АКТ ОДИНОЧЕСТВА

А счастливые дни,

проведённые с тобой

в этой постели

среди объятий и поцелуев,

в спорах о глаголах

и прилагательных?

А голубые озёра,

а отдалённые тихие вершины, увиденные в твоих глазах

при ярком сиянии полудня?

А тихая музыка,

подсластившая, будто мёдом,

губы мои,

когда, измеряя твои стихи,

обнаружил

скрытую немую букву?

А сокровище сути слов твоих,

прозвучавших

против воли моей,

когда увидел

в твоём предательстве

мои единственные

по-настоящему правдивые

слова?

Своим одиночеством

тебе обязан,

Своё одиночество

тебе вручаю,

Поэзия.

КЛАДБИЩЕ В ТИБЕРИИ

На эти засушливые земли,

где скудно выпадают дожди,

проливало с такой силой

в последние недели.

На римском кладбище

Тиберии

настоящая весна:

высокие маки

поднялись над травой

и накрыли могилы,

закрывая их взор

на Иерусалим.

Галилейское море

дремлет на своём

древнем подносе

серого перламутра без волн,

и в его зеркало смотрятся

высоты Голана.

Никогда такой близкий мир

не рождался

из стольких войн.

Никогда старые могилы

не были так роскошны.

Сегодня прохожу по тропам

старых легионов Тиберия,

недавно прошедших танков

Израиля.

Могильные плиты,

цветы, мечеть

меня предупреждают

об обмане.

Здесь никогда

не было войны.

Умирают здесь только

за наслаждение покоем

на Святой земле.

ПРИДОРОЖНЫЕ ЦВЕТЫ

Та старушка предлагала нам

свои цветы,

собранные у края дороги.

Проснулись мы с прибоем

Онежского озера,

и свет зенита

освещал искрами

пепельные листья деревьев.

А старуха настаивала у леса

со своими увядшими цветами

на руках.

"Один рубль, один рубль" –

едва-едва,

с блестящими глазами,

бормотала.

В дряхлых руках старухи

увядшие лепестки опадали.

А дорога показывала

свежие цветы.

те же цветы –

в таком большом количестве

и такие прекрасные,

что было бы абсурдно

купить их,

а не собрать горстями.

Это не была ни Индия,

ни Сиерра Леона,

ни Гаити, ни Гватемала.

Богатые тоже плачут?

Намного хуже:

русские голодают.

ИСТОКИ ПРАВОСЛАВИЯ

Рукописи Патмоса

дошли

до этих дальних земель,

чтобы зажечь их

небесными голосами.

Нет ничего восхитительнее

и трогательнее,

чем чувствовать

непривычное упоение

под собором парящей музыки,

преисполненное мягкостью

и усладой,

которая садится на уста мои,

как облако,

и душит счастьем

и изумлением.

Будто рождённый у закоулка

ветра,

распахиваю крылья

любой судьбе.

И от этих голосов

поющих ангелов застревает в горле

тревожный ком, наполняя мои глаза

их счастьем

БЕЗВОЗВРАТНОЙ ЖИЗНИ

В одной старой...

волнующей стране,

похожей на Россию

меж двух революций,

крик жизни зреет во мне,

вспомнив дни экзекуций.

Ряды колеблющихся растут, полны болью и унынием,

как проданный

пепельный образ,

покрытый утопии дымом.

Отбрасывают тень

высокие дубы

на замёрзшее озеро

былого времени,

и доходит алый отблеск синевы,

как в доктора Живаго

сновидении.

И я знаю, что эта боль

переживёт отсутствие

среди руин разума нашего.

ЯСНАЯ ПОЛЯНА

Владимиру Толстому

Каждый день всё больше

общаюсь с пчёлами.

Эти платонические диалоги

очень серьёзны,

про мёды жизни

и совершенство Мироздания.

Пчёлы улыбаются и трудятся,

не переставая меня слушать.

Подходят к улью,

а потом возвращаются,

кружатся над садом у озера

под стройными дубами.

Пытаюсь их остановить,

пусть будут внимательнее,

пусть просветятся о значении

гармонии светил и природы,

славы Бога и его сокровищ.

Но они продолжают трудиться

Кричу на них тогда немного

и укоряю за невнимание к чуду

всего существующего.

Наконец, пчела-королева

выходит из улья

и строго изрекает истину,

что я всего лишь цикада,

утомляющая их

своей болтовнёй.