— «Эклектичный — составленный из нескольких заимствованных элементов чужой интеллектуальной продукции, — прочитал Мэтью. — Слово применимо к идеям, доктринам, художественным стилям и жанрам», слышишь? Но не к людям, Лаура. Кейт, может быть, поступает чудно, но не эклектично. — Он закрыл словарь, положил его рядом с тарелкой и посмотрел на Сару.

— Я бы сказала, что Кейт — энергичная, — сказала Сара. Она вспомнила губы Мэтью на своей шее. Ей бы энергично отпихнуть его тогда, напрасно она позволила ему прижиматься впритирку.

— Энтенсивная? — спросил Брюс.

— Еще лапши кому-нибудь подложить? — спросила Лаура.

— Бефстроганов — изумительный, — сказал Брюс.

— Любопытно, что ты имела в виду, говоря, что Кейт эклектична? — повернулся Мэтью к Лауре. Он откинулся на спинку стула с вальяжностью заправского бизнесмена.

— Если бы мне пришло в голову более точное слово, Мэтью, я бы его сказала, — ответила Лаура. Она передала тарелку с лапшой Брюсу.

— Эротичная, — сказал Брюс. Его глаза встретились с сариными.

— Эротика — это отвратительно, — сказала Лаура и изящным движением положила в рот кусочек бефстроганов.

— Эфемерная, — сказала Сара смущенно. Когда какой-нибудь мужчина проявлял к ней даже мимолетный интерес, она становилась безвольно-податливой. Она бы хотела избавиться от этого свойства.

— По-моему, «эфемерный» тоже неприменимо к людям, — сказал Мэтью.

— Эпохальная? — сказал Брюс.

— Эмоциональная, — сказала Сара. — «Эмоциональная» применимо к людям.

— Эмоциональные люди неуправляемы, — сказала Лаура.

— Эксцентричная, — сказал Брюс.

— Ну уж Кейт — какая угодно, только не эксцентричная, — сказала Лаура. — Единственная ее мечта — выйти замуж и нарожать детей.

— Это потому, что у нее отец умер, когда она еще была молоденькая, — сказала Сара.

— Эльфоподобная, — сказал Мэтью. — Кейт похожа на сказочного эльфа. — Он подпер подбородок ладонями и подался вперед. Все смотрели на него. Это был его день рождения.

Наклонившись над клавишами и нахмурившись, Лаура делала вид, будто играет. Потом она откинулась и закрыла один глаз. Для этой комической сценки сестры переоделись в черное. Сара достала из книжного шкафа роман Джеймса Джонса. Она стала рядом с роялем и делала вид будто громко читает. Мэтью сидел, покуривая трубку, а Брюс — на полу с ним рядом. В комнате было тихо.

— И что сие означает? — спросил Мэтью.

Сара подняла руку, и Лаура начала играть. Сара прочитала несколько строк вслух, потом уронила руку и стала беззвучно открывать рот, якобы произнося слова. Одновременно Лаура слегка дотрагивалась до клавиш, не производя звуков. Сара подняла руки и уронила их, еще раз подняла и опять уронила. То звучали слова и аккорды, то наступала тишина. И так несколько раз.

— Скукота, — сказал Мэтью. Он поднялся с кресла. — Нельзя же до бесконечности повторять одно и то же.

— Сядь, Мэтью, — сказала Лаура. — Я не могу играть, когда ты стоишь.

Сара вообразила, как будто они с Лаурой выступают перед публикой, сидящей на полу полукругом во тьме. За дверью в фойе продают пиво и сухарики. Два белых рояля стоят на сцене клавиатурами друг к другу. На Лауре — красное платье, на Саре — черное. Обе в беретах. Они вместе выходят на закругленную сцену и садятся за рояли, соприкасаясь спинами. Сара исполняет пассаж на верхних нотах. Она всегда играла на верхах, а Лаура — на басах. Они играют быстро, еще быстрее, руки их так и порхают по клавишам. Когда одна устает, другая бьет по клавишам еще энергичнее, это их лучшее выступление дуэтом. Они завершают номер и оборачиваются к публике, тонко улыбаясь. Но аудитория куда-то испарилась. Вокруг пусто…

— Кому-то, возможно, покажется, что в сценке чего-то не хватает, — сказал Брюс. — А мне понравилось все, как есть.

— Предлагаю выпить шампанского, — сказала Лаура и церемонно поклонилась.

— Не хочу никакого шампанского, — сказал Мэтью.

— Но ведь это твой день рождения, — напомнила Лаура.

— Я сам знаю, что это мой день рождения.

Сара села рядом с Брюсом на ковер и ждала, что будет дальше. Они услышали, как Лаура и Мэтью ругаются в кухне. Лаура говорила, что он ведет себя, как ребенок. Он требовал, чтобы она убиралась вон с его шеи.

— Он с ней порою слишком груб, — сказал Брюс.

Сара пожала плечами. Сначала она не почувствовала жалости к сестре, но миг спустя жалость проснулась.

— Зачем он так? — спросила она.

— Привычка у него такая, с детства, — ответил Брюс. — Маменькин был сынок, все прощалось. — Брюс пожал плечами. Казалось, он изучал рояльные ножки.

Сара дотронулась до его плеча.

— А ты знаешь, что я мечтал на тебе жениться? — спросил Брюс. Он смотрел ей в глаза. У него было крупное, серьезное лицо.

— Ты был влюблен в Лауру, — сказала она.

— Я понимаю, это звучит ужасно, но я хотел жениться на тебе, потому что не мог заполучить Лауру.

— А я воображала, как выйду за тебя замуж, — сказала Сара. — Я за каждого мужчину мысленно выхожу замуж.

— А бывало так, что ты смотришь на Лауру, а думаешь, что видишь себя со стороны? — спросил Брюс.

— Она всегда старается говорить так, чтобы губы почти не шевелились. Я считала, что это глупость. А потом увидела себя в домашнем фильме — оказывается, я делаю то же самое. На экране я была вылитая Лаура.

— Вообще это все-таки, наверное, тяжело, когда постоянно рядом с тобой ходит твоя копия. Люди меня даже с Мэтью путают, хотя мы с ним нисколько не похожи, — сказал Брюс.

Однажды, когда Сара была в Сан-Луи, какой-то незнакомый тип остановил ее на улице и обнял. Она и он были в шубах, на холоде у них шел пар изо рта. Он сказал, что всегда мечтал переспать а ней, но теперь поздно — он женат. Они рассмеялись. Дальше выяснилось, что он летом работал с Лаурой в госпитале для ветеранов войны. Сара не стала ему говорить, что она — не Лаура.

— В детстве мы всем делились, — сказала она. — У нас все вещи были одинаковые. Но я всегда боялась, что все меня меньше любят.

— Для меня вы очень разные, — сказал Брюс.

— Почему?

Брюс сощурил один глаз.

— Она веселее.

Сара пожала плечами.

— А ты в Мэтью была влюблена по уши? — спросил Брюс. — А чего — вполне нормальное дело.

— Я только почувствовала, что упустила его.

Брюс взял ее ладонь и погладил по тыльной стороне своим большим пальцем.

— А что, если мы сейчас куда-нибудь закатимся? — сказал он. — Вдвоем — ты и я. Я не буду воображать, что ты — Лаура, не бойся.

— Шампанское подано! — сказал Мэтью, входя в комнату с зеленой бутылкой на голове.

Выключили свет. В комнату вплыл торт с горящими свечами. Лицо Лауры над свечами светилось надеждой. Огоньки затрепетали, когда она запела милым робким голоском.

Пробка вылетела в темноту и ударила в потолок. Все ахнули.

— Чем это тут пахнет? — спросила Сара в темной квартире. Брюс включил свет. Из другой комнаты донесся монотонный гитарный перебор.

— А я что-то не чувствую никакого запаха, — сказал Брюс.

Грязные тарелки лежали на столе и в раковине. Кухня совмещалась с гостиной. Стулья и тахта были обращены к телевизору. Все в комнате было словно одного тускло-серого цвета.

— Чем тебя угостить? — спросил Брюс. — Есть томатный сок.

— Не люблю томатный сок, — сказала Сара. Она куталась в свой плащ, стоя посреди комнаты.

— Мой сосед по квартире — дома, но он нам не помешает, наверняка пьян в драбадан.

— А если полиция нагрянет?

Брюс засмеялся.

— Полиция сюда не заглядывает.

— Не понимаю, как ты с этим миришься, — сказала Сара. — Мне было бы противно жить в таком хлеву. — Она подошла к раковине. — По-моему, на тарелках уже что-то выросло.

— Я собирался еще в тот уик-энд помыть посуду, — сказал Брюс, — да руки не дошли. — Он взглянул на часы.

— У тебя назначена какая-нибудь встреча? — спросила она.

— Да нет, просто хотел посмотреть, сколько времени. — Он выглядел озадаченным. — Ты нервничаешь?

Да, она нервничала.

— Мне холодно, — сказала она.

Брюс повел ее в спальню. Сюда тоже доносилось однообразное гитарное бренчание. Он расстегнул на ней плащ. Она осмотрелась — стерео, клюшки для гольфа, увлажнитель воздуха. Она плотнее запахнулась в плащ.

— Ну, раз не хочешь, тогда не будем, — сказал Брюс. Он поставил пластинку на стереопроигрыватель. Раздался плеск волн, бьющихся о берег.

Сара сняла плащ. Брюс выключил свет. Она слушала, как он раздевается. Потом сама разделась. Оставшись в одном белье, они легли под одеяло.

— Просто обними меня, — сказала она.

Они лежали в обнимку в темноте и слушали крики чаек.

Где-то океан с шумом накатывал на пляж.