Я дома. Даже не верится в происходящее. Роки, сумасшедший от счастья зарылся в своем "домике", шебурша там и попискивая. С одеждой снова произошли изменения, на мне появился спортивный костюм, вместо ночной сорочки. Я села в кресло и закрыла глаза… больше года жизни там, а сколько здесь? Совпадало ли время?

Первое, что пришло на ум — родители. Как и что они думают о своей пропавшей дочери?

Схватила телефон, но вовремя остановила себя. Вначале следовало узнать, какой сегодня год и день. Телевизор боялась включать: вдруг узнаю, что мир изменился? Нет, этого я бы точно не пережила. Поэтому решила осваиваться постепенно.

Выглянула сквозь пыльное окно, на дворе ярко-желтая госпожа — Осень. Прошла по комнатам — все осталось почти прежним, только пыли слишком много. На кухне — пустой холодильник, в котором даже нет повешенной мыши (выгребли все с собой на пикник), хотя… я открыла морозилку. Да, там были замороженные куриные окорочка и небольшой кусочек сала. Если не выходить в магазин, то можно приготовить обед и из этого.

Вздохнула. Нужно заняться уборкой. На часах — без четверти три, стало быть, разгар дня. Грустно. И как-то пусто, одиноко. Привыкла находиться среди людей, быть Катрин, сейчас предстояло стать обратно Катей. Прошла в ванную, умылась. Уставившись в отражение, почти не узнала себя. Нет, я не состарилась и не покрылась сединой, но что-то стало другим, что-то изменилось во мне.

Смахнула слезы, набрала воды и принялась за уборку. Вытирая шкафы, стол, перестилая постель, делая влажную уборку, я словно очищалась от того, что пережила. Смывала с души печаль и готовилась принять на себя всю суету реального, моего мира. Которая, не заставила себя ждать.

Не успела домыть пол в коридоре, как в дверь активно позвонили. Выглянув в глазок, узнала соседку снизу. Открыла дверь:

— Катя, это вы? — изумилась сухонькая старушка, Клавдия Петровна. Которая, казалось, знает абсолютно все, что происходит в её доме с каждым из жильцов.

— Да, я, — улыбнулась своему первому гостю.

— Вернулась? А когда приехала? Что-то я тебя не видела…

— Да, я потихоньку пробежала, вы с кем-то во дворе разговаривали, я не стала вас отвлекать, — соврала, опустив взгляд, — Вы меня извините, я тут уборкой занимаюсь.

— А, да-да, конечно. Я слышу, вода течет, вот и поднялась. Где же ты так пропадала долго?

— Долго? Да нет, я всего-то…

— Почти два месяца! Это у вас отпуска теперь такие что ли?

— Ага. Как у медиков, — нашлась, что ответить удаляющейся старушке. Прикрыла дверь и тихо опустилась на пол.

Два месяца…, а за ними целая жизнь! Невероятно, невозможно, сказочно, необычно, но, тем не менее, факт. Я хотела собраться с мыслями, но не находила в себе сил это сделать.

Вечером на меня накинулась Натка, я ей позвонила и через полчаса подруга уже трезвонила в дверь.

— Нашлась, пропажа! Я чуть с ума не сошла без тебя. Представляешь, сколько всего придумывать пришлось для твоих родителей, чтобы старики не умерли от страха за дочку. Если бы ты не объявилась, мне пришлось бы всем рассказать правду, — заверещала она от порога, пробегая в ванную, вымыла руки и вот уже на кухне, помогает мне разливать чай. Метеор, а не человек.

— Какую правду, Наташа? Что-то я ничего не понимаю…

— Опять амнезия? — встревожено воскликнула подруга, прилаживая мне прохладную ладонь ко лбу.

— Что значит, опять? — спросила я, отстраняясь.

— А то и значит! Помнишь, когда мы с ребятами на отдыхе были, ты все еще на головную боль жаловалась…, - продолжила она, доставая из сумки упаковку с пирожными и печенье.

— Ну, да…

— Так вот, там ты мне сказала, что с мужиком — французом встречаешься. Я стала расспрашивать, а ты — не помню, не знаю… А потом к тебе еще Усачков клеился весь вечер, я и подумала, что у вас с ним что-то и склеилось или с тем, который француз. Так что сейчас ты от меня так просто не отделаешься. Рассказывай, с кем на два месяца укатила?

— Подожди, подожди… помедленнее подруга. Так все считают, что я…

— Влюбилась по уши и уехала со своим кавалером. Я только родителей твоих поберегла, сказала, что ты в командировке, и, наверное, телефон нечаянно оставила дома, потому и не звонишь…

— И они поверили?

— Так, я же убедительно врала. Не бери в голову, думаю, что поверили. Хочешь, так позвони.

Я схватила трубку и судорожно набрала маме на сотовый. С замиранием сердца переждала гудки.

— Алло! Катенька! — раздался мамин голос, от которого все сжалось внутри. Боже мой! Как же я по ней соскучилась!

— Мама! Мамочка! Это я! Я так соскучилась! У вас все хорошо?

— Да, милая. А у тебя? Как там твоя командировка? Ты почему нам не звонила? — наполнился тревогой мамин голос.

— Мамуль, не по телефону, ладно! Я все-все тебе расскажу. Скоро приеду к вам. Завтра пойду за билетом и сразу тебе перезвоню, как куплю.

— У тебя, правда, все в порядке?

— Конечно! Мамочка, ко мне Натка зашла в гости, сейчас чай пьем, можешь у нее спросить. Все со мной хорошо.

Передала телефон подруге, зная мамин характер, хотела её успокоить, иначе она сама купит билет в Москву, и тогда мы рисковали разминуться в дороге. Идея о поездке к родителям пришла в голову, как-то сама собой. Я по ним, правда, очень соскучилась.

Наташа успокоила моих родных и, положив трубку, мы вновь продолжили наше общение.

Оказывается, все, что мне привиделось в полупьяном бреду, все же было правдой. Только куда я делась с нашей прогулки, никто из ребят не знал.

— Наташ, а причем здесь Усачков?

— Так ты не с ним была?

— Нет.

— А он тоже куда-то подевался. Его, правда, видели пару раз в городе, а потом он снова куда-то пропал, вот я и подумала, что, может быть, вы с ним где-нибудь от всех спрятались. Ну, а с кем ты была-то? С французом, да?

— Да, Наташа. Ты не поверишь, если я тебе все расскажу. Сдашь меня в психушку, или еще куда-нибудь, так я и до родителей не доберусь, — улыбнулась, но понимая, что все — равно подруга от меня так просто не отстанет, придумала для нее историю, в которую можно поверить. Что, мол, ездила с французом в Париж и развлекалась там, пока не вспомнила, что надо бы и домой завернуть.

— А как его зовут-то? — спохватилась Натка.

— Жан, — с грустью ответила я.

— Красавчик?

— Не то слово! — улыбнулась своим мыслям. Знала бы Наташа, сколько у меня там "красавчиков" было, умерла бы от зависти. Но то, что не внешняя красота главное достоинство мужчины, я упоминать не стала.

— Везет же тебе! А свадьба будет?

— Все может быть, Наташа. Но если будет, то тебя приглашу первой. Будешь свидетельницей?

— Спрашиваешь? Конечно, буду! — обрадовалась подруга и заспешила домой.

— Уже уходишь? — огорчилась я.

— Ой, Катюш, если бы завтра выходной, то посидела бы еще у тебя, а так, время-то уже девять, пока домой доберусь… Ты только больше не пропадай. Звони!

— Хорошо! — пообещала я, закрывая за ней дверь.

На завтра мне тоже предстояло множество различных дел. Во-первых, хотела съездить на работу. Наверняка, меня уже давно уволили, а вот забрать трудовую книжку и получить расчет, нужно было обязательно. Затем, купить билет в Омск и оплатить коммунальные услуги — то, что задолжала, да еще на месяц вперед, чтобы спокойно отдыхать у родителей, не заботясь о том, что у меня могут отключить телефон и электричество.

Укладываясь спать, подумала, что вот если бы встретила эту старушку с чесноком еще раз, взяла бы тогда у нее чеснок или выбросила его в урну?

Самое интересное, что не могла ответить на этот вопрос. Оставшись в одиночестве, я снова вернулась к событиям минувших дней.

Размышляя о прошлом, вдруг осознала, что сама того не подозревая, случайно оказалась главной фигуркой на чужом шахматном поле. Недаром говорится, если знать, где упасть, можно выбрать место помягче. По чьей воле я запуталась в сетях расставленных судьбой, так и осталось для меня загадкой. Странное похищение чуть приоткрыло завесу тайны, я мешалась под ногами у сильных мира и теперь с моим исчезновением, они, наверное, вновь вздохнули свободно. Хвала Богу, что хоть не успела ничего разрушить там, чтобы это отразилось тут. Или успела? Я вновь задумалась. Анализируя и сопоставляя прошедшие события, хотелось увидеть, в чем мое предназначение. Было ли что-то хорошее в этом затянувшемся беге с препятствиями? Может, любовь?

Наши чувства с Бюсси были яркой вспышкой. И продлились они совсем не долго. Луи никогда не был откровенен, я не знала о его мыслях, лишь догадывалась о чувствах и желаниях, сама же всегда боялась оказаться недостойной половинкой для блистательного графа. От того, наверное, не решилась рассказать ему правду о себе. Не получилось у нас вечной любви и клятвы оказались жалким фарсом, а чувства разбились о холодную стену животной страсти и ревности. Но, не смотря ни на что, даже зная истинное лицо благородного сеньора, мне хотелось оправдать его поступки. Легко могла это сделать, когда речь касалась других людей, испытав же на себе безумство графа, не сумела простить предательство. Измену, в которой Луи обвинял меня, он совершил сам, с Марго. Все объяснения, доводы и оправдания — ничего не давали и не могли дать, потому что таким историям суждено повторяться. Я не хотела ждать новых побоев, унижений, боли…, не хотела бояться и вздрагивать, заслышав его шаги на лестнице. Не для этого согласилась стать графиней де Бюсси. Счастье не построить там, где нет доверия и взаимного уважения. Беда в том, что я больше не верила в нас. Луи зашел за грань, после которой нет будущего. От этого на сердце осталась горечь.

Сравнивая двух господ: графа де Бюсси и королевского шута, мэтра Шико, я пришла к выводу, что они во многом похожи. Делая выбор, нетрудно ошибиться. Но если бы оказалась в том мире с самого начала, еще раз, смогла бы я пойти по-другому пути или снова след вслед прошла бы по уже проторенной дорожке? Проверять не хотелось.

Шико — безумец и паяц, странный и загадочный для своего мира, казался верхом мудрости и благородства для меня, девушки живущей в двадцать первом веке. Шут всегда был рядом, в самые трудные минуты жизни спасал меня и знал обо мне, порой, больше, чем я сама о себе. Чувство к нему раскрылось для меня внезапно. Вернее, оно всегда находилось в моем сердце, но так глубоко…, что я даже не подозревала о его существовании. Это ли та любовь, что сулила мне старушка? Её ли я должна была испытать в своей жизни? Но если это так, то в моем веке мне больше нечего ждать.

Сейчас, будучи в Москве, дома — я плакала, уткнувшись в подушку и заглушая крик души о том, чего уже не изменить и не вернуть. Мне придется жить с тем, что есть. Заново делать первый шаг навстречу судьбе, навстречу новому дню. Как же это трудно… Очень жаль, что счастье нельзя получить в подарок. Оно дается в руки так нелегко и будет ли еще один шанс на него, пока оставалось неясным.

Как тяжело понимать, что прожила полтора года жизни там, куда больше нет возврата. Я всегда была чужой в том мире, всегда хотела вернуться домой, всегда понимала, что когда-нибудь это произойдет. Верила и боялась. Сейчас, когда все случилось, я снова была недовольна результатом. Так трудно понять себя, свои чувства и желания…

— Чего же ты хочешь, Катя? — я помню этот вопрос, тогда мне хотелось счастья, и оно у меня было. Хотела любви и получила любовь.

Теперь, мне хотелось начать все заново, забыть прошлое, откинуть настоящее и сделать шаг в будущее. Каким оно станет для меня? Мне было почти все равно, лишь бы там имелось хоть немного света и хоть чуть-чуть смысла от моего существования. Ведь должен же быть во всем этом хоть какой-то смысл?

Проснулась не по будильнику, а оттого, что выспалась. Потянулась, Роки тоже уже не спал и чем-то развлекал себя на кухне. Зевнула, открыла шторы, впустила в комнату печальное осеннее солнце. Люблю, когда играют разноцветные листья на ветру, кружат, летают по двору, садятся на прохожих. Запах осени — он самый необыкновенный, наполнен увяданием лета и в тоже время ожиданием чего-то нового, того, что еще только предстоит испытать. Думая о хорошем, настраивалась на новый виток своей жизни. В 16 веке остались и любовь, и разочарование, и сильная боль. С собой же прихватила пару отметин на теле и память, от которой уже никуда не деться.

В моем мире, мне предстояло найти новый путь, и возвращение к родителям могло только в этом помочь.

Я долго гуляла в парке, шуршала листьями, собирала себя по кусочкам, прежде чем явиться в офис. То, что было пережито в прошлом, изменило меня. Теперь все, казавшееся когда-то ценным, перестало иметь какое-либо значение. Карьера больше не манила, замужество, к которому стремятся многие девушки моего возраста, тоже состоялось.

Я боялась идти вперед, к новому дню. Успокоившись, все-таки сделала шаг, потом еще один и вот оказалась у офиса, не решаясь в него войти. То, что страх поглотил меня — это еще слабо сказано. Коленки дрожали, когда переступала через порог.

Девушка в приемной не была мне знакомой, они тут часто менялись и, конечно же, она понятия не имела, кто я такая. Это облегчало мою задачу.

Я сказала, что мне нужно увидеть директора кампании, на что незнакомка ответила:

— Виктор Алексеевич сейчас на совещании, но как только освободиться, примет вас.

— Спасибо. А вы не подскажете, как долго будет идти совещание?

— Не знаю. Вы будете ждать или зайдете позже? — поинтересовалась она, оглядывая меня с головы до ног.

— Тогда, может быть, я могу пока увидеть Марию Сергеевну?

— Какую Марию Сергеевну? У нас их две. Вам Ушакову или Коновальцеву?

Вот так дела… я даже чуть не присвистнула, но вовремя остановила себя. Раньше у нас работала только одна Мария Сергеевна, и я, как назло, совсем не помнила её фамилию.

— Мне нужна та, что работает в аналитическом отделе, — сказала после заминки и девушка улыбнулась, приглашая по телефону мою начальницу.

Буквально через несколько минут услышала удивленно-обрадованный голос:

— Катюша?! Ты ли это?

— Я, Мария Сергеевна, — улыбнулась в ответ, попав в горячие объятья. Никогда бы не подумала, что мой визит может так обрадовать эту грубоватую на ласку женщину.

— Идем, идем! Рассказывай, где была? Мы тут с ног сбились, разыскивая тебя, а потом девочка, светленькая такая, Наташа, кажется, сказала, что ты уехала… Люфаров злой был ужасно. Твой поступок его так расстроил, он ведь на тебя виды имел, хотел даже повысить зарплату и по должности продвинуть, — рассказывала она, а я вдруг остановилась, что-то меня смутило. Фамилия директора, я раньше никогда бы не заострила на этом внимание.

— Как вы сказали? Люфаров?

— Да. Куда же ты, Катя?

— Я сейчас! Я скоро, — побежала по коридору, поднялась на второй этаж и остановилась, замерев столбиком, напротив директорской двери. Все правильно, на светлой табличке, прикрученной к дубовой двери, имелась надпись: Люфаров Виктор Алексеевич.

— Не может быть, — произнесла я почти в один голос с Анькой и присела на стул, стоявший у её стола.

— Катюха, ты откуда взялась? За трудовой пришла, да? — тормошила меня секретарша.

— Да, — ответила, переводя дыхание и собираясь с мыслями, — Ань, дай попить.

— Тебе чай, кофе или коньяк?

— Воды! — ответила, раскладывая фамилию шефа на два слова "Люк" + "Фаре" = Люфаров. А ведь они похожи и даже слишком, только Виктор Алексеевич выглядит моложе своего возможного предка. Вот ведь как бывает, и не узнаешь ничего такого, пока не случится что-нибудь выходящее за рамки обычного. Пока Аня наливала воду, я успела встать и проскользнуть в кабинет.

Голос директора тоже был очень похож на голос моего названного отца. Я замерла, прислушиваясь, впитывая в себя то, что осталось в далеком прошлом. Словно с ума сошла, не отдавала себе отчет в происходящем. К счастью совещание директора по конференц связи уже было закончено и, положив трубку, Виктор Алексеевич с удивлением уставился на меня.

— Катя? Шнуркова?

— Да.

— Что же вы стоите? Проходите, присаживайтесь, — засуетился директор.

— Спасибо, — присела на стул возле его стола, расстегивая свое серое в клетку осеннее пальто, не сняла его внизу, а теперь было жарко. — Я, Виктор Алексеевич, пришла за документами и расчетом. Вы ведь, наверное, уволили меня?

Он так знакомо нахмурил брови, я ловила каждый жест, мне это было просто необходимо, как воздух.

— Официально еще нет. Если ты мне объяснишь, где пропадала и по какой причине, то возможно, я и не стану тебя увольнять.

Незаметно, он перешел на "ты", раньше я за ним такого не замечала. Но мне это даже понравилось. С Люком мы сразу нашли общий язык, в первую же встречу. Перед шефом я всегда раньше робела, а теперь от робости не осталось и следа.

— Я все решила, Виктор Алексеевич, я уезжаю к родителям. А о том, где пропадала… Об этом вам лучше не знать.

— Даже так…, - развел он руками, — Ну что же, я не буду оспаривать твоего решения. Оно ведь окончательное, так?

— Так.

— Мне, действительно, очень жаль, Катя, — сказал он, усаживаясь за стол. Взял лист бумаги, написал что-то красивым витиеватым почерком и протянул мне, — Вот, отдадите в бухгалтерию, вам все выдадут.

И снова послышались в голосе обычные для шефа прохладные нотки, мы стали опять чужими людьми, которых больше ничего не связывает друг с другом, даже место работы.

Я помедлила, лаская взглядом ровные ряды букв, сравнивала эту записку с той, что мне оставил Люк.

— Спасибо, — промолвила, поднимаясь и смахивая украдкой слезы. Сама приняла решение, сама выбрала свой путь. Сама ли?

Все время казалось, что кто-то стоит за спиной и уверено направляет меня, ведет за руку, подталкивает в спину. Откинув волосы назад, которые упали на глаза и спрятали меня от шефа, взялась за ручку двери, как услышала:

— Катя, подождите! — и все-таки он почему-то тоже не хотел меня отпускать. Виктор Алексеевич подошел, взял за руку. — А если я предложу вам возглавить мой новый проект?

— Но, я же простой аналитик…

— И все-таки? Останьтесь, сейчас должен подойти наш новый партнер, вы все узнаете о проекте из первых рук и, возможно, он окажется интересным для вас.

— Ну, хорошо, — ответила, сдаваясь под его горячим натиском.

— Вот и славно! — воскликнул он, чему-то радуясь, понять бы еще — чему?

Секретарша известила о том, что к шефу пришел его партнер и вот, в открывшуюся за моей спиной дверь, вошел мужчина — высокий, черноволосый, в черном дорогом костюме, белом шарфе, с небольшим кейсом в руках — словно из кинофильма, про какого-нибудь банкира, не меньше. Я разглядывала его со спины, так как он прошел мимо, поздоровался за руку с Люфаровым. Бархатистый голос с небольшим акцентом произвел на меня приятное впечатление.

— Екатерина, знакомьтесь — это Жан Антуан Данжлер, партнер о котором я рассказывал вам, а это Екатерина Витальевна Шнуркова, представитель нашей фирмы…

Больше я ничего не слышала, потому что, это был он. Тот, от кого я сбежала вчера. Тот, кого я едва успела полюбить…

Мы стояли напротив друг друга в немом оцепенении, не отрывая взгляд, держась за руки, незаметно перешли на французский:

— Катрин?! Я знал, что найду тебя…, - его глаза светились счастьем. Я же испытывала смешанные чувства. Как он оказался здесь? Как? Но это точно был он: его глаза, улыбка, брови, мимика, только… бородка и усы, что так мне нравились, остались в прошлом.

— Жан? Боже мой! Этого просто не может быть! — произнесла, едва не лишаясь чувств.

— Может, может!! — обнял он меня, — Больше я тебя никуда не отпущу!

Я увидела отблеск солнца в его искрящихся глазах и поняла, что теперь, никуда не захочу убегать. Никогда.

Вечер тихо шептал мелодию любви, призывая ночь. Прохладный воздух перебирал складки тонкого пеньюара. На балконе высокого дома стояла стройная темноволосая девушка, она смотрела на дремлющий город. Огни зажигались на небе и на земле. Или это вокруг неё были звезды? К ней медленно вышел из комнаты мужчина и встал рядом, теплыми ладонями обнял тонкое, словно хрупкий сосуд, тело возлюбленной.

— Ты должен знать обо мне всё, — прошептала она, освобождаясь из объятий любимого.

— Всё? — так же тихо спросил он. — Я уже знаю немало…

— Этого недостаточно. Я не хочу, чтобы между нами стояло прошлое…

Она, с трудом подбирая слова, поведала ему историю, которая произошла с ней совсем недавно и в то же время очень давно.

Он не дал ей договорить:

— Я знаю. Я все это знаю. Я видел во сне, все то, что ты мне сейчас рассказала.

— Правда?

— Да. Я даже знаю, что ты ждешь ребенка, который был зачат там, в той, другой жизни.

Он подошел к ней, взял на руки и отнес в тепло, согревая своей любовью, прогоняя сомнения и страхи.

— Теперь будет все только так, как я захочу, — прошептала Катрин.

— Как мы захотим, — ответил Жан.