Из поэтов Кузбасса старшего поколения мне хотелось бы выделить мускулистый, ясный стих лауреата литературной премии имени Василия Федорова Бориса Бурмистрова (особенно его, казалось бы, "вневременное" героическое стихотворение "Перед битвой"). Традиционна поэтика и Виктора Баянова, также удостоенного премии имени своего знаменитого земляка. Запоминается его живописный поэтический рассказ, в развитии традиции Павла Васильева, об алтайском охотнике:

На бедре со спиртом фляжка,

На другом кинжал-гроза.

На огонь охотник Сашка

Щурит длинные глаза.

Определенность чувствуется и в строках Сергея Донбая, когда они пишутся "по большому счету". В мире длинных дорог и коротких встреч, где "в небе болит реактивный рубец", его лирический герой не укрывается в таежные заимки, а живет открыто и страстно "посредине России".

Не спеша, философски осмысляет действительность Владимир Иванов, больше ориентируясь на познание природы, воспевая радость слияния с ней. Строки его трепетны и многозначны, вокруг них образуется как бы аура недоговоренности, но это не признак слабого мастерства автора, а неоднозначность смысла, который и нам нужно понять и прочувствовать:

Первый снег.

И прохлада. И воля.

И равнины нетронутый лист,

И гуляет но чистому полю

Звук, похожий на медленный свист...

В Новокузнецке живет и работает известная кузбасская поэтесса Любовь Никонова. Ее лирика женского страдания, которая по традиции в России заменяет любовную тему, пользуется особой популярностью. Не в пример нынешней чувственной оголтелости и наглой беззастенчивости она скромна, но не бедна, искренна, но до предела. Вся она строится на полутонах, на сдержанных мечтаниях, робких признаниях. Сразу вспоминаются имена, к примеру, Людмилы Татьяничевой или Вероники Тушновой. Похожий акварельный чистый рисунок:

Ты здесь. Я дождалась приезда.

И боль утихла до поры.

Закрылась рана (или бездна).

Спокойно движутся миры,

У кемеровчан Иосифа Куралова и Валентина Махалова, самых опытных и известных кузбасских поэтов, все реже пишутся стихи. Видно, время не располагает к этому, да и уходящие годы. Многое сказано, и возникает тревога: а не бесполезно ли? сохранится ли отзвук и останется ли намять? На такой росстани находится и вся наша поэзия; будущее ее туманно.

Полностью статья публикуется в № 12 журнала "Москва", посвящённом 60-летию Кемеровской области, почему в творчестве кемеровчан часто варьируется образ дороги, он какой-то тоже неясный, пришедший издалека. Многие местные поэты когда-то приехали в этот рабочий край, он им не совсем родной. Других образ "дороги" манит метафорой вечной "Руси-тройки", которая неведомо куда несется. Третьим (особенно молодым) представляется дорога как путь в лучшие страны-океаны с кисельными берегами и молочными реками. Для Бориса Бурмистрова образ дороги — это лермонтовская мечта обретения Божьего дара, любви. Для Александра Курицына — поиски себя, собственной тропки, Для Иосифа Куралова пути вообще заказаны:

Я в четыре пространства один уходил.

Конь скакал и копытами по свету бил.

И ложилась в траву за верстою верста,

И теперь наяву только пар ото рта.

При всех вариантах дорога для кемеровских поэтов означает жизненную судьбу, стезю. А символ "дома" (также частый у кузбасских авторов) — привязанность к месту, родовой покой. Он сегодня разрушается, даже гибнет. Отсюда в спокойных строчках местных поэтов присутствует какая-то ожидаемая грозовость, предчувствие бури. По немногим стихам трудно ощутить настроение времени, но в целом картина создается излишне, на мой взгляд, драматическая.

...Вообще в поэтике кемеровчан мало зримых примет времени. Рисуются абстрактные в большинстве своем пейзажи, громоздятся субъективные переживания. Читателю не хватает воздуха и ярких красок "несочиненности". Можно, ведь, сказать и в простоте душевной, искренне, не таясь за туманностью слов. Такая простота тоже искусство. Попробуй-ка без литературного эпигонства, без вывертов так опиши сельского человека, как это сделал в бесхитростных строчках Анатолий Пленко:

Возвращаюсь в деревню с покоса,

Месяц медленно катится вслед,

Вижу дом наш с крутого откоса,

В окнах теплый колышется свет.

Вот, скажут, архаизм: Исаковский да Прокофьев вкупе с хором Пятницкого. Насчет М.В.Исаковского промолчу — сам себя защитит песнями в легендарном уже исполнении хора имени Пятницкого. А выдающегося Александра Прокофьева процитирую, если кто не читал:

Развернись гармоника по столику.

Я тебя как песню пронесу.

Приходила тоненькая-тоненькая

Тоней называлась потому.

У кузбасских лириков я нашел и еще одно интересное стихотворение, которое промелькнуло, а потом заставило к себе вернуться. Вычитал его у Виктора Крекова. И, по-моему, оно-то как раз и современно по-настоящему, хотя и насквозь традиционно; вбирает в себя и отголоски праведного гнева "что ж ты спишь, мужичок?" Н.А.Некрасова, и сочную красочность поэта-сибиряка Сергея Маркова, явно недооцененного при его жизни. Виктор Креков в эпических образах рисует поездку в шахтерский городок, рядом с которым "в суровом полынном межзвездье в такт вселенной вздыхает Китай":

Там разрезы, там шахты и штольни,

А горняк только славою сыт,

За копейки из преисподней

Выдает на-гора антрацит.

И всегда время подлое в силе.

Горький плач гам и срежет зубов.

Помню день: из домов выносили

Враз шестнадцать шахтерских гробов...

Нет, это не публицистика на злобу дня, а поэзия, необычная для нас, так как мы привыкли к стихам, воспевающим шахтерский труд в героических образах или, на крайний случай, с добродушной улыбкой Николая Анциферова: "Я работаю как вельможа, я работаю только лежа". Тем не менее, такой взгляд на шахтерский, непрестижный сегодня, опасный, на грани гибели, труд правдивее, чем литавры прежних лет. Хорошо, что русские поэты Кузбасса начинают, пусть и робко, но так писать.

О стихах Андрея Правды осенью этого года у нас разгорелся спор с Игорем Ляпиным на приемной комиссии Союза писателей России. Мне показались его стихотворения из двух небольших книжечек несколько манерными и даже инфантильными, но Игорь Иванович меня переубедил (правда, не совсем), приведя примеры хрупкости и тонкости рисунка поэтической строки Андрея, лиричной графики его письма, когда ищется незатертое слово, неожиданный образ, удачное сравнение. Что ж, как сказал один восточный классик: "Поэт поэта узнает по голосу".

Говоря об оседлом или приезжем населении поэтической вольницы Кузбасса, нельзя не сказать о творчестве Валерия Казакова и Элеоноры Акоповой. Дружная семейная пара, они не так давно оказались по служебной надобности Валерия Казакова в Кемерово. К этому времени оба закончили московский Литературный институт, печатались в столице. Нельзя упрощенно искать в их творчестве какие-то скороспелые "сибирские мотивы". Их пока мало или совсем нет. У Валерия Казакова создан такой запас жизненных впечатлений (он полковник, выезжал в "горячие точки"), что творчески проживет их еще многие годы, а Элеонора Акопова, москвичка из "древнерусских армян", типичная поэтесса-горожанка, как писал о ней Николай Старшинов, и далее продолжал: "Действительно, она знает и любит свой город, старинные улицы и бульвары, любит Подмосковье, его природу...". Только что в Кемерово вышла книга верлибров Элеоноры Акоповой. И все-таки интересно: не скажется ли в творчестве Валерия и Элеоноры их пребывание в Кемерово, не напишутся ли на местном материале стихи? Думаю, что это произойдет естественно, так как их поэтическая речь культурна и традиционна. Сибирь прибавит к их творчеству жизненной масштабности.

Вадим Дементьев