ШУТЛИВЫЙ НАКАЗ
Прощание устройте в ЦэДээЛе,
Поставьте в малом зале скромный гроб,
Чтобы в буфете пьяницы галдели,
А дух мой, гений, возвышался чтоб.
Придут коллеги — помянуть сквозь зубы.
Придут калеки — жизнь пережевать:
"Мол, все — ништяк, раз мы не дали дуба.
Ушел Широков — что переживать…
Он был смешон в мальчишеском азарте:
Прочесть, освоить и переписать,
Путь проложить по исполинской карте
Литературы…Тьфу, такая мать!
Дурак, он не носил, как мы, кроссовки,
А также, блин, втянулся в странный кросс;
Он был чужим в любой хмельной тусовке
И потому свалился под откос".
Меня едва терпели "патриоты",
А "либералы" думали: "изгой".
Моя душа не знала укорота,
Впал навсегда я в творческий запой.
Придут Калькевич, Кроликов и Чаткин.
Жох-Жохов попеняет земляку,
Что он оставил новый том в начатке,
Не дописав о родине строку.
О, Пермь моя, мой Молотов забытый,
Сиренью мне ты упадешь на гроб;
Пять лепестков казарменного быта,
Звезда эпохи, памяти сугроб!
Повесь доску на пригородной школе,
Отметь мои былые адреса,
Где книги грыз и куролесил вволю,
Дав пылкой страсти в сутки полчаса.
А что до окружающей столицы,
Я ей — песчинка, в ухе козелок.
Как Б.Л.П. из певческой больницы
Я вынес в синь с бельишком узелок.
Пускай его размечет свежий ветер,
И зашуршат страницы, как снега;
И мой читатель вдруг случайно встретит
Единокровца и добьет врага.
Сержантовы Майоровыми стали,
А кто-то Генераловым возник;
И вечен бой; он кончится едва ли,
Но будет жить мой Гордин, мой двойник.
Он рюмку водки за меня пригубит,
Да что там — литр он выпьет за меня;
И пусть его за это не осудит
Оставшаяся кровная родня.
Мой дух, мой гений мне закроет веки,
В свой час отправив тело на покой…
В космической шальной библиотеке
Моя страница машет вам рукой.
***
Среди дряхлеющих собак
Сам постаревший словно псина,
Курю слежавшийся табак
И нянчу призрачного сына.
Мертворожденного. В ночи
Не выдохнувшего проклятье
Всем тем, кто гычет, как сычи,
Мол, все мы сестры или братья.
Век умер, веками прикрыв
Глаза гноящихся иллюзий,
Чтобы прорвавшийся нарыв,
Как шар бильярдный ухнул в лузу.
Век тоже выдохнуть не смог
Последнее благословенье,
Чтобы неправедный итог
Возвысил наше поколенье.
Глядит луна, собачий глаз,
На немоснежную долину,
На домы, на безгласных нас,
На шелушащуюся псину,
Решившую: "И я — герой,
И должен зваться человеком"…
А туча, тешучись игрой,
Спешит прикрыть луну, как веком.
ВЫБОР
Не плачь, не ной, что невезучий,
Что вечно — горе от ума;
Ведь и у самой черной тучи
Всегда есть светлая кайма.
Всегда есть выбор между светом
И сонным искушеньем мглы,
Но как же поступить с советом,
Чьи обрамления светлы,
А суть черна? Чернее тучи,
Черней вороньего пера;
И лишь коварным сладкозвучьем
Высоким помыслам сестра.
Как поступить? Ведомый верой,
Иди, и да спасут тебя
Среди огня и жгучей серы
Слезинки Божия дождя.
Ведь Тот, кто за тебя отплакал,
Невыносимо отстрадал,
Плевелы отделит от злаков
И явит горний идеал.
Иди за Ним, храним обетом.
Неважно, что дела малы.
Но сделай выбор между светом
И сонным искушеньем мглы.
2002 г.