывала мои волосы в пышные прически, иногда рассказывала житейские истории. Без нее мне жилось бы в эти дни значительно сложнее.

Господин де Бюсси больше не навещал меня и мне даже казалось, что ему неловко видеться со мной. Я ценила его заботу и была очень признательна за все, что он делал. Граф предоставил мне личного лекаря, снабдил горничной, а сам лишь раз в день, по словам Реми, справлялся у него о моем самочувствии. Это обстоятельство все же немного огорчало. Я чувствовала себя виноватой и очень хотелось побеседовать с графом, чтобы хоть как-то наладить наши с ним отношения. Но, видимо, всему свое время. Я искренне надеялась, что у нас с Бюсси еще будет возможность пообщаться и все обсудить, в том числе и по-поводу его подарка.

Дом мне нравился. Он оказался не очень большим, но его стены согревали меня, принимая как свою хозяйку. Такое чувство бывает в старых домах, когда словно бы они оживают и это уже не просто стены и крыша, способные оградить от ненастья, а родное существо – доброе и приветливое, куда стремишься попасть, чтобы согреться его миром и теплом. Мне было хорошо здесь, и я каждый раз мысленно благодарила Бюсси за этот щедрый и такой своевременный подарок. Благодаря графу я ни в чем не испытывала недостатка.

Господин Шико пришел навестить своего «посыльного» на второй день возвращения к жизни. Когда мой внешний вид был чуть лучше, чем в нашу встречу с графом. Во всяком случае, мой лекарь утверждал с самого утра, что выгляжу я чудесно.

В это утро на мне был длинный теплый, расшитый узорами халат и теперь можно было не скрываться под одеялом, как во время визита Бюсси.

Я облокачивалась на подушки и, полусидя, приветствовала господина Шико в своем доме.

Он вошел, крадучись, словно кот. С порога осмотрелся и довольно хмыкнув, прошел поближе ко мне, оглядывая комнату пристальным взглядом, будто бы собирался её купить.

– Госпожа Катрин, а вы неплохо расположились! Говорят, это теперь ваш дом? Вот не повезло, я бы и сам приобрел такой!

– Господин д' Анжлер, как же я рада вас видеть!

– И я, дорогая Катрин, признаться, очень рад видеть вас на этом свете. Что же вы так легкомысленно поступаете, заставляя сильно волноваться? И, заметьте, не только меня, – с этими словами Жан-Антуан вытащил из-за пазухи крыса.

– Роки, малыш мой! – воскликнула я, едва сдерживая слезы. Крысенок заводил носиком и бросился ко мне. – Соскучился, глупыш! Спасибо вам, сударь! Вы не забыли о моей просьбе, – благодарила я Жана, тиская крысенка, который почти не сопротивлялся, видимо, действительно, скучал по своей пропавшей хозяйке.

Мой господин сделался очень серьезным и с какой-то не то тоской, не то болью посмотрел мне в глаза:

– Как я мог её не исполнить?

Потом улыбнулся и добавил:

– А ваш малыш весьма прожорлив! Особенно ему понравились мои великолепные кожаные туфли, которыми теперь хорошо муку просеивать!

– О, ужас! – засмеялась я, – Роки, как ты мог?

– По-видимому, с удовольствием мог! – улыбнулся Жан. – Я очень рад тому, что вы улыбаетесь. Как вы себя чувствуете, сударыня?

– По сравнению с тем днем – намного лучше, – ответила ему, не вдаваясь в подробности. Довольно тяжело ощущала себя на тот момент – постоянная тошнота, рвота и головокружение – упадок сил (как выражался Реми) – за два дня изрядно утомили.

Он помолчал, а потом спросил:

– Вы хотели – уйти… Но, почему?

«Вот как!? Оказывается, он раскусил мой поступок, догадался, что я не просто так согласилась на эту дуэль. И от этого человека, я хотела скрыться? Да, господин Шико, я вас недооценивала. И как же вы не узнали во мне Катрин в первый же день или узнали?» – мысли пронеслись в голове и заставили сердце стучать быстрее, чем следовало бы. Жан заметил мое волнение и взял мою руку в свою ладонь, нежно поцеловал её, ожидая ответ.

– Сударь, все очень непросто. Я пока не готова к такого рода откровениям. Могу только сказать, что очень заблуждалась…

– А сейчас?

Я пожала плечами, стараясь на него не смотреть. Как можно рассказать ему то, что хотела вернуться на несколько веков вперед и не нашла лучшего способа, но и этот оказался совсем никудышным. И, к счастью, всё, так или иначе, обошлось.

– Но вы можете хоть объяснить: от чего бежите, от кого прячетесь, устраивая из своей жизни бесконечный маскарад?

– Господин д' Анжлер, простите меня за то, что я сейчас вам скажу…. Некоторым секретам лучше оставаться секретами, потому что ни вы, ни я не знаем, какую беду может принести с собой их раскрытие, – ответила, удивляясь себе. «Да, послушать меня со стороны, так прямо светская львица. И когда только научилась изъясняться, словно всю жизнь прожила в Париже в 16 веке и не была еще совсем недавно москвичкой? Видимо, обстановка накладывает свой отпечаток, приходится соответствовать», – думала ожидая ответ мэтра.

– Кхм… Катрин, а вы ведь правы! Действительно, зачем открывать ящик Пандоры?! Но, я могу, хотя бы надеяться, что когда-нибудь узнаю вашу тайну? Я очень любопытен, сударыня, буквально – чрезмерно!

– И, кроме того, вы чрезвычайно – хитры! – улыбнулась в ответ. – Вы тоже ведь совсем не сразу сказали, как вас зовут при дворе.

– Ах, это… считайте, что мы квиты, дорогой мой Антуан! Да и кроме того, мне чрезвычайно приятно слышать из ваших уст мое имя. А то я уже и сам начал его забывать.

– Господин Жан, вы мне еще не рассказали о том, как же вам удалось опознать меня в мужском костюме?

– Легко! По маленьким мелочам, в сущности – пустякам, которые, собственно, отличают мужчину от женщины, – от встал и, прохаживаясь по комнате, усмехался в усы.

– Например?

– Например, – Жан развернулся ко мне, сверкая глазами, в которых плясали смешинки. Мне очень нравилось, когда он был в таком настроении, – походка! Как вы ни старались, моя дорогая Катрин, придать ей мужскую небрежность, она все равно у вас была слишком грациозной. Затем – жесты! Вместо резкости, присущей мужчинам, у вас – женственная пластичность. И потом, вы же почти не пьете вино и, кроме всего прочего, я ни разу не застал вас в обществе дам… Продолжать?

– Спасибо, сударь, этого вполне достаточно. Не ожидала, что так легко окажусь узнанной. Но, почему вы ничего не сказали раньше, не разоблачили?

– Зачем? Вы играли со мной в увлекательную игру, мне было интересно наблюдать за её развитием. Вот только я никак не ожидал, что в неё вмешается Бюсси.

Он снова замолчал, думая о чем-то своем, а потом друг спросил:

– Что вас связывает с графом?

– Ничего, если не считать того, что однажды я ему случайно спасла жизнь.

– Вот как? Ну-ка, ну-ка… Поведайте мне эту расчудеснейшую историю, прошу вас!

Я хотела уже начать свой рассказ и только раздумывала с чего бы начать, как в комнату вихрем влетел Реми.

– Господин де Шико! Имейте совесть, наконец! – возмутился мой лекарь. – Вы обещали не тревожить сударыню более пяти минут, а сами уже полчаса ведете беседы, не задумываясь о здоровье госпожи Катрин!

– О, да, конечно. Простите меня, сударыня! Я, действительно, увлекся… Но, надеюсь, при следующей встрече вы мне расскажете обо всем? – Шико поцеловал мне руку и поспешно вышел, оставляя на попечение взбешенного ле Одуэна. Никогда бы не подумала, что это добряк умеет так громко разговаривать. Ни разу не видела его в гневе, а тут он просто не находил себе места, метался по комнате, словно ошпаренный.

– Это надо же! Так лечение нисколько не поможет! А потом будут сами говорить, что я – плохой врач!

– Прошу вас, успокойтесь, господин Реми. А то ваш бег по комнате я точно не переживу!

После моих последних слов ле Одуэн вначале побледнел, потом покраснел, потом приступил к своим прямым обязанностям – врачевателя.

Я все еще не вставала, когда пришла модистка (на третьи сутки после моего пробуждения) и сняла все необходимые мерки, а еще через три дня у меня появилось два великолепных платья, как у настоящей барышни. Одно – темного бархата с длинными рукавами и высоким воротником, другое – шелковое, светло-синего оттенка, с соблазнительным декольте. Оба платья пришлись по душе, к тому же мой гардероб пока был почти пуст. И теперь совсем не мешало его заполнить подобающими для девушки нарядами.

В течение следующей недели меня никто не посещал. Думаю, что тут не обошлось без Реми. Он оберегал меня, словно зеницу ока. И, наверное, не зря старался. Благодаря его лечению, чувствовала себя значительно лучше. Даже настолько, что уговорила Мари сопроводить меня в церковь, чтобы помолиться.

Никогда не считала себя религиозной, но после всего случившегося, казалось, я просто обязана поблагодарить Творца, за то, что он позволил еще пожить на этом свете.

День выдался солнечным и теплым, Мари помогла мне одеться. Темно-коричневое бархатное платье – было приятным на ощупь, и изящно подчеркивало достоинства моей фигуры. Корсет приподнимал грудь, и она выглядела теперь довольно пышной и притягательной для мужского взора. Но её скрывала тонкая кружевная ткань, которая плавно переходила в высокий воротник и завязывалась на тонкие тесемочки у подбородка. Мне показалось, что для выхода в храм не стоит надевать декольтированное открытое платье. Ведь я собиралась не на бал, хотя на нем оказаться была бы вовсе не против.

Покружив у зеркала, поймала на себе восхищенный взгляд Мари:

– Моя госпожа, вы просто – красавица!

– Спасибо, Мари. Но без вашей помощи, боюсь, я не смогла бы так хорошо выглядеть, – ответила и заметила довольную улыбку своей горничной. Платье дополняли светло-коричневые атласные перчатки, в тон им ажурная накидка – пелерина с глубоким капюшоном и тонкой вуалью и симпатичные туфельки на невысоком каблучке. Все, что было на мне – это подарки господина Бюсси. Не опасалась, что когда-нибудь мне придется за них расплатиться, зная благородство графа, доверяла ему. Сейчас я больше походила на даму из приличного общества, чем на бедную рыбачку.

Старалась не задумываться над тем, что мне придется делать в скором будущем, наслаждалась настоящим. Содержанкой графа не хотела становиться, но пока не могла сама о себе заботиться и решила оставить грустные размышления о судьбе на потом.

Впервые за долгое время снова оказаться на улицах Парижа – для меня являлось почти равным счастью. Теперь город выглядел по-другому. Не думаю, что он сильно изменился за время моей болезни, скорее я стала воспринимать его иначе. И если раньше казалось, что Париж ко мне враждебен, то теперь он вызывал совсем другие чувства. Я дышала новым воздухом – горьковато-сладким, с привкусом романтики и надежд.

Местом своего паломничества выбрала Сент-Шапель. И хотя от дома до церкви было довольно приличное расстояние, я решила пройтись пешком. Мари шагала рядом, придерживая меня за локоть, и постоянно интересуясь, как я себя чувствую.

– Все хорошо, Мари. Не беспокойтесь.

Перед входом в церковь сердце гулко застучало, дыхание сбилось от волнения.

Все-таки – Храм господень вызывает трепет в любой душе, будь то праведник или грешник, в доме Бога – перед Его ликом все равны.

Но внутри церкви были разграничения. Мари склонилась и шепнула мне:

– Вам сударыня нужно пройти в следующий зал, а я останусь здесь.

Я кивнула, поблагодарив, за предупреждение. Действительно, знатные особы молились отдельно от простого люда. Прошла дальше по залу и опустилась на колени перед ликом Божьим. Не знала ни одной молитвы кроме Отче наш и, прочитав её захотелось поблагодарить Господа еще и от себя. Закончив молитву, почувствовала чей-то пристальный взгляд. Обернулась и увидела молодого мужчину, по виду – дворянина высокого сословия. Он буквально поедал меня глазами. От его внимания стало более чем неловко. Я спряталась за вуаль и постаралась покинуть церковь как можно скорее. Ко мне присоединилась Мари, но мужчина перегородил нам путь:

– Сударыня, куда же вы так спешите? Позвольте еще полюбоваться вами…

– Сударь, простите, я очень тороплюсь, – ответила присев в легком реверансе, но он словно кот, облизывающийся на сметану, подошел еще ближе:

– Позвольте узнать: как зовут прекрасную незнакомку?

Вот только нового «любителя женских юбок» мне и не доставало.

«Как мило, Катя! К тебе мужики слетаются, словно мухи на пастилу. И что же теперь делать?» – я запаниковала, потому что не знала, как ответить любезно и с достоинством. Кроме того, понятия не имела, как улизнуть из вновь расставленных сетей мужского внимания? Пока раздумывала, отступая от любвеобильного сеньора, мне на выручку пришла какая-то дама – очаровательная и немного, на мой взгляд, вульгарная (конечно, можно было, и ошибаться на её счет, но слишком броский макияж, казалось, не шел её прелестному личику), появилась за его спиной и нежным голоском привлекла внимание господина к себе.

– Сударь, простите, что отвлекаю вас от столь важного занятия…

– В чем дело, Габриэль?! – ответил тот, резко обернувшись к красавице. Мне хватило этого, чтобы быстрее ветра умчаться по направлению к выходу.

Вместе с Мари мы скрылись за стенами храма и постарались затеряться среди толпы на рыночной площади. Только там, переведя дух, не торопясь вернулись домой. После прогулки почувствовала недомогание. Меня свалила лихорадка. Скорее всего, если бы имелся градусник под рукой, то он, наверняка, показал бы, что моя температура гораздо выше отметки – 39 градусов.

Ле Одуэн, за которым, по моей просьбе, Мари отправила одного из слуг (их в доме было не меньше пяти), пришел через четверть часа. Застав меня в столь плачевном состоянии, он только всплеснул руками и принялся ухаживать, как родная мать. Благодаря общим усилиям лекаря, чая и микстуры, я почувствовала себя значительно лучше и уже к вечеру решила снова подняться с постели, чтобы немножко погулять по саду.

Не успела спуститься, как меня догнала Мари и сообщила, что в гостиной ожидает господин Бюсси.

– Бюсси?

– Да, сударыня. Что ему передать?

– Скажите графу, что я приму его, – ответила горничной, нехотя возвращаясь в дом.

То, что сеньор д «Амбуаз пришел ко мне без предупреждения, вызвало в душе недоумение, хотя этот дом являлся его собственностью. И он мог приходить сюда, когда ему заблагорассудится. Бюсси подарил дом только на словах. Никаких бумаг на этот счет я не имела, поэтому все еще считала себя гостьей графа.

– Интересно, что привело его в столь поздний час? – думала я, поднимаясь по лестнице.

Сердце сжимало дурное предчувствие и, как оказалось в скором времени, не напрасно.

Зря я надеялась, что судьба станет ко мне благожелательнее, чем раньше. Видимо на то у нее имелись свои причины.