– Вот вы тут говорите, что молодежь сейчас безынициативна, не деятельна… У нас в молодежном совете всё не так, к примеру, активно развивается спорт, открываются всё новые площадки для занятий различными видами спорта...

Далее – заготовленная реплика в стиле "мы бодры, веселы" из известного советского кинофильма.

Это была встреча с Сергеем Шаргуновым в городской библиотеке. Парень с девушкой, лет немногим за двадцать, выделялись. На них обратили внимание все, почему-то с первого взгляда стало понятно, что не за разговорами о литературе сюда пришли. Они заметно волновались, это волнение пытались подавить бойкими разговорами друг с другом.

Потом молодой человек дождался необходимого момента, выстрелил репликой, и через некоторое непродолжительное время они счастливые от чувства выполненного долга покинули зал. Как стало известно, информация о неблагонадежных высказываниях, якобы имевших место в ходе выступления, была оперативно доведена до сведения…

Я понимаю, что власть готовит себе молодёжный резерв, куёт новые проверенные кадры. Но при этом всегда хочется спросить: почему эти кадры заправляются определённой программой действий, почему им внушается, что верх всех жизненных мечтаний – стать менеджером в крупной компании или чиновником. Ну или, по крайней мере, пристроиться где-нибудь поближе к лучезарному властному солнышку. После этого даже никому не надо объяснять, что достижение этих целей возможно только через лояльность, через конъюнктурность, через виляние хвостом. Происходит глумливое переформатирование юных личностей, а, как я помню, это практически смертный грех.

Не очень люблю рассуждать о себе, публично рефлексировать... Но сейчас попробую. Три года я работал чиновником, пресс-секретарём, то есть официальным рупором муниципального органа власти, и всё это время считал себя достаточно свободным. Это была и внутренняя свобода, которая внешне позиционировалась через свободную форму одежды, а вовсе не галстук/костюм. Помимо этого всегда свободно мог выступать на страницах городской прессы уже в качестве публициста с различного рода собственными домыслами-рассуждениями. К примеру, что-то выходило о выборах, о партийной системе, потом в газетах разворачивались дискуссии. Этому не мешал тот факт, что и предыдущее руководство города, как и сейчас состояло и состоит… С моим прежним руководителем у нас сложились отношения, которые можно определить неологизмом "советования":

– Андрей, зайди, мне надо с тобой посоветоваться…

– Владимир Николаевич, мне надо с вами посоветоваться, как лучше сделать…

Просто была иная школа у человека, иная стать, способность к компромиссам и дипломатические таланты в полной мере.

Это разговор, конечно, не об абсолютной, но свободе. Теперь об адекватности, ну или о тяге к адекватности.

Для человека пишущего, моя уже бывшая трудовая деятельность была если не верхом мечтаний, то, по крайней мере, достаточно желанной. Но я с первого дня старался не заигрываться, пытался ограждать себя от рабства приятной привычки, всегда знал, что смогу развернуться и уйти. Да куда угодно уйти. Мести улицы, сторожить склады…

Естественно, когда вижу, что той организацией, в которой я работал, интересы которой отстаивал, управляют извне и топают ножками по любому поводу, – я в недоумении... Когда мне стали говорить: почему ты общаешься с этими журналистами, с этим СМИ, ведь они наши враги?!. Когда я последние несколько месяцев вижу, что моему руководителю наушничают, и на стол услужливые анонимы поставляют – распечатки всех моих письменных высказываний с добросовестными рукописными комментариями на полях… Когда мне в последний упрёк поставили, что я встретил и принял друга, критиковавшего партию власти и так далее... В этой ситуации моя внутренняя свобода и тяга к адекватности на реплику "пиши заявление об уходе" отреагировала единственно возможным образом.

А как иначе? Сидеть, подстраиваться под ситуацию, дрожать и трястись за место, вжимать голову в плечи перед любым начальником, мечтать о счастливой пенсии, деградировать и стареть на глазах? Ради чего? Ради уюта, ради условных жизненных благ?

Мне же уютно с ощущением личной свободы и адекватности. С осознанием того, что, по крайней мере, сам для себя я смогу создать личную независимую республику, внутренний "город Солнца".

Эта республика оберегает от страха, от преждевременного старения, от нервного желания подстраиваться под обстоятельства, от желания иных тебя сломать, загнать в какие-то рамки, сделать роботизированным механизмом.

Так для чего этот замес из, казалось бы, не связанных друг с другом тем? Молодая парочка и кретинизм личной ситуации…

А всё для иллюстрации довольно банального умозаключения: в какой-то момент человек начинает соглашаться, свыкаться, привыкать ко всему и оправдывает свои действия, свои поступки этой привычкой. Одно дело, когда позади большая часть жизни и время подводить итоги, другое – когда человек с младых ногтей спешит и тянется к этому. Некоторых уродуют, ломают, соблазняют пряниками, другие сами готовы стараться, выслуживаются согляда- таями, шипят анонимами, шагают стройными колоннами вперёд за какой-нибудь морковкой. К сожалению, сейчас для всего этого слишком унавожена почва, и от неё источается пар страха.

Но по наивности хотелось бы думать иначе, что ощущение молодости нужно сохранять в себе. А молодость призывает бороться, часто идти против течения, высказываться, проявляться, и не становиться серой услужливой тенью с согнутой спиной и вечным выражением лица "чего изволите-с?.."

P.S. Сергея ШАРГУНОВА

Только что я побывал на юге и на севере в Краснодарском крае и Архангельской области.

О чём говорят люди?

Люди говорят о задавленности.

Вертикаль давит каждого инициативного человека. Каждого.

Один хочет заниматься бизнесом, открывает хлебопекарню, от него требуют вступить в "партию власти", он идёт на принцип, отказывается, и его пускают по миру. Но всё равно разгромят твой бизнес, если ты умел и энергичен.

Другой избирается главой района, начинает вести независимую линию, близкую желаниям большинства, – тотчас заводят уголовное дело, отправляют в тюрьму – умирает.

Третий типаж – это журналист.

Местную прессу дожимают повсюду.

Живые размышляющие люди, те, кто по природе своей активен, кто хочет себя уважать, приходят на встречи и говорят: невмоготу!

Этим встречам помешать очень сложно. Трудно найти основания, чтобы запретить эти встречи. Приезжаю именно как литератор. Как одиночка. И зовут меня отдельные литераторы.

Например, в Архангельскую область пригласил известный литературный критик из моего поколения – северодвинец Андрей Рудалёв.

Он насытил два дня разъездами и встречами, так что не было просветов во времени. В четверг-пятницу я встречался с людьми, а в понедельник Андрея уволили с работы. Потребовали уволиться. Он работал пресс-секретарем Совета депутатов Северодвинска. Получается, из-за меня лишили парня работы.

В Северодвинске, городе на Белом море, отразилось, как в капле, холодное море нашей действительности.

В марте 2009 года там прошли выборы мэра. Из шести кандидатов сняли четырех, придравшись к документам. Оставили будущего мэра и его дублера. Один из несостоявшихся кандидатов – Сергей Непогодьев, директор ТВС (телевидения Северодвинска), популярного самостоятельного канала. Власти канал закрыли, сотрудников разогнали. И сделали другой канал – рапортующий.

Непогодьев с парой коллег пробует теперь делать интернет-портал "Беломорканал". Мы встретились с Сергеем, пообщались на этом сайте.

Я увидел усталого придавленного человека.

Он не сдается, но видна тяжёлая грусть.

В главной областной газете "Правда Севера" поменяли главреда.

Даже недавний митинг на площади Архангельска более четырёхсот медиков, замученных нищетой, пресса замолчала. Яркий журналист родом из 90-х Андрей Масленников не может издавать газету "Ревизор", её не берётся печатать ни одна областная типография, ведь в газете есть критика властей, а этого достаточно для запрета.

Андрей Рудалёв пишет у себя в ЖЖ о том, что группировка начальствующих "патологически боится любой дискуссии, иной точки зрения, она злопамятна и мстительна, агрессивна и смехотворна в своих действиях".

Всё так.

Смехотворна…

Может, надо просто смеяться над всем этим?

И так согреваться – смехом.

Смеяться, пока холодное море покрывается льдом...