Близился вечер, а задача, стоявшая перед кормирцами, так и осталась невыполненной. Перед внутренними воротами Отрожья с десяток кормирских солдат с помощью блоков и веревок безуспешно пытались оторвать янтарную темницу Ваала от земли. Днем ранее высоко над воротами каменщики вделали в стену опорные балки, и теперь солдаты пытались поднять Ваала на эти опоры и укрепить его там в качестве трофея.
В тусклом свете надвигающихся сумерек лорд командующий, сжимая в кулаке пергаментный свиток, бродил перед воротами взад-вперед. Пурпурный Дракон – гербовая печать короля Азуна – все еще оставался на свитке, хотя командующий надломил воск. Деверелл похлопывал куском пергамента по бедру, как будто подобный жест мог ускорить работу солдат.
Донесение из Сюзейла пришло в полдень:
«Лорд верховный маршал герцог Беро направляется в Отрожье для разбирательств по фактам пьянства и падения нравов. В настоящее время всеобщего хаоса и упадка подобного поведения особо следует избегать. Примите его рекомендации как изъявление моей воли. Надеюсь, что данное послание поднимет воинский дух. Король Азун IV».
– Пьянство и падение нравов! – шипел Деверелл под нос. – Ну, это мы еще посмотрим…
Лорд командующий уже придумал, как убедить герцога Беро в том, что король располагает неверными сведениями. Именно с этой целью солдаты начали поднимать шар Ваала на крепостную стену. Вступив в Отрожье, верховный маршал непременно увидит бога Убийства и обязательно спросит, что это такое. И, получив от Деверелла разъяснение, герцог вынужден будет доложить, что дела в Отрожье обстоят как нельзя лучше. Ведь не пьяницы же и трусы пленили бога.
Легкий ветерок принес с собой холодную морось. Деверелл поднял голову и увидел груду темных облаков, надвигающихся на Отрожье. Часовых ждала холодная ночь.
Лорд командующий повернулся к Пеллу Бересфорду, капитану ночной смены.
– Меня ждут за ужином. Проследи, чтобы этот кусок янтаря подняли и укрепили.
Натянув на голову капюшон, Пелл посмотрел в ту сторону, откуда надвигалась буря.
– Если позволите, милорд, мне кажется, что было бы лучше оставить эту штуку на месте до утра. Ее может снести ветром.
Деверелл посмотрел в ту же сторону, что и капитан, но лишь покачал головой:
– Я хочу, чтобы кусок янтаря к восходу солнца уже стоял на стене. Тебе только придется проверить, надежно ли он закреплен.
Без каких-либо дополнительных разъяснений командующий удалился. Он не заметил ни того, как в глазах его подчиненного загорелось пламя негодования, ни того, как сжалась в кулак пятерня Ваала – единственная часть аватары, торчащая из янтарного шара.
– Как вам угодно, милорд, – прошипел капитан.
Пелл признавал, что причина его раздражительности коренится не в одном лишь куске янтаря. Насколько капитан понимал, этот золотистый ком никак не мог считаться предметом гордости Отрожского гарнизона. Пленение Ваала вместе с пьянством Деверелла стоили жизни многим хорошим солдатам.
Если бы это происшествие являлось исключением, Бересфорд не придал бы ему такого значения. Однако капитану частенько приходилось подолгу задерживаться на своем посту и после рассвета, поскольку лорд командующий все утро пьянствовал с офицерами дневной смены. Предложение Деверелла о назначении хафлинга на место Бересфорда стало последней каплей, переполнившей чашу терпения капитана.
Вот после этого он и послал в Сюзейл гонца с официальной жалобой. Бересфорд не ожидал, что дело примет такой оборот и король направит в Отрожье верховного маршала, но знал, что его жалоба на Деверелла была уже не первой. Как бы там ни было, приезд герцога Беро ожидался завтра, и Пелл был бы ужасно рад, если бы этот кусок янтаря, это «доказательство» способностей Кэя Деверелла так и осталось лежать на прежнем месте.
Но приказ прозвучал, и Бересфорд был слишком хорошим офицером, чтобы не подчиниться. И он принялся за дело так, точно идея водружения янтарного шара на стену крепости принадлежала ему лично. Без Деверелла, нервировавшего солдат своим присутствием, Пелл управился с возложенной на него задачей всего за час.
Остаток ночи Бересфорд, кутаясь в плащ, методично обходил караульные посты и поддерживал бдительность часовых. С десяток раз прошел капитан под узилищем Ваала, неоднократно проверяя надежность креплений янтарного шара. На всякий случай Пелл все же поставил под куском янтаря двух часовых.
Тем не менее ни Бересфорд, ни часовые не заметили, как бог Убийства, пользуясь свободной рукой, потихоньку царапал веревку, крепившую его янтарную камеру к опорным балкам. К тому времени, как ночной ветер стих и неровный серый утренний свет окрасил восточный край неба, лишь истертая веревка удерживала темницу бога на месте.
Пелл стоял у восточной стены, наслаждаясь своим любимым часом ночного дежурства, когда прохладный воздух перестает кусаться, вся крепость, словно занесенная снегом, погружена в безмолвие и спокойствие и только сухой кашель и перешептывание часовых, нарушая эту тишину, разносятся эхом от стены к стене. В этот мирный час человек начинал думать о завтраке и теплой постели.
Но ужасный грохот прервал мечтания капитана, возвестив о том, что этим утром о сне и отдыхе ему придется забыть.
– Буди лорда Деверелла и скажи ему, что его трофей упал, – приказал Бересфорд пажу, а сам тотчас зашагал к темнице Ваала.
Пеллу не понадобилось расспрашивать о случившемся, но то, что капитан увидел у ворот, оказалось куда хуже того, что он ожидал обнаружить. На земле, посреди пролома в стене, лежал разбитый янтарный шар. Ваал исчез. Двое часовых, поставленных у ворот, были мертвы. Еще двое, стоя на коленях в лужах крови, собирали янтарные осколки, словно дети, опрокинувшие мамину любимую вазу.
– Где Ваал? – спросил Пелл, пнув янтарный осколок.
Стражники поднялись.
– Здесь его нет, – сообщил один из солдат.
– Это я и сам вижу, – фыркнул капитан, указывая на осколки.
– Когда мы пришли, его уже не было, – объяснил другой солдат, держа в руке пригоршню янтарных кусочков. У Пелла от ужаса сжалось сердце. Он не мог понять, как аватаре бога удалось выжить после своего пленения, однако подумать об этом можно было потом.
– Трубите тревогу! Поднять и вооружить всех…
Но капитана прервал вернувшийся паж.
– Ваал, сэр! Он в покоях лорда Деверелла! – закричал он.
Не говоря ни слова, Пелл и двое солдат бросились к главной башне и быстрее ветра взлетели по центральной лестнице. Достигнув верхнего этажа, капитан распахнул дверь в покои командующего и ворвался в комнату, держа наготове обнаженный клинок.
Посреди комнаты стояли двенадцать стражников, окружив неподвижно лежащее тело и наставив на него пики алебард. Бересфорд растолкал солдат и пробился в центр круга. Татуировка на голове изможденного трупа, распластавшегося на полу, не оставляла сомнений в том, что безжизненное тело принадлежало мужчине из янтарного шара. Только огонек в глазах аватары угас, и теперь взгляд его не нес угрозы. Пелл ни на миг не усомнился в том, что душа уже покинула это тело.
– Кто его убил? – спросил капитан.
– Никто, – проговорил паж. – Таким я его и нашел.
Пелл поднял глаза.
– А где лорд Деверелл?
Взгляд пажа забегал по комнате, словно мальчик пытался найти там пропавшего лорда.
– Он исчез, милорд, – наконец вымолвил паж.
Келемвар сделал неверный шаг – и камень покатился вниз по горному склону. Воин перевел дух, дернул за поводья своего скакуна, шедшего сзади, и снова двинулся вперед.
Надеясь отвлечься от ужасной головной боли, Келемвар сосредоточился на событиях прошедших дней. После гибели Проныры воин, Миднайт и Адон продолжили путь через перевал Желтого Змея. Спустя два дня спутники столкнулись с огромной завесой черного небытия. Не то чтобы эта завеса являлась каким-нибудь там сумрачным туманом. Просто по ту сторону мрака уже ничего нельзя было разглядеть.
К несчастью, мгла простиралась во всю ширину ущелья, убивая всякую надежду обойти препятствие стороной. Несколько минут герои потратили на спор о природе этого мрака, но наконец решили, что это либо результат какого-нибудь несработавшего заклинания, либо очередное проявление царившего в Королевствах хаоса. Но каково бы ни было происхождение этой тьмы, никто не горел желанием сделать хотя бы шаг внутрь нее. Адон подобрал с земли палку и сунул ее в черноту. Когда же он вытащил ее обратно, оказалось, что половина палки, побывавшая в черной мгле, попросту исчезла.
В конце концов герои решили не испытывать судьбу. Келемвар указал на узкую, недавно проторенную тропку, ведущую к южному склону каньона, и искатели приключений двинулись по ней, надеясь, что тот, кто проложил ее, знал путь через горы.
Тропинка стремительно взбиралась по крутому откосу и бежала по каменистым россыпям, и розоватой глине, превращаясь в серпантин, выжимая из путников последние силы. С каждым шагом нога Келемвара либо погружалась в песок, либо ступала на неустойчивый камень. Десятью-двенадцатью ярдами выше склон заканчивался седловиной меж двух острых пиков. За ней синело лишь чистое небо, но Келемвару не делалось от этого легче. Слишком часто доводилось ему взбираться на подобные седловины, чтобы отдохнуть немножко – и начать новое восхождение.
Сильный порыв ледяного ветра вырвался из-за горной гряды и ударил в лицо. Воин остановился, чтобы перевести дух, но вздох дался ему с трудом, и боль в голове стала еще сильнее. В двухстах шагах позади Келемвара по тропинке медленно взбирался Адон. Миднайт шла тысячью шагами ниже, там, где тропа резко сворачивала. Чтобы не сталкивать камни друг на друга, Келемвар предложил спутникам рассредоточиться. Миднайт приняла предложение, однако довела его до крайности.
Внизу, слева от Миднайт, все еще чернела мгла, заставившая героев свернуть в горы. А справа, извиваясь, полз назад к Танской равнине величественный каньон. Все расстояние составляло всего-навсего около тридцати миль по прямой, однако увеличивалось вдвое, если измерять его по дорожкам, бегущим по дну ущелья. Зеленый ковер из сосен простирался от равнины до подножия каменистого склона, где и заканчивался.
Келемвар не сомневался в том, что Кайрик и его зентилары идут сейчас по их следу. Но воин, безусловно, удивился бы, если бы увидел у входа в каньон отряд из сорока хафлингов. В шестидесяти милях от Темной Твердыни один из хафлингов наткнулся на след Кайрика, и мужчины из Черных Дубов повернули на север. Подойдя к каньону, они обнаружили тело Проныры и теперь точно знали, что идут по верному следу.
Келемвар оглядел то место, куда привела его горная тропинка. Повсюду крошечные белые цветочки выглядывали из лоскутков мелкой травки, напоминающей плесень. То тут, то там бледно-зеленые лишайники цеплялись к оранжево-ржавым камням. Никакая другая растительность не произрастала в этом суровом климате. Невзрачный пейзаж поверг воина в уныние, и внезапно он почувствовал себя крайне одиноким.
– Давай, Адон, поднимайся, – позвал Келемвар, стараясь подбодрить не столько священнослужителя, сколько себя самого. – Когда-нибудь мы все равно доберемся до вершины.
– Да, когда-нибудь… – хмуро ответил Адон.
Келемвар вздрогнул от холода и продолжил путь.
Во время восхождения воина бросило в пот, теперь же ледяной ветер неприятно холодил его кожу. Воин уже решил было надеть теплую одежду, полученную в Отрожье, но передумал. Ведь тогда он вспотеет еще больше.
Горный склон был местом глухим и холодным – воин даже пожалел о том, что пошел на такой риск. В начале путешествия в Глубоководье миссия героев казалась такой возвышенной. Теперь же, со смертью Проныры и холодком, возникшим между воином и чародейкой, Келемвар вновь ощутил себя обыкновенным наемником.
Ссора с Миднайт портила ему настроение, и воин понимал это. Дважды Кайрик оказывался в его руках, и дважды чародейка спасала вору жизнь. Воин никак не мог понять, почему она так слепа, неужели она не видит предательство Кайрика.
Любовь Келемвара к Миднайт лишь осложняла и без того тяжелое положение. Когда чародейка спасла вора, воин почувствовал себя так, будто она изменила ему. Келемвар был уверен в том, что причин для ревности нет, но это не утешало его.
Десятки раз воин пытался подыскать оправдание своему гневу. Миднайт не видела Кайрика в деле Найтсбриджа, она не видела, как вор, добывая сведения, метался меж двух лагерей, не знала, каким вероломным он может быть. Простодушная девушка действительно верила в то, что Кайрик хочет помочь, старым друзьям.
– Хоть бы это была вершина, – крикнул Адон. – А то я уже надорвался.
– Может, ты хочешь сунуться в эту черноту? – предложил Келемвар, взмахом руки указывая на черную стену, перегородившую долину.
Адон остановился и взглянул вниз, словно обдумывая предложение воина.
– Нет, спасибо, – ответил наконец священнослужитель.
Келемвар усмехнулся и сделал еще один шаг. На этот раз нога его ступила на твердую почву. Яростный, не стихающий ветер ударил в грудь с такой силой, что воин едва устоял. Подняв глаза, он понял, что стоит на гребне невысокой горной гряды. Впереди начинался склон. Вершина достигнута!
Тропинка бежала вниз к другой горной гряде. Этот зубчатый хребет, подобно корешку некоей гигантской книги, на целых пятнадцать миль протянулся прямо на юго-запад и там, вдали, упирался в короткую цепь игольчатых гор. У гребня гряды тропинка разветвлялась. Одна хорошо утоптанная тропа сворачивала влево и бежала вниз, к морю буйной зеленой травы и терялась в поросшем густым лесом каньоне, зеленой рекой изгибающемся в западном направлении.
Другая же тропка спускалась по правому склону хребта и выходила на берег маленького горного озерца. Оттуда она бежала вдоль кромки фиолетово-синей воды, добиралась до речки, вытекавшей из озера, и далее следовала вдоль реки, исчезая вместе с ней в узком ущелье на северо-западе.
Оглядевшись вокруг, Келемвар повернулся и замахал Адону. Воин, казалось, сбросил с плеч тяжелый груз, дурное настроение испарилось, словно Келемвар хлебнул хмельного отрожского эля.
– Вершина! – заорал воин.
Адон посмотрел вверх и пожал плечами, прикладывая к уху ладонь. Келемвар не мог перекричать бушующий ветер, поэтому воин руками изобразил склон, указал на другую часть перевала, после чего поднял руки вверх, изображая победу.
Адон тотчас приободрился и с силой потянул за поводья своего пони, пытаясь ускорить подъем. Келемвар хотел обрадовать Миднайт, но чародейка сильно отстала и вряд ли услышала бы его.
Спустя несколько минут Адон, карабкаясь на четвереньках, добрался-таки до вершины.
– Ну что, мы наконец наверху? – задыхаясь, спросил священнослужитель. Из-за ветра он даже не мог поднять головы.
– Сам посмотри, – ответил Келемвар.
Отдышавшись, Адон взглянул вниз. Вид озера изрядно поднял ему настроение, и священнослужитель заорал:
– Мы наверху! Теперь осталось лишь спуститься!
Келемвар посмотрел на Миднайт.
– Как она? – осведомился он.
Адон повернулся, лицо его снова стало грустным.
– Она до сих пор скорбит о Проныре.
Келемвар передал Адону поводья своего пони и хотел было шагнуть вниз по тропинке, но священнослужитель быстро положил руку ему на плечо.
– Не стоит, – произнес Адон.
– Но она устала! – возразил Келемвар, поворачиваясь к священнику. – А у меня еще хватит сил помочь ей подняться сюда.
– Она не примет помощи, – покачал головой Адон. Два часа назад он предложил чародейке передать ему поводья ее коня, но женщина-маг лишь пригрозила превратить жреца в ворону.
Келемвар взглянул на медленно ползущую по склону фигурку Миднайт.
– Надо нам с ней поговорить.
– Согласен! – воскликнул Адон, чувствуя, что воин наконец подавил собственное упрямство. – Но позволь ей самой дойти до вершины. Не стоит сейчас напоминать Миднайт о ее слабости.
Но Келемвар не согласился.
– Пять минут назад я отдал бы свой меч любому, кто перенес бы меня сюда. Не думаю, что она станет возражать.
Священнослужитель лишь помотал головой:
– Поверь мне. Подъем дает время подумать. Несмотря на судороги в ногах, невзирая на шум в ушах и туман в голове, восхождение рождает в тебе новые мысли.
– Да? – с сомнением спросил Келемвар. Лично в нем за время подъема не родилось ничего, кроме головной боли.
– Да, – твердо ответил Адон, убирая руку с плеча воина. – Пока я поднимался сюда, я выстроил логическую цепочку. Миднайт спасла Кайрика, а затем Кайрик убил Проныру. Будь ты на ее месте, разве ты не чувствовал бы себя ответственным за его смерть?
– Разумеется, – кивнул Келемвар. – А я еще сказал ей…
Он запнулся, припомнив жаркий спор, разгоревшийся после смерти Проныры.
– Точно! – подбодрил Адон. – И что же она тебе ответила?
– Бессмыслицу какую-то, – защищаясь, промолвил воин. – Сказала, что Проныра погиб по нашей вине. Что Кайрик пришел поговорить, а мы напали на него. – Воин помрачнел. – Не хочешь ли ты сказать, что она была права?
Лицо священника сделалось серьезным.
– Но ведь мы действительно нанесли удар первыми.
– Неправда, – возразил Келемвар, поднимая руку, словно отбиваясь от нападения. – Я не убиваю бездумно, и даже раньше у меня на душе было тяжело, до того как…
– До того как Бэйн избавил тебя от проклятия? – закончил Адон. – Ты, видимо, считаешь, что проклятие ушло, но зверь внутри тебя остался?
Келемвар отвел взгляд.
– Мы все сомневаемся в себе, – продолжил Адон, считая, что теперь самое время излить душу воину. – Вот я, например, все время задаюсь вопросом о том, правильно ли я поступил, отвернувшись от Сьюн.
– Каждый человек должен следовать зову своего сердца, – сказал воин, дружески сжав плечо священнослужителя. – У тебя не было выхода. – Келемвар снова вспомнил то, что говорила Миднайт о нападении на Кайрика. – Может, мы и впрямь ошибались насчет вора?
Адон пожал плечами.
– Миднайт, конечно, считает именно так, – сказал он, и Келемвар вздохнул. – Но лично я убежден, что мы правы, – быстро добавил священнослужитель. – Люди Кайрика окружали наш лагерь, и потому я сомневаюсь в том, что он приходил только для разговора. Нет ничего плохого в том, чтобы первым нанести удар, если твой противник замышляет недоброе.
Адон сделал многозначительную паузу, чтобы дать словам произвести должный эффект.
– Но это неважно, – продолжил он, переходя к главному. – Важно то, каким образом я и ты будем разговаривать с Миднайт.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Келемвар, снова взглянув на чародейку, которая медленно, но верно взбиралась по откосу.
– Когда я предположил, что мы были не правы, напав на Кайрика, ты сразу почувствовал себя обороняющейся стороной, так?
Келемвар кивнул.
– А как ты думаешь, что чувствует Миднайт? После того как погиб Проныра, ты почти не говорил с ней. Я всю дорогу читал ей лекции о Кайрике. Ты не допускаешь, что ей сейчас приходится еще хуже, чем нам?
– Может быть, – промямлил Келемвар, уставившись на землю под ногами.
Миднайт всегда казалась такой уравновешенной и спокойной – воину никогда не приходила в голову мысль о том, что чародейка тоже может страдать.
Посмотрев на поникшего Келемвара, Адон продолжил:
– Обвиненная нами в смерти Проныры, Миднайт, как бы она ни возражала, также винит во всем себя.
– Ладно, – ответил воин, повернувшись к западному склону горной гряды, чтобы не видеть ни Адона, ни Миднайт. – Я тебя понял. Миднайт и без того тяжело, чтобы еще напоминать ей об этом.
Келемвар ощутил стыд за свое поведение.
– Жизнь была намного проще, когда проклятие мешало мне думать о ком-то еще, – сказал он. – По крайней мере, мой эгоизм находил себе оправдание. – Воин сердито покачал головой. – Я совсем не изменился! Я все еще проклят.
– Разумеется, – согласился Адон. – Но не больше и не меньше, чем любой другой человек.
Келемвар повернулся и снова посмотрел на Миднайт.
– У меня тем более достаточно оснований, чтобы перенести ее сюда на руках. Я смогу извиниться за грубость.
«Похоже, воин так и не понял, что я ему пытаюсь втолковать», – подумал Адон и сказал:
– Еще не время. Миднайт уже начала считать себя обузой, и предложение твоей помощи лишь убедит ее в этом. Садись и жди, пока она сама не заберется сюда.
Несмотря на то, что дул жуткий ветер и на небе собирались облака, Келемвар сделал так, как просил священнослужитель. Горная седловина была неподходящим местом, чтобы пережидать бурю, и все же слова Адона казались разумными. Кроме того, даже в случае непогоды спуск по западному склону хребта займет значительно меньше времени, чем потребовало восхождение по восточному.
Адон подошел к своему пони и начал перекладывать припасы и снаряжение, полученные в Отрожье.
Затем он вытащил пергаментную карту и принялся изучать ее, закрыв спиной от сильного ветра.
Адон тоже изменился, и Келемвар не мог не заметить этого. К священнослужителю вернулась его прежняя самоуверенность, однако теперь ее смягчало сострадание, которого так не хватало ему прежде. Откуда пришла эта перемена, воин не знал. Но ему все же нравился новый характер жреца – пусть даже Адону по-прежнему требовалась тысяча слов, чтобы высказать то, на что вполне хватило бы и десяти.
– Ты меня удивляешь, Адон, – наконец сказал Келемвар, наблюдая за тем, с каким усердием его товарищ изучает карту. – Никак не думал, что ты так опытен в сердечных делах.
– Я удивлен не меньше твоего, – ответил Адон, отрываясь от пергамента.
– Может, Сьюн гораздо ближе, чем тебе кажется, – предположил воин, припомнив то, что говорил священнослужитель относительно своего разрыва с богиней.
Адон угрюмо улыбнулся, задумавшись о том, как далек он теперь от своей прежней богини.
– Сомневаюсь, – пожал он плечами. – Но в любом случае, спасибо.
Непривычный к подобным сантиментам, Келемвар перевел взгляд на Миднайт, упрямо продолжавшую восхождение. Лошадь чародейки двигалась медленно, останавливаясь на каждом шагу. Миднайт упорно смотрела в землю перед собой. Воин еще раз подивился изяществу и грациозности движений, выражавших внутреннюю силу женщины.
Волна какого-то заботливого участия к судьбе чародейки захлестнула Келемвара.
– Сможет ли Миднайт пережить все это? – спросил он как бы про себя.
– Сможет, – промолвил Адон, даже не взглянув в сторону чародейки. – Она вынослива так же, как ты или я.
Келемвар продолжал любоваться женщиной-магом.
– Я имел в виду другое. Мы с тобой – просто два солдата, случайно оказавшиеся в неподходящем месте в неподходящее время. Но для нее это нечто большее.
Воин вспомнил об амулете Мистры, носимом чародейкой.
– Она вся поглощена происходящим. Может быть, магия – не знаю, как выразиться, – может, магия как-то переделала ее?
Адон задумался и опустил карту.
– Я не знаком с магией, – сказал он наконец. – А если бы и был, что толку? Силы Миднайт возрастают – в этом нет сомнений. Но по этому поводу каждый вправе думать, что хочет. Лично я считаю, что магия изменяет ее.
Миднайт, будто почувствовав, что стала предметом обсуждения, подняла голову. Ее глаза встретились с глазами Келемвара, и воин ощутил прилив страстного желания.
– Я не могу потерять ее, ведь я только-только обрел ее вновь, – прошептал он.
– Будь осторожен, мой друг, – предупредил Адон. – Миднайт сама должна все решить.
Внезапно ветер стих. Со всех сторон серые облака навалились на горы. Всего лишь пятьсот шагов отделяли теперь Миднайт и ее коня от вершины, и все же Келемвар сопротивлялся соблазну подойти к чародейке. Воин решил не расстраивать Миднайт предложением помощи.
Не замечая изменений погоды, Адон передал карту Келемвару.
– Посмотри-ка сюда, – ткнул пальцем священнослужитель. – Кратчайший путь в Захолмье лежит через западное ущелье. Но если построить небольшую лодку, мы могли бы спуститься по Дальней, что гораздо быстрее. – И Адон указал на реку, вытекающую из маленького озера. – Что скажешь?
Келемвар не стал утруждать себя изучением карты.
– Мне казалось, что после Ашабы ты по горло сыт всякими лодками, – хмыкнул воин, поглядев на речку.
Припомнив подробности непростого путешествия из Долины Теней к мосту Черных Перьев, Адон скривился, но без доли сомнений и страха продолжил:
– Мы можем сэкономить целую неделю.
Келемвар покачал головой. Возможно, Адон и разбирался в людях, но, когда дело касалось выбора маршрута, священнослужителю все же не хватало здравого смысла.
– Ни один плот, который мы построим, не устоит перед бурными водами, – сказал воин, указывая на узкое ущелье, лежащее за озером. – Даже если он не развалится на части сразу и не утопит нас, мы погибнем на первом же пороге.
Адон внимательно изучил ущелье.
– Да, конечно. Я понял, – наконец согласился он.
Пролетели еще пять минут, и небо затянуло зловещим мраком. Миднайт оставалось пройти с десяток шагов до вершины, и Келемвар едва мог дождаться, когда чародейка закончит свое восхождение. Воин припомнил восторг, какой он испытал, взойдя на вершину, вспомнил, как воспрянул духом, и решил воспользоваться удобным моментом и принести извинения. После этого путешествие пойдет более гладко.
Медленно преодолев оставшееся расстояние, Миднайт ступила на вершину и с облегчением вздохнула, когда поняла, что долгому восхождению пришел конец.
Келемвар не смог удержаться.
– Ну вот и ты! – радостно промолвил он.
Миднайт огляделась по сторонам.
– Ага, то, что от меня осталось, – спокойно кивнула она. Чародейка, конечно, уловила приподнятый тон Келемвара, однако его восторга не разделила.
Она по-прежнему сердилась, хотя сейчас сама не понимала почему. Вначале чародейка считала, что в смерти Проныры виноваты Келемвар с Адоном, ведь они первыми напали на Кайрика, не имея на то веских причин, – и случилось то, что случилось. Но вскоре Миднайт начала подозревать, что их старый приятель, возможно, просто обманывает ее. Как чародейке хотелось увидеть то, что произошло между Кайриком и хафлингом, как хотелось ей узнать, действовал ли Кайрик защищаясь, или хладнокровно расправился с маленьким человечком.
Хлынул проливной дождь. Капли черной воды, настолько холодные, что было удивительно, как они не превращались в лед, оставляли зудящие красные пятнышки на коже лица и рук.
С окружающих вершин эхо принесло тихий, заунывный вой, доносившийся совсем не оттуда, откуда его мог бы доставить ветер. Да и ветра не было – ни одна травинка не шевелилась. В другое время и в другом месте герои, несомненно, заинтересовались бы и черным дождем, и странным воем, но сейчас эти потусторонние вещи лишь раздражали их.
– Теперь только вниз! – воскликнул Келемвар, поежившись от дождя.
– Тогда лучше начать спуск немедленно, пока проклятый дождь не сжег нас совсем, – сказала Миднайт и, дернув своего скакуна за поводья, двинулась вниз по тропинке.
Сухой тон чародейки омрачил настроение Келемвара и Адона.
– Сколько еще ждать, когда она позволит нам простить ее? – шепнул воин священнослужителю.
– Думаю, долго, – ответил Адон.
На подъем по восточному склону герои затратили почти два дня, на спуск же потребовалась лишь четверть этого времени.
К началу сумерек замерзшие герои добрались до горного хребта, отделявшего озеро от лесистого каньона. Там Келемвар заметил небольшую скалу.
В пещерке у ее основания герои устроили постель из мягкой травы и укрылись от ненастья. Распределив ночное дежурство и проглотив скудный ужин, они легли спать – их ждала еще одна тоскливая ночь.
Два первых ночных дежурства прошли без происшествий, если не считать того, что во время второй вахты дождь закончился. Миднайт – она должна была дежурить третьей – спала совсем немного и, проснувшись посреди ночи, поняла, что заснуть снова ей не удастся. Она попробовала занять мысли размышлениями о том, почему ее заклинание, направленное против людей Кайрика, дало осечку. Женщина-маг никак не могла понять, как вместо огня появились струйки желтого дыма. Ведь все пассы и слова в точности соответствовали тем, что явились в ее сознании.
Любое другое заклинание могло привести к столь же неожиданному результату. Может, пассы и слова были неверными? А может, преждевременно бросив крупицы фосфора, она изменила магическую формулу? Однако было похоже на то, что магия просто в очередной раз подвела, как это частенько случалось с тех пор, как боги сошли на землю.
Из всего происшествия Миднайт смогла заключить лишь то, что характер ее взаимоотношений с магической тканью, окутывающей Королевства, определенно отличался от подобных связей обычного чародея или мага.
И все же большую часть ночи мысли Миднайт то и дело возвращались к бою на вершине утеса. Снова и снова чародейка слышала, как Келемвар просит ее задержать зентиларов, чтобы он мог расправиться с вором; снова и снова звучал ее решительный отказ. Затем Проныра спускался по веревке, и вскоре его фигурка летела на землю. После этого Келемвар обвинял чародейку в смерти хафлинга.
Подошла очередь Миднайт заступать на дежурство. К этому времени она приняла твердое решение – покинуть своих спутников. В Вечерней Звезде Кайрик сказал чародейке, что она подвергает жизни Келемвара и Адона серьезной опасности. Тогда вор попытался уговорить Миднайт бросить друзей и присоединиться к нему. Но только смерть хафлинга убедила ее в том, что Кайрик был прав. Пока чародейка оставалась вместе с воином и жрецом, последним грозила опасность – от Кайрика, зентиларов, Ваала.
Когда вот-вот должен был забрезжить рассвет, Миднайт решила, что пора уходить. Ночь прошла без происшествий, и пещерка в скале стала хорошим укрытием для друзей. Чародейка оседлала всех пони, аккуратно переложила каменную табличку из сумки Адона в свою и привязала ее к седлу своего скакуна.
Наконец Миднайт молчаливо попрощалась со спящими друзьями и двинулась в путь, уводя лошадей. Чтобы Адон и Келемвар не бросились в погоню, Миднайт решила отпустить пони только после того, как окажется на значительном расстоянии от бывших спутников.