***

Этот запах осенних прогулок

И влюблённость еще ни в кого. Переулочек, переулок,

Мне рябины твои – божество,

В одиночестве слаще молитва,

Значит прок в одиночестве есть.

Сеет дождь сквозь небесное сито

На московскую жесть.

***

И тебя, единственный мой друг,

Я как вредную привычку брошу,

Разомкну пустых объятий круг

И уйду под звёздною порошей.

Стану я в бессоницу листать

Старый сонник, фрейдовский предтече,

Стану я на мертвого гадать,

Чтоб услышать голос – человечий...

КОЛДУН

– 1 –

Из солнца майского, пропахшего смолою,

Ты этот дом сложил.

Вхожу в него, поссорившись с молвою,

Сдирая плащ из лжи.

Седые волосы, изрезанные пальцы

Молитвенно люблю,

Твой взгляд простой, ребёнка и страдальца,

Я над собой ловлю...

Полёт захватывает дух, но крылья

Окрепли от ветров,

Ты весь пронизан золотою пылью

Иных миров ...

– 2 –

Как много лиц вкруг лика твоего,

Прорваться бы к тебе,

Услышать сердце.

Кого здесь только нет, кого –

Вакханки, дети, иноверцы,

Они кричат на разных языках,

А мы с тобой не понимаем...

Сквозь этот гвалт

Меня сжимает страх,

Что рухнет, созданное маем.

За этот май, я многое, поверь,

Простила несговорчивой природе.

Скорей туда, где на засовах дверь,

Куда никто и никогда не ходит!

– 3 –

Когда нас дьявол обвенчал

В натопленной избе,

Ты непокорным сразу стал,

Единственным в судьбе.

Я проклинаю сладкий миг,

Тебя, седой колдун,

Обожествлённый мной старик –

Смехач, шутник и лгун.

Ты снова зельем опоишь,

Не скрыться от тебя,

И стану жить, как ты велишь

И ночь и день губя!

***

Хоть всю душу в суете выжми,

И закрой от людей в запах

Подорожник у подножья пижмы

И оскоминный яблонь запах,

Все равно души твоей коснётся

Осень сенокосов и колодцев…

А в сиянье отцветающем кипрея

Вживе явлена российская идея...

***

Перемелются метели,

И тебя забуду вдруг…

И может быть росистой ночью

Когда-нибудь в чужом краю

Ты вспомнишь и захочешь очень

Послушать песенку мою.

Но той твоей росистой ночью

Ни звука не услышишь ты,

Лишь ухнет что-нибудь, мороча

Твой чуткий слух из пустоты…

Ни камнем, ни росинкой талой

Не встречусь на твоём пути,

А помнишь, ты дарил кораллы,

Те, из Парижа, от Тати?

И на убитых в камень тропах

Не встречусь я тебе нигде,

И не узнать, какой я стала,

Ни на земле, ни на воде...

Нет, помнишь, ты дарил кораллы?

***

И в печалях, и в празднике – кромешное одиночество,

Только плоть помогает ещё быть не одинокой.

Но и это уйдёт,как буйное творчество,

Яркое и образное, но без мысли глубокой,

Как уходит, превращаясь в следующее состояние,

Всё, что угодно, под Луной многоликой.

Сегодня она огромна, будто Земле подражает, обрати внимание.

Птицы лунному фону отвечают криком.

***

спрятано моё детское дыхание,

И первые обвинения миру,

Там я искала себе – слава Богу, не осилила –

Неподъёмную Лиру –

Влиять на ход Истории – мечта розового детства.

Локти кусала в кровь, что на Чёрной речке –

Не остановила...

Просто некуда деться бывало

От этих непотребных страданий опыта малого.

Сжималось бессилием сердце, как ладонь от снега талого...

***

Молчания я не нарушу,

Что ситом заботу носить?

Ты, венчанный, вытоптал душу,

Земным её не исцелиь.

Слезы обо мне не уронишь

Даже в предутреннем сне.

И руки мои не вспомнишь

В последней своей весне...

Но Ангел промолвит дальний,

Тот, что бледнее коня:

“Во многих страстях – страданье”, –

Тогда ты услышишь меня!

***

Ты иль не ты? Так трудно угадать

По первому звучанью речи.

Но если ты – какая благодать

В холодном море человечьем

Тебя узнать, вдыхать твою печаль

И разделять свою почти что в шутку...

Но снова скепсиса пудовая печать

Клеймит мой лоб и буднично и жутко.

***

Да нет, мне не нужны твоих обетов тайны,

Признаний пламенных удушливая вязь.

Я слишком знаю каинов и авелей,

Поскольку слишком рано родилась...

И я не стану в трауры рядиться

И бредить, что вся жизнь – обман,

Мне б раньше встать, не пропустив черницей

Рассветный литургический туман.

***

Не отвечу теперь, как вышло –

Глупость, страсть или колдовство, –

Волчью ягоду спутать с вишней,

С даром Божеским – воровство...

Ты – преступно меня познавший,

Ты – преступно меня позабыл.

Твоих губ леденящих краше

Чрево тленное здешних могил.

Кто судья? Одиночества брага

Да равнинные ветры в ушах.

Ястребок в первобытной отваге

Совершает дозор не спеша.

***

Колка дров тоску залечит –

Прорвы дров, чтоб дом согреть, –

Городскую горечь ночью

Силы даст преодолеть.

Ночи в осень длинны-длинны,

Звёзд в прозрачной тьме не счесть.

Научи нас, паутина,

Приносить благую весть...

***

Когда на пляжах жарких, похотливых,

Я слышу говор матерный блядей,

Блядей скорей несчастных, чем счастливых,

Но очень не похожих на людей, –

Мне всё является одна картина,

Незримая, как видно, для толпы, –

По тракту лунному шагает инок,

Он нем и голоден, глаза его слепы.

И гулко лопается по ночам суглинок,

Не сыщет враг его святой тропы.

***

Бездорожьем, слепыми избами

Электрички меня унесут.

“Много званых, да мало избранных” –

Понаслушаешься тут...

Я узнаю в остывших вагонах,

В постсоветском своём ЖэДэ:

“Платны ныне имперские троны,

Будто импортные биде”, –

Продавец гуталина вещает,

Уличив президентский обман,

И кончину времён обещает,

Как евангельский Иоанн.

АПОКАЛИПСИС

Под безмолвное пенье

В звездопад февраля

Во блаженном успенье

Спит родная земля.

По скудельнице житной

Не промчится возок

И рассвет первобытный

Не озвучит рожок...

В изумрудных булавках

Белый бархат снегов,

Беспородная шавка

Метит снежный покров.

И ни жалоб, ни стонов

На вселенской заре.

Мироточит икона

В продувном алтаре.