РАССКАЗ

Каждое лето я езжу из Москвы, где живу, к родителям под Минусинск, что на юге Красноярского края. Это больше трёх суток поездом по Транссибу, потом ещё автобусами... Плацкартные вагоны я предпочитаю купейным, и не из-за их относительной дешевизны (хотя и это имеет значение), а чтобы посмотреть на людей, послушать, что и как они говорят (в моей писательской профессии это важно), что едят, как одеваются. На улице или в кафе они совсем другие, чем в поездах, – поезд, как-никак, дом, кому на сутки, кому на двое-трое-четверо...

Однажды (могу даже высчитать год – две тысячи второй) я возвращался в Москву, и где-то в Новосибирске, а может, в Омске (впрочем, нет, в Омске поезд стоит ночью, а тогда был день), короче, на одной из станций в наш плацкартный отсек заселились две девушки. Одна, постарше, лет двадцати семи, заняла нижнюю полку, а другая, на вид четырнадцатилетняя, – верхнюю. И, что свойственно полуподросткам-полудевушкам, стесняясь посторонних, злясь на себя за неловкость, вторая стала устраивать свое временное жилище.

Положила на сетку косметичку и щётку с пастой, сунула под подушку книгу и плеер, а на стенке (там есть такая упругая полоска, неизвестно мне, для чего) укрепила портрет Сергея Бодрова... Я лежал на соседней полке и наблюдал.

Девушка обернулась на меня; я тут же притворился дремлющим. Убедившись, что не смотрю, она быстро поцеловала портрет, что-то прошептала. Легла, вставила в уши наушники. Шипяще зазвучала мелодия; я сумел разобрать, что это "Наутилус", песня "Крылья". Усмехнулся: "Поклонница "Брата".

В то время меня раздражала мода на Бодрова, и я часто иронически говорил, увидев его на экране: "Вот он, герой поколения. Двух слов не может связать. Типичный Серёга. Зато мочит всех подряд без рефлексий". И его быстрое продвижение наверх раздражало – и актёр культовый, и сценарии востребованы, и уже сам фильм снял. "Ещё бы. Папаша-то у него не слесарь с завода"...

Прошло часа два. Я успел действительно подремать, полистать неинтересную книгу, от души позевать со скуки; девушка спускалась и поела там со своей сестрой. Потом забралась обратно и, перед тем как улечься, снова шепнула что-то портретику.

– Любимый артист? – не выдержал я.

Девушка торопливо, горячо на меня взглянула, как на нахала, но ответила:

– Типа того.

– М-да, девушки таких любят. Уверенный, сильный. Жалко, что в жизни таких что-то нет.

– Он и в жизни такой. – И девушка легла, потянула к ушам наушники.

– Вряд ли. В жизни все слабоваты. Сама жизнь делает человека слабым. Компромиссы, общепринятые ценности, ограничения... Я вот, – кашлянул я вроде как смущенно, – писатель, третья книга выходит, много журнальных публикаций...

Я сделал паузу, ожидая, что девушка спросит мою фамилию, но она не спросила. Впрочем, и наушники вставлять уже не спешила.

– И меня постоянно ругают, что у меня герои слабые, плывут по течению. В общем, правильно. Но я ищу сильного героя, крепкого. К каждому человеку приглядываюсь. И... я сейчас сильных имею в виду... и – или животное, зверь точнее, или притворяется до первого осложнения. Зверей не хочу плодить в литературе. Да и что в них интересного? Шагают по жизни, остальных топчут, если кто-то дёрнется – в харю. А те, кто сильными притворяются... Да ну их тоже... Приходится писать о слабых. И вот кумир ваш... это на экране он такой, а в жизни реальной...

– Он настоящий парень, – уверенно сказала девушка.

– Откуда вы знаете? Знакомы с ним, что ли?

– Нет.

– А в Москве вообще бывали?

– Нет, не была.

Я вздохнул:

– А я живу там почти десять лет. Нету там настоящих. Настоящих или убили, или, если вдруг кто появляется сильный, быстро размякает. Я тоже когда-то отсюда, из Сибири, в Москву сильным приехал.

Я остановился, передохнул. Лёжа на спине монологи произносить не так уж легко... Девушка смотрела на портрет Сергея Бодрова, руки лежали на почти плоской груди.

– Сергей вписался в систему, сделал имя, стал знаменитым, – понимая, что внимание девушки может в любую секунду исчезнуть, продолжил я. – И помогли, конечно стать таким. И что впереди? Будет играть долго-долго крепких парней, братьев, офицеров в Чечне. Фильмы снимать. По тусовкам ходить, "Кинотаврам".

– Ну и что, он достоин...

– Достоин, понятное дело. Но я о другом – никогда он, как в фильме, не выйдет на улицу, чтобы навести справедливость. То есть...

– Если надо будет – выйдет.

Я снова, уже как-то умудренно, вздохнул:

– Вряд ли, вряд ли. Он с детства живёт в другом измерении. Папа – режиссёр известный, тусовки, свой круг...

Говорил я искренне, и в то же время дразнил девушку, вызывал на спор. Мне нравилось при случае спорить с такими вот, лет четырнадцати, – они ещё ко всему относятся всерьёз, жарко отстаивают свои, только-только сформировавшиеся принципы и в то же время прислушиваются к мнению других; если приложить усилия, их можно переспорить, переубедить, переделать.

– Фильм "Сёстры" видели? – спросил я.

– Да, конечно.

– Понравился?

– Да.

– И там вон, помните, Бодров встречается с героиней, удивляется, что она так хорошо стреляет...

– Да, помню. – Лицо девушки напряглось, видимо, гадала, к чему это я.

– Предлагает ей идти к себе в охранники, кажется. И уезжает. И – всё. У неё проблемы, жизнь на волоске, а он уезжает с пацанами.

– Но он ведь не знал.

– Ну, мог бы узнать.

– Спасти их должен был их отец. Это его миссия.

– Миссия, месседж, – я усмехнулся. – Наверно... Да, скорей всего, вы правы. Его миссия... А вы бы хотели оказаться на месте этой сестры?

– В каком смысле?

– Ну, в жизни?

– Не знаю, – девушка дёрнула плечами, глянула на портрет; Бодров серьёзно, без улыбки словно бы слушал наш разговор.

– А в фильме этом сняться? С Бодровым познакомиться вообще?

Девушка посмотрела на меня, как на дурака, и отвернулась к стене. Зашипела в наушниках музыка. Кажется, все те же "Крылья".

Я открыто, без спешки оглядел её – острое плечо, впадина талии, круглый, уже почти женский зад, маленькие стопы в красных носочках. Года через три-четыре замуж потянет. "И выйдешь за какого-нибудь настоящего парня, который ларьки бомбит, – подумал иронически. – Удачи". И тоже отвернулся, с полчаса усиленно пытался уснуть, и потом уснул – укачало.

Утром девушки и её сестры уже не было. Сошли где-то между Омском и Тюменью. Я обрадовался, что так – за вчерашний разговор было слегка неловко, за свои откровения, что я писатель. Поговорили – и ладно, и перестали друг для друга существовать.

...О девушке я вспомнил через несколько месяцев, когда узнал, что Бодрова и его съемочную группу накрыло на Кавказе лавиной. Представлял, как она не отходит от телевизора или компьютера, ожидая новостей, как рыдает, а скорее всего (это ближе её характеру), тихо, сдерживаясь, глотает слё- зы, подобно Оксане Акиньшиной в финале фильма "Сёстры"...

С тех пор прошло уже много лет. Действительно, много. Бодрова так и не нашли – он погребён подо льдом и камнями в Кодорском ущелье. Фильмы с его участием время от времени показывают по телевизору.

Наступили новые времена, пришли новые киношные герои. Но что-то более настоящих, чем Бодров, я не увидел. Зато в жизни стал встречать парней, напоминающих его. Правда, без пистолетов они, и не бьют при первой возможности морду противнику, но, по всему судя, если возникнет ситуация, будет крайняя необходимость – раскрошат.

Хотя не в этом их настоящесть, а в какой-то внутренней силе и в природной доброте. Есть у них инстинкт честности, благородство...

Сложно это выразить – сущность людей вообще показать непросто, да и разобраться в ней. Но не похожи они на пацанов из девяностых, безбашенных и звероватых, а скорее, смахивают на ребят-комсомольцев из ранних советских лет, хотя их я знаю по книгам да фильмам...

И девушек, подобных той, с которой несколько минут разговаривал тогда, лежа на верхней полке, тоже встречать стал немало. Немногословных, спокойных, понявших что-то важное, что-то для себя решивших.

Может, – да наверняка, – жизнь большинство из них поломает, попортит, сделает слабыми и пустыми. Хочу верить, не всех. И кто-нибудь из таких парней и девушек наверняка сделает что-то настоящее. Не знаю, что именно, но, уверен, угадаю: именно это – настоящее.

И когда еду в поезде из Москвы в сторону Минусинска и обратно, надеюсь встретиться с той, что тогда, семь лет назад, повесила на стенку портрет Бодрова. Не помню её внешность, да она, естественно, очень изменилась, но, думаю, окажись мы рядом, в одном плацкартном вагоне, я узнаю её. Подсяду, извинюсь за ту свою иронию. Спрашивать, как складывается её жизнь, не буду.

И так будет понятно – по-настоящему или нет.