***

Дрожит горизонт за лесом,

Торопится стать ничем.

Шампанского – хоть залейся,

Хочу им поить грачей,

Чтоб пена жила на клювах

Сознанием правоты,

И чтоб возвращалось к людям

Желание высоты,

Чтоб небо, как покрывало,

Под утро сорвать я мог,

Чтоб ты в мою жизнь впадала,

Как самый большой приток.

Шампанское – весть благая,

Которую знают все.

Хочу, чтобы ты, нагая,

Пошла за мной по росе,

А после со мной летала

С улыбкой от облаков,

К другим облакам, где мало

Народу, но тьма веков.

Из тёмной вселенной этой

Нащупывал Бог слова.

Ты песни моей неспетой

Не помнишь, и ты права.

Напрягся бокал всей осью,

Коснёшься – и сразу в крик.

А грач, что забыл про осень,

Отчаялся и охрип.

Истлели в руках фиалки,

Закатам – пора шалеть.

Враги – не страшны и жалки,

Друзей же нельзя жалеть.

Ты раны мои залечишь,

Сойдя навсегда с пути.

Шампанского хоть залейся!

Не слушай меня, лети!

Бокалы сомкнём, отметим,

Что кровь с виноградом врозь.

И ты между тем и этим –

Огромная в сердце гроздь.

***

Прошлогодней давности стихи,

Как на удивление, тихи.

Женщины, с которыми расстался,

Как в жару мороженое, тают.

Их любовь другие сохранят.

У злодея наготове яд.

Не театр – мир, а закулисы,

Хитрость и коварство – это к лисам,

Глупость и упрямство – это волчье.

Занавес давно разорван в клочья,

Зрители исчезли кто куда.

Ничего в бокалах кроме льда.

Будто новогодние шары,

Рифмы удивительно стары.

У злодея на столе сирени,

У героя новые мигрени,

Волк не знает для чего овца.

Всех томит отсутствие конца.

Бесконечность пострашнее смерти,

Память – это древний тёмный знак.

Боги не поймут, как мы посмели

Их отправить в поднебесный мрак.

Время рассчитать совсем не трудно,

Главное, чтоб сын вернулся блудный.

Прошлогодней давности любови,

Вынесут сравнение любое.

В гримуборной зеркала осколки

Отражают ламп неровный свет.

Суетятся лисы. Воют волки.

Зал пустой. Билетов лишних нет.

***

Сердце моё далеко от тела,

Пока его вижу – я ещё жив.

Сияет верхушка огромной стелы,

В ресторанах предлагают аперитив.

В памяти переклички арестантов в изоляторе,

Перебранка листьев, человечий вой.

Трепещет сердце моё заклятое,

Пока его слышу – я ещё живой.

Машины беснуются ночью матовой,

Невидимой руки повисает плеть.

Сердце пахнет молоком матери,

Пока его чую – меня не одолеть.

Выпит аперитив, несут закуски

Официанты без кавычек и заковык,

Я хочу говорить по-русски,

Даже если вырвут у меня язык.

Ось моя не выдержала и согнулась,

Сердце зову из последних сил.

О, если бы оно ко мне вернулось,

Я бы его обратно не отпустил.

Кто-то скажет, что ложь усердней,

Чем всё наше праведное житьё.

А я смотрю на убегающее сердце,

На безвозвратное сердце моё.

***

Мне кажется, что жизнь моих друзей

Не кончилась, а закатилась в угол.

А юность возле огородных пугал

Застыла. Ей не стать уже резвей,

Не выгадать ни часа, ни минуты,

Всё началось задолго до поры,

Как рыбы, от усердия надуты,

Со дна подняли старые миры.

И соблюдая правила игры,

Мои друзья, задвинув крепко шторы,

Оставили пустые разговоры,

Чтоб вслушаться в напев земной коры.

А жизнь? Она длинна и бестолкова,

Мизантропична и не так нужна,

На огороде выросла стена –

Забвенья непреложная основа.

Ведь юность – эфемерная княжна –

Нуждается в защите от былого.

Мои друзья, таланты, ротозеи,

Пропойцы, пожиратели небес,

Вы презирали всякого лакея,

И вас не спутал, хоть и путал бес.

Зачем же вы разлуки чёрствый хлеб

По нищим разбросали слишком рьяно?

Великий город окнами ослеп,

Ничтожный раб зализывает раны.

На свет пробраться стало тяжелее,

Ветра всё одиночней и всё злее,

А камень преткновенья под ногой,

Всегда не тот, всегда совсем другой.

***

Как жаль, что луны не коснуться, как раньше, руками,

Остались вопросы, а прошлого будто и нет.

Живя на равнине, становишься ровным, что камень,

И датой рожденья мараешь обратный билет.

Гремучая смесь одиночества с мыслью о благе

Отчизны, в которой смертельна октябрьская стынь.

В промокших полях отзывается хохот бродяги,

И поезд качается с призрачной тенью впритык.

На ветках не птицы, а сгустки вчерашней обиды,

Готовится снег на себя уронить облака,

Глаза отыскали печальные русские виды,

И этим глазам запретили моргать на века.

Пустые леса в ожиданье свирепого гула,

Охотничьи ружья долги отдают тишине.

Друзьям уж пора выходить из тяжелых загулов,

На что-то их держит, но что-то их держит на дне.

Наверно, луна им обманы пускает вдогонку,

И пальцы до хруста, до крови сжимают бокал.

Эх взять бы её, отложить бы спокойно в сторонку…

Но бред это всё, человек и в грехах своих мал.

На карте почти не видна заповедная область,

Такой географии вряд ли окажешься рад.

А осень винить – небольшая, как водится, доблесть,

Особенно если ты сам перед ней виноват.

***

Если думать, что горизонт – черта,

Ему нужна параллель.

Без неё не получается ни черта,

Какая-то бесформенная канитель.

Параллельные линии, параллельные пути,

Две розы, две лилии.

Не пересечёшься, как ни крути,

Да и как крутиться, коль ты линия.

Невозможность любви выражена графически,

Математическая благодать.

Но горизонт один, вот в чём фикция,

Ему даже не о ком помечтать.

Моя судьба горизонтом скошена,

Я сам себе царь и монах.

Лучше уж иллюзии крошево,

Чем её крах.

Уходя со всеми дорогой заката,

Ощущая ступнями земли испуг.

Узнаю в Лобачевском брата,

И линию жизни соскребаю с рук.

Чтобы потеряться в мире параллельном,

Где никто не встречается с тем,

С кем хотелось бы в час расстрельный

Пережёвывать виноград поэм.

Видишь, надуваются пузыри

На воде, не живой не мёртвой.

А Рима всего лишь три,

И каждый из них четвёртый.

А когда я выгуляю всю маету,

Дайте мне кисть колонковую,

И я подведу черту,

Параллельную и незнакомую.

Откроется последний клапан,

Выпорхнет чумовая звезда,

И планета в геометрическом коллапсе,

Улетит неизвестно куда.