***
В России — разгуляй-погода!
Все месяцы — мужского рода.
Взять хоть бы нынешний февраль:
сулил с похмелья стужу, враль,
а на дворе — весной дохнуло,
и всё проснулось, что уснуло.
Зато зелёный май, бывает,
в снега ландшафты одевает.
Короче, русская природа
взяла немало от народа,
от широты души и сердца:
нет-нет и выкинет коленца!
***
Мы недотёпы и мерзавцы,
себяубивцы, дети тьмы,
но разве мы… христопродавцы?
Его распяли… разве мы?
Всё было не по протоколу,
а с чьих-то дальнобойных слов.
Он, на кресте обвисший, голый,
смотрел на мир поверх голов.
И взгляд его окровавленный
молчал, не проклиная нас...
Ведь кто-то должен во Вселенной
исполнить жертвенный наказ!
***
Очередной банальный Новый год.
Вагончик жизни — всё на тех же ржавых рельсах.
Душа в мозаике обыденных забот
подвержена всё тем же интересам:
прожить еще денёк,
прочесть, точнее — пробубнить молитву.
Всяк — одинок, хотя бы и сам Бог,
и все одну свершают тризну или битву:
с самим собой, омыв лицо и душу,
идти на смертный бой,
чтоб устоять, ещё мгновенье... Сдюжить!
ПОСЛЕДНИЙ ЛУЧИК
Заволакивают тучи
небо жизни... постепенно.
Наконец, последний лучик
просочился из Вселенной:
знак любви, надежды, веры?
Для чего сквозит, не гаснет?
Я-то знаю: без химеры,
без обмана — нету власти.
...Заволакивают тучи
небо жизни окаянной...
Правда, есть Последний лучик —
милосердный, но… обманный!
ЯНВАРСКОЕ СОЛНЦЕ
Хоть, солнце и холодновато,
но так лучисто в январе!
Над лесом — вспышка! Словно атом
распался — взрывом — на заре.
Снега, пропитанные светом,
стволы деревьев — как в огне...
И в доме выпуклы предметы,
сплошь пребывавшие во сне.
Ну, а глаза — как бы прозрели,
освободясь от пелены...
И зазвучали птичьи трели
из горней спаленки Весны!
ЭФТАНАЗИЯ
Парализован был не мозг,
не руки-ноги отказали,
но как бы... обвалился мост —
посредник духа и реалий.
Быть иль не быть? — одно из двух
по Гамлету... А крах — мятежен!
Когда парализован дух,
уход из жизни — неизбежен.
Осталось подыскать врача,
не палача, но — духоведа.
...В церквушке сельской, где свеча
пылала негасимым светом, —
явился старец и во тьму
моих сомнений — фразу бросил:
"А где твой ангел? Вот к нему
и обращайся... с просьбой".
ДИАГНОЗ
Нет ни смазки, ни клея
для починки мозгов...
Я сегодня болею,
а диагноз таков:
не шурупят шурупы,
и в сосудах — мороз.
(На ходячие трупы
ограниченный спрос.)
Да к тому же моторчик
с похмела барахлит.
Плюс — душевные корчи
и затравленный вид.
Приослабли пружинки,
"Да" и "Нет" — на весах.
…Но таятся смешинки
в хулиганских глазах!
НОЧНЫЕ ЛЮДИ
Я слышу говор... Что-то в нём
нездешнее... Спи, неврастеник.
Ночные люди под окном
передвигаются, как тени.
И в два, и в три, и даже в пять,
касаясь сморщенной панели,
те люди не дают мне спать!
И ведь — не духи: в шапках, в теле.
Причина? Под окном скамья:
троллейбусная остановка.
Влюблённые? А как же я?
Мне их подслушивать неловко.
***
Над вымыслом слезами обольюсь...
А.С.Пушкин
Рисунок линий на ладони
скучней, бледней по красоте
смешенья красок на картоне
иль — на промасленном холсте.
Сплетенье линий или красок —
что впечатляет нас мощней?
Что реставрирует наш разум,
ржавеющий в пучине дней?
Искусство красок — кто отринет?
В них ласка жизни и борьба.
Но линии — неповторимей:
в них зашифрована судьба.
НАРУЖУ
Ты уже проснулся как бы,
но в глазах восторга нет...
Сквозь задымленный декабрь
продирается рассвет.
То ли утро, то ли вечер...
На ветвях в саду, как клей,
полумрак разлит... И нечем
сделать долю веселей.
Непролазье разум полнит.
За окном — унылый вид…
Маята... И тут я вспомнил,
что дорога предстоит!..
На плечо забросил сумку,
запахнулся поплотней
и нырнул в зовущий сумрак —
в неизвестность... Ей — видней.
УСПЕТЬ
Любить людей, а также птиц,
зверюшек, рощицу… Любить без фальши,
любить в пределах жизненных, границ...
А после жизни — всё послать подальше?!
Жестоко слишком... Что-то предпринять
необходимо — до сошествия в пучину:
родить ребенка, птичку не поймать,
березку воспитать или рябину.
Пока связует с жизнью нить —
во тьме вселенской пару слов нашарить
и песенку на небо запустить,
игрушечную, как воздушный шарик...
МОЖЕТ, ВСЁ ЖЕ...
Умопомрачительная весть:
я ещё "не "там", а где-то здесь!
Вот она — цепочка от сортира,
унитаз, изгибистый, как лира.
Вот моя рябинка подросла —
лапкою душистою трясла.
Вот моя соседка — сто пять лет —
бдит, перекрестившая рассвет.
Умопомрачительная власть
нами, глухарями, занялась:
вдалбливает в замшевое ухо, —
может, всё же — удалась житуха?
***
Я сговорчивый теперь:
до стакана дотянулся.
Уходя, поглажу дверь,
чтобы мир не содрогнулся.
Предрекали, что зима
нынче женственною будет.
От зимы я — без ума:
ходуном сугробы-груди!.
Я иду наискосок
парка... Дерзости не прячу.
Совершаю марш-бросок,
молча — в сторону удачи.
А удача — не беда,
всё равно, в каком обличьи,
лишь бы рядом, а куда...
да хоть к черту на кулички!
***
Ударил друг по тормозам,
истошно заскулили шины...
Я на шоссе в безлюдье, сам
послушно вышел из машины.
Махнул приятелю рукой,
и тот умчался, в даль влекомый.
В моей душе возник покой
и мир, доселе — незнакомый.
Торчат дорожные столбы,
и свист железный — вдоль дороги,
И, заглянув за край судьбы,
не смог я сдвинуть с места ноги.
***
Чья-то старость — резон.
Чья-то старость — трезвон!
А моя — летаргический сон…
Слышу: капает кровь —
рассекаема бровь.
А я грешному миру шепчу: будь здоров.
Вереница писак,
за отсутствием слов,
занята обретением шляп — не голов…
Мир меняет не музыку мозга,а ритм.
Власть желудка над всем вездесущимцарит!
Не читают с амвона молитвы —бубнят.
Не ласкают поэты стихами —звенят!
Ну, а я не поэт — летаргический сноб,
невидимку поглубже напялил на лоб.