1877 год

Пусть тетрадка выпала из рук —

рано ты ликуешь, преисподня!

"Я трудом смягчаю свой недуг", —

начертает он еще сегодня…...

Он споет нам "Баюшки-баю",

слыша голос матери усопшей, —

песню предпоследнюю свою

выпуская из руки иссохшей.

Он споет, как мельниц жернова

хрустко перемалывают кости,

сыпля не мучицу, но слова, —

золотом наполненные горсти!..

Скажет, что, увы, на костылях

в этот раз к нему явилась Муза,

как к тому, кто век свой в бобылях

прожил, сам себе теперь обуза.

Сжалилась? Печали утолить

прибрела?.. В широкой мгле рассвета

горбится...… Но как же — позабыть

в вечность уходящего поэта?

Радости не много принесла

в темном, поистрепанном подоле.

Тоже, впрочем, жертва ремесла:

хворь — не хворь, а точно баба — в поле!

Он смутится: ведь читатель-друг

не поверит, что его работа

втайне от беснующихся мук

длится год, и год, и вновь полгода…

Только тень осталась от него.

А от жизни — считанные миги.

"Пододвинь перо, бумагу, книги!" —

жарко просит друга своего.

Господи, откуда ж эта страсть

в трижды обреченном человеке —

хоть бы звук у музыки украсть,

хоть бы луч — под сомкнутые веки!

А шагал, бывало, вдоль стерни,

целясь из охотничьей двустволки...…

На селе — туманные огни.

За сугробом — спугнутые волки.

Видно, ближе к лесу отошли,

отдавая звездную дорогу

путнику в серебряной пыли,

что теперь ступает прямо к Богу.

Песню про венчанного царя

сложит он — про грешного поэта:

как, о русском рабстве говоря,

он стяжает ныне царство света.

Он простонет: тяжко умирать!

Он попросит у земли прощенья.

Не скучай, полночная тетрадь:

вот еще — клочок стихотворенья...…

"Я трудом смягчаю свой недуг...…" —

пишет он рукою терпеливой.

Смерть — едва скрывает свой испуг.

Жизни — не бывает несчастливой!

В час, когда не слышно ничего,

кроме целый мир объявшей боли,

так вот и приходит торжество

творческой, всевластвующей воли.

27 февраля 94

ПОХОРОНЫ

1

Не бойся вьюги навесной,

снегов пуховых груза:

я схороню тебя весной, —

ему сулила Муза.

Какие страшные слова

в постель его летели!

Ушла в подушки голова.

Он спит, как в колыбели.

Представьте: в тишине ночной

свеча. Мерцают склянки.

И этот голос молодой:

"Я схороню тебя весной", —

седой, в лаптях, крестьянки…...

2

На этот раз ведь обманула

и до весны не довела.

Сама в сенях его уснула.

Сама, как смерть его, бела.

Еще очнется: шея — лебедь,

мониста, алый сарафан.

Но это будет все же лепет:

почти любовь, почти дурман…...

3

И, правда, славно — умереть,

в сырую норку юркнуть…...

Его торжественная смерть

плывет по Петербургу.

Прибоем — колокольный звон.

Прибой толпы горячей.

Плыла Россия под уклон

красавицей незрячей.

20 февраля 94

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Таким ли был народ, иным ли,

чем он об этом прорыдал?..

Пред нами лик его задымлен —

приметен только пьедестал.

Задымлен лик того народа,

чье сердце — золото , чей вид

так прост, как русская природа:

лесок, овраг, а дух — летит!..

Но коль подумаешь о милых,

ничуть не знаемых в лицо, —

густеет рожь, а на могилах

цветет Некрасова словцо.

Манит проезжая улыбка,

блестит соленая слеза.

Кричит ямщик, воркует зыбка,

пылает девичья краса.

Селенья...… Чем вы знамениты?

Мороз, рекрутчина, страда…...

Румянец русской Афродиты

как разглядел он в вас тогда?

Тем и подобен он Гомеру,

певцу ахеян, мудрецу,

что знал возвышенную меру

и к богоравному венцу

возвел наш род…... И вот в страданьи

ты зришь не ярый гнев богов,

но знак охранной Божьей длани,

кровавый, тяжкий, но — Покров!

В сыром тумане нависает,

при первом солнышке горит…...

Не знаем сами, как спасает

тот стих, что сердце бередит.

Он добр, язвителен ли, строг ли,

но в нем навек впечатан лик:

незримый нам наш тайный облик

хранит поэзии язык.

Таким ли был народ, иль хуже, —

едины: Кто его создал,

и кто, стучась в мирские души,

возвел его на пьедестал!

22 февраля 94

Татьяна ГЛУШКОВА

Из книги "ВОЗВРАЩЕНИЕ К НЕКРАСОВУ"