***
Как Осень уронит листву на поля,
И ветер причёской всколышет
Её рыжеватые в блеск куделя,
На солнце пожаром завспышут
На церквах, с крестами и без, купола
С ободранным в скрежет железом,
И грудь наливается грустью сполна,
И боль — будто грудь порезал!
И дух замерзает у горла, в груди…
Стоишь — и вдохнуть не можешь!
Как будто преградой стоит на пути
Столб воздуха… Может, божий!
И ты непонятен себе самому,
Ты ищешь причину волненья!
И, может быть, только и лишь потому
Могу простоять так весь день я!
Стоять и глядеть — любоваться тоской,
Сжимающей сердце в пружину,
На купол, как глобус, обитый доской,
С решетчатой сердцевиной!
И всё, что увижу, мне вновь в новизну…
Увижу, хоть всё уж в привычку, —
И неба бездонную голубизну,
И солнца слепую затычку!
И листья, и листья — куда ты ни глянь,
Бегут, как церковные мыши!
И гонит их ветер, шурша по полям,
Как с церкви железо на крыше.
1991 г.
УТРО В ДЕРЕВНЕ
Откричали петухи,
Свет погас настольной лампы,
За окошком ни души,
Лишь следы — курины лапки
В грязном месиве дождя.
В конуре собака сохнет,
Под ведром наседка клохчет —
Знать, выводит уж цыплят.
Пастухи погнали стадо.
Дым махорки — за плечом,
За коровой, за оградой,
Ветерком заносит в дом.
Мать — в повязанном платке,
Пальтецо — в котором доит.
Из сарая уж выводит,
И в калитку — налегке —
Крутобокую Красавку.
А глазищи — как янтарь!
А ресницы — как у Клавки,
Вверх загнутые. Стопарь
Пастуху с бутылки цедит
Бабка, скупо придержав.
Ткнул по горлу дядя Федя
Пальцем, чтоб быстрей бежал
Ручеёчек самогонки,
А в народе — стенолаз.
Перепробовал у скольких,
А такой вот — в первый раз!
Опрокинул, хрустнул луком,
Раза в "чтыре" смятым в горсть.
"Э-э-эй! Куда вы, стервы, с-суки!" —
По деревне понеслось.
И рожок вдали играет,
Трубным звуком стадо сбив.
Хворостинкой погоняет
Старый Прохор. Ещё жив,
Хоть уже под девяносто,
С палкой-клюшкой, но стучит.
Нам догнать его непросто,
Нам "до этих" не дожить!
И корову ещё держит,
И доит корову сам.
За рекой рассвет чуть брезжит,
Как ресницами со сна.
И не видно — но светает,
Небо стало поясней.
Облака, что льдинки, тают
В кашеварке на огне.
И затихла вся деревня,
Смолкли говор и рожок.
О себе дала знать первой
Бабка, прозвище — Свисток.
Бабка всё в округе знала,
Все порядки, все дела.
Потихонечку вязала,
Лапти пастухам плела,
Как мужик. Мужское дело
Лапти, липу драв, плести…
О политиках — так смело,
Коль возьмётся, — речь вести,
Ни один с ней не сравнится:
Ни совхоз, ни сельсовет.
Ей деревня вся гордится —
Всей деревней на совет
Ходят к ней молить от сглаза,
От разводов, хворей, зла.
Она чем-нибудь помажет,
Белой тряпкой завязав.
Плюнет на руку, приложит
Это место-то рукой.
Про политиков изложит,
Будто тут стоит — живой!
Мол, Зюганов — сбитый парень,
И походка — хоть куда,
Голова неплохо варит, —
Так о нём рекла она.
Жириновский — как дядь Федя,
Кто нальёт — тому и рад.
Слиску эту… взяли — леди!..—
Не случайно в Аппарат!
А Явлинский чернокудрый,
Уж блаженен, больно горд!
Рассуждает шибко мудро
И слащавый — точно торт!
А Лужков и Хакамада,
Греф, Степашин и Шойгу,
В огороде как рассада:
То ль взойдут, то ль не взойдут.
Путин — наш мужик, — сказала
Раза два, поди, Свисток…
Что трепала — она знала,
Ведь не зря тянула срок.
За убийство мужа-пьяни,
Что "снасиловал дитё"!..
На деревне вместо няни
Все зовут к себе её!
Потутушкать и понянчить,
Дом отдать посторожить,
Накачать ребятам мячик.
На пожар первой бежит!
Как мужик полезет в пламя,
Впору хоть её хватать!
Мужики — с утра все пьяны,
Их самих пора спасать!
Пропилась дотла деревня,
Тешит стадо и Свисток.
Утро, дождик, "ново Время"
И пастушечий рожок.
Солнце, небо и наседка,
След куриный, конура.
Да в окошко лезет ветка
Нагло вечно, как рука.
Мама, папа, бабка, Прохор,
Дядя Федя — наш пастух,
Дело делает неплохо,
Хоть и взгляд давно потух.
Стадо взял и сдал на руки.
Так бы каждый дело вёл!
...Под окном скулили суки,
Над окном кружил орёл…
2003 г.
ВИД ИЗ ОКНА
Впряжённый конь в телегу,
Был увлечён овсом,
Спустился грач на спину
И занялся трудом.
И клювом осторожно
Стал извлекать клеща.
Проникни тот под кожу —
Не даст коню житья.
Я видел — благодарен
За то грачу был конь,
Овёс жевать оставил,
И не хлестал хвостом.
А грач, увлёкшись делом,
Полезным для коня,
Себя, людей, — не видел
Он возчика-хмыря.
Тот, опрокинув ящик
С-под пива ли, вина
(Видать, был с похмела),
Сидел, себя огащивал,
Засунув горло за щеку,
Тянул прям из горла.
Насытив плоть утробную
И жажду утолив,
Во что б бутылку грохнуть? —
Задумался мужик.
В мозгах — будто опилки,
Иль клейстер с сургучом…
Взгляд усмотрел носилки
Без ручек… И бачок
Валялся, кем-то брошен,
Помятый и худой.
Вот был бы он хороший,
Под бражку бы пошёл.
Погоревав, жалеючи,
Бутылку повертел.
Заняться боле нечем,
Работать не хотел.
Стена слепит побелкой,
Фундамент манит — бут,
Бутылка с этикеткой,
Написано: "Вермут".
И тут взор просветлённый
Его пал на грача.
Он взял пузырь за горло
И бросил, закричав:
"Ах, паразит… бездельник!
Работе не мешай! "
И угодил в хребетник
Коню — его что ждал.
Конь вздрогнул, грач поднялся,
Не долечив коня,
Сполошно тут закаркав,
Как будто был пожар.
А возчик, смачно сплюнув
И губы отерев,
Сел на телегу грузно
И опоясал пузо,
Что заходил хребет.
— Но-но! Стоять-то будя!.. —
Кнута прорезал свист.
Вокруг смеялись люди —
Шли кушать в общепит.
1990 г.
В МОСКВЕ
Окна "Космоса" горят,
Ждал такси я — не дождался,
Проститутки в ряд стоят,
Ходят-входят иностранцы.
Предвкушая с них навар,
Предлагают сутенёры:
"Не хотите, герр, товар?
Цены рыночные… Коммен?
С Вашингтоном — сто бумаг",
"По-французски, — слышу, — стольник
— Не торгуйтесь — молодняк…
"Не рабошшая? Ешт — школнык? "
Подошло, видать, в цене,
Пропустил вперёд девицу…
Ох, галантный же месье! —
Чтоб унизить град-столицу.
Не жалеет капитал —
В Амстердаме — полста гульденов
За похожий-то товар…
Здесь что дашь — довольна будет!..
"Космос" окнами горит,
В космос будто бы собрался,
Впечатление — взлетит.
Проституточка стоит,
Караулит иностранца.
Из провинции я шёл
Мимо окон, мимо взглядов,
Кто-то крикнул мне смешком:
— Не желаешь девку, дядя?
Плащ до пят, очки, усы…
— Он у нас товар не ходкий!
Мне бы мяса, колбасы…
И пошёл вразвал-походкой,
Подпоясан ремешком,
Мимо окон, мимо взглядов…
— Эх, деревня ты с мешком!
Я молчал и думал: "гады!"
Ведь не девку продаёшь,
А Россию с потрохами…"
Чуть подальше отошёл —
Там светился купол храма.
1990 г.
2004 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
(рассказ бомжа, гражданина Российской Федерации)
Ел я мясо паука,
ел я мясо таракана,
к дёснам липла и мука,
когда грёб я из карманов
и совал в беззубый рот,
нахватав возле пекарен,
где отбил я у ворон,
у грачей. С разбитой харей
уползал в подвал и грыз
замороженную свёклу,
я отбил её у крыс,
будь подвал тот трижды проклят! —
в нём без пальца, без губы
я остался — ночью крысы,
когда спал возле трубы,
у меня с ногтём отгрызли!
И минвату в голова,
под себя — картон бумажный,
надо мной гудит Москва,
и народ гуляет важный.
А я тело заверну
в стеклоткань — уж я допетрю!..
И, младенец как, усну,
нос держа от крыс по ветру.
20. 02. 04
НАГРАЖДЕНИЕ ГЕНЕРАЛА
Ему дают. А он стоит
И ждёт, когда ему присвоят.
Спросил бы хоть: "Чего я стою?"
У тех, кто на него глядит.
А он стоит. Ему дают
И ждут, когда он благодарно…
Спросил бы хоть: "Ужель бездарно
Я жизнь свою почти прожил?"
Ему суют в коробке орден.
Цветы, оваций буря-звон!
Спросил бы хоть: "На что я годен?"
Стоит по стойке "смирно" он.
Его целуют, поздравляют,
Жмут руку, что в Чечне, мол, был!..
Сказал бы хоть: " Виновен, каюсь,
Что я своих — не защитил.
Ребят… солдат, сложивших головы,
Чтоб не разрушилась страна".
Но шею он согнул покорно —
Благодарил за ордена!
Бокалов блеск, икорка паюсная,
Паркетный лоск, брильянтов дым…
И он сказал: "На Вас равняюсь,
Мой Президент, мой Господин!"
24 ноября 2001 г.
ПЕСНЯ
Сколько слёз у весны!
Сколько слов у листвы!
Я их слышу, моя дорогая!
Сколько снов у мечты!
Сколько солнц, — видишь ты!
А в глазах твоих осень златая!
Отражается вся!
Облака и леса!
Я с тобою по небу шагаю!
Дорогая моя!
Как люблю я тебя!
Я на облачках нас покатаю…
На воздушном снежке!
Да на снежном коньке!
Пока он до весны не растает.
А растает когда,
Обниму я тебя,
Полетим мы по небу два гуся.
Дорогая моя!
Золотая моя!
Над кровавой, отравленной Русью!
Где нет в реках воды,
Где в лесах нет листвы,
Что с тобою любили мы слушать!
Где нет солнца в глазах,
Где все птицы в слезах,
Потому что стреляют из пушек.
Где заря, восходя,
Уж не радует дня,
Дню не в радость, коль людям днём грустно!
Нет покоя в душе…
С милым Рай в шалаше!
А в деревнях повымерло, пусто!
А в больших городах
У людей на глазах
Убивают, насилуют, режут!
И чумой заражён,
Ходит блуд обнажён,
Перед смертонькой душеньку тешат.
Как утешить её?
Нешто пьяно зелье
Душу вылечить может, аспида?
И кидает их в край,
С рая — в ад, с ада — в рай, —
Побегут те людишки от СПИДа!
Не живётся им там,
Как небесным птенцам…
Много ль надо для счастья, родная?
Чисто небо в глазах
И весну бы в слезах,
Когда с гор она бурно стекает!
Бурным чистым ручьем,
Да с омытым лицом
Зацветёт тут Земля райским цветом,
И плывя по траве,
По хрустальной росе,
Понесу на руках тебя летом!
И в жужжанье шмелей,
Тучных пчёл и зверей
Мы, как дети Природы, играли!
И играл с нами жук,
И комар, и паук…
Так зачем же мы взрослыми стали?
Чтобы Осень встречать?
И всё снова начать —
Наше тихое в Мире Цветенье?
Не могу я молчать!
И хочу я кричать,
Если слышу в душе своей пенье!
Листьев клён облетел,
Он у ног золотел,
Грусть и радость в душе вызывая.
Отрываясь от тел,
Дух, как снег, был наш бел…
И взлетела душа в высь живая!
И, сливаясь в одну,
Наши души в миру
Жили чистой Любовью и Верой.
Вознеся в Небеса,
Поцелует краса
Нас с тобой, Там обнявшихся, первой!
1991 г.
***
Во времена всеобщей смуты
И мудрецы бывают слепы,
И умники бывают глупы,
Политики — те, точно дети.
И Армия — живые трупы,
Министры эфемерны где-то…
Проблемы смотрят через лупы,
Но не увидеть им предмета.
Во времена всеобщей смуты
Действительность подобна ртути:
Подвижна, тяжесть в ней опасна,
Пренебрегать ею напрасно.
И лишь народ в водице мутной
Не должен слушать рифму басни.
Во времена всеобщей смуты
Жить надо в мире и согласье.
И мы, ораторов послушав,
Им не дадим рядиться в тоги!
Ведь мы во дни всеобщей смуты
Мудры должны быть, аки боги!
май 1991 г.