Далеко к северу от «Яны», но тоже в воде, ведун Крови Эдуан очнулся от тычков в ребра. Рядом звучали голоса, но их трудно было услышать из-за плеска воды.

Как только облако беспамятства отступило, голоса стали четкими. Другие органы чувств Эдуана тоже заработали. Он ощутил солнечный свет на лице, воду, ласкающую пальцы и руки, почему-то голые. Запах соленой воды и ее вкус на языке.

– Он мертв? – тихо спросил высокий голос. Это был ребенок.

– Конечно, мертв. – Второй голос прозвучал ближе. Он принадлежал другому ребенку, который, как подозревал Эдуан, теребил его перевязь. – Его выбросило на берег прошлой ночью, с тех пор он не двигается. Как думаешь, за сколько можно продать его оружие?

Раздался щелчок, будто одну из пряжек на перевязи Эдуана расстегнули. Ведун окончательно пришел в себя.

Он схватил ребенка за руку и широко распахнул веки. В горле першило от морской воды, а в глазах все расплывалось и шло пятнами. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что мальчик, который рылся в его вывернутых карманах, очень напуган. Ветер развевал его длинные сальные волосы, утреннее солнце подчеркивало впалость щек. В нескольких шагах от него второй тощий мальчишка отползал по песку и никак не мог встать на ноги. Они оба начали визжать, чуть не оглушив Эдуана.

Он отпустил первого мальчишку, и тот испуганно удрал. Из-под его пяток в лицо Эдуану полетели песок и вода.

Эдуан рассвирепел. Он выругался сквозь зубы, погрузил пальцы в песок, подтянулся и сел.

Мир содрогнулся и куда-то поплыл: белый пляж, голубое небо, коричневая трава болот. В нескольких футах на глаза попался бегущий кулик. Эдуан оставил попытки разобраться, где он находился. Такой пейзаж мог быть где-то вблизи Веньязы. Он занялся своим телом – напряг мышцы и спугнул кулика, а затем нагнулся, чтобы начать с пальцев ног.

Сапоги были целы, хоть и промокли и неминуемо покоробятся, когда высохнут, но, насколько можно было судить, ступни не повреждены.

Раны на ногах полностью затянулись. Правая штанина разорвана до колена, вокруг голени обвился длинный стебель болотного тростника.

Затем Эдуан осмотрел бедра и живот, все еще ноющие ребра, руки… Из открывшихся шрамов на груди шла кровь, а это означало, что и на спине то же самое. Но это были очень старые раны. Проклятые шрамы сочились кровью всякий раз, когда Эдуан был на грани смерти.

Ни новых ран, ни переломов он не обнаружил, и ничего не пропало – по крайней мере, из незаменимого. Саламандровый плащ и каравенский опал по-прежнему были при нем. Что же касается того, что взяла девчонка номаци – кинжал и тесак, – оружие найти намного проще. Тем не менее, воспоминание о номаци, кровь которой не пахла, вызвало у него желание кого-нибудь уничтожить. Его рука скользнула к перевязи, и, как только кулик запрыгал рядом, пальцы дернулись к метательным ножам…

Но нет. Он не насытит свою ярость, испугав птицу. Единственное, что принесло бы сейчас облегчение – если он найдет Ведьму Нитей. Для того чтобы…

Пальцы отпустили нож. Он не знал, что хотел сделать с номаци, но определенно не убить. Эдуан был в долгу перед ней, ведь она пощадила его жизнь.

Что Эдуан ненавидел больше всего на свете – так это спасение жизней, до которых ему не было дела. Была еще только один человек, тоже женщина, с которой ведуна связывал долг жизни, и она, во всяком случае, это полностью заслужила.

Мысль о долге тоже разозлила Эдуана.

Еще раз огрызнувшись на восходящее солнце, он встал на ноги. Голова еще больше закружилась, а гул в ушах перекрыл все остальные звуки. В довершение всего, его мышцы дрожали от голода и обезвоживания.

Послышался отдаленный звон. Часы пробили девять раз – значит, было еще рано.

Эдуан повернул голову в ту сторону, откуда шел звук. Далеко на юге он смог разглядеть деревню. Вероятно, голодные мальчики были оттуда. И возможно, это место недалеко от Веньязы. Разминая запястья и пальцы, Эдуан зашагал сквозь волны прилива.

* * *

Часы пробили без четверти двенадцать, когда Эдуан наконец добрался до ворот мастера Йотилуцци. Стражник с пренебрежением бегло осмотрел его и распахнул широкие ворота.

Сказать, что Эдуан выглядел, будто его протащили сквозь ворота ада и обратно, было бы преуменьшением. По пути он мельком увидел себя в окне и понял, что выглядит еще хуже, чем чувствует себя. Короткие волосы были покрыты засохшей кровью. Несмотря на то, что шел он около трех часов, сапоги и плащ до сих пор не высохли, а кожа и одежда были перепачканы окровавленным песком.

Раны на груди и спине по-прежнему кровоточили.

Люди на улицах и мостах, в садах и переулках расступались на его пути и смотрели с таким же отвращением, как и стражник Йотилуцци.

Но жители Веньязы хотя бы не выкрикивали «Ведун пустоты!» и не проводили двумя пальцами перед глазами, прося защиты у Инан.

А стражник это сделал.

Эдуан зашипел на проходивего мимо человека. Стражник вздрогнул… а потом скрылся за дверью – без сомнения, для того, чтобы помолиться о защите против Пустоты.

Войдя в сад, Эдуан вспомнил поговорку: не гладь кота против шерсти. Так говорила ему мать, когда он был еще ребенком. Эдуан не вспоминал об этом в последние годы.

Фраза была как раз к месту, и то, что он вспомнил о ней, лишь прибавило ему угрюмости. Он призвал на помощь все самообладание, чтобы не искромсать чертовы цветы и листья, которые свисали над садовыми дорожками. Он ненавидел сады Далмотти, с их джунглями, дикими цветами и огромными плодами. Они отвлекали, мешали идти быстро.

Еще один простой пример, как из-за Двадцатилетнего перемирия все стали толстыми и ленивыми. Такой сад не был преградой для врагов – скорее обычное место прогулок с препятствиями для стариков, таких как мастер гильдии.

Когда Эдуан наконец пришел к внутреннему дворику с западной стороны дома Йотилуцци, он увидел слуг, убирающих со стола, за которым мастер обычно проводил свое утро.

Заметив приближавшегося Эдуана, горничная закричала и уронила на пол посуду.

Эдуан бы просто прошел мимо, но женщина взвизгнула:

– Демон!

– Да, – прорычал он, прошлепав мокрыми сапогами во двор. Он пристально посмотрел ей в глаза. До ужаса напугана. – Да, я демон, и если ты снова закричишь, Пустота поглотит твою душу!

Дрожащими руками она прикрыла рот. Чувство вины разлилось в груди Эдуана, и от этого выражение его лица стало еще более злобным.

– Где ты был? – Пронзительный голос эхом разнесся в каменном дворике, и Эдуан заметил Йотилуцци в дверях библиотеки. Мастер подобрал мантию и вышел наружу. Морщинистые щеки дрожали, в глазах плескалась ярость.

– Что с тобой случилось? – Мастер гильдии Йотилуцци немного прошел и остановился. Эдуан тоже замедлил шаги и склонил голову.

– Я был в отъезде, – пробормотал он.

– Я прекрасно знаю, что ты был далеко. – Йотилуцци потряс пальцем перед носом Эдуана. Сапфировое кольцо сверкнуло.

Эдуан ненавидел, когда старик так делал. Ему всегда хотелось сломать тому палец.

– Все, что я хочу знать – это зачем и где? – Йотилуцци продолжал трясти пальцем. Слуги дрожащими руками убирали посуду со стола, бросая на Эдуана пристальные взгляды.

Ведун ненавидел их. Всех их. Они называют его демоном и монстром – что ж, их страх лишь упрощал его работу.

– Ты пил? – настойчиво спросил Йотилуцци, подняв тонкие брови. Острый палец наконец стал опускаться. – Потому что ты выглядишь как бродяга, ведун Пустоты, и никто не видел тебя с прошлой ночи. Если так будет продолжаться, я буду вынужден расторгнуть наш договор.

Эдуан не ответил. Он просто сжал губы и стал ждать, пока мастер гильдии закончит:

– Ты мне нужен, и каждая минута твоего безделья – мой прямой убыток. Невеста Леопольда Четвертого была похищена, и дож хочет, чтобы ты нашел ее.

– Да? – Эдуан задрал подбородок. – И дож готов хорошо заплатить?

– Очень хорошо! – Йотилуцци снова ткнул пальцем в лицо Эдуану. – И я тебя щедро вознагражу, если ты сможешь ее отыскать.

– Нет. – Эдуан схватил палец Йотилуцци и вывернул его. – Я сейчас сам пойду к дожу, спасибо.

Гнев Йотилуцци исчез. Ошеломленно открыв рот, он сказал:

– Ты же работаешь на меня!

– Уже нет. – Эдуан отпустил шершавый – и до сих пор в остатках завтрака – палец старика. Сам он вряд ли был опрятнее в этот момент, но скользкий жир каким-то образом заставил его чувствовать себя еще грязнее.

– Т-ты не можешь сделать этого! – кричал Йотилуцци. – Ты же должен подчиняться мне!

Эдуан протиснулся в дом. Йотилуцци крикнул, но Эдуан уже не слушал. Он проследовал роскошными коридорами, поднялся на два лестничных пролета, а затем наконец добрался до своей маленькой комнаты в мансарде.

Все его вещи помещались в одну сумку. Он был каравенским монахом: готовый ко всему, в любой момент может сорваться с места.

Он обыскал сумку в поисках двух предметов: еще одного стилета и бумаги с длинным списком имен. Убрав стилет в еще влажную скрипучую перевязь, Эдуан изучил список. Осталось лишь несколько незачеркнутых имен.

Почти в самом конце списка было написано: «Ведун Пустоты: Южная верфь, улица Риденса, 14».

Эдуан запихнул бумагу в самый низ своей сумки. Он хотел бы попозже посетить этого ведуна Пустоты и рассказать отцу о Ведьме истины. О помолвке. О его высокооплачиваемой работе.

Он не стал бы упоминать о девушке номаци. О долге жизни отцу тоже знать не следует. Рассказ о девушке, чья кровь не пахнет, только вызовет лишние вопросы.

Эдуан не любил вопросы.

Не обращая внимания на натирающий влажный плащ, он вскинул сумку на плечо и, не оглядываясь, вышел из мансарды, которая была ему домом последние два года. Затем он прошел через особняк Йотилуцци. Пока он спускался, слуги расступались на его пути, из библиотеки все еще доносились крики Йотилуцци.

Не без удовольствия Эдуан отметил, что наследил грязными сапогами по всему дому.

Иногда справедливость проявляется в мелочах.

* * *

Эдуан прибыл во Дворец дожей через полчаса после того, как покинул дом Йотилуцци и помылся в общественных банях, – слава Колодцам истоков, его старые шрамы перестали кровоточить. К своему удивлению, он обнаружил, что от сада, где накануне произошло столкновение со стражей, остались лишь обугленные деревья и пепел, разносимый ветром.

Хотя в этом не было ничего странного: когда он покидал это место, здесь бушевал огонь.

Повсюду бродили солдаты и стражники Далмотти, но большинство из них не обращало на ведуна внимания. Когда он добрался до вестибюля, в котором сражался ночью, он увидел лишь обугленные стены и балки и тлеющие угли. Один из стражников сделал шаг навстречу Эдуану.

– Стой! – приказал стражник. На его зубах осела сажа. – Никто не входит и не выходит, Ведун пустоты.

Конечно, он узнал Эдуана. Отлично. Тем легче будет его напугать.

Эдуан втянул воздух и учуял запах крови, зная, что его глаза покраснели. Ароматы кухни и детское дыхание. Семьянин – это плохо. Эдуан хотел бы ударить его по испачканным зубам. Но вместо этого Эдуан проворчал:

– Ты впустишь меня и проводишь к дожу.

– Неужели? – с издевкой протянул стражник, но его голос отчетливо дрожал.

– Да, – сказал Эдуан. – Я единственный человек на этом континенте, который сможет найти девушку по имени Сафия. И еще, – Эдуан понизил голос и наклонился, – я знаю, кто ее похитил. Теперь пошевеливайся. – Эдуан кивнул в сторону зала. – Скажи вашему главному, что я здесь.

Как Эдуан и предполагал, стражник удалился. Во время ожидания ведун был занят тем, что считал людей вокруг, а через несколько минут охранник вернулся с сообщением, что Эдуана немедленно примут.

Ведун пустоты последовал за стражником, глазея на разрушения. Половина дворца была повреждена, а другая полностью сгорела. Сады были в еще худшем состоянии. Все живые растения были покрыты пеплом.

Когда Эдуан наконец добрался до личных покоев дожа – после того, как его тщательно обыскали двенадцать отрядов стражников, по одному из каждого присутствующего на саммите государства, – оказалось, что это убежище осквернено. Помещение с роскошными красными коврами, со стеллажами до потолка и сверкающими хрустальными люстрами было теперь заполнено людьми всех возрастов, классов и цветов кожи. Солдаты сновали туда-сюда сосредоточенно, как муравьи.

Темнокожие иллирийцы съежились у двери, явно желая вернуться в свои горы на юге. Тощие сворды сгруппировались возле окна, и их взор был направлен на север, а балманцы передавали по кругу что-то напоминающее кувшин с вином. Лискуанцы, критианцы, портоланцы – представители каждого народа держались вместе.

Тем не менее, марстокийцев не было. Оглядевшись, Эдуан не заметил никаких признаков присутствия императрицы Ванессы и ее султаната.

Он также не видел нубревенцев. Хотя не очень-то и ожидал.

Вскоре Эдуан нашел взглядом императора Карторры, который шагал вдоль длинного стола, размахивая руками. От его криков звенел хрусталь. Дож Далмотти, на которого орал Хенрик, сидел за столом, застывший и нервный.

– Ага! – раздалось слева от Эдуана. – Вот вы где! – Леопольд Карторранский изящно появился из тени. Эдуан удивился, как он мог не увидеть светловолосого, одетого в зеленое принца, притаившегося рядом с книжным шкафом.

И как он мог упустить запах принца? Эдуан запомнил запах его крови – новая кожа и дым камина – и должен был его учуять.

Но его быстро отвлек второй голос, вторая фигура, возникшая из тени. Этого человека Эдуан также пропустил, что еще больше его разозлило. Тем более что мужчина был на голову выше всех присутствующих.

– Вам известно о моей племяннице? – невнятно пробормотал этот человек. Он выглядел так, будто не спал много дней, глаза были красными, как камень Сердца, а его дыхание…

Эдуан сморщил нос. От этого потрепанного типа разило вином сильнее, чем от самого вина. Эта вонь перебивала даже запах его крови.

– Пойдемте, брат монах, – настаивал Леопольд, кивая в сторону своего все еще орущего дяди. – Нам сказали, что у вас есть информация о моей невесте. Вы должны рассказать нам все, и… и немедленно. – Леопольд заметил сажу на рукаве. С унылым вздохом он нехотя смахнул грязь. – Полагаю, это и есть наказание за ношение светлого бархата в мире пепла. Вероятно, мои волосы в таком же состоянии.

Он был рыжеватым блондином. Но Эдуан не проронил ни слова.

– Император, – напомнил он отрывисто.

– Ну да. Конечно. – Леопольд бесцеремонно растолкал солдат и слуг вокруг него. Эдуан пошел следом, а пьяный мужчина, в котором ведун узнал дона Эрона фон Хасстреля, тащился позади.

– Ты знаешь, у кого моя племянница, – сказал Эрон. – Скажи мне, скажи мне все, что знаешь! – Он схватил Эдуана за плащ.

Ведун с легкостью высвободился. Дон Эрон покачнулся, а затем упал на императора. Хенрик зарычал и отпихнул Эрона от себя. Затем он увидел Эдуана. Его губы скривились.

«Так это и есть император всей Карторры», – подумал Эдуан. Он видел Хенрика издалека не единожды, но никогда не приближался настолько, чтобы разглядеть оспины на его щеках. И кривой клык, выглядывавший из-под верхней губы, как у собаки.

Очень злой собаки.

– У кого в руках находится донья? – спросил Хенрик. Несмотря на то что он был на шесть дюймов ниже, чем Эдуан, голос у императора был низкий и громкий. Такой голос мог перекрыть пушечную канонаду, и ведун учуял в императорской крови дым сражений. – Расскажи, что знаешь, – продолжал Хенрик. – Это и правда трижды проклятые марстокийцы?

– Нет, – осторожно ответил Эдуан. Ему нужно было убедиться, что никто не знает, что Сафия – Ведьма истины. Вероятно, дядя знает… Хотя, возможно, и нет. Эдуан подозревал, что такой человек, как Эрон, мог бы бессовестно использовать Ведьму истины при каждом удобном случае.

– Видите? – выдохнул дож. – Я же говорил вам, что это не они! – Он энергично постучал по какой-то бумаге на столе. – Подпись императрицы исчезла бы, если бы они это совершили!

Эдуан поджал губы, поняв, что перед ним соглашение о Двадцатилетнем перемирии. А именно – последняя страница с подписями всех лидеров континента. Он нашел глазами подпись королевы Яны, которая четко виднелась внизу страницы. Или магию перемирия взломали, или нубревенцы действовали без ведома королевы.

Эдуан повернулся к императору Хенрику.

– Донья у нубревенцев. Я видел, как они увозили ее в открытое море.

У всех в комнате пооткрывались рты. Даже Хенрик выглядел так, будто проглотил что-то отвратительное.

– Но, – начал принц Леопольд, потирая нижнюю губу большим пальцем, – пожар во дворце устроили марстокийцы. И, – он взглянул на Хенрика, ища поддержки, – марстокийцы покинули Веньязу. Императрица и весь ее султанат исчезли вскоре после ужина. По-моему, это указывает на их вину.

– Да, – сказал дож, нервно ломая пальцы, – но нубревенцы поступили так же. Они ушли после первого танца…

– …Принца и моей племянницы, – закончил Эрон, выпрямившись. – Проклятые нубревенцы! Я их уничтожу!

– Не будет никакого уничтожения, – брезгливо перебил Леопольд. Он наклонился ближе к Эдуану. – Расскажите нам, что вы видели, брат монах. Абсолютно все.

Эдуан не собирался делать ничего подобного. Он опустил почти все детали и перешел к самому важному – к бою у маяка между нубревенскими ведунами Ветра и каравенскими монахами.

– Они перенесли донью на судно силой ветра, – закончил он. – Я не мог последовать за ними.

Леопольд кивнул, дож яростно моргал за своими очками, дон Эрон, казалось, не имел ни малейшего представления о событиях, пересказанных Эдуаном, а император Хенрик смотрел на монаха с нескрываемым интересом.

– Как ты проследил за девушкой до самого маяка? – тихо спросил Хенрик. – При помощи своей магии?

– Да.

Хенрик крякнул и на секунду обнажил в усмешке клык.

– И ты можешь использовать свою магию снова? Даже через Яданси?

– Да. – Эдуан барабанил по рукояти своего меча. – Я выслежу ее за определенную плату.

Ноздри Хенрика дрогнули.

– Какова цена?

– Какая разница?! – воскликнул дон Эрон и уставился выпученными глазами на Эдуана. – Я дам любую цену, ведун Крови. Скажи сколько, и я заплачу!

– Чьими деньгами? – вмешался Хенрик и язвительно расхохотался. – Для участия в этом саммите, Эрон, вы одолжили денег у короны, так что если у вас что-то и есть, оно принадлежит в первую очередь мне. – С хохотом он повернулся к Эдуану: – Мы заплатим тебе, ведун Пустоты, но эти деньги будут изъяты из казны похитителей доньи Сафии. Раз она у нубревенцев, им и платить.

– Нет, – Эдуан забарабанил быстрее. – Я требую пять тысяч пиастров авансом.

– Пять тысяч? – Хенрик отшатнулся, а затем ринулся вперед так, что остальные отступили.

Но Эдуан и не дрогнул.

– Ты понимаешь, с кем говоришь, ведун Пустоты? Я император Карторры, избранный самой Инан. Тебе заплатят тогда, когда я велю заплатить.

Эдуан перестал постукивать по мечу.

– А я ведун Крови, избранный самой Пустотой. Я знаю запах девушки и могу выследить ее. Но я не сделаю это без пяти тысяч пиастров.

Хенрик зарычал, но тут вмешался Леопольд.

– Вы получите эти деньги, брат монах. Из моего личного кармана. – Принц примиряюще поднял руки и посмотрел на дядю.

– Она моя невеста, ваше величество, так что я сам внесу залог. Это же уместно, да? – Он повернулся к дожу, а затем к дону Эрону и каждому кивнул.

Эдуан был впечатлен. И тем более поражен, когда принц Леопольд Карторранский повернулся к нему, посмотрел в глаза и сказал:

– Пойдемте в мои покои. Около половины суммы там наберется. Этого достаточно?

Эдуан кивнул.

– Хорошо. – Леопольд улыбнулся. – Теперь, полагаю, вы согласитесь, что мы потратили достаточно времени. Если позволите, ваше величество, я присоединюсь к монаху в поисках Сафии. Я хорошо ее знаю и могу быть полезен.

Эдуан почувствовал внутреннюю дрожь. Принц будет только мешать и отвлекать его. Но прежде чем он успел возразить, Хенрик коротко кивнул.

– Отправляйся с Ведуном пустоты. И держи его на коротком поводке. – Император издевался над Эдуаном, явно надеясь на грубый ответ.

Эдуан сдержанно промолчал.

Затем Леопольд кашлянул и жестом пригласил Эдуана следовать за ним. Принц двинулся через комнату, и Эдуану ничего не оставалось, как сделать то же самое. Он покрутил запястьями и ощутил разочарование.

Но во всем этом, были и плюсы: никто не упомянул, что Сафия – Ведьма истины. Когда его вознаградят за хлопоты, он сможет продать девушку по хорошей цене.

Карторранцы готовы заплатить, чтобы он нашел Сафию фон Хасстрель. Но никто не упомянул, что он должен вернуть ее.