Пишу эти заметки, которые назвал заветными, невольно торопясь, потому как испытываю ощутимую боль реальных раковых метастазов в животе после второй оперативной попытки удалить опухоль – попытка оказалась запоздалой. И заметки мои будут иметь характер завещания-увещевания своим коллегам по литературному ремеслу.

А толчком к написанию данных "заветов" послужила ненароком оживлённая фраза нашего знаменитого критика Владимира Бондаренко в его статье "Трудно быть русским" (Завтра", 2007, №20).

"Уничтожая понятие "русские", мы уничтожаем всю нашу национальную историю, всю свою самобытность, мы уничтожаем один из уникальнейших и талантливых народов мира. Конечно, можно винить внешние факторы давления национальных меньшинств или иных государств, не заинтересованных в дальнейшем развитии русской нации, но прежде всего вина на подобном отношении лежит на нашей политической и культурной элите, на нашей, увы, давно уже не заинтересованной в духовном развитии собственного народа безликой отечественной интеллигенции. Увы, но прав был Ленин: это не интеллигенция, это дерьмо."

О деградации, дебильности политической элиты за последние десятилетия нет нужды распространяться: достаточно бросить даже беглый взгляд на лидеров недавнего, ставшего уже историческим прошлого и на современных политиканствующих "вождей", и вы попадаете из мира титанов в сплошную Лилипутию: там – мудрый Рузвельт, умнейший Черчилль, провидческий Сталин, честнейший рыцарь де Голль, здесь – безликий Буш, растерянный Блэр, нерешительный Путин, беспринципно-болтливый Саркози. Последнего, правда, В.Пруссаков в том же номере "Завтра", где опубликована и бондаренковская статья, назвал "весьма талантливым", но в чём он узрел "таланты" новоиспечённого президента Франции – умолчал (может быть, в том, что Саркози – греческий еврей по материнской линии, как наши Мавроди и Гавриил Попов?).

О политиках второго эшелона от Раис, Саланы до теперь уже, увы, стареющих Зюганова, Жириновского и Явлинского и вовсе сказать нечего – это уже на 100% отработанный материал. Ну а толки о "гениальности" помощника главы путинской администрации якобы всесильного В.Суркова представляются мифотворчеством журналистской братии.

А посему, оставляя современную политическую элиту и, прежде всего, российскую, ибо о ней и "печётся" В.Бондаренко в статье "Трудно быть русским", на обочине своей заметки, перехожу непосредственно к нашей культурной элите, а ещё конкретнее – к коллегам-литераторам, именующими себя писателями земли русской. Но вот, например, весьма неплохой русский писатель прошлого века Максим Горький стеснялся именоваться писателем и скромно называл себя литератором. А то, что Горький был действительно выдающимся художником слова, т.е. писателем милостью Божией, я недавно убедился снова, перечитывая его эпопею "Жизнь Клима Самгина" (советую, между прочим, последовать моему примеру другим собратьям по перу), в которой он, пожалуй, сильнее, чем кто-либо из других великих русских художников XX века, раскрыл психологию индивидуалиста-эгоцентрика из интеллигентов, которые нынче составляют ядроносную суть культурной элиты, в том числе и той, представители которой занимаются литературным творчеством.

Да, я утверждаю, что все наши писатели (речь веду, конечно, о прозаиках, ибо поэты и впрямь продолжают оставаться зачастую в неведенье "какое, милые, у нас тысячелетье на дворе"), включая и тех, которых глубоко чту и уважаю, поражены... коварными метастазами Клима Самгина, а именно: как и горьковский герой, они, относя себя к разряду "избранных", при всей своей изощрённейшей наблюдательности, уме и проницательности бегут от болевых жизненных конфликтов, боятся их, если они к тому же касаются социальных основ бытия (замечу, что Клим Самгин хотя и был профессиональным юристом, тоже мнил себя "инженером человеческих душ" и совсем не случайно, прочитав ту или иную книгу, особенно сочинения знакомых литераторов вроде Леонида Андреева, нередко прикидывал уровень исполнения авторов-профессионалов "на себя" и почти всегда в свою пользу, т.е. считал, что он бы мог написать лучше и глубже, хотя и баловался иногда всего лишь журналистикой).

Так можно ли при такой самгинской самоустранённости от окружающей действительности, от её трагичной обречённости претендовать на роль духовных пастырей народа (а кто из сочинителей втайне не претендует на такую роль?), его просветителей?

Мне скажут, что утверждения голословны и надо подтверждать их примерами. А я отвечу, что вообще почти не вижу примеров активного вторжения писательского скальпеля в нашу, с одной стороны, яростную, а с другой – ублюдочную жизнь, когда за последние десятилетия Отечество наше, русская нация гибнут, гаснут на глазах (толки о "стабилизации" в путинскую эпоху не просто выдавание желаемого за действительность, но и циничное враньё) – зловещий симптом тому – появление на авансцене гайдаро-чубайсовской клики на XI международном экономическом шоу в С.-Петербурге 9-10 июня 2007 года.

В.Бондаренко мне возразит и назовёт имена Александра Проханова, Захара Прилепина и ещё кое-кого, включая и Веру Галактионову, в чьих сочинениях и впрямь шкворчит самая что ни на есть злоба дня, и они действительно пронизаны болью за, можно сказать, гибнущее под "музыку" красивых рассуждений о "суверенной демократии" и романтических мечтаний о "Пятой Империи" Отечество. Но таких – считанные единицы, и не они, к сожалению, определяют общую тональность так называемого современного литературного процесса, если таковой существует в яви.

Я преклоняюсь перед Александром Прохановым – этим действительно превосходным летописцем нашего времени, но ведь он, в сущности, великий одиночка. Даже его талантливейшие ближайшие друзья-товарищи от В.Личутина до А.Кима предпочитают всё же либо дистанцироваться от горячей действительности, либо прикрываться от неё мистико-мифологическими и историческими завесами. То же самое можно сказать и об А.Сегене и других даровитых авторах его поколения. Видимо, до конца высказали свои вещие слова Юрий Бондарев, Валентин Распутин, Василий Белов, Виктор Лихоносов, Владимир Крупин. Допускаю, что ещё не сказали последнего слова В.Маканин, П.Краснов и Б.Екимов, но они всегда отдавали предпочтение исследованию души как бы вне социальных катаклизмов...

Есть ещё плодовитый и талантливый Николай Коняев из Питера, но он всё как-то не может собраться для того, чтобы произвести могучий единовременный выстрел... Все же другие занимаются самым старательным самгинским созерцанием себя и окружающих с отторжением их болей и бед нашей русской нации в целом, над которой нависла смертельная угроза существования, о чём справедливо вопиет В.Бондаренко.

В чём корни "самгинщины" или "самгинизма", т.е. внутрискорлупного существования? Вспомним сорокалетнюю историю "покорения" жизни горьковским героем. В детстве он слыл умным мальчиком-очкариком с претензией на вундеркиндство, много читающим, много знающим. Правда, ум его был механистическим, книжным, лишённым творческого воображения, и это не уходило от внимания таких проницательных и даровитых натур, как отчим Клима предприниматель Варавка и глашатай философского индивидуализма учитель Томилин. С полным безразличием и одновременно с саркастически-въедливой наблюдательностью за всеми, с кем ему довелось общаться, прожил Клим детские и отроческие годы. Такой же скептически-иронический ум сохранил Самгин и в студенческую пору, и в годы возмужания, став профессиональным адвокатом, пережив революцию 1905 года, первую Мировую войну и февральскую революцию 1917 года. К ироническому взгляду на окружающих у Самгина прибавились невероятно разросшаяся амбициозность, самомнение и действительно незаурядные аналитические и психологоведческие способности, какие демонстрируют, к примеру, современные беллетристы а ля Пелевин, Крусанов, Быков, Ерофеев и прочие изучатели "жизни насекомых" и их публицис- тические близнецы типа М.Веллера и компании.

Кроме того, Самгин, лишённый, как уже сказано, подлинного творческого начала, увы, претендовал на роль не только аналитика общества, но и на учительское мессианство, полагая, что его знания и ум дают ему право и судить других, и управлять этими другими путём внедрения в их сознание тех идей, которыми, как ему казалось, он овладел в совершенстве. Правда, по части овладевания теми или иными идеологическими и философическими подпорками он зачастую пользовался клише, взятыми напрокат из книг или услышанными от тех, кого ставил гораздо ниже себя и да-

же презирал. Но так уж устроен такой психологический феномен интеллигента по имени Клим Самгин, великолепно подмеченный и развенчанный Горьким: всю жизнь кормиться идеями, взятыми с чужого стола и выдавать их за свои под видом многозначительного критиканства всех и вся и при полном отсутствии мировоззренческого стержня, своей выстраданной жизненной позиции ("Я всё время чувствую себя в чужом платье: то, слишком широкое, оно сползает с моих плеч, то, узкое, стесняет мой рост", – признаётся в минуту откровенности этот самовлюблённый "изучатель жизни").

Не наблюдаем ли мы эти самые метастазы "самгинизма" или "самгинщины" у представителей современной российской интеллигенции, именующей себя "властителями дум" и прикрывающей зачастую убожество своего духовного потенциала "интеллектуальной" напыщенностью, квазиэрудицией, претендующей на оригинальность и избранничество. И что примечательно: чем больше труженики пера (я опять всё-таки возвращаюсь к ним) ощущают свою растерянность перед возникающими перед ними проблемами (а они, повторюсь, почти эсхатологические – ведь реалии надвигающейся катастрофы нашей культуры, нашей национальной самобытности в целом – прав В.Бондаренко – неотвратимы, если мы не предпримем радикальных мер), чем больше осознают, говоря словами выдающегося русского поэта ХIХ века В.Полонского, что "писатель, если только он есть нерв великого народа, не может быть не поражён, когда поражена свобода", тем сильнее у них развивается раковая опухоль самого оголтелого "самгинизма" и её коварных метастазов, то есть они полагают (или делают вид), что вокруг тишь, гладь и божья благодать, и все попытки по преобразованию жизни считают обреченными на провал. А потому – безопаснее и надёжнее – отвернуться от всех и вся ("а был ли мальчик-то"?) и тем самым продолжать своё незатейливое растительное существование, но – странное дело – поучая при этом и других не двигаться дальше созерцательного отношения к катастрофическому истощению родников жизни. Я говорю об этом с великой горечью, ибо сплошь и рядом вижу уход писателей в скорлупу своего эгоистического "я", их равнодушие к животрепещущим проблемам нашего бытия.

Скажут, что это было всегда и особенно характерно на крутых поворотах истории. Да, было, и отсюда – все зародыши всех декадентских течений – это аксиоматично. Но ведь мы знаем и другое: именно в годины великих потрясений и опасностей, нависавших над Отечеством, лучшие художники слова действительно вставали в первый ряд духовных лидеров нации, исполняя тем самым промыслительную роль народоводителей, которая присуща им по Божьему велению. Как опять же сказал почти полтора века назад В.Полонский: "Писатель, если только он волна, а океан Россия, не может быть не возмущён, когда возмущена стихия". Грустно и больно только сознавать, что нынче и Полонский, и его великие современники от Толстого до Блока, увы, не являются авторитетами для наших бойких борзописцев. Метастазы Клима Самгина настолько всеохватно проникли в их телесную и душевную оболочку, что всякие хирургические вмешательства представляются почти бессильными – говорю это как пребывающий в том состоянии, про которое писал великий немецкий теолог и реформатор культуры Мартин Лютер: "У созданной души человека два глаза – один может созерцать вечное, другой – только временное и сотворённое. Но эти два глаза души могут делать своё дело не оба разом; и только когда человек близок к смерти, когда его физический глаз умер или почти умер, открывается духовное зрение..."

И уповаю на то, что кто-то из собратьев по перу всё-таки услышит меня.