Вернулся из двухнедельной поездки на остров Хайнань, самую южную часть Китая, тропический остров, заселенный китайцами и народностями Ли и Мяо, когда-то ссыльный остров для опальных вельмож Поднебесной, ныне уже всемирно известный курорт, где и на Новый год вода в океане 23 градуса, а тропическое солнце готово поджарить любого деда Мороза со снегурочкой.

Но меня интересовали не пляжи, на которых я практически не был (не пляжный человек по натуре, больше двух часов ни разу в жизни ни на одном пляже мира не выдерживал, надо чем-то заняться, куда-то идти, что-то делать). Предоставленный самому себе, я активно общался с китайцами – и на фабриках великолепного хайнаньского жемчуга, построенных еще японцами, и хрусталя, изумительного китайского шёлка и в нефритовых мастерских. Ездил на такси, благо оно в Китае предельно дёшево, по острову, по древним религиозным буддийским и даосским святыням, по деревням народностей Ли и Мяо, по китайским рыбацким поселкам. Интересно наблюдать за китайцами. Даже когда они с чем-то не справляются, что-то не получается у них, приветливость остается и на лицах, и в обращении. Ей-Богу, даже если тебя уличные торговцы в чём-то обманули, в чём-то надули, приятнее иметь дело с ними, чем с нынешним нашим повседневным хамством.

Китайцы всегда улыбаются, впрочем, как и американцы, только природа улыбки несколько иная. У американцев улыбка обозначает оптимизм, всегдашнее "ОК", даже если на душе кошки скребут, нельзя показать виду. Это улыбка одиночки, индивидуума, который доказывает, что он всегда уверен в себе и своих силах.

У китайцев же улыбка идёт от их древней философии: она растворена в их вечно улыбающихся божествах, в улыбке Шао Синя, в улыбке Будды, улыбается едущий на лошади или на буйволе мудрец Лао Цзы, улыбается даже бог войны и заодно письменности Хуан-ди, улыбается лунный заяц Юэ Ту, улыбается священный кот, лапой призывающий всех посетить пустующий даосский храм, а также все бессмертные, все герои и все святые всех трёх китайских религий.

Даже Конфуций, этот китайский великий философ, по сути и создавший самую стройную и нерушимую систему иерархического государства, тоже таит улыбку в своем строгом взгляде на окружающий мир. Улыбается даже жестокий и гениальный император Цинь Шихуанди, ныне воспетый в прекрасном фильме китайского режиссера Чжана Имоу "Герой". И где вы еще увидите улыбающихся драконов? Везде в мире это отрицательные персонажи, в Китае дракон – символ мощи и величия, уверенности в себе и незыблемости китайской пятитысячелетней цивилизации.

Я увидел такого уникального улыбающегося деревянного дракона работы старых мастеров в хайнаньском чайном салоне, который содержит всегда приветливая и улыбающаяся очаровательная китаянка Лариса Ван. С такой же чарующей улыбкой она встречает и посетителей в своём ресторане "У лотоса", где мы отмечали юбилей моей жены, актрисы и педагога по голосу Ларисы Соловьевой. Ресторан был украшен терракотовыми воинами подземной армии Цинь Шихуанди, фигурками любимых китайских героев из знаменитого романа "Путешествие на запад" У Чэнь-Эня.

Согласно легенде герой романа – мифический Царь обезьян Сунь У-кун когда-то побывал и на острове Хайнань. Под его красочной, тоже улыбающейся фигуркой мы и сидели за юбилейным столиком; китайский музыкант пел нам песню, а мой шанхайский друг Михаил Дроздов провозглашал тосты и нарезал юбилейный торт. Мы подружились с Ларисой Ван, и в память о нашей дружбе и о юбилее моей жены улыбающийся деревянный дракон теперь охраняет нашу китайскую коллекцию изумительных по красоте изделий из нефрита, бронзы и шёлка.

Доброжелательная улыбка – это уже тысячелетний стиль китайской жизни. Китайцы всегда выглядят доброжелательными и стараются хотя бы внешне угодить своему гостю. Не думаю, что это лакейская угодливая улыбка, идущая от вечного подчинения то своим императорам, то завоевателям с востока и с запада, с севера и с юга. Китаец в душе всегда считает себя и свой народ главными на земле, а страну свою – центром Поднебесной. Да и что для него каких-то двести лет иноземного англо-франко-немецко-голландского, увы, и русского заодно, владычества по сравнению с пятитысячелетней историей единственной сохранившейся с древних времен цивилизации.

Смею думать, что улыбка китайцев была заложена в "Дао дэ цзине", написанном мудрым старцем Лао Цзы в шестом веке до новой эры. "О, как хаотичен мир, где все ещё не установлен порядок. Все люди радостны, как будто присутствуют на торжественном угощении или празднуют наступление весны…" Даосы приветствуют хаос, то есть свой личный природный путь, по которому должен следовать каждый человек. Даос всегда слегка пьян от радости мира, и сообщает эту радость другому.

Скажу честно, мне ближе даосы, нежели буддисты или конфуцианцы. Скажу еще честнее, мне кажется, что не только китайцы, но и все русские немного даосы. Вслушайтесь в слова древней даосской песни:

Солнце восходит,

тогда мы работаем.

Солнце заходит,

тогда мы отдыхаем.

Мы роем колодцы и пьем.

Мы пашем и едим.

Какое отношение к нам

имеет власть императора!

Вот так и каждый русский в глубинке, в поселке или в городе, живёт своей жизнью, не обращая внимание на того, кто в это время правит страной. Какое ему дело до Путина или Горбачева, Брежнева или Хрущева? Он делает свое дело, он погружает себя в великий мир природы, идёт своим естественным путём жизни, рожает детей, пишет стихи, и сторонится всякой власти. Только когда уж совсем достанет его безумная власть, русский начинает бунтовать – так же, как и китаец. История Китая – это тоже, как и русская история, непрерывная смена жестоких и безжалостных правителей и народных мятежников, китайских Разиных и Пугачёвых, неоднократно менявших династии и становившихся новыми китайскими императорами. И, как правило, мятежники пользовались даосским учением, привлекали к себе даосских поэтов и мудрецов.

Впрочем, умная конфуцианская власть тоже учитывала даосский характер своего народа. Конфуций в своих "Суждениях и беседах" писал: "Государь – это корабль. Его подданные – это вода. Вода – это то, что несёт на себе корабль, но она может его и опрокинуть…"

По моим наблюдениям, на работе китайцы склонны чувствовать себя конфуцианцами, державниками, строителями поднебесной империи, а по вечерам, отстраняясь от своей работы, они превращаются в анархичных и насмешливых даосов, ищущих в миллиардном Китае свой личный мир и строящих свой образ жизни.

Говорить о китайцах, как о едином целом послушном народе вряд ли стоит. Их много и они очень разные. Таких чистюль, как в Сингапуре, населённом китайцами, штрафующими за любой плевок на улице, в мире не найти, но редко встретишь и таких грязнуль, которых еще полно на материковом Китае. Есть крайне обязательные и дисциплинированные люди, и есть полные разгильдяи, с трудом отрабатывающие то, что им положено. У нас в России крайне подозрительно относятся к китайским товарам, забывая, что это наши же челноки скупают за бесценок уличные самоделки, но в лучших американских магазинах я видел ту же китайскую обувь, которой нет сносу. Китаец всегда готов добиться того качества, которое необходимо покупателю. И мировой рынок самых качественных высокотехнологичных товаров так же заполнен китайской продукцией, как челночный рынок китайскими развалюхами.

Хоть и писал Иосиф Бродский издали, из своей северной архангельской ссылки, что "Китаец так походит на китайца, / Как заяц – на другого зайца. / Они настолько на одно лицо, / Что кажется: одно яйцо / Снесла для них старушка-китаянка…", вблизи видишь колоссальную разницу между южанами и северянами, сотни местных диалектов, разных обычаев, примет. А уж северную и южную кухни никогда не спутаешь. Попавшие на Хайнань северяне предпочитают питаться в многочисленных русских ресторанах, нежели идти в самый изысканный южно-китайский ресторан. На севере Китая те же пельмени, то же мясо, а предложат тебе в южном ресторане изысканное блюдо "Битва дракона с тигром и птицей феникс", и уже после еды, облизывая пальчики, ты узнаешь, что дракон – это мясо змеи, вместо феникса то ли курица, то ли попугай, ну а роль тигра во вкусно приготовленном блюде выполняет мясо кошки. Зато любители морских гадов могут перепробовать на Хайнане практически всех обитателей морского и океанского дна. Кстати, приехавшие из северного Даляна и Харбина лучшие специалисты по традиционной медицине, как я заметил на наших посиделках, южную кухню явно избегали.

В этом тоже душа Китая: стремясь к державному единству, ибо пример Советского Союза лишний раз показал к чему приводит сепаратизм, искренне приветствуя строгую иерархичность власти и авторитарность управления, одновременно они не склонны к унификации и единообразию. Ценят и не забывают древние обычаи каждой провинции, живут своей неповторимой жизнью. В той же "Дао дэ цзин" пишется: "Управление большим царством напоминает приготовление блюда из мелких рыб..." И каждая рыбёшка дает свой аромат, свой привкус. Каждый человек даёт своё дэ, свою неповторимую душу. Ибо, несмотря на явную склонность к общинности и коллективизму (а иначе им не прожить в своем миллиардном муравейнике), они в культуре и идеологии гораздо более разнообразны, нежели русский народ. Одних философских течений, противоречащих друг другу, порою обретающих религиозную форму, у них десятки, а то и сотни. Но чисто по-китайски эти противоречия никогда не принимают воинственный характер. Конфуцианство уживается с даосизмом, буддизм дополняется дзен- или чан-откровениями.

Я был в даосском древнем храме Царя драконов, поднимался к бессмертной даосской черепахе, вчитывался в иероглифы великих китайских поэтов, которые мне переводили мои китайские и русские друзья. И понемногу, кажется, начинал понимать природу их великого хаоса, делающую их цивилизацию необыкновенно устойчивой. Мне больше по душе характер южных китайцев, не столь чиновных, энергичных и предприимчивых. Думаю, на северных китайцев до сих пор оказывает влияние давнее монголо-маньчжурское продолжительное правление. Впрочем, такое же влияние оказывает на центральную Россию давнее монгольское иго, и потому поморы-северяне или южане-казаки, донские и кубанские, то есть русские, не знавшие ни крепостного права, ни монгольского нашествия, ближе по характеру южным китайцам. Лишь излишняя централизация России не позволила вольнолюбивым северным и южным русским окраинам стать такими же мощными независимыми центрами влияния, как Шанхай или Гуаньчжоу, Гонконг или остров Хайнань. Я уверен в скором мирном присоединении Тайваня к единому Китаю, думаю, это произойдёт в течение ближайших десяти лет, но я уверен также, что тайваньское влияние на дальнейшее развитие Поднебесной будет едва ли не равным нынешнему южнокитайскому шанхайскому влиянию. И кто кого подчинит, сказать трудно. Может быть, тайваньские лидеры в какой-то момент со своей продуманной идеологией интеллектуального национализма и промышленной модернизации окажутся в пекинском руководстве.

Пекинское правительство, со своей программой конфуцианского регламентированного порядка, несёт единую для всей страны систему централизованных ценностей, и она необходима единому Китаю. Но, дабы не закостенеть в экономическом, научном, промышленном и идеологическом развитии, Пекин традиционно дозволяет южным даосским или же буддийским окраинам вносить столь необходимый и целебный хаос для создания новых великих культурных, литературных в том числе, и научно-экономических достижений.

Как ни парадоксально, китайский тоталитаризм и иерархичность оказываются более гибкими, чем наша российская система.

Может быть, и нам необходим был староверческий, равноправный, а то ещё и языческий, ведический, древнерусский противовес тому же официальному православию? Не случайно же все знаменитые дореволюционные купцы и промышленники были из староверов. Сейчас их место занято инородцами, а где же наш целебный русский пассионарный хаос?

Душа Китая изначально двуцентрична, разделена на Инь и Ян, на женское и мужское начало, на солнечную и теневую сторону. Мужская Ян означает свет, огонь, воздух, дракона, лето. Женская сила Инь чаще символизирует воду, темноту, ночь, мягкость, птицу Феникс, зиму. Вся китайская традиционная медицина исходит из даосской Инь-Ян философии равновесия и гармонии природы.

Вот потому всё развитие китайской политики, литературы, медицины, философии направлено на достижение гармонии между Инь и Ян, на достижение разрушенного равновесия. Они дополняют друг друга, как дополняют друг друга конфуцианство и даосизм. Лично я в появившемся спустя пять веков из Индии третьем, буддийском, учении вижу лишь религиозно оформленную ветвь даосской философии. Не случайно очень много понятий в буддизме и даосизме схожи. По крайней мере, они не противоречат друг другу и не нарушают традиционную двуцентричную систему.

Китайские врачи, усердно лечившие меня от моих болячек в хайнаньском филиале известного на весь Китай далянского центра традиционной медицины "Горизонт", пытались восстановить давно нарушенное равновесие между Инь и Ян в моем организме. Я называл это десятидневное восстановление гармонии "допросом партизана", ибо даже самый безобидный из всех способов лечения массаж ступней и тот не обходился без нажатия на все болевые точки на распаренных ногах. Не буду говорить про китайский общий точечный массаж, про скобление всего тела, про иголки, торчащие из меня со всех сторон. Если выжил, значит, теперь жить буду долго. Плюс целебные отвары, которыми я запасся на долгий срок.

Меня спрашивают, даёт ли это лечение какую-то пользу? Давайте исходить из того, что при всей пока еще бедности основного населения, проживающего в деревне (до 80 процентов), продолжительность жизни среднего китайца, как минимум, лет на десять больше нашей. Естественное природное питание, рис и овощи, морепродукты, традиционная медицина, ибо в деревнях пока еще современных клиник нет и в помине, – вот и все волшебные рецепты китайского долголетия.

Добавлю ещё один волшебный рецепт. Когда я ходил по долине долголетия в буддийском центре Наньшань, то сначала поднялся до ступеней 90-летия (его называют белым долголетием), потом, наконец, не спеша добрался и до ступеней 98-летия (чайного долголетия). Да и мой новый друг, владелец клиники традиционной медицины "Горизонт", сам врач по образованию, искусный специалист Пётр, признался, что считает главным лекарством китайцев от всех болезней чай, который они пьют так же постоянно и в больших количествах, как мы в России пьём, увы, водку.

В Китае, во всех городах, где я бывал, почти не видел пьяных, хотя водка для простых китайцев чрезвычайно дешёвая – рублей 20 поллитровая бутылка. Это элитарная водка "Маотай" стоит дороже виски и коньяка. Но китайцы не пьют в больших количествах ни дешевой, ни дорогой водки. Во всех ресторанах стоят десятиграммовые рюмки – сколько же этих рюмок надо, чтобы напиться? К тому же китайцы любят наслаждаться едой, не портя вкус от неё алкоголем. Ценителя китайской культуры может удивить, что при этом в китайской изысканной поэзии с давних времён царит культ вина. Опьянение связывают с озарением. Полно книг о странствиях бражничающих монахов. Еще в народных песнях эпохи Хань за 200 лет до нашей эры слышны были призывы:

Ну так выпьем вина.

Оседлаем звезду

И познаем прекрасного суть!

Великий поэт Ли Бо с кубком в руке воспевает луну, где "белый заяц лекарство толчёт, / и сменяет зиму весна". И лунный луч как бы наполняет его кубок.

Я хочу, чтобы в эти часы,

Когда я слагаю стихи за вином, –

Отражался сияющий свет луны

В золочёном кубке моём.

И святые мудрецы в его поэзии пьют без конца, с даосской мудростью не спеша в небеса, ибо "мы здесь напьёмся – всё равно". За вином пишет стихи Тао Юань-мин, беспрерывно пьёт вино Се Тяо в эпоху Шести династий, пьют все великие поэты эпохи Тан. Поёт на берегу за кубком вина поэт одиннадцатого века Лу Ю, впрочем и в пьяном застолье он не забывает прославлять мощь Поднебесной:

Я пьян, гляжу на волны…

Пусть все призыв мой

Пламенный читают:

О, восстановим

Прежние границы, –

Сметём врага

За рубежи Китая!

Известный поэт Ли Бэй где-то в седьмом веке так и утонул, пожелав в полном опьянении обнять в реке отражение луны. Мистическая роль вина как бы и не отрицается, но эти десятиграммовые рюмочки тоже известные с тех же древних пор наводят меня на мысль о "десятиграммовом пьянстве". Помню, в детстве, зачитываясь Ремарком и Хемингуэем, мы поражались, как лихо их герои пьют "двойной виски". Позже узнали, что это всего лишь два булька из навинченного колпачка, те же десять или двадцать граммов. Уверен, того же рода и так называемое китайское пьянство. Может, для трезвого человека десяти граммов "Маотая" вполне хватит для хмельного озарения? Да и культуры вина, как и молочной культуры, у Китая не было и нет, ещё вопрос, что подразумевали поэты под понятием вино.

Зато чайная культура на самом высшем уровне, и японцы всего лишь продолжили традиции чайной церемонии (как, впрочем, и все другие свои религиозные и культурные традиции, заимствованные у Китая). Наверное в совершенстве я культурой чайной церемонии уже никогда не овладею, хотя учили меня в Китае большие мастера, и чайных наборов дома хватает, и привезены сорта самого лучшего зелёного, красного, белого и чёрного чая. Знаю и в Москве приличные китайские чайные домики. Наверное, так же, как обобщённо пишут китайские поэты о вине, и мы способны писать о чае. Хотя Саша, бывший москвич, осевший на Хайнане и занявшийся торговлей чаем, считает, что лучший чай на острове можно выпить лишь у него. И нет ничего в мире лучше южных сортов китайского чая.

С чая и начинают китайцы свои застолья, чай у них – всему голова. Вот и доживают до чайного (98) долголетия. Чай и даёт всей нации неспешные силы для сотворения китайского чуда. Вот уж воистину – чайное чудо. Чайна-мир. Чайные нации сегодня и определяют экономику мира.