Сегодня сие движение, его направленность — загадка. Давно ли всяческие демки, прицепившись к каким-то лохмато-советским запретам на авангард 1910-20-х (об их сущности ещё будет сказано), науськивали авангардистов на "коммуняк", на традиционалистов, на "патриархальщину", на "русопятство"? А вот теперь оказывается: авангард-то уже и не с ними, не со всяческими "демо"-нами. Трудно сказать, с кем он — но часто против них — точно. Для подтверждения достаточно назвать А.Витухновскую. А когда "демо" пытаются сами сымитировать авангард — получается нечто до рвоты беспомощное и тупое. Ну, разрезали свинью в укор России — и что здесь такого? На детском уровне всё это. Обзывалочки дошкольные. И ответить-то можно только на этом же уровне: "Кто так обзывается — сам так называется". Ну, смотрят на Россию через коровью задницу. А умнее ничего не придумали? Дешёво это всё, на хороший мат и то не тянет. Ж… она ж… и есть. Да и чего это гг. перформансистов "туды" потянуло? Кто так обзывается… Никакой это не авангард, а так, неумелая обзывалка. А вот о настоящем авангарде надо бы и поговорить.

Честно говоря, всякий раз, когда речь заходит об авангарде, меня поражает одно: говорят о нём положительно или отрицательно — всё равно говорят, так сказать, sub specie aeternitas — с точки зрения вечности. А между тем как раз это художественное течение по своей природе менее всего подходит для такого восприятия. Начать с того, что оно и зародилось именно как побочное следствие культа прогресса как такового, так сказать, как эйфория от воплощения лозунга "Время, вперёд!". А такое принятие сего лозунга подразумевает значительную скорость этого движения — и, значит, наиболее быстрое устаревание того, что ещё вчера было приемлемым. Да к тому же ещё по самому своему названию авангард должен быть всегда впереди — то есть как бы постоянно разрушать "вчера" ради "сегодня" — и быть готовым разрушить это только что созданное "сегодня" ради "завтра". Стало быть, эфемерность авангарда задана по определению. Поэтому он не может не быть сосредоточенным не столько на ВОПЛОЩЕНИИ, сколько на РАЗРУШЕНИИ или, во всяком случае, на ОТТАЛКИВАНИИ от того или иного вида культуры, который в какой-то момент становится старым, неадекватным новой жизни — а таковым становится, в общем-то, рано или поздно ВСЯКИЙ вид культуры, всякое течение или направление.

Но, возразят мне, авангард, хотя и не имеет законченной формы, доктрины, но свой вкус и цвет имеет. И ведёт он свою родословную именно от авангарда начала XX века, с его принципиальной абстрактностью и механистичностью. Если последнее свойство понятно, как выражение наиболее яркой приметы прогресса, то первое может быть понято, по моему мнению, только тогда, когда исследователь исходит не из статики, не с точки зрения вечности, не из самоценности как таковой, а старается рассмотреть историко-эстетическую ретроспективу появления авангарда.

Так вот, несомненно, что, с одной стороны, авангардная абстрактность есть в какой-то степени попытка осмыслить и принять механистичность, которая часто выглядит абсурдно для нашего тёплого человеческого разума (хотя — парадокс — именно разум её и придумывает), а с другой… А с другой — всё же прав В. В. Розанов, трактовавший всевозможные художественные "завихрения" рубежа XIX-XX веков именно как реакцию на туповатую позитивистскую рассудочность предыдущего периода.

Но эти категории — абстрактность, механистичность — всё-таки слишком общи и не передают в должной степени дух авангарда. И здесь для более адекватной передачи нам придётся снова подойти к рассмотрению в рамках исторической ретроспективы.

Несомненно, что многие черты авангарда — и прежнего, и нынешнего — вызывающе заострены против самого понятия изящного, культурного. Спрашивается, откуда такая озлобленность отрицания? От идеи прогресса? Но почему, спрашивается, прогресс непременно должен сокрушать именно эту область? Почему надо признавать несоответствующим требованиям современности — современности начала ли XX, или начала XXI века — гармоничность? Идея ускорения прогресса, который-де набрал скорость и должен обновить всё старое, сбросить, по известному выражению Пушкина с парохода современности? Да, пожалуй. Но вопрос в том, что наряду с этим отталкиванием от былого в авангарде нередко проступают и многие архаичнейшие черты. Его создатели не хотели их замечать? Да как сказать… Может, Маяковский их и не хотел бы видеть — но Хлебников-то видел и видеть хотел! Кроме того — неужели такое остервенелое отталкивание от былого обусловлено лишь идеей прогресса?

Если мы посмотрим, каким было это самое "былое", что из себя представляла художественная культура конца XIX века — в особенности России этого времени — то поймём, что значительная доля отталкивания от прошлого была отнюдь не вызвана культом прогресса и всем таким прочим, а спровоцирована вопиющей, тошнотворной бездарностью этой культуры в целом. Это действительно был какой-то упадок — и в довершение всего этот упадок подавал себя как некий расцвет, между тем как он был сплошным противоречием в определении. Узоры, пытающиеся совместить пышность, изысканность — и какие-то реалистические черты ("мы же люди РЕАЛЬНОЙ эпохи, мы не живём в сказках XVIII века!") — и в итоге обретающие вместо пышности, изобилия — безвкусную тяжесть; пресловутая реалистичность получалась фальшивой, подкрашенной, в то время как в свою очередь её элементы снижали полёты фантазии; передвижничество вырождалось, "русский стиль" грешил сухостью, геометричностью и только позорил саму великую идею возвращения к своим истокам. Самодовольность "много ЗНАЮЩЕГО" человека, выражавшаяся в копировании самых разнообразных форм искусства прошлого и сливании их в один стакан ("вот я какой ерундит!") сочеталась с самодовольностью "много МОГУЩЕГО" человека. В итоге — страшно смотреть на фотографии обстановки той поры, равно как и на предметы быта; неистовое, небывалое количество всяких хреновых безделушек буквально захламляло столы, стены комнат; неистовое количество рамочек со всякими фотографиями. Рамочек, претендующих и на оригинальность, и на изящество, и на реалистичность — и в которых одно совсем погашается другим. Эта эпоха была похожа на опыты ребёнка с акварелью, когда он хочет смешать множество красивых самих по себе тонов ("ну, теперь-то у меня такая радуга будет!") — и с изумлением смотрит на страшную серую массу, образовавшуюся у него.

Надо сказать, до сих пор мы, как правило, не могли адекватно оценить всю глубину падения искусства той поры (оговорюсь: литературу я исключаю). Просто, с одной стороны, нас слишком "доставал" этот полуофициальный модернизм 1960-х и позднее, а, с другой, искусство прошлых лет, тем более бытовое, нам было не слишком и доступно. Кроме того, изучение — всё-таки это не то же самое, что погружение…

Но вот настало наше время. И надо сказать — во многом нынешнее бытовое искусство повторяет черты искусства того периода безвременья. То же огромное количество всякого претенциозного барахла; то же аляпистое и на редкость дурацкое золочение "под старину" на книжных переплётах; то же "изяЧное" бронзовое литьё, с массой новейших, дорогостоящих эффектов и методов обработки — но идущих к смыслу изображаемых вещей как к корове седло; та же пошлятина "под старину" за несусветную цену. И — правду говоря — то же страшное количество восстановленных по старым чертежам храмов потрясающего, тошнотворнейшего безвкусия, позорящих саму идею традиционности, возврата к истокам, русскости, наконец. И теперь-то мы начинаем — нет, не просто понимать, а ЧУВСТВОВАТЬ то, что чувствовали люди той далёкой эпохи — то, что в такой поганой струе дешёвок-подделок теряется, девальвируется настоящее, высокое. На фоне океана фиговин красного кирпича с луковицей на макушке теряется, задыхается Покров на Нерли, точно так же как в оркестре не слышно двух чисто играющих скрипачей, если все прочие — а особенно громогласные медные духовые — лабают чёрт-те что, играют, как раньше смеялись, "в тоне ща-бемоль". И становится понятным необходимость вырваться из этого задыхающегося мира, взорвать всё это… "У вас — бестолковые, слащавые, перегруженные всякой лабудой картины, в которых формы просто сдохли, заваленные незнамо чем; ну вот — мы вам рисуем чёрный квадрат, просто — чёрный квадрат; вот вам — простейшая, чеканная форма, и главное — без ваших заморочек, вашей многозначительности, не стоящей гроша ломаного; вы перегрузили всё всем — а у нас смысла нет — да и хрен с ним; после вашего перегруза нам и подумать о нём скоромно". Повторяю: всё это САМО ПО СЕБЕ несъедобно, непитательно; но ведь когда объелся всякой жирной дрянью — питательности и не нужно; нужен РВОТНЫЙ ПОРОШОК. "Динамиту заложил — а ну-ка, дрызнь!" (Маяковский).

Вот поэтому и не получилось с авангардом того, что для него планировали наши западники. Ну да, они рассчитывали (и рассчитывают до сих пор) на противоречия авангарда со сталинской культурной политикой. Но Сталин был СТРОИТЕЛЬ — и суть этого противоречия — это разность путей строителя и разрушителя. Очень часто, когда перед авангардистом становится задача не ломать, а строить, он становится ультратрадиционалистом. Примеров тому — тьма. Казимир Малевич, когда ему нужно было СТРОИТЬ пилсудскую и постпилсудскую Польшу, не рисовал, скажем, шара, вписанного в куб, не повторял свои чёрные квадраты, а обратился к традиционно-польскому, фольклорно-примитивизированному портрету — парсуне. Да и в наши дни один из талантливейших поэтов — А. Широпаев — начал как эдакий Маяковский ("Баррикадь! Абракадабрь!"), а теперь пишет стихом, характерным для поэтов сталинского времени, таким же накрученно-забронзовелым: "Тем яснее безумцам: ведомый Звездою Полярной, // Ты вернёшься, Артур, ты в России воскреснешь, Артур". Да, ломать — не строить; да ведь и строить — не ломать. А покуда у нас цветёт и пахнет вот эта буржуйская (именно так; не капиталистическая, не купеческая, не буржуазная даже, а только — дешёво-буржуйская) "культурка" отливания дамочек-профессионалок из бронзы с виртуозной передачей волос оных где нужно и где не нужно — будет и контркультура авангарда. И на прикормку она не пойдёт. Пойдёт только на Великую Задачу.

Надо её приблизить — и не будет авангарда. Будет искусство Великой Цели, старо-новое или ново-старое — никто разбирать не будет, лишь бы хорошее. Консервативно-революционное. Или — по Широпаеву — искусство вернувшегося Артура.