Несмотря на то что у нас принято говорить "Европа", не размениваясь на частности, континент очень и очень разнороден. Но все ж таки мы что-то имеем в виду, когда так говорим. Скорее всего, имеем в виду самую богатую и процветающую часть континента, Германию и квинтэссенцию всего европейского — Швейцарию. Наверное, все ж таки не нищую Грецию или грязную Португалию. Посему дальнейшая критика относится к некоторым крупным городам Германии и Швейцарии. Они — самые развитые и привлекательные для иммигрантов, на них равняются остальные страны — во всяком случае, на уровне государственных программ. Так что о тенденциях, существующих в этих странах, можно с уверенностью говорить как об общеевропейских.
* * *
Попади в сегодняшний Франкфурт Герберт Уэллс, он сказал бы, что это антиутопия. Ленин бы отметил, что все его пророчества об угнетателях и капитализме по-прежнему актуальны. Блаженный Августин, особенно если бы приехал на поезде и осмотрел привокзальный вокзал, заключил бы, что оказался на балу у Сатаны — восемь смертных грехов, эти демоны, что набрасываются на каждого из нас, победили и ввели свои законы для дальнейшего процветания. Попытаемся применить и тут системный подход...
Дух первый — чревоугодие.
Чревоугодие в Европе имеет свои нюансы. Нормальных продуктов вроде хлеба и фруктов, в изобилии доступных на каждом углу у нас, там попросту нет. В центральных районах крупных городов, где бродят обалдевающие туристы, продукты купить почти невозможно: все сплошь дорогущие кафе и ни одного магазина. "Туристам — туристская еда" — этот принцип практикуется свято, и такого сочетания несъедобной бурды с запредельными ценами, как в туристических местах Европы, не встретишь больше нигде.
Большие супермаркеты находятся на окраинах, их сложно найти, и выйти из них — тоже нелегко. Даже если надо купить лишь стаканчик йогурта, придется преодолевать расстояние в футбольное поле, а то и не одно. Это, очевидно, сделано, чтобы покупали побольше — да не просто очевидно, а нет никаких сомнений; тут почти все делается именно с такой целью. Набирать, меж тем, нечего. С едой в Европе ох и плохо же. Фрукты и овощи давно превратились в декоративный элемент стола вроде красивых салфеток. Ни вкуса, ни запаха они не имеют. Как этого добиваются, даже любопытно. Есть магазины, где продается немыслимое диво: яблоки с запахом (выбор съедобных фруктов строго ограничен, хуже, чем в застой в Москве). Цена — в 2-4 раза больше. Магазины с человеческой (тут это называют "экологический чистой") едой стоят совершенно отдельно, разумеется, они составляют незначительное меньшинство и безумно дороги.
95% европейского хлеба у нас не сунули бы и свиньям. Чтобы купить нормальную булку, надо хорошо знать город: в одной из нескольких частных булочных пару сортов хлеба можно употребить в пищу без риска оплевать все вокруг. Стоить такой хлебушек будет 3-4 евро. Но даже это полбеды — и эту плохую еду большую часть времени невозможно купить. И крупные супермаркеты, и торговые центры криминально рано закрываются, а по выходным не работают никогда.
Однако же тут едят. Не меньше, чем везде. Работает еще один фактор (главный местный фактор) — жадность. Совершенно нормальная картина, когда в бизнес-районе менеджеры в дорогих костюмах, стоя, а иногда и на ходу, поедают дёнеры — турецкий аналог гамбургеров, только еще быстрее, еще дешевле и намного, намного вредней — о качестве продуктов, из которых изготавливаются дёнеры, не хочется даже думать. Жадность с легкостью отметает заботы о теле: дёнеры споро поедаются повсеместно. Завтракать многим приходится в дороге: в каждом поезде видишь несчастных, с традиционно унылым видом глодающих нечто в бумажном пакетике. "Это" было куплено на вокзале, на лотке: никакого вкуса, но желудок набивается, а благодаря бумажному пакетику хоть не так дешевым маргарином перемажешься. Добавьте кофе, напоминающий настойку на тараканах, — таковы безрадостные завтраки Европы. И такова общая картина бесчинств нечистой силы — искушая, она всегда обманывает.
Дух блуда подпитывается, как известно из "Добротолюбия", духом чревоугодия. Но это, может, у греческих монахов. Здесь же он подпитывается всем подряд. Безбожное атеистическое общество возвело последнее занятие, где еще может появиться отблеск божественного, — в культ. И, уж надо думать, всеми силами постаралось заработать на этом елико возможно больше. На выходе же получилось смраднейшее из социальных явлений Европы — секс-индустрия. Показательно, что развита она так именно здесь. В странах, где сексуальность не обязательно извращена до предела, — взять хоть бы Латинскую Америку — на секс-игрушках, журналах с детишками и всем прочим срамом, чего и упоминать-то ни к чему, — денег так просто не сделаешь. Лишь среди светочей гуманизма так отвратно процветает прелюбодейство. Европа пытается наследовать Древней Греции — так вот с сексом получается хуже всего, вместо полнокровной радости эта индустрия несет в себе ощущение чего-то совсем нездорового, отталкивающего и гнусавого. Хуже всего — в Швейцарии. В Швейцарии вообще хуже всего. Секс-шопы тут даже на бензоколонках — до какой же степени должны дойти проблемы с сексом у нации? Понятно, почему "Пианистка" получила приз в Каннах; если для российской аудитории потуги Ханеке — ерунда и дешевка, то на родине режиссера — острая социальная проблема.
Дети с накрашенными губами — на рекламе, в обнимку с негодяями — на улицах. Печальные старушки в красных витринах. Цюрих переполнен публичными домами и пип-шоу, секс-шопами и не афиширующими себя клубами. Не оставляет чувство, что город населяют лишь лица со сложными сексуальными патологиями. Банковский бизнес, без всякого сомнения, способствует расцвету всех пороков — недаром Цюрих много лет не расстается со статусом героиновой столицы Европы. Нет ничего удивительного и в том, что туда издавна стягивались вурдалаки всех мастей. Город состоит из двух частей: банковского центра и эмигрантского гетто. Атмосфера банковского центра весьма тягостна и гнетуща, примерно как на заброшенном кладбище, что стоит на дурном болоте. Все кафе закрыты в 5 вечера, негде купить даже банку кока-колы. Из магазинов — антикварные и ювелирные, по несколько на каждой улице, тоже закрыты, Другая часть ничем не лучше: это ободранные кварталы, где бродят эмигранты неописуемого вида. Даже милиционеры, работающие на площади трех вокзалов в Москве, за всю жизнь не видали ничего подобного. Подонки, опустившиеся до запредельного уровня, почти цирковые уроды, заполняют узкие улицы гетто.
В Германии (Франкфурте и особенно Гамбурге) тоже полно публичных домов, пип-шоу и тому подобных заведений. Никакой респектабельности в этом бизнесе нет — во всяком случае, в его уличном варианте. Тут обязательно эмигранты-убийцы, героин и джанки-наркоманы. Находиться в этих кварталах не просто невыносимо, но и опасно — криминальные личности так и шастают.
Более или менее прилично, если можно так говорить, в Амстердаме, где к разнообразному греху слишком давно притерпелись. Справедливость некая видится в том, что насладиться прелюбодейством толком не удастся нигде. Секс-шопы вообще сильно напоминают камеры пыток — ремни, крючья. Каких таких демонов изгоняют друг из друга выродившиеся наследники инквизиторов? Девушки, ради которых существует весь балаган, — это в большинстве своем расплывшиеся негритянки за 50. А могло ли быть иначе? Может, дети и получше попадаются, но еще и это выяснять уже никакой возможности нет.
Третий демон — сребролюбие.
Показательно, что если в России и дальше на восток жадность вызывает презрение и осуждение, совсем другой расклад в оплоте гуманизма. Миллионер (а россиянам трудно даже представить себе, насколько богаты наудачу взятые европейцы — ведь социальные пособия не брезгуют получать и обладатели солидных состояний), который торгуется из-за двух центов и убивается неделями из-за потери десяти евро, вызывает уважение. И зависть: ах, нам бы так экономить, так нет же, вот не далее как вчера банку джема купили в дорогом супермаркете!
Ибо деньги — это альфа и омега западного общества. Жадность — это не порок здесь, и даже не просто свойство национального характера. Жадность — это некий мистический элемент, на котором держится вся Европа и весь гуманизм (под гуманизмом условимся понимать уничтожение всех ценностей, не совпадающих с европейскими). Поэтому и описать этот элемент трудно. Но можно не сомневаться: все, что говорится о Европе, — в какой-то степени говорится о жадности.
Бес сребролюбия, почитавшийся на священном Афоне слабейшим и глупейшим из всех восьми, вгрызся в беззащитные сознания европейцев с поистине дьявольской яростью. Никто не держит собак — дорого. Если и держат, только самых маленьких. Миллионеры сдают половину своих особняков и бутылки. В долг попросить... ну, увидите европейца, просто попросите у него в долг, чего объяснять. В гости ходить не принято. Потому что гости могут непонятно сколько сожрать, а еда денег стоит. Поэтому и встречаются в кафе, где каждый платит за себя. Никто уже не контролирует себя, если речь идет о расходах, превышающих 30 евро (мы округляем, для Германии раньше этот порог составлял 50 марок). Попробуйте в гостях рассеянно ухватить яблоко — вам ровным голосом напомнят, что вы его не покупали. Предложат чаю — на донышке чашки. Но больше ничего, никогда. Это касается не только случайных знакомых, но и кровных родственников. Слово "гостеприимство", кажется, в романо-германских языках становится архаичным и выходит из употребления. Интересно, что судорожно и истово экономятся ничтожные для западных зарплат суммы, порядка 10 копеек в соотношении с нашими доходами. Все дорогие машины остались в Москве: тут ездят на стареньких колымагах, про которые, однако, достоверно известно, что они потребляют меньше бензина. На автобанах мало кто несется с разрешенной неограниченной скоростью, разве что русские эмигранты. Да будет вам известно, на скорости больше 110 километров в час расход бензина сильно возрастает. В начале 2002 года в Европе зафиксирована инфляция, неслыханная с 1949 года. Причина: все округлили цены, бывшие в местной валюте, до евро, и никто не округлил в меньшую сторону.
Не все так забавно. Платная медицина — вот несмешной момент. Защищенные страховкой чувствуют себя благополучно (хотя в Финляндии, например, эта страховка составляет половину зарплаты), а вот не имеющие страховки и наличных непременно столкнутся с неким непониманием — а затем и равнодушием — давших клятву Гиппократа. Даже с наличными лечение и лекарство оцениваются с таким остервенением, что поневоле приходит в голову мысль: похороны-то значительно дешевле. Хотя тоже как посмотреть — за это дерут как надо, не отвертишься же.
Личные отношения с жителями Европы — тема обширная, но не для всех актуальная. Однако хотелось бы предупредить надеющихся заключить счастливый брак с обитателем Шенгенской зоны — 10 евро в день будет вашим пределом, а растраты на телефонные разговоры с мамой легко станут причиной развода. Никаких шуток — жаль только, что удалось проиллюстрировать столь небольшую часть этой бесконечной оргии сребролюбия.
Гордость не в большом ходу. Вообще в Европе, в Германии — особенно; ясно, почему. Если только не брать ксенофобию как одно из следствий гордыни, этой матери всех грехов. Но мы, пожалуй, возьмем: куда ж без ксенофобии.
Корень нынешней ситуации с иностранцами в Европе — социальная защищенность коренного населения. Социальная система действительно работает отлично: в случае необходимости граждане получают большие пособия, все имеют право бесплатно учиться, получая при этом неплохую стипендию. Неплохая — это 1000 евро и больше, не говоря о тысячах и тысячах грантов, получить которые — для граждан, конечно, только для граждан — совсем несложно. Даже дети миллионеров учатся непременно на гранты. Еще бы! А миллионеры в это время сдают их комнаты другим студентам — не пропадать же площади, да и цены на аренду квартир не менее чудовищны, чем все остальное — 600 евро за конуру в 7 кв. м. (Гете-институт во Франкфурте).
Но мы отвлеклись. Просто о чем ни заговоришь... Так вот, учиться здесь любят, и учатся. Нормально в 28, в 35 лет начать новый курс в университете, получить новую специальность. Не обязательно юрист или медик — это хоть и денежно, но тяжело и конкуренция велика. Ох как велика! На юридических факультетах нормально, когда из библиотечных книг выдирают страницы с определенными параграфами, — чтобы конкуренты провалили свою контрольную работу. Учатся они, значит, всяким древним языкам и социальным психолингвистикам, а всю грязную, тяжелую работу выполняют тем временем иностранцы. Так они тут появились в 1950-1960-е, да так и остались, а потом родственников позвали и все вместе еще детей нарожали, по 10-12, как и принято у мусульман. Не страшно, если иностранцы ходят в обносках и выполняют грязную работу — это Ordung. А когда разбогатевшие турки покупают квартиру за миллион — это уже Auslender Probleme. "Criminelle Auslender raus!" — такова надпись на рекламных щитах республиканской партии, "Криминальные иностранцы — вон!". "Криминальные" — это понимают и немцы, и иностранцы — для приличия.
В половине агентств по продаже недвижимости вешают трубку, когда слышат акцент. В ресторане не в диковинку услышать, как пожилая женщина говорит ровным голосом китайцу-официанту: "Ты чего так медленно жопой ворочаешь? Я опаздываю". Взгляды, которыми одаривали автора этой статьи, не похожи ни на что из испытанного ранее. Принимали, наверное, за турка или кавказца — ведь тут давно уже забыли, как выглядят евреи. Один студент-славист так и сказал: "Вот увидите, турецкие фамилии в Германии забудут так же, как забыли еврейские". Не стал спорить.
Европу еще ждут удивительные приключения с миллионами эмигрантов, которые в крупных городах уже давно составляют половину населения, а где-то (Лондон, Амстердам) — куда больше половины. Не будем пророчествовать, и так все понятно.
Уныние, очередной демон — просто-таки ключевое слово для улиц северной Европы. Только в Голландии кое-кто еще имеет довольное выражение лица, и о причинах такого довольства вполне можно строить догадки. Немцы — они и сами охотно это признают — радоваться жизни не умеют. Попадая в немецкое метро, хочется покончить с собой, просто чтобы не очень выделяться. На много месяцев вперед расписаны приемы у психиатра, а антидепрессант "прозак", принимаемый миллионами людей, давно вошел в фольклор и пословицы, о нем пишут романы и снимают фильмы. Способствует отвратительная погода — над Германией преобладает вечный октябрь, без снега и без солнца. Да много чего способствует. Но мало что помогает. Метания по эзотерическим сектам, бесконечные путешествия, в том числе самые экзотические, культ здорового питания, жалкая профанация хатха-йоги в фитнесс-студиях — этим заняты буквально миллионы европейцев. Дед Пихто им в помощь. Миллионы развлечений, о которых жители многих бедных стран и мечтать-то не могут, все равно не в силах сразиться с местным демоном уныния. Как давно выяснили отцы Церкви, "болесть эта имеет обычай порождаться от предшествовавшей страсти, или гнева, или похотения, или любостяжания" — никакие кругосветные круизы по буддийским монастырям не в силах разорвать порочный круг. Искушения остальных нечистых врагов прочно окутывают душу европейца отчаянием и скукой.
Тщеславие и печаль (которая существенно отличается от уныния в православной традиции) — демоны, которые во всей своей мощи являются только тем, кто победил первых, попроще. Так что Европу они закономерно не очень сильно тяготят, и обширную картину обрисовать нет большой необходимости. Гнева касаться также не будем — этот демон не признает, увы, никаких культурных различий; везде, где найдутся люди, ситуация с ним примерно одна и та же.
Остается только неясным, как так получилось, что в России Европу до сих пор воспринимают как некий рай, где все чисто, хорошо, а главное, туда надо непременно переехать? Типическое искушение дьявола, который только обещает, но затем оставляет свою жертву наедине с мучениями и смертью. Так что к европеизации вполне можно отнести такие слова святого Ефрема Сирина: "Долго ли будешь терпеть врага своего, бесстыдно исполняя волю его? Он хочет ввергнуть тебя в огонь, вот в чем его старание. Вот дар его тем, кто любит его. Он всегда воюет со всеми людьми, поражая их худыми и нечистыми пожеланиями, и он же, нечистый, покорившихся ему доводит опять до отчаяния. Всемерно отвращайся от него, человек, питая ненависть и омерзение ко всему, что ему любезно".