Солнце пробивалось сквозь прикрытое занавеской окно. Вот и утро. Всю ночь, проворочавшись без сна, так не хотелось, чтобы наступал новый день. Но тот уже проснулся, и мне тоже нужно было вставать. Тревога, поселившаяся в моей душе, с каждым днем только увеличивалась. Не зная причины её появления, боялась даже предполагать, с чем она может быть связана. Изо дня в день жила в ожидании беды, которая все не наступала. Бюсси написал в письме сестре, что я его возлюбленная и госпожа де Клермон относилась ко мне так, словно мы уже состояли в родственных связях. Быть возлюбленной – являлось приятной новостью, и я не стремилась развеивать миф. По крайней мере, пока. Размышляла сейчас о многом, теперь имелось время и в достатке, чтобы обдумать каждый прожитый и не прожитый еще шаг в своей жизни. Если бы господин де Бюсси по-настоящему сделал мне предложение, что я бы ему ответила? «Да» или «нет»? Как это не покажется странным, но еще не знала ответа на этот, казалось бы, простой вопрос. Возможно оттого, что он так и не был мне задан.

Рене, истосковавшись по общению (скрытая от всех в доме своего мужа), мучила меня расспросами о Париже, Лувре, о нарядах придворных модниц…

На многие из её вопросов приходилось придумывать ответ. Не знала я ни светских мод, ни то, о чем беседовал дворец, обсуждая сплетни. Как-то моя жизнь прошла мимо этих добродетелей придворных дам. Но зато я знала многое из жизни простых парижан. Поэтому придумывала сплетни налету про короля и про его окружение. Рене верила и задорно смеялась над моими вымыслами.

В свою очередь она щедро делилась о детстве своего любимца – Луи. Я узнала о том, каким забавным и милым ребенком рос обожаемый всеми граф де Бюсси. Будучи жизнерадостным мальчуганом, он очень любил шалить. Но уже в двухлетнем возрасте Луи проявил себя храбрецом, защищая старшую сестрицу Рене от огромного бродячего пса, который отчего-то набросился на девочку во время прогулки. Родителя подоспели вовремя и несчастья не произошло. Когда они подбежали, то увидели, что их малыш, взяв палку, загородил собой сестру. У госпожи Катрин (матери Бюсси) это вызвало слезы умиления, а у сеньора Жака де Клермона – гордость: растет настоящий мужчина, воин и защитник.

– Очень жаль, что сейчас отец и все родные ополчились против Луи. Все забыли о том, что Антуан являлся далеко не ангелом и мой бедный брат лишь отомстил за унижение и презрение… конечно, не самым лучшим способом. Ночь Варфоломея стала роковой для многих, но в нашей семье… Луи слишком старался… – вздохнула Рене, украдкой вытирая слезы, – Я молюсь за спасение его души, дорогая Катрин, каждый день. Потому что люблю его всем сердцем, словно бы он мой собственный ребенок, – разоткровенничалась со мной госпожа де Баланьи во время одной из наших совместных прогулок вдоль реки. Дни стояли жаркие – июль здесь выдался очень теплым.

Пока мы любовались пейзажем и наслаждались речной прохладой, прибежал слуга и передал госпоже Рене письмо.

– Боже! Дорогая Катрин, завтра приезжает мой муж! Какое счастье! – похоже, этот брак был по любви. Её муж Жан де Баланьи по долгу службы редко покидал пределы Парижа. И каждая встреча становилась праздником для его супруги. Я понимала состояние Рене, а вот свое собственное – не очень. Эта новость произвела на меня такое впечатление, как будто огромный кусок луны вот-вот накроет собой землю и раздавит под своими обломками все, что мне дорого.

– Что с вами, дорога Катрин? Вы так бледны, вам плохо?

– Нет-нет! Что вы, Рене? Вовсе нет, просто я немного устала…

– Тогда давайте вернемся в дом. Мне столько всего нужно успеть до приезда Жана! – она чуть ли не побежала вприпрыжку, я едва поспевала за ней.

И вот сегодня. Сегодня приедет муж Рене…

Господин Жан де Баланьи пожаловал домой, где его заждалась любящая и верная жена ближе к вечеру, но вместе с ним… приехал еще один человек.

– Дорогая, – после жарких объятий, Жан отстранил жену и представил прибывшего с ним шевалье, – познакомься, этого господина зовут Антуан де Тривьер, он погостит у нас до завтра.

Рене представила в свою очередь меня господам, затем, обменявшись любезностями, мы расстались на некоторое время, чтобы вновь уже встретиться за обеденным столом.

Освежившись после дороги, мужчины выглядели бодрыми и беззаботными.

Жан поедал глазами супругу, а мне было слишком неловко от пристального внимания господина де Тривьера.

– Друг мой, будьте осторожны. Господин де Бюсси, насколько я знаю, очень не любит, когда покушаются на то, что принадлежит ему, – заметил господин де Баланьи.

– А причем здесь граф? – ухмыльнулся Антуан в рыжие усы и одарил меня таким взглядом, что я покраснела, кажется, до кончиков ушей.

– Ну как же, сударь? Ведь госпожа Катрин – возлюбленная графа, – ответила Рене, подбадривая меня своей улыбкой.

Я же молчала, будто совсем не умею разговаривать. Только буравила взглядом тарелку и перекладывала еду (запечённую рыбу с овощами) с одного края на другой, казалось, что она застрянет у меня в горле, если попробую проглотить хоть кусочек.

– Вот как? И почему же граф оставил свою возлюбленную в одиночестве?

Что же, теперь мне требовалось вступить в разговор, иначе ситуация могла решиться не лучшим образом. Наглого господина пора было поставить на место.

Я оторвала взгляд от тарелки (на это потребовалось все мое мужество) и, встретившись с язвительными светло-синими глазами заинтересованного мною мужчины, произнесла:

– Граф на днях присоединится ко мне. Ему нужно уладить неотложные дела в Париже…

– Надеюсь, эти дела никак не связаны с красавицей Марго? – перебил меня де Тривьер, ухмыляясь в очередной раз.

– А вы более осведомлены в делах графа, чем я думала, сударь, – ответила я на его выпад, сдерживая себя от желания запустить тарелкой в лицо этого нахала.

– В наше время, сударыня, нужно быть вездесущим…

– Вам, по всей видимости, это легко удается, сударь?

– Не то, чтобы легко… и когда вы говорите, должен приехать граф?

– Граф никому и ничего не должен, сударь… разве что – вам?

– Нет, я не держу должников…

– Скажите Антуан, а куда вы направляетесь? – вмешалась в разговор Рене, переводя удар на себя и давая мне возможность погасить вспыхнувшие в душе искры ненависти к этому самовлюбленному шевалье.

Дальнейшая часть обеда прошла в легкой непринужденной форме. Благодаря Жану и Рене, мне все-таки удалось проглотить несколько кусков рыбы, без пристального наблюдения. Уводя де Тривьера в беседу о его делах, они освободили меня от внимания этого господина.

Поблагодарив за обед, я поспешила скрыться в своей комнате. Мари помогла мне ослабить корсет. Она теперь всегда находилась рядом со мной и даже спала в моей комнате на высоком топчане, в углу. Я прилегла, чтобы немного отдохнуть, все-таки бессонная ночь давала о себе знать вдруг навалившейся усталостью.

Все эти дни, что я гостила в доме у господ де Баланьи, мой крысенок был в заботе Мари. Я доверяла ей и не беспокоилась о своем зверике. Засыпая, почувствовала, как он карабкается по платью ко мне. Открыла глаза, встретилась с его внимательными бусинками:

– Все хорошо, малыш! Все хорошо, – погладила крыса по бархатистой шерстке и незаметно для себя провалилась в сон.

Граф де Бюсси измучился ревностью, получая ежедневные признания герцога в любви к незнакомке, которая «пленила его сердце и исчезла», и разлукой. Он хотел видеть её и больше не мог себя сдерживать.

– Господин граф… – в конюшне появился Реми, – вы куда-то уезжаете?

– Да, Реми! Я еду к ней. Несколько дней пути и… ты не представляешь, что для меня значит эта встреча. Я безумно скучаю… Безумно! Если я не увижу её, не дотронусь до её руки, не услышу её голос – я просто сойду с ума.

– Хотите, я поеду с вами?

– Нет, мой друг. Ты не очень хороший наездник, а я буду гнать лошадей, насколько это возможно.

– Тогда – счастливого пути! – проводил Реми графа до ворот. Увидел, как тот легко впрыгнул в седло и рванул с места, оставляя за собой только клубы пыли. – И – удачи, дорогой мой сударь. Лишь бы госпожа Катрин не разбила вам сердце. Ибо эти осколки никому не под силу будет склеить, даже мне.

Двое суток в пути для графа показались двумя годами. Он надеялся на встречу и не верил, что она возможна. Такие разные чувства сжимали его сердце, готовое остановиться даже при одном упоминании имени «Катрин». Он часто влюблялся, с головой ныряя в волшебное чувство: безжалостно похищал сердца красавиц у их возлюбленных, мужей, любовников и отдавал себя без остатка. Но он не верил в то, что его чувства взаимны, подчас, узнавал о том, что его «красавица», трепетала с таким же восторгом и в других руках… Разочарование убивало возможную любовь, от горечи граф спасался новой влюбленностью.

Сколько их было – кто бы считал!

С Катрин он чувствовал, что все будет по-другому, должно быть по-другому. Бюсси впервые по-настоящему поверил в то, что в этих отношениях может быть взаимность.

Луи де Клермон прибыл в Шалон-сюр-Сон поздно вечером и, постучавшись в ворота (ему не пришлось называть себя, старый слуга без труда узнал графа по голосу), быстрым шагом прошел в дом. Его встретила сестра – немного встревоженная и напуганная поздним визитом.

– Где она?

– Луи, я должна тебе сказать, что госпожа де Шнур покинула мой дом два дня назад.

– Что? Как покинула? О чем ты?

– Луи, выслушай меня, успокойся и выслушай. Я не знаю, что произошло и почему она не оставила даже записки. Катрин ни с кем не попрощалась и уехала ночью, одна…

– Одна? Я ничего не понимаю! Совсем ничего!

– Я тоже. Понимаешь, приехал Жан, с ним еще один господин, Антуан де Тривьер. Весь вечер он оказывал пристальное внимание Катрин, но потом…он тоже не знал, где она и уехал от нас только утром следующего дня, один. Катрин уехала ночью. Жан поехал к тебе, вы, видимо, с ним разминулись.

Бюсси взлохматил волосы, провел рукой по лицу, встряхнул головой и засмеялся горьким смехом:

– А я как… как ненормальный – летел сломя голову, жаждал встречи… Постой, а Мари? Где она?

– Здесь. Жан Поль! – вошел слуга, поклонился, – Позовите Мари.

– Слушаюсь, сударыня!

Через некоторое время вошла горничная, вскинула взгляд на графа и присела в глубоком реверансе, низко опустив голову.

– Мари, где твоя госпожа и как случилось, что она уехала без тебя? – допытывался граф, едва сдерживая свой гнев. Но повышенная интонация выдавала его состояние.

– Сударь, я все вам расскажу, как было.

– Ну, рассказывай!

– Мой господин, в тот день госпожа Катрин после ужина вернулась в комнату и захотела отдохнуть, потому что всю ночь перед этим о чем-то думала и не спала. Я часто просыпалась и видела, что она стоит у окна и смотрит, смотрит…

– Продолжай!

– Так вот, я помогла госпоже ослабить шнуровку на корсете, а потом она уснула и больше, – тут Мари всхлипнула, вытирая слезы платком, который достала из передника, – мы не виделись.

– То есть, как не виделись?

– Сама не знаю… я, наверное, тоже уснула, а утром меня разбудили господа и стали расспрашивать о моей госпоже, а я и сама ничего не знаю, – тут женщина заревела в голос.

– Постой, постой, Мари! Но, как же так?!

– Ой, господин граф, чувствует мое сердце, что-то здесь не так. Ведь иначе меня бы предупредила госпожа Катрин, да и вещи не взяты. Её Роки тоже тут. Уж его-то она взяла бы!

Бюсси переглянулся с сестрой:

– А ведь верно! Катрин никогда не расстается надолго со своим любимцем.

– Луи, что ты намерен делать?

– Дорогая моя сестричка, скажи, а как себя вел господин де…

– Де Тривьер?

– Да, он.

– Был спокоен. Позавтракал, собрался и уехал. Очень спешил.

– Вот как? А тебе не показалось странным, что с вечера, оказывая внимание госпоже Катрин, утром его абсолютно не взволновала судьба пропавшей дамы?

– Действительно! Боже мой! Луи, ты думаешь…?

– Уверен, что без господина де Тривьер тут не обошлось.

– А что если Катрин уехала в Париж, чтобы оказаться подальше от ухаживаний этого господина? Что если она не смогла оставить сообщение или добудиться Мари?

– Но я очень чутко сплю… только в ту ночь ничего не слышала… – возразила на упрек в её сторону горничная, которая все еще стояла тут и внимательно слушала разговор господ.

– Тут нет вашей вины, Мари, успокойтесь, – сказал граф и задумчиво продолжил, – Если Катрин в Париже, она обратится за помощью – либо ко мне, либо к господину де Шико. Решено, я немедленно возвращаюсь в Париж. Но если не найду там следы госпожи де Шнур, клянусь честью, де Тривьер ответит сполна за все, что причинил ей.

– Можно мне с вами, сударь? – взмолилась Мари.

Он окинул её хмурым взглядом, затем сказал:

– Я выезжаю один. Вы останетесь здесь, пока я не пришлю за вами. Рене, у тебя найдется для Мари занятие?

– Думаю, что да, – улыбнулась госпожа де Клермон, целуя брата на прощание, – Береги себя, хорошо?

– Не беспокойся обо мне! Мари, принесите мне Роки, я хочу его взять с собой.

– Как скажете, сударь, – поклонилась горничная.

В скором времени она принесла крысенка, усадив его в дорожный мешок, который до этого использовала Катрин для своего дружка.

Бюсси выехал в обратном направлении; в душе скреблись кошки. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вырвать из теплой постели господина де Тривьера и учинить ему среди ночи допрос. Но тот был у себя дома и, наверняка, имел не один десяток слуг. Конечно, граф без труда мог уложить больше половины из них, но другая половина с удовольствием расправится с ним по одному слову своего хозяина. Умирать просто так Бюсси не собирался, поэтому решил поступить разумно – вернуться со своими людьми, если не встретит Катрин в Париже. Вот тогда этот господин ответит за все, в чем виновен и в чем только собирался быть виновным. Да, даже за помыслы – де Тривьер понесет полный ответ.

Пришпорив коня, граф, почти не испытывая усталости, полетел в Париж, подгоняемый тревогой и страхом за любимую.