Биллу, Энн, Мэтту и Джошу

 

ПРОЛОГ

Царь Титхиан I полз на четвереньках через вестибюль. Расставив конечности, он двигался рывками, в беспорядочном ритме, свойственном насекомому. Его нижняя челюсть находилась в постоянном движении, как будто он жевал жесткий стебель колючего растения. Взгляд выпученных глаз царя не отрывался от каменного пола. Без остановок он добрался до угла, затем, цепляясь когтями за стену, попытался подняться. Он не прекращал своих попыток до тех пор, пока ему не удалось встать более или менее прямо.

 

Некоторое время царь старался подтянуться еще выше, но потом внезапно упал на пол и продолжил свое путешествие на четвереньках, правда, теперь уже он двинулся в другом направлении.

Две отделенных от тела головы летели за царем, держась на расстоянии метра от пола. Одна была совершенно сморщенной, с мертвенно-бледной, пепельного цвета кожей, впалыми щеками, провалившимися глазами и потрескавшимися губами. Другая казалась раздувшейся, с грубыми чертами лица, одутловатыми щеками, опухшими глазами, превратившимися в темные щелочки, и ртом, полным сломанных зубов серого цвета. У обеих были жесткие волосы с многочисленными хохолками. Под подбородком у них темнели шрамы от швов. Кожа там была аккуратно собрана и зашита грубыми черными нитками.

"Разум насекомого взял верх над разумом Титхиана, — предположила вздувшаяся голова, мысленно обратившись к сморщенной. — Я говорил тебе, Виан, что он не был готов к таким опасностям и испытаниям".

"Лжец. Ты ничего подобного мне никогда не говорил, — ответил Виан. — Но это не имеет никакого значения, Сач. Если Титхиан не в состоянии подчинить себе разум панка, то нам от него в любом случае не будет никакого проку".

Догадываясь, что головы разговаривают между собой и, возможно, обсуждают его, Титхиан тем не менее не понимал ни слова из того, что они говорили. За десять дней до этого он использовал Незримый Путь для того, чтобы установить мысленный контакт с одним канком. Царь собирался проследить за тем из своих противников, кто вознамерится покинуть город, используя этого канка в качестве транспортного средства. Когда же Титхиан расширил рамки контакта, причудливые ощущения, обуревавшие канка, едва не свели с ума царя, позволив врожденным инстинктам гигантского насекомого взять верх над человеческим разумом. В данный момент наиболее примитивная, самая обширная часть интеллекта Титхиана считала его самого канком насекомым в два раза крупнее человека, имевшим твердый хитиновый панцирь черного цвета, шесть похожих на толстые палки ног и пару жестких усиков-антенн на голове.

Титхиан ощущал странные вибрации где-то в области подмышек, где у канков находились своего рода барабанные перепонки, заменявшие им уши.

Какие-то приглушенные звуки, отдаленно напоминавшие голоса, проходили сквозь верхнюю часть его тела. Титхиану показалось, что он узнал голос Садиры — одной из тех трех, за которыми царь намеревался шпионить. Что же касается Сача и Виана, то их речь представлялась ему просто бессмысленным набором звуков.

Крошечная часть его еще помнила, что некогда он был монархом, а вовсе не канком. Поэтому-то царь и пытался разобрать слова и понять смысл того, что говорилось. Именно этого он и добивался, возжелав обрести контроль над разумом канка. И теперь, даже несмотря на неудачи, он не собирался отступать.

Титхиан сконцентрировал все свои мысли на жизненном центре своего организма, то есть на том самом месте, где три потока жизненной энергии Пути — умственный, мысленный и физический — сливались воедино, высвобождая некую таинственную могучую силу. Бывший монарх мысленно представил себе, как нить золотистого цвета протягивается от жизненного центра его организма к его мозгу. Спустя мгновение он почувствовал странное покалывание во всем теле. Хотя царь знал, что это сильно ослабит его, он продолжал выкачивать из себя энергию до тех пор, пока кончики пальцев на его руках и ногах не стали излучать ее. Он хорошо понимал, что, если хочет одержать верх над инстинктами канка, ему потребуется вся энергия, которую он сумеет собрать…

Когда Титхиан почувствовал, что энергии набралось достаточно, он использовал часть ее для того, чтобы мысленно нарисовать собственный портрет. В его воображении предстал худощавый, костлявый мужчина с резкими чертами лица, крючковатым носом, длинными рыжеватыми волосами и золотой царской короной Тира на голове.

Насекомое немедленно отреагировало на его мысль, вызвав к жизни из глубин царского сознания образ канка. Тот сразу же устремился в атаку.

Щелкая жвалами, он кинулся вперед, чтобы схватить свою добычу. Хрупкий образ Титхиана метнулся в сторону, упал и покатился по земле. Когда он снова оказался на ногах, канк уже разворачивался для новой атаки.

Царь представил себе, что у него растут крылья. Он вновь ощутил покалывание во всем теле, когда новый поток энергии устремился из его жизненного центра. Затем он почувствовал, что у него появились крылья.

Канк сделал мощный бросок как раз в тот момент, когда Титхиан отчаянно захлопал ими. Монарху удалось оторваться от темной земли, с трудом избежав при этом челюстей насекомого.

Прежде чем туповатый канк понял, куда делась его добыча, царь опустился ему на спину и схватился руками за его усики-антенны. Канк взвился в воздух, пытаясь сбросить с себя нежелательного наездника. Но Титхиан крепко держался за жесткие усики. Борьба образов продолжалась.

Канк опустился на землю, визжа от боли и испуга. Его усики-антенны являлись как бы продолжением головных нервных окончаний, и любое повреждение этих жизненно важных отростков могло погубить его. Поэтому канк решил прибегнуть к еще одному способу избавиться от наездника. Он подобрал под себя все три ноги, расположенные с левой стороны, намереваясь опрокинуться на спину и раздавить врага.

Но Титхиан предвидел этот маневр противника. Он снова вызвал из недр своего организма поток жизненной энергии и вообразил, что местность там, где ему пришлось сражаться с канком, скрыта туманом. Царю показалось, что желудок его поднялся к горлу, но он продолжал крепко держаться за усики-антенны канка, пытаясь заставить непокорное существо признать его своим хозяином. Канк сопротивлялся еще некоторое время, затем покорился воле наездника.

Царю не пришлось долго ждать, чтобы понять, что ему все-таки удалось взять верх над инстинктами огромного насекомого. Не успел образ канка сдаться, как в ушах царя зазвучал знакомый голос. На этот раз, когда Титхиан прочно контролировал чувства и ощущения канка, он мог уже разобрать слова…

— Садира, что происходит с твоим канком? — послышался голос Рикуса, одного из спутников Садиры.

— Я не знаю, — ответила Садира. — Он словно взбесился, даже попытался сбросить меня. Я хорошо знаю нрав канков, но никогда не видела ничего подобного.

Будучи не в состоянии провести разницу между тем, что происходит в его голове и вне ее, канк на действия Титхиана реагировал чисто физически.

Надеясь успокоить Садиру, Титхиан слегка постучал по усикам-антеннам огромного насекомого — образа, запечатленного в его мозгу. И он, и настоящий канк, которым управляла Садира, устремились вперед.

— Видно, что-то вывело твоего скакуна из равновесия, а теперь он пришел в себя, — заметил второй спутник Садиры, тирийский аристократ Агис из семьи Астиклесов. — Пришпорь-ка канка. Клед должен быть уже где-то совсем рядом, и я просто сгораю от нетерпения встретиться с Эрсталом. Рикус говорил, что он такой же ученый человек, как и мудрецы Тира.

— В этом я вам не судья, — произнес Рикус. — Я знаю только то, что сегодня он — единственный из оставшихся в живых людей, кому посчастливилось прочесть "Книгу кемалокских Царей".

— А ты уверен, что он все еще находится в Кледе? — спросил Агис.

— Уверен, — заверил его Рикус. — То, что осталось в памяти Эрстала после прочтения книги, является для карликов единственным источником знаний о своей истории. Все в поселении согласятся скорее погибнуть, чем позволить ему уехать.

Хотя оба они находились всего лишь в нескольких метрах от скакуна Садиры, Титхиану они представлялись неясным пятном. Туповатый канк умел сосредоточивать свое внимание лишь на ближайших предметах. Обычно дело не шло дальше узкой полосы каменистой местности, по которой он передвигался.

Все остальное, лежащее за ее пределами, представлялось ему в виде плохо различимой завесы из нечетких силуэтов и неясных цветов, причем даже самое незаметное движение вызывало рябь, от которой болели глаза.

Так как наездник находился вне пределов видимости канка, то и Титхиан не мог видеть Садиру. Тем не менее он ощущал ее присутствие гораздо более явственно, чем присутствие Рикуса или Агиса. Слившись с разумом канка, царь ощущал вес тела наездницы на своей спине, равномерно распределявшийся по всей длине хитинового панциря. Он чувствовал запахи, исходящие от нее.

Жесткие усики-антенны насекомого явственно различали кислый аромат, исходящий от человеческого тела, тщательно замаскированный духами из цветов серебряного шиповника.

После того как трое тирян молча ехали в течение почти получаса, Садира решилась нарушить молчание:

— Рикус, ты уверен, что мы сможем найти в "Книге кемалокских Царей" нечто такое, что поможет нам?

— Я в этом вовсе не уверен, но это наш единственный шанс, — проворчал бывший гладиатор. Он пожал плечами, и Титхиану показалось, что вокруг его плеч замерцали желтые огоньки. — Нам никогда не удастся остановить Дракона, пока мы не найдем у него уязвимого места.

— Знания, которыми владеет Эрстал, — наша единственная надежда, вздохнул Агис. Он кивнул, словно соглашаясь с Рикусом, и вокруг его головы заиграли вспышки черного света. — Если он не сможет помочь нам, мы не сумеем помешать Титхиану заплатить Дракону ужасную дань.

— Никогда! — ответила Садира. — Я не позволю, чтобы тысяча рабов была предана такой мучительной смерти.

— Тогда как ты собираешься поступить, если Дракона будет невозможно остановить? — с вызовом спросил Рикус.

— Я призову к оружию весь Тир, — ответила Садира. — Мы все встанем, как один.

— И как один все умрем, — отрезал Рикус. — Зло многолико. Некоторые его виды не могут быть уничтожены с помощью силы.

— Ты собираешься сдаться? — с горечью произнесла Садира. — Воину, который тренировался в гладиаторских школах Титхиана и выступал на арене Тира, такая дикая мысль никогда бы не пришла в голову.

— Так как я сражался с людьми и животными, то рисковал только собственной жизнью, — возразил Рикус, голос которого эхом отдавался в теле канка и в ушах Титхиана. — Сейчас на нас лежит во много раз большая ответственность, и принять ее на себя не так-то легко.

— В этом ты прав, Рикус, — согласился Агис. — Но в то же время мы не имеем права пожертвовать тысячью жизней, не попытавшись их спасти. А это возможно лишь путем борьбы, путем применения силы. Если у нас есть хотя бы малейший шанс на успех, мы не можем пренебречь им. В данном случае любой риск оправдан.

С этими словами аристократ постучал прутиком между усиков-антенн канка.

Тот понял команду и сразу же перешел на рысь, устремившись по каменистой равнине в сторону Кледа.

Когда стало ясно, что разговор подошел к концу, Титхиан прервал мысленный контакт с канком и сосредоточился на том, что происходило во дворце.

— Клянусь Ралом! — громко выругался царь, и его гневный голос эхом отразился от каменных стен. — Они никогда не успокоятся. Мне давно следовало покончить с ними!

— А разве мы не говорили тебе об этом тысячу раз? — произнес Сач вздувшаяся голова. — Но у тебя имелось собственное мнение.

— Это было бы не так трудно организовать, тем более что ты уже созрел для этого, — добавил Виан, глаза которого заблестели в предвкушении чужой смерти и, следовательно, возможности напиться горячей крови. Обе отвратительные головы медленно перемещались в воздухе по кругу, чтобы постоянно находиться перед лицом Титхиана. Когда тот поднялся на ноги, они оказались на уровне его глаз.

— Что же такого сделали твои друзья, что ты наконец-то перестал витать в облаках и стал трезво смотреть на положение вещей? — полюбопытствовал Сач.

— Каким-то образом им стало известно о скором появлении Дракона, сообщил Титхиан.

— Что ж, это уже никого не удивляет, с тех пор как вокруг полно шпионов, — злобно произнес Виан.

— Лучше мириться с наличием соглядатаев, о которых ты знаешь, чем иметь около себя шпионов, о существовании которых ты и не подозреваешь, — резко ответил царь. — Кроме того, меня приводит в бешенство не то, что именно им удалось узнать, а то, как они собираются использовать полученные сведения.

— Например?

— Они хотят не дать Дракону получить причитающийся ему налог с Тира жизни тысячи рабов, — ответил царь.

— Пусть только попробуют! — произнес Виан, оскалив желтые зубы. — Они все погибнут, и никто не посмеет бросить в тебя камень, обвинив в их смерти.

— Ну уж нет, — проговорил Титхиан, качая головой. — У меня есть свои далеко идущие планы относительно Дракона, и я не собираюсь злить его.

Но тут обмен мнениями между царем и его ближайшими советниками был прерван появлением мажордома. Это была высокая статная блондинка с величественной осанкой. Прелести ее фигуры не могла скрыть даже железная кольчуга.

— Нижайше прошу простить за вторжение, ваше величество, — произнесла она, низко кланяясь.

— Разве тебя кто-нибудь приглашал сюда, женщина? — грозно спросил Сач.

— Оставь нас, или ты дорого заплатишь за свою наглость, — злобно проворчал Виан.

Блондинка удивленно подняла брови, услышав угрозу, затем холодно взглянула на говорящие головы. После небольшой паузы она снова обратилась к царю:

— Вождь лесного племени хафлингов по имени Нок просит оказать ему честь, приняв его.

Это имя было знакомо Титхиану, так как именно Нок отдал Рикусу и Садире то оружие, с помощью которого они убили царя-колдуна Калака, последнего тирийского монарха.

— Что он хочет? — спросил царь.

— Он отказался сообщить мне о цели своего визита, — ответила мажордом.

Титхиан несколько секунд раздумывал над этим явным нарушением правил придворного этикета, пытаясь понять, имело ли в данном случае место умышленное оскорбление его царского достоинства со стороны вождя хафлингов, или тот просто-напросто не имел представления о том, как следует вести себя при дворе. В конце концов царь заявил:

— Я никого не принимаю до завтрашнего вечера.

— Я предложу ему прийти завтра, — объявила мажордом, пятясь спиной к двери и низко кланяясь.

Титхиан отпустил ее легким взмахом руки. Он нисколько не сомневался, что Нок проделал столь долгий и опасный путь вовсе не ради того, чтобы нанести ему визит вежливости. Значит, у вождя должна быть на это какая-то очень важная причина. Но царь давным-давно взял себе за правило никогда не принимать посетителей, предварительно не выяснив, о чем они собираются с ним говорить. Он строго придерживался этого правила совсем не потому, что считал себя выше других, а из простой политической целесообразности. Тот, кто заранее продумывает ход будущего разговора, в гораздо меньшей степени подвергает себя опасности сказать что-то такое, о чем впоследствии будет сожалеть.

Выйдя в сводчатый проход, ведущий из залы, мажордом потянулась за мечом, висевшим у нее на поясе.

— Я ведь просила подождать в приемной, — громко проговорила она, обращаясь к кому-то, находившемуся за пределами залы.

Прежде чем она сумела сказать что-либо еще, с ее губ сорвался возглас боли и удивления. Покрытый кровью заостренный кусок дерева, напоминавший по форме острие копья, пробив кольчугу, как будто это была обычная ткань, высунулся из ее спины. Женщина пошатнулась и отступила назад, к центру залы, застонала от боли, попыталась ухватиться слабеющими руками за древко копья, пронзившего ее грудь.

Другой конец копья находился в руке хафлинга, разрисованного с ног до головы густой зеленой краской. На плечи его было наброшено некое подобие плаща из птичьих перьев. На косматой голове красовалось нечто вроде короны из зеленых листьев, в носу висело толстое золотое кольцо, а на груди на серебряной цепи болтался блестящий обсидиановый шар. За спиной у него толпилось более десятка его соплеменников в простых набедренных повязках, с маленькими луками и крошечными стрелами с черными наконечниками.

— Незваный гость и убийца! — прошипел Виан, пристально глядя на вождя хафлингов.

— Убей его! — закричал Сач, облизывая губы длинным красным языком.

Головы разлетелись в стороны, чтобы приблизиться к царю с разных сторон, но тот, не раздумывая, сделал им знак держаться от него подальше.

Даже если бы Титхиан сразу не догадался, кто такой этот Нок, оружие, которое хафлинг держал в руках, заставило бы царя насторожиться. Это было копье из особой древесины, то самое волшебное копье, которое Нок на время передал Рикусу и которым гладиатор тяжело ранил царя Калака. Титхиан хорошо знал его волшебные свойства. Оно пробивало любые доспехи, а древко защищало обладателя копья от различных чар. Это означало, что Сач и Виан ничем помочь царю не смогут.

Переключив внимание на вождя хафлингов, Титхиан резко спросил:

— Как тебе удалось пройти мимо моей охраны? Ей дан приказ никого ко мне не пропускать без моего разрешения.

— Точно так же, как я прошел мимо этой женщины-воина, — ответил вождь, вытаскивая копье из тела блондинки. Мажордом упала на пол и больше не шевелилась. — Неужели ты и в самом деле веришь в то, что твоя охрана достаточно надежна, чтобы помешать Ноку пройти туда, куда он хочет?

— Конечно нет. Но я все-таки ожидал, что ты проявишь должное уважение к моему сану и не станешь их убивать, — ответил Титхиан. Хотя царь был оскорблен до глубины души тем, что вождь лесных людей осмелился расправиться с его охраной, его больше беспокоила та легкость и скрытность, с которой лесные хафлинги сумели проникнуть к нему. Все это наводило его на серьезные размышления и должно было стать поводом для последующего разбирательства. По-видимому, легенды, ходившие в Тире об их охотничьих достоинствах, полностью соответствовали действительности.

Так как Нок никак не отреагировал на замечание Титхиана, тот, нахмурившись, объявил:

— Я хочу, чтобы ты все-таки рассказал мне, зачем тебе понадобилось нарушать мой покой и вторгаться в мои личные апартаменты без всякого предупреждения.

— Есть одна женщина по имени Садира, — ответил Нок, бросив сердитый взгляд на царя. — Ты должен отдать ее мне.

— И почему же я должен сделать это? — возмутился царь.

Нок развернул свое волшебное копье и приставил его заостренным концом к груди Титхиана. Кончик копья легонько кольнул царя, и тонкая струйка крови потекла по животу Титхиана.

— Потому что я требую этого! — прошипел взбешенный вождь.

Титхиан поднял руку и осторожно отвел копье в сторону.

— Тебе следует научиться искусству дипломатии, — спокойно произнес царь, глядя прямо в глаза Ноку, взгляд которого излучал гнев и злобу. — Но если говорить об упомянутой тобой Садире, то в настоящее время она отправилась на поиски приключений и находится за пределами Тира. Я позволю тебе расправиться с этой женщиной, но только при условии, что ты сам сумеешь схватить ее.

— Я бы не поверил тебе, пообещай ты мне поймать ее, — произнес Нок, с отращением глядя на Титхиана. — Так где она?

Царь снисходительно улыбнулся:

— В пустыне. Охотнику твоей репутации не составит никакого труда отыскать ее по следам, — явно не скрывая насмешки, ответил царь.

 

Глава 1

ЗАПЕРТЫЕ ВОРОТА

— Эрстала нельзя беспокоить, — проговорил престарелый карлик, перегнувшись через невысокий парапет, обрамлявший верхнюю часть караульного помещения у ворот Кледа. — Забирайтесь снова на своих канков и возвращайтесь в Тир. Здесь вам делать нечего.

За исключением почтенного возраста время оставило заметные следы на его лице в виде десятков морщин, он ничем не отличался от других карликов, стоявших по обе стороны от него и составлявших стражу Кледа. Как и все карлики, он был невысок ростом, коренаст, с широкой грудью и хорошо развитым плечевым поясом. У него была темная кожа, лишенная какой-либо растительности, и грубые черты лица. По виду он был похож на небольшой валун. На его лысой голове был хорошо виден костяной гребень.

— Какое ты имеешь право говорить от имени Эрстала? — вступила в разговор Садира. Она положила обе руки на обсидиановый шар — набалдашник трости, которую привезла с собой.

— Я Лианиус, старейшина поселения Клед! — прокричал старец.

— Что значит "старейшина"? — недоуменно спросила Садира, посмотрев на Рикуса.

— Это основатель поселения, — ответил Рикус. Безволосый, мускулистый, он выглядел выше и стройнее карликов. И этому было объяснение. Рикус был мулом, то есть человеко-карликом. Благодаря такому необычному происхождению он унаследовал лучшие черты, характерные для представителей обеих рас.

Видя, что Лианиус продолжает молча смотреть на них сверху, Рикус продолжил:

— Старейшина выступает от имени поселения. Если он не хочет, чтобы мы встретились с Эрсталом, значит, мы не сможем этого сделать.

— Это нас никак не устраивает, — проговорил Агис, впервые вмешиваясь в разговор. Аристократ выглядел весьма привлекательным мужчиной, от него так и веяло здоровьем. У него были длинные черные волосы с редкими седыми прядями, густые брови, печальные карие глаза и квадратный подбородок, говоривший о твердости характера. — Я провел десять дней в пустыне вовсе не для того, чтобы получить от ворот поворот.

— Но все же выбор остается за Лианиусом, а не за нами, — напомнил ему Рикус.

— Может быть, я сумею сделать так, что он изменит свое решение, задумчиво проговорил аристократ, уставившись на дряхлого карлика.

Рикус схватил аристократа за плечо.

— Лианиус, может быть, и упрям, но я многим ему обязан. Не смей и думать о том, чтобы использовать против него колдовство, — сердито произнес бывший гладиатор.

Агис резко отодвинулся, в его взгляде сквозило недоумение.

— За кого ты меня принимаешь? За Титхиана? — возмутился он.

Не получив ответа, Агис повернулся к Лианиусу.

— Прежде чем ты примешь окончательное решение, позволь мне объяснить, почему мы обязательно должны поговорить с Эрсталом, — миролюбиво проговорил аристократ.

— Нет, — не раздумывая, ответил старейшина.

— С ним что-нибудь случилось? — озабоченно спросил Рикус.

— Что натолкнуло тебя на эту мысль? — сердясь, ответил вопросом на вопрос Лианиус.

— Твой отказ допустить нас к нему, — произнес Рикус, в голосе которого слышались тревожные нотки. — Он, случайно, не умер?

Лианиус отрицательно покачал головой, но в его глазах явно читалась тревога.

— Нет, он жив… — начал было он.

— Но не совсем здоров, — перебил его Рикус.

Старец кивком головы подтвердил догадку Рикуса.

— Мы постараемся не очень беспокоить его, — сказал Агис. — Нам приходится на этом настаивать только ввиду чрезвычайных обстоятельств…

— Мне очень жаль, но я не могу удовлетворить вашу просьбу, — твердо произнес Лианиус. Подняв руки, он сделал знак аристократу, чтобы тот замолчал. — Я прикажу доставить вам достаточно пищи и воды, чтобы вы могли спокойно отправиться в обратный путь.

— Здесь что-то не так. Положение, видимо, намного более серьезно, чем он говорит, — прошептала Садира на ухо Рикусу. — Даже если Эрстал болен, его болезнь не может стать основанием для того, чтобы не допускать нас в поселение.

Мул согласно кивнул:

— Это все так, но как нам следует поступить в этой ситуации?

Пока Садира обдумывала свой ответ, к тем, кто находился на верху караульного помещения, прибавились еще двое. Одного из них она видела впервые. Он был худощав, на целую голову выше своих соплеменников. На его лбу темнела татуировка в виде багрового солнца. У него были совершенно необычные яркие красновато-коричневые глаза. Женщину, которая стояла рядом с ним, Садира узнала сразу же. Это была Ниив, бывшая партнерша Рикуса по выступлениям на арене для гладиаторских боев в Тире. Она принадлежала к чистокровным представителям человеческой расы: белокурые волосы, светлая кожа, глаза ярко-зеленого, изумрудного цвета и полные красные губы. Эта женщина возвышалась над карликами подобно тому, как в пустыне ива возвышается над зарослями акации. Увидев огромный живот Ниив, Садира сразу поняла, что та беременна, причем находится почти на сносях. Бывшая воительница набросила на плечи легкую накидку, закрывавшую ее красивые плечи и спину. Но она намеренно не закрывала от палящих лучей солнца свой живот. Поэтому кожа даже внизу ее живота была темно-красного цвета.

— Рикус! — радостно закричала Ниив, не обращая внимания на Агиса и Садиру. — Как приятно вновь увидеть тебя! Надеюсь, у тебя все в порядке?

Рикус ничего не ответил, так как потерял дар речи при виде огромного живота своей бывшей возлюбленной. Он так и остался стоять с широко открытым от изумления ртом, и лишь его черные глаза выдавали душевную боль, которую он испытывал в этот момент.

Садира попыталась вернуть его к действительности, дотронувшись концом трости до его руки.

— Закрой рот, — прошептала она. — Тебе не следует ее ревновать. Это ни к чему хорошему не приведет. Ты окажешься в неловком положении.

— А я и не ревную, — прошипел Рикус в ответ.

— Уверена, — ответила Садира, наигранно улыбаясь. — Но, как ты понимаешь, меня это не волнует. Это — твоя проблема. Я ничего не имею против твоих чувств к Ниив.

— Как будто ты могла бы что-нибудь сказать, если бы даже и имела, возразил Рикус, многозначительно посмотрев на Агиса.

— Сейчас не время выяснять отношения, — тихо одернул их аристократ. Надо сделать все, чтобы убедить Лианиуса разрешить нам встретиться с Эрсталом. Вот что имеет сейчас для нас решающее значение. И мне кажется, что именно ты, Рикус, сможешь убедить Ниив поддержать нас.

Рикус нахмурился.

— Каким же образом? — недоуменно спросил он.

— Для начала тебе следует хотя бы поздороваться с Ниив, — ответила за Агиса Садира. — Было бы очень хорошо, если бы Ниив не думала, что ты все еще сердишься на нее.

После короткого замешательства Рикус запрокинул голову.

— Я рад снова видеть тебя, Ниив, — негромко сказал он. — Ты выглядишь… крепкой и здоровой.

— Ну ты скажешь! Сейчас я похожа на толстую и к тому же беременную бабу, — смеясь, проговорила Ниив. — А что ты делаешь здесь? Я не думаю, что ты проделал долгий и опасный путь для того, чтобы передать мне наилучшие пожелания.

— Тир в опасности, — быстро ответил за Рикуса Агис.

— Значит, Тиру не повезло, — невозмутимо произнес карлик с красными глазами, стоявший рядом с Ниив. — Моя жена сейчас не в том состоянии, чтобы сражаться.

— Они сами видят это, Келум, — сказала Ниив, беря карлика за руку. Кроме того, я сомневаюсь, что они прибыли сюда, решив заполучить еще одного бойца.

— Ниив права, Келум, — проговорил Агис. — Если дело дойдет до сражения, то даже сотня воинов, подобных твоей жене, не сможет спасти Тир от неминуемой гибели.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросила Ниив.

— Дракон собирается вскоре посетить Тир, — пояснил Рикус.

Ниив и карлики оторопело уставились на мула, как будто он говорил на совершенно непонятном для них языке.

После непродолжительного молчания Агис добавил:

— Дракон потребовал с Тира налог человеческими жизнями, и мы намереваемся помешать ему убить тысячу рабов. Мы очень надеемся, что Эрстал сможет вспомнить что-либо из "Книги кемалокских Царей", что позволило бы нам противостоять Дракону.

Обратившись к Рикусу, Лианиус спросил:

— Что касается этого Дракона, то не тот ли это Дракон, о котором говорил царь Кард?

— Я полагаю, что тот же самый, — ответил Рикус. Поймав недоуменные взгляды Садиры и Агиса, он пояснил:

— Последний раз, когда я был в Кледе, здесь появился призрак царя Карда. Среди прочих вещей он поведал карликам о том, что занесенный песками город их предков однажды посетит Дракон.

Едва Рикус закончил свое объяснение, как Лианиус закричал:

— Я должен потребовать, чтобы вы немедленно удалились. Вы не получите помощи ни от Кледа, ни от его жителей.

— Но ведь дело идет о тысяче человеческих жизней! — возразила Садира.

— Пусть лучше Дракон возьмет тысячу тирийских жизней, чем истребит жителей Кледа, — ответил Лианиус. — Если мы поможем вам, то Дракон уничтожит нас.

— Он никогда ни о чем не узнает, — возразил Агис. — Мы приняли все меры предосторожности, чтобы наша поездка и ее цель остались в полном секрете.

Старец отрицательно покачал головой:

— Мы не можем пойти на такой риск.

Садира посмотрела на Ниив:

— Ты лучше кого-либо знаешь, почему мы не можем принести в жертву тысячу безвинных жизней.

— Здесь право решения принадлежит старейшине, а не мне, — ответила Ниив, отворачиваясь.

— Но старейшина прислушивается к мнению Келума, а Келум послушает тебя, — ответил Рикус. — Помоги нам ради Тира.

— Я не могу просить этих людей рисковать жизнями ради какого-то там Тира, о существовании которого они впервые узнали несколько лет назад, когда гладиаторы Тира изгнали урикитов из Кледа, — пояснила Ниив, указывая рукой в сторону поселения. — У меня нет на это никакого права.

— Забудь о Тире, — медленно произнесла Садира, показывая на живот Ниив.

— Неужели ты хочешь, чтобы твой ребенок всю жизнь жил в страхе перед Драконом?

Ниив бросила на Садиру негодующий взгляд.

— Лучше прожить жизнь в страхе, чем умереть еще во чреве матери, ответила она.

— Ты и в самом деле так считаешь? — спросил Агис. — Если ты учишь своего ребенка спасаться от тирании, вместо того чтобы бороться с ней, разве ты не обрекаешь его на жизнь в рабстве?

— Сейчас ты, Ниив, совсем непохожа на ту женщину, которая помогла убить царя Калака, — продолжала гнуть свою линию Садира. — Если все действительно так, скажи нам честно, и мы не будем больше терять время, прекратим это бессмысленное обсуждение.

Ниив молча посмотрела на своих старых друзей. По выражению ее лица можно было догадаться, что в душе ее борются противоречивые чувства. С одной стороны, ей были по-прежнему дороги интересы Тира, а с другой жизнь была всецело связана с Кледом, где она нашла вторую родину и создала семью.

— Когда тебе что-то очень нужно, существуют ли для тебя пути, к которым ты никогда не прибегнешь, как бы тебе ни хотелось добиться желаемого? наконец спросила она.

— Да, существуют, но только не тогда, когда дело касается защиты Тира, — ответила Садира. — И все это не имеет никакого отношения к вопросу, заданному Агисом. Ты хочешь, чтобы твой ребенок жил под гнетом тирана или, наоборот, свободным человеком?

Ниив немного помолчала, затем посмотрела на свой огромный живот.

— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, — проговорила она, беря за руки Келума и Лианиуса. — С вашего разрешения, мы ненадолго вас покинем.

Едва только Ниив и оба карлика скрылись из вида, Рикус вздохнул с облегчением:

— Надеюсь, что все уладится. А пока пусть канки попасутся.

С этими словами он повернулся и хотел было идти, но его остановил Агис:

— Почему ты так уверен в том, что они позволят нам поговорить с Эрсталом?

— Моя уверенность основывается на том, что Келум не может ни в чем отказать Ниив, — ответил мул.

— А как поведет себя Лианиус? — спросила Садира. — Им ведь надо будет переубедить его.

— У него доброе сердце. В конце концов он примет правильное решение, тем более что его сын тоже будет убеждать его пойти нам навстречу, добавил Рикус.

— Его сын? — удивленно переспросил Агис.

— Да. Келум — его сын. Лианиус всегда считается с его мнением и безоговорочно ему доверяет, — пояснил Рикус.

С этими словами он направился к канкам. Окликнув их, он повел их к облюбованному заранее участку. Оба канка сразу же последовали за ним, а третий, на котором ехала Садира, неохотно поплелся сзади. Он оказался таким упрямым, что Рикус в конце концов был вынужден вести его, взявшись рукой за усики-антенны.

— Хотелось бы мне иметь его уверенность, — вздохнул Агис. Он расположился на земле, прислонившись спиной к красной кирпичной стене, которой было обнесено поселение карликов.

— Нам остается только надеяться на то, что Рикус все-таки окажется прав, — неуверенно проговорила Садира.

Она села на корточки рядом с аристократом. Хотя многие женщины испытывали бы большой дискомфорт и сильную боль в ногах, долго находясь в такой позе, для Садиры сидеть на корточках казалось так же естественно и удобно, как отдыхать в кресле. Как и Рикус, она была полукровкой. Ее мать принадлежала к чистокровным представителям человеческой расы, а отец был эльфом. Садира, как и все эльфы-полукровки, отличалась стройной фигурой.

Тонкие остроконечные брови, светлые глаза, такие ясные и прозрачные, как два турмалина, небольшой рот, полные губы и длинные волосы цвета янтаря, волнами ниспадавшие на ее плечи, придавали ей сходство с эльфом.

Удобно устроившись, Садира взяла свой бурдюк, чтобы хотя бы немного утолить жажду. Даже в тени стены поселения не было спасения от адской жары. Воздух казался неподвижным. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Колышущиеся волны жара накатывались, срываясь вниз с вершин огромных скал из оранжевого песчаника. Находившийся с другой стороны поселения гигантский песчаный холм отражал лучи багрового солнца. Они были настолько яркими, что в ту сторону невозможно было смотреть…

Вскоре вернулся Рикус. На своих могучих плечах он нес пустые бурдюки, которые раньше были привязаны к упряжи канков.

— Ничего не слышно? — первым делом поинтересовался мул, указав на ворота поселения.

— Садись, посиди с нами, — пригласил Агис.

Но мул отрицательно покачал головой.

— Я лучше постою. Ждать осталось недолго, — ответил он.

Однако оказалось, что мул сильно заблуждался. Время шло, но ничего не менялось. Ожидание растянулось на несколько часов. Постепенно изменился цвет неба. Ослепительный белый цвет поблек. Приближался вечер, Садира впала в состояние летаргического оцепенения. Все ее мысли вертелись вокруг одного — холодной колодезной воды, которой она напьется вдоволь, когда попадет внутрь поселения. Не раз за время ожидания она ругала про себя упрямых карликов. Она даже начала подумывать о том, не следует ли ей прибегнуть к колдовству, чтобы незаметно пробраться к колодцу, но все-таки сумела переломить себя и отказалась от этой мысли. Самолично предупредив Агиса, чтобы он не смел использовать колдовство, она нисколько не сомневалась, что и Рикус не одобрит ее поведения, если она воспользуется магией, чтобы тайком напиться холодной воды.

В конце концов, когда жажда стала просто нестерпимой, ворота поселения открылись, и путники увидели одинокую фигуру Ниив.

— Добро пожаловать в Клед, — торжественно произнесла она и протянула руки к Рикусу, который неподвижно стоял около ворот, словно демонстрируя свое нежелание входить внутрь.

Некоторое время мул смотрел прямо в глаза Ниив.

— Мне так не хватало тебя, Ниив. Все это время я так по тебе скучал, наконец заговорил он.

— И я скучала по тебе, Рикус, — ответила Ниив, стараясь говорить спокойно.

Мул сбросил с плеч бурдюки и шагнул вперед. Подойдя к Ниив, он Крепко обнял ее. Когда она слегка застонала от боли, он в тревоге отступил.

— Извини меня, — сказал он, глядя на ее живот. — Я не хотел Причинить боль тебе… или ребенку.

Ниив взяла его за руку.

— Ничего страшного, мне не больно, — ответила она, глядя на свой загорелый живот, с которого местами слезла кожа. — Ты слишком сильно прижал меня к себе, и твоя одежда оцарапала молодую кожу.

К ним подошли Садира и Агис.

— Почему бы тебе не прикрыть эту штуку? — спросила Садира, указывая на покрасневший живот Ниив.

— Потому что мой муж хочет, чтобы он оставался обнаженным, — ответила Ниив.

— Зачем? — удивленно спросила Садира. — Ему нравится мучить тебя?

— Она терпит эту боль ради будущего ребенка, — ответил за жену Келум, неожиданно появившийся в воротах. — Если мы хотим, чтобы у него были огненные глаза, солнце должно своими лучами ласкать чрево Ниив с самого рассвета до наступления сумерек.

— А что такое "огненные глаза"? — поинтересовалась Садира.

Вместо ответа Ниив указала на красные глаза Келума.

— Это знак того, что солнце благосклонно к нему, — пояснила она. Келум хочет, чтобы наш ребенок был, как и он сам, служителем культа солнца.

— Будем надеяться, что все так и будет, — произнес Агис, поворачиваясь к Келуму. — Ваш старейшина удовлетворит нашу просьбу?

— Мой отец убежден, что такой могущественный город, как Тир, не должен подвергать опасности такое небольшое поселение, как Клед…

— Тир защитит вас, — не раздумывая, ответил Агис.

— А что хорошего это нам даст? — с издевкой спросил Келум. — Разве вы находитесь здесь не потому, что сами не можете защитить себя от Дракона?

— Да, это действительно так, — вынужден был признать Агис.

— Но все же Келум убедил своего отца удовлетворить вашу просьбу, сказала Ниив, тепло улыбаясь. — Если мы сможем чем-то помочь, то не останемся в стороне, когда Дракон захочет уничтожить Тир. Иначе мы не только бы запятнали свою честь, показав себя трусами, но и должны были бы нести частичную ответственность за смерть ни в чем не повинных жителей Тира.

Келум согласно кивнул, а затем добавил:

— Но вы должны обещать, что никто не узнает о том, что вы разговаривали с Эрсталом.

— Обещаю, — ответил Рикус, поднимая с земли пустые бурдюки.

После того как Садира и Агис тоже пообещали хранить в тайне свою встречу с Эрсталом, карлик разрешил им войти. Пояснив гостям, что Лианиус вернулся к своим делам, Келум взялся проводить их.

Они быстро прошли по узкой улочке, на которую выходили глухие стены десятков круглых лачуг, построенных из красного камня-плитняка. Все они походили одна на другую. По высоте они доходили Садире лишь до подбородка, у них не было крыш, чтобы защитить обитателей от немилосердно палящих лучей солнца. Колдунья без всякого труда могла заглянуть внутрь этих убогих жилищ, планировка и меблировка которых были совершенно одинаковыми.

У восточной стены стоял круглый каменный стол с тремя изогнутыми каменными скамьями. У противоположной, западной стены возвышались каменные ложа, число которых зависело от количества членов семьи. Рядом с входной дверью висело оружие: боевой топор, алебарда, копье, короткий меч и небольшой круглый щит, усаженный шипами. Все оружие было выковано из стали и тщательно отполировано.

Садира была потрясена таким богатством и уже собиралась спросить откуда взялось бесценное оружие, но не успела этого сделать, так как они достигли круглой рыночной площади, вымощенной плитами из песчаника темно-красного цвета. В центре площади находилась ветряная мельница, крылья которой медленно вращались на горячем ветру. С каждым оборотом в закрытый резервуар поступало около десяти литров кристально чистой холодной воды.

Несмотря на мучившую ее жажду, Садира не проявила никакого интереса к источнику воды. Все ее внимание было сосредоточено на дальней стороне площади, где десятки карликов перебирали и полировали груды потускневших от времени стальных доспехов и всевозможного оружия.

— Клянусь лунами! — воскликнула пораженная Садира.

На Атхасе железная руда почти не встречалась, и поэтому железо и особенно сталь ценились дороже воды, запасы которой тоже были ограниченными.

Увиденное произвело на Садиру неизгладимое впечатление. Она не могла даже вообразить, сколько же может стоить снаряжение, которым обладали карлики.

— Откуда оно взялось? — только и выдавила потрясенная Садира.

— Из Кемалока, — ответила Ниив, указывая на гигантский песчаный холм, расположенный к северу от поселения.

Припомнив все то, что Рикус рассказывал ей ранее, Садира поняла, что ее бывшая подруга и соратница имеет в виду древний город, который карлики в течение многих лет раскапывали в недрах холма. Хотя мул и упомянул об огромном количестве всякого рода металлических доспехов, кольчуг и оружия, хранящихся в Кемалоке, колдунья даже и представить себе не могла ничего подобного.

— Даже в лучшие годы Тира сам Калак позавидовал бы такому фантастическому богатству, — придя в себя от изумления, призналась Садира.

— Видимо, именно поэтому Лианиус и не хотел впускать нас в свое поселение. Он опасался, что слухи о их богатстве разнесутся по всему Атхасу, и тогда жди беды, — предположил Агис.

Келум кивком головы подтвердил, что аристократ прав.

— Да, так оно и есть. Вы прибыли сюда в самое неподходящее время, сказал карлик. — Мы только вчера извлекли доспехи и оружие из хранилищ, решив привести его в порядок, и поэтому были совершенно не готовы принимать посетителей. Я полагаю, что вы сумеете сохранить все в тайне?

— Я в этом уверена, — раздраженно произнесла Ниив. — Разве я уже не говорила тебе, что на Садиру и Агиса можно так же положиться, как и на Рикуса?

— Пожалуйста, не ссорьтесь, — попросил Агис, поднимая руку. Осторожность Келума вполне понятна и объяснима. Если по Атхасу поползут слухи о богатствах, которыми обладает Клед, многие цари-колдуны пошлют сюда войска, чтобы завладеть ими.

— Я рад, что вы понимаете это, — произнес Келум. Указав на бурдюки для воды, свисавшие с плеч Рикуса, он добавил:

— Оставь их здесь, я позабочусь, чтобы их наполнили.

Сбросив бурдюки, Рикус спросил:

— Значит, Лианиус не сказал нам всей правды о состоянии здоровья Эрстала?

Ниив утвердительно кивнула головой.

— Мне очень жаль, но ты недалек от истины, — тихо проговорила она.

— Шайка грабителей напала на поселение несколько недель назад, пояснил Келум. — Эрстал настоял на том, чтобы ему разрешили принять участие в обороне ворот. Он был серьезно ранен.

С этими словами карлик повел тирян по узенькой улочке к самой большой лачуге, которая отличалась от остальных тем, что у нее была крыша. В качестве кровельного материала ее владелец выбрал шкурки ящериц. Ниив остановилась перед занавеской, заменявшей дверь, и громко спросила, примет ли Эрстал посетителей.

— Мне некогда, я работаю, — донесся изнутри слабый голос.

— Мы прибыли из Тира, — сказала Садира. — Нам очень нужна твоя помощь.

Нашему городу грозит смертельная опасность.

Изнутри донесся глубокий вздох.

— Тогда входите, — почти прошептал Эрстал.

— Пока вы будете беседовать, мы с Келумом наполним ваши бурдюки водой и приготовим запасы продовольствия, — сказала Ниив, раздвигая занавесь, чтобы пропустить внутрь Садиру и ее спутников.

Прежде чем они смогли войти в лачугу, Келум предупредил их:

— Я прошу вас долго не задерживаться. Эрстал пытается записать все, что может вспомнить из "Книги кемалокских Царей". У него на счету каждая минута.

— Что означает, что я могу умереть в любой момент, — проворчал Эрстал.

Тут у старца начался сильнейший приступ кашля. Когда он закончился, Эрстал пробормотал:

— Прошу вас, заходите. Задавайте ваши вопросы, пока еще не поздно.

Садира первая шагнула внутрь. Бледные лучи солнца проникали сквозь дыры в крыше из шкурок ящериц, заливая внутренность хижины розовым светом. За столом сидел сгорбившись тощий старик, обмотанный от шеи до пояса повязками, пропитанными сукровицей. У него была редкая седая борода, серые глаза, во взгляде которых сквозила усталость. По выражению его лица можно было понять, что он сильно страдал от боли. На лбу у него была видна поблекшая татуировка в виде двуглавого змея, из открытых пастей которого торчали длинные ядовитые зубы.

Садира сразу же узнала эмблему. У нее не было сомнения, что татуировка изображала двуглавого Змея Любаров, который украшал герб этого аристократического урикийского рода. Она уже видела его однажды на личном штандарте Маэтана из рода Любаров, урикийского военачальника, посланного год назад царем Урика Хаману во главе многочисленного войска на завоевание Тира. Во время прошлогодней войны Маэтан похитил у карликов Кледа "Книгу кемалокских Царей", которую Рикус пообещал вернуть им обратно. К несчастью, ему не удалось выполнить свое обещание, так как книга исчезла навсегда. Зато мул сумел в тяжелейшем поединке убить самого похитителя и возвратиться в Клед с единственным человеком, прочитавшим злополучную книгу, — Эрсталом.

Старик даже не оторвал глаз от стола, когда Садира и ее спутники вошли в его лачугу. Он продолжал наспех царапать деревянным пером по одной из глиняных дощечек для письма. Множество таких же дощечек было разбросано по всей комнате. От них исходил запах плесени, пропитавший всю комнату. Груды глиняных дощечек лежали на столе, на каменных скамьях, стоявших вокруг стола, около ложа старика и просто валялись на полу.

Эрстал сделал вошедшим знак, попросив помолчать, пока он не закончит записывать какую-то мысль. По прошествии некоторого времени он поднял голову и искоса взглянул на посетителей.

— Кто вы такие и что вам от меня нужно? — тихо спросил старик.

Услышав вопрос Эрстала, вперед поспешно выступил Рикус, который уже встречался с мудрецом. Он подошел поближе, чтобы старик мог его хорошенько рассмотреть.

— Это мои друзья, — громко произнес он.

— Рикус! — ахнул Эрстал. — Как я рад снова встретиться с тобой! Что тебя привело в Клед на этот раз?

— Мы прибыли сюда в надежде, что ты, может быть, сумеешь помочь разрешить проблему, с которой нам пришлось неожиданно столкнуться, пояснил мул.

— Возможно, я сумею помочь вам, — ответил старик, морщась от боли. Он опустил перо в сосуд с водой, затем вытер его кончик чистой тряпкой. — Так что у вас произошло? Видимо, что-то серьезное, иначе вы навряд ли потащились бы в такую даль?

— Мы узнали, что вскоре в Тир явится Дракон, — ответил Агис. — Наш царь намеревается откупиться от него, передав ему тысячу рабов.

От неожиданности Эрстал уронил перо на пол.

— В таком случае я советую вам не мешать ему, — немного помолчав, произнес старик. — Лучше потерять тысячу жизней, чем поставить под угрозу существование целого города.

— Нет, — ответила Садира, качая головой. — Тир защищает идеалы свободы.

Если мы отступим перед Драконом и пожертвуем тысячью человеческих жизней, то чем мы будем тогда отличаться от остальных городов?

— Не можешь ли ты вспомнить что-нибудь из "Книги кемалокских Царей", что как-то могло бы помочь нам? — с надеждой спросил Рикус. — Может быть.

Дракон не так уж неуязвим, как это представляется. Неужели у него нет ни одного слабого места?

— Если у Борса и есть слабые места, о них ничего не говорится в "Книге кемалокских Царей", — сердито ответил Эрстал Тем не менее он встал и, опираясь на руку Рикуса, поковылял к груде дощечек, сваленных в дальнем углу комнаты.

— Борс? — удивленно переспросила Садира. Она вспомнила, что после возвращения из Кледа Рикус однажды упоминал это имя, не связывая его с Драконом. — Я думала, что Борс — это тринадцатый Доблестный воин…

— Раджаата, — закончил за нее Эрстал, отодвигая кучу глиняных дощечек в сторону. — Он стал Драконом. — Старик взглянул на Рикуса. — Надеюсь, ты не забыл то, о чем поведал нам призрак Карда?

— Хорошо помню, — ответил Рикус. Он посмотрел на своих друзей, затем пояснил:

— Эрстал рассказал нам историю о том, как в ходе осады Кледа в поединке встретились Борс из Эбе, стоявший во главе осаждавших, и Кард, последний из царей-карликов. Из того, о чем поведал Эрстал, следовало, что оба умерли от ран, полученных в ходе поединка…

— Но призрак царя Карда, появившийся тогда перед нами, сообщил, что рассказ о его поединке с Борсом, описанный в "Книге кемалокских Царей", не соответствует действительности. Борс-Дракон возвратился годы спустя для того, чтобы уничтожить Кемалок и истребить его жителей, — добавил Эрстал.

— К сожалению, призрак царя Карда исчез, прежде чем я успел задать ему важнейший вопрос относительно того, что связывало Борса с Драконом. Но мне все-таки удалось найти в книге фрагмент, проливающий свет на это дело.

Старик сел на свое ложе и начал старательно рыться в груде дощечек, пока не обнаружил ту, которую искал.

— Если только "Книга кемалокских Царей" и содержит сведения, ради которых вы прибыли сюда, то они, скорее всего, вот на этой дощечке, пояснил мудрый старец. — Это заключительный эпизод, записанный писцом, возвратившимся в Кемалок много лет спустя после того, как Борс уничтожил город. Насколько я могу припомнить, запись была сделана слабой и дрожащей рукой. Вполне возможно, что запись в книге, посвященной славной истории его предков, оказалась последним деянием умирающего. — Эрстал начал читать:

— "Настал долгожданный день, когда Джоош и Сарм вернулись в Кемалок и увидели, что сотворил Борс с городом их предков. Оба Доблестных воина дали клятву выследить палача и уничтожить его. Они выступили в поход с отрядом, состоявшим из воинов, оруженосцев и слуг. Они взяли всех, кого они смогли собрать, и направились к родовому замку семьи Эбе — настоящей крепости. Но, подойдя к его стенам, они обнаружили, что он давным-давно покинут своим хозяином. В замке обитало лишь несколько призраков, терпеливо ожидавших возвращения своего повелителя. Джоош допросил их.

Призраки поведали ему, что Борс по каким-то только ему известным причинам снял осаду с Кемалока как раз тогда, когда у него были все шансы захватить город. Он отправил войско обратно в свой родовой замок, а сам уехал в цитадель Раджаата, известную как башня Пристан, на встречу с остальными Доблестными воинами". — Дочитав, Эрстал отложил дощечку. — В "Книге кемалокских Царей" не упоминаются имена всех Доблестных воинов Раджаата, но из того, что мне удалось узнать, создается впечатление, что перед каждым из них стояла задача истребить какую-то одну расу Атхаса. Это можно проследить на примере Борса, с неимоверной жестокостью пытавшегося уничтожить карликов, не щадя при этом ни женщин, ни детей, ни стариков. Я пришел к этому выводу, так как натолкнулся в книге на упоминание имен Альберона, по прозвищу Истребитель эльфов, и Гелларда, по прозвищу Палач карликов.

— Карликов? — удивленно переспросил Рикус.

— В книге не объясняется, кто это такие, — ответил Эрстал. Он снова склонился над дощечкой и продолжил:

— "Получив эти сведения, Джоош и Сарм со своим отрядом покинули родовой замок семьи Эбе и направились на поиски цитадели Раджаата. Им пришлось идти много дней по совершенно дикой и безлюдной местности, лежащей по другую сторону Большого Соленого озера, пока вдали не показалась белая остроконечная вершина, о которой им говорили призраки. Здесь им пришлось столкнуться с ужасными, отвратительными хранителями цитадели. Джоош и Сарм оставили весь свой отряд в безопасном месте, а сами продолжили свой путь к белой вершине.

Когда они проникли внутрь башни Пристан, то обнаружили, что она, как и родовой замок семьи Эбе, покинута хозяином. Им встретились только тени…"

Садира заметила, что Рикус внезапно побледнел. Поэтому она спросила:

— Ты что-то знаешь об этих таинственных тенях?

Рикус пожал плечами.

— Может, и ничего, но я припоминаю, что во время войны с Уриком Маэтан вызывал гигантскую тень, которую он называл Умброй, — ответил мул. — Это существо в одиночку уничтожило целый отряд наших воинов.

В этот момент Эрстал начал задыхаться и хрипеть. Воздух со свистом вырывался из его легких. Он бессильно схватился за свои повязки, как будто они сдавливали ему грудь и затрудняли дыхание.

— Я позову Келума, — предложил Рикус, направляясь к двери.

— Нет, не надо, — простонал Эрстал, знаком попросив вернуться на место.

— Сегодня он уже сделал для меня все, что мог.

Опасаясь, что волнение, вызванное их посещением, может повлиять на состояние здоровья Эрстала, Садира обратилась к старику:

— Видимо, нам следовало бы дать тебе отдохнуть, а самим прийти еще раз, только попозже.

Эрстал покачал головой, пробормотав:

— Попозже вы можете уже не застать меня в живых. Дайте мне несколько минут, чтобы я мог отдышаться.

Они терпеливо ждали около десяти минут, пока Эрстал восстанавливал дыхание. Наконец, останавливаясь через каждые два-три слова, он продолжил:

— "Сарм сумел поладить с ними, подкупив их с помощью обсидиана. Тени рассказали ему, что между Раджаатом и его Доблестными воинами вышел жаркий спор относительно истребления племен, занимающихся волшебством. Спор постепенно перерос в ожесточенную схватку. Раджаат проиграл. Доблестные воины доставили его в Хрустальный зал башни, где вынудили с помощью колдовства и волшебных средств превратить Борса в Дракона".

— Превратить Борса в Дракона? — ахнул Рикус.

Эрстал кивком головы подтвердил, что мул правильно его понял.

— Теперь вам известно все, что сообщалось о Драконе в "Книге кемалокских Царей", — сказал он.

— Это практически ничего не дает, — задумчиво проговорил Рикус.

— А что случилось с Раджаатом и остальными Доблестными воинами после того, как Борс стал Драконом? — поинтересовался Агис.

— В книге об этом ничего не говорится, — устало ответил Эрстал. — Джоош и Сарм покинули башню и приказали своему отряду вернуться домой. Больше их никогда никто не видел, но, по-видимому, они так и не убили Борса.

— И на этом все закончилось? — удивился Агис. — Доблестные воины помогли Борсу стать Драконом, а сами затем исчезли, так и не возобновив свой Священный Поход?

Эрстал пожал плечами:

— Кто может сказать? Вы теперь знаете, что после падения Раджаата Борс вернулся уже в облике Дракона, чтобы напасть на Кемалок. Можно также сделать вывод, что Геллард истребил гномов. Я, например, за всю свою жизнь не встречал ни одного. А кто-нибудь из вас когда-нибудь встречал? спросил он. Когда Агис отрицательно покачал головой, старик продолжил свой рассказ:

— Возможно, что Доблестные воины выступили против Раджаата или что к тому времени они уже были слишком слабы, чтобы сражаться. Я могу лишь сказать, что книга заканчивается на упоминании об исчезновении Джооша и Сарма.

Закончив повествование, старик вернул дощечку на место.

Рикус повернулся к Садире и Агису.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Мы только зря потратили время, приехав в Клед.

Садира сердито посмотрела на него.

— И как только у тебя язык повернулся сказать такое? — резко произнесла она. — Да, мы не получили ответа на наши вопросы, но зато теперь мы знаем, где их следует искать.

— В башне Пристан? — с явным сомнением в голосе спросил мул.

Садира кивнула.

— Если мы хотим узнать что-либо о Борсе, мы можем это сделать только там, — убежденно ответила она.

— Не говори глупости, — произнес Агис. — Даже если бы мы точно знали, где искать их… Разве мы можем быть абсолютно уверены в том, что эта башня до сих пор существует?

— Башня Пристан все еще существует. Она находится где-то за Ниобенэем, — ответил Эрстал. — Эльфам известно ее точное месторасположение.

— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Рикус.

— Все дело в том, что гигантская тень, о которой ты упомянул, появлялась именно оттуда, — пояснил Эрстал. — В обмен на услуги Умбры Маэтан нанял один из кланов эльфов, в задачу которого входила ежегодная доставка каравана с обсидиановыми шарами в башню Пристан. Те, кто отправлялся с караваном, никогда не возвращались обратно, но Умбра всегда появлялся тогда, когда это было необходимо Маэтану. Отсюда я делаю вывод, что караван с грузом обсидиана всякий раз добирался до места назначения и, следовательно, башня все еще существует.

Садира высокомерно улыбнулась Агису.

— А что я говорю? — спросила она. — Мы отправимся в Ниобенэй, наняв предварительно проводника на Рынке Эльфов.

— Эта поездка может занять целый месяц, а то и больше! — предупредил Рикус.

— Поэтому нам следует поторопиться, — ответила Садира. — Мы точно не знаем, когда Дракон пожалует в Тир, и было бы лучше, если бы мы сумели вернуться как можно скорее.

— А чего ты, собственно говоря, надеешься добиться, совершив это опасное путешествие? — продолжал гнуть свою линию Агис.

— Именно того, чего нам не удалось добиться здесь, — ответила Садира, снисходительно улыбаясь. — Я хочу побольше разузнать о Драконе, чтобы бросить ему вызов и постараться победить его. Кроме того, если нам повезет, мы, может быть, сумеем найти в Хрустальном зале башни Пристан какие-нибудь реликвии или следы прошлого, которые помогут нам в поисках.

— Заранее прошу извинения за то, что я сейчас скажу, — заявил Агис. Но я подозреваю, что именно это и является истинной причиной твоего желания посетить башню Пристан.

Садира сердито взглянула на него.

— Что ты имеешь в виду? — с вызовом спросила она.

— Он имеет в виду, что, когда ты чуешь запах магии, для тебя все остальное сразу отходит на второй план, — вмешался в их спор Рикус. — На самом деле, кроме магии, тебя ничего не интересует, даже судьба Тира.

— Неправда! — возмутилась колдунья. — Я люблю Тир больше жизни!

Мул покачал головой.

— Ты любишь магию, волшебство, — сказал он, указывая на трость, которую Садира держала в руке. — Если бы это было не так, ты бы давно вернула ее Ноку, благо возможность для этого у тебя была.

— Но она все еще нужна нам. Без нее мы не сможем противостоять Дракону, — сердито ответила колдунья. — И если бы ты оставил у себя копье из волшебной древесины…

— Я не мог этого сделать, так как обещал Ноку вернуть копье после того, как мы убьем Калака, — прервал ее Рикус, тоже начиная сердиться. — И не советую тебе забывать, что и ты дала ему точно такое же обещание относительно трости.

— И я обязательно сдержу его, когда Тиру больше не будет угрожать Дракон, — решительно ответила Садира. Затем она направилась к двери и широко распахнула занавесь. — А теперь давайте решать, когда мы отправляемся в путь. Нам нужно непременно побывать в башне Пристан.

 

Глава 2

НЕОЖИДАННОЕ РЕШЕНИЕ САДИРЫ

С трудом взобравшись на гребень красного песчаного холма, канк неожиданно остановился. Он завертел массивной головой из стороны в сторону, пытаясь обнаружить дорогу вниз. Садира, ехавшая на нем, сразу поняла, что это ему вряд ли удастся. Гребень у ног канка обрывался, превращаясь в совершенно отвесный склон.

В узкой долине между песчаным холмом, на гребне которого находилась Садира, и следующим холмом извивалась дорога — караванный путь. Он был хорошо виден сверху и представлял собой неширокую извилистую полосу песка, утрамбованную тысячами прошедших здесь караванов. Дорога уходила вдаль в сторону гор, окаймлявших долину Тира. Вдалеке можно было разглядеть темные точки — караван, огибавший скалы желто-оранжевого песчаника.

Садира взглянула через плечо, чтобы выяснить, где Рикус и Агис, канки которых продолжали взбираться вверх по отлогому склону.

— Тут не проехать! Обрыв! — громко крикнула она, махнув рукой в сторону западного склона. — Насколько я могу судить, легче будет спуститься вон там.

После того как оба ее спутника сделали знак, что поняли, Садира переключила внимание на поведение своего канка. Когда она легонько постучала по его усикам-антеннам, давая команду повернуть влево, канк уставился одним сферическим глазом прямо на нее и не двинулся с места.

Колдунья была удивлена тем, что он так странно смотрит на нее. У нее даже возникла мысль, а не объясняется ли эта странность в поведении канка тем, что он, возможно, каким-то непостижимым для нее образом понимает, что у хозяйки тяжело на душе, что ее обуревают мрачные мысли.

Уже прошло два дня с тех пор, как она и ее спутники покинули Клед. И все это время колдунью волновал один вопрос, который она раз за разом задавала себе: почему беременность Ниив так тревожит ее? Состояние бывшей подруги заставляло ее ощущать окружающий мир своего рода тюрьмой. Садире казалось, что кто-то незаметно затягивает ее в неволю, разбить оковы которой ей будет гораздо труднее, чем вырваться из рабства.

Колдунья прекрасно понимала, что подобные чувства ни на чем не основаны, так как она сама не относила себя к категории женщин, которым в ближайшем будущем предстоит познать радость материнства. Она догадывалась, что корни тревоги, которую она ощущала, надо искать в событиях, связанных с жизнью ее собственной семьи, и что появление у Ниив ребенка не имеет к ней никакого отношения.

Еще задолго до отмены рабства в Тире поселилась красивая женщина с янтарного цвета волосами, по имени Бараках, будущая мать Садиры, которая зарабатывала средства к существованию, занимаясь одним из запрещенных в городе промыслов. В свое время царь Калак запретил в Тире продажу и покупку компонентов, необходимых для магии и колдовства. Было вполне естественно, что и без того прибыльная торговля змеиной кожей, гуммиарабиком, железной пылью, языками ящериц и другими крайне дефицитными товарами резко пошла в гору на Рынке Эльфов, пользовавшемся дурной славой.

Свою посильную лепту в эту торговлю вносила и Бараках. Она зарабатывала на жизнь, выполняя работу разносчицы и являясь связующим звеном между таинственными колдунами из Клана Невидимых и не заслуживающими доверия эльфами-контрабандистами. Кроме того, она совершила роковую ошибку, влюбившись без памяти в одного из эльфов. Это был известный всему городу мошенник и проходимец по имени Фенеон.

Вскоре после того, как Бараках зачала Садиру, жрецы Калака совершили налет на грязную лавчонку, где торговал Фенеон. Эльфу удалось скрыться. Он бежал в пустыню. Беременную Бараках забрали и продали в рабство. А спустя несколько месяцев на свет появилась Садира. Она родилась в селении рабов, расположенном в родовом поместье, принадлежавшем отцу нынешнего царя Тира Титхиана. Там она и выросла и оттуда впоследствии бежала, убив при этом двух стражников.

Нечего было и удивляться, что, зная историю жизни своей матери, Садира не верила в прочность семейных уз, другими словами, не верила в любовь.

Может быть, Ниив и будет счастлива, проживя отведенные ей судьбой годы с мужем и ребенком. Но такое семейное счастье было совершенно немыслимо для девушки-полуэльфа. Она никогда не сможет забыть того, что произошло с ее матерью. Глубоко в ее душе будет всегда жить страх перед тем, что мужчина бросит ее, как ее отец Фенеон бросил ее мать. Поэтому для Садиры было удобнее и, главное, надежнее любить сразу двух мужчин. В этом случае она никогда не будет зависеть ни от одного из них настолько, чтобы его исчезновение погубило бы ее жизнь.

Размышления Садиры были неожиданно прерваны канком, который начал щелкать челюстями, видимо, чтобы привлечь ее внимание, а потом попробовал отойти подальше от обрыва. Когда же Садира попыталась заставить его повернуть влево, канк просто застыл на месте как вкопанный.

Откуда-то из недр холма прямо из-под ног канка донесся звук, похожий на вздох. Звук был таким низким и тихим, что Садира его не услышала, а просто ощутила своим нутром. Песок вздрогнул, и канк тревожно завизжал. Колдунья почувствовала, что начинает съезжать со своего костяного седла.

Вскрикнув от неожиданности, Садира спрыгнула на песок. Она упала на съезжающий вниз песчаный пласт рядом с канком. Через мгновение гребень холма обрушился, и колдунья вместе со своим скакуном, кувыркаясь, заскользила по отвесному склону, оставляя за собой густой шлейф кроваво-красной пыли. Летя вверх тормашками в туче пыли, она потеряла всякую ориентацию в пространстве. Но даже в такой ситуации она, повинуясь инстинкту, не выпускала из рук драгоценную трость. Когда Садира уже почти достигла подножия холма, она краешком глаза увидела прямо над собой огромное серое тело канка, отчаянно молотившего лапами по воздуху.

Колдунья закричала от ужаса и изо всей силы ударила обеими ногами по его панцирю. Этот удар отозвался болью во всем ее теле. Она вскрикнула и метнулась в сторону. В результате остаток пути она преодолела, совершив безумную серию кульбитов.

Садира врезалась в песок, зарывшись в него по пояс. Она ничего не видела и с трудом могла дышать, так как ее рот и нос были забиты песком, пыль засыпала ей глаза. Выплюнув песок изо рта и тщательно высморкавшись, Садира стала осторожно протирать глаза. К тому времени, когда она пришла в себя, облако песка, поднявшееся в воздухе при ее падении, уже улеглось, и она смогла наконец осмотреться. Метрах в двух от себя она увидела голову канка, лежавшего на боку. Гул движущейся многотонной массы песка заставил девушку резко обернуться. До смерти напуганная тем, что может оказаться погребенной заживо, колдунья подняла свою волшебную трость и направила ее на съезжавшую вниз стену песка.

— Нок! — громко произнесла она имя, которое приводило в действие волшебную трость.

Фиолетовый свет замерцал в недрах блестящего обсидианового шара набалдашника трости. Садира почувствовала давно и хорошо ей знакомое покалывание в области живота, которое затем перешло в тошноту.

Находившийся рядом с ней канк заверещал в испуге, когда почувствовал, как что-то холодное проникло внутрь его и забирает часть его жизненной силы.

Энергия, необходимая для обычного колдовства, извлекалась из растений.

Использование трости было связано с более могущественным видом колдовства.

В этом случае колдуну была необходима жизненная энергия живых существ.

— Горный утес! — произнесла колдунья слова, являвшееся командой для трости.

Она провела рукой в направлении надвигающейся песчаной лавины.

Мерцающая струя энергии ударила из конца трости. Достигнув склона, она окутала его подобно тончайшей сети, захватив массу скользящего вниз песка в свою золотистую паутину и в считанные секунды остановив движение лавины.

Потрескивая и шипя, желтоватая дымка неподвижно висела над склоном некоторое время, скрывая его от взгляда Садиры. Затем дымка начала медленно опускаться вниз по склону, оставляя после себя гладкую поверхность из песчаника. К тому времени, когда она полностью рассеялась, холм из сыпучего песка, возвышавшийся над головой колдуньи, превратился в однородную скалу из желто-оранжевого песчаника.

Садира вздохнула с облегчением и стала откапывать себя. В этот момент зашевелился и канк. Он начал всеми своими ногами разбрасывать песок в разные стороны и освободился гораздо быстрее колдуньи, затем лег на брюхо и долго так лежал, дрожа всем телом и плотно прижимая усики-антенны к голове. Затем он сомкнул свои мощные челюсти и погрузил их глубоко в песок, сложив ноги по бокам туловища. Это было признанием его полного подчинения воле колдуньи.

— Тебе нечего бояться, — тихо произнесла Садира, вылезая наконец из песка. — Действие заклинания рассчитано на длительный срок.

Сверху донесся тревожный голос Рикуса:

— Садира, с тобой все в порядке? Ты не ранена?

Мул быстро съехал вниз по затвердевшему склону, небольшие неровности которого оставляли кровавые царапины на его задубевшей коже. В руке он держал Меч Карда, волшебный меч, который ему передал Лианиус, старейшина поселения карликов, во время войны Тира с Уриком, в ходе которой карлики сражались на стороне Тира. За Рикусом последовал Агис, элегантный шерстяной бурнус которого уже превратился в лохмотья.

Когда они добрались до подножия новообразованной скалы, Рикус указал своим спутникам на караван, который Садира заметила еще раньше.

— Это они явились причиной лавины? — резко спросил он.

Садира отрицательно покачала головой.

— Причина тут совсем в другом. Склон холма неожиданно обрушился, потянув за собой слой песка многометровой толщины, — пояснила она. — Вложи свой меч в ножны. Мы ничего не выиграем, если караванщики примут нас за грабителей с большой дороги. Ты понимаешь, что это нам совсем не с руки.

Когда мул выполнил ее просьбу, Садира занялась приближающимся караваном. Он подошел уже достаточно близко, и колдунья могла без труда рассмотреть его вожатых, восседавших на инексах. Большая часть этих огромных пятиметровых ящериц несла на своих широких спинах тяжелые продолговатые куски железной руды, и лишь на нескольких нагрузили походные шатры и пожитки караванщиков. Длинные хвосты ящериц находились все время в движении, поднимая небольшие облачка песка, что позволяло животным сохранять дистанцию. У инексов были длинные узкие морды, напоминавшие большие клювы, мощные челюсти, похожие на клещи, одним движением которых они, наверно, могли бы легко перекусить человека пополам.

— Интересно, а не направляются ли они в Ниобенэй? — спросила Садира.

Рикус и Агис многозначительно переглянулись. С тех пор как тиряне покинули Клед, они оба всячески пытались отговорить Садиру от поисков башни Пристан.

— Я думал, мы уже договорились, что этого не следует делать, терпеливо произнес Агис.

— Это вы договорились, — возразила Садира, направляясь к своему канку, который все еще лежал на том же самом месте, по-прежнему дрожа всем телом.

— Главное сейчас — не наделать глупостей, — проворчал Рикус. — Даже если мы найдем что-нибудь, что могло бы помочь нам, у нас будет очень мало шансов вовремя вернуться в Тир.

— Но у нас еще меньше шансов остановить Дракона, располагая лишь тем, что мы знаем сегодня, — ответила Садира, взбираясь на спину канка. — Вы можете предложить что-нибудь лучшее?

Рикус посмотрел на Агиса, и аристократ пожал плечами:

— Да, можем. В Тире живет множество колдунов. Вполне возможно, что, объединив наши усилия, мы сможем противостоять Дракону.

— А если из этого ничего не выйдет, мы сможем контролировать процесс отбора рабов для уплаты налога Дракону, — добавил Рикус.

— Ты собираешься сдаться? Отступить перед Драконом? — с горечью спросила Садира.

— Я трезво смотрю на вещи, — ответил Рикус. — Тысячи людей погибли, когда я напал на Урик, и их смерть в конечном счете оказалась бесполезной.

В результате я только разгневал царя Хаману. Если целое войско явилось всего лишь слабой помехой для царя-колдуна, то я просто не представляю, как мы сможем противостоять Дракону.

— И что же ты предлагаешь? — резко спросил Агис.

— Я предлагаю ограничиться тем, что мы можем реально сделать, — пояснил Рикус. — До тех пор, пока мы не остановим Титхиана, он будет отправлять Дракону только бедняков. Вернувшись в Тир, мы по крайней мере сможем проследить за тем, чтобы налог распределялся справедливо между всеми слоями населения.

— Справедливо? — в сердцах закричала Садира, не в силах сдержаться. Ее канк начал дрожать еще сильнее. — Как это ты можешь проявить справедливость, отправляя кого-либо на верную смерть?

— В этом ты совершенно права, — произнес Агис, кусая свои тонкие губы.

— Давайте все-таки надеяться, что дело до этого не дойдет. Лицо, использующее колдовство, магию или Путь, часто может добиться успеха там, где сотня крепких мужчин потерпит поражение. Я, правда, не исключаю того, что сотня колдунов сможет достичь успеха там, где ничего не добилось войско Рикуса.

— Но если ты потерпишь неудачу, то результатом этого явится гибель целого города, — возразил мул. — Я думаю, что скорее стоит отправиться на поиски башни Пристав, чем вступать в схватку с Драконом. Если мы сумеем избежать битвы с Драконом, то погибнет лишь тысяча человек, а не все население города.

Агис ничего не ответил, обдумывая предложение мула. Взвесив все, он решил пойти на компромисс.

— Я организую совет из числа самых могущественных колдунов Тира, пообещал он. — Если же они не смогут разработать действенный план, мы поступим, как предлагаешь ты.

— Никакой совет не в состоянии победить Дракона, — сердито произнесла Садира. — Для этого необходимы две вещи: сила и знание.

— Очень может быть, что этого добра в Тире в избытке, а мы об этом даже и не догадываемся, — предположил аристократ. Он повернулся к Рикусу:

— Что ты на это скажешь?

— Как мы будем отбирать тех, кто обречен на смерть? — спросил Рикус.

— Ты сразу же допускаешь, что мой план провалится, а я, наоборот, думаю, что этого не случится, — ответил Агис. — Но если дело до этого все-таки дойдет, мы сделаем все возможное, чтобы облегчить бремя города.

Может быть, нам придется разбить все население Тира на соответствующие категории и ввести для некоторых из них льготы. Мы исключим из числа обреченных на смерть последних носителей родового имени и родителей, у которых маленькие дети…

— Таким образом, получается, что без людей вроде Рикуса и меня вполне можно обойтись, а вот без людей твоего круга никак нельзя? — горячо возразила Садира.

Агис нахмурился.

— Это вовсе не так. Я имел в виду совсем другое, — ответил аристократ.

— Нет, именно это! — негодующе воскликнула Садира. — Надеюсь, ты еще не забыл, как часто ты заводишь речь о том, что тебе следует иметь детей, чтобы после твоей смерти не прекратился род Астиклесов?

Рикус изумленно уставился на Агиса:

— Так ты уговаривал Садиру зачать от тебя ребенка?

— Это касается только нас двоих: меня и Садиры, — твердо ответил Агис.

— И меня тоже! — взорвался Рикус. — Я тоже люблю ее!

— Этот вопрос никак не связан с нашими нынешними проблемами, но пришло то время, когда она должна сделать окончательный выбор между нами, холодно произнес аристократ, который даже бровью не повел при виде вышедшего из себя мула. — Что бы ни происходило вокруг нас, нам следует помнить, что жизнь продолжается.

— На чем основывается твоя уверенность, что Садира отдаст предпочтение именно тебе? — с вызовом спросил Рикус.

Садира ожидала ответа Агиса с растущим чувством возмущения.

— И почему она, собственно, должна выбрать именно тебя? — снова спросил Рикус, не получив ответа на свой первый вопрос. На этот раз в его тоне явно звучала угроза.

— Потому что ты мул, — ответил аристократ, в душе которого боролись гнев и жалость к Рикусу. — У Садиры не может быть от тебя детей.

— Садира проживет и без детей. Она должна думать о судьбе Тира, сказал Рикус, глядя на девушку-полуэльфа. — Разве это не так?

Садира молча выслушала его. Вместо ответа она легонько постучала по внутренней стороне усиков-антенн своего канка. Увидев, что он поднимается на ноги, Рикус и Агис с двух сторон подошли к колдунье.

— Что ты собираешься делать? — требовательно спросил Рикус.

— Я не движимое имущество, которое может достаться в качестве приза победителю какого-то детского спора, — ответила Садира.

— Конечно нет, — произнес Агис. — Нам и в голову не могло прийти ничего подобного. Но наступает момент, когда каждый из нас должен начать устраивать свою жизнь. Раньше мы не знали, будем ли мы живы завтра, но…

— Но ничего с тех пор не изменилось, — гневно прервала его Садира. — Вы что, уже забыли о существовании Дракона?

— Рядом с Драконом нам придется жить вечно, — сказал Рикус. — После своих тысячелетних скитаний по Атхасу он не собирается исчезнуть только потому, что Тир обрел свободу.

— Так и будет, если мы откажемся бросить ему вызов, — поправила его Садира. — Поэтому я и собираюсь добраться до башни Пристан, чего бы это мне не стоило, чтобы попытаться добыть там так необходимые нам сведения о Драконе. Может быть, мне повезет, и я узнаю что-нибудь важное о его уязвимых местах. В этих обстоятельствах вам придется смириться с моим решением.

Ее спутники обменялись понимающими взглядами. Никто из них больше не решился противоречить колдунье.

После короткого раздумья Рикус произнес:

— Я еду с Садирой. Ей наверняка понадобится крепкая и надежная рука.

— Моя рука тоже достаточно крепка, — заявил Агис, глядя горящими глазами на соперника. — Я надеюсь, что мое знание Незримого Пути окажется значительно более полезным, чем твоя воинская доблесть.

— Я поеду одна. Вы прекрасно знаете, что я смогу постоять за себя. К тому же у меня есть трость Нока, — решительно заявила Садира, надеясь, что ее слова звучат убедительно. Хотя колдунья была очень расстроена ссорой, возникшей из-за нее между ее верными спутниками, она прекрасно понимала, что им следует разделиться, если они хотят спасти Тир от уничтожения.

— Это слишком опасно для женщины! — возразил Рикус.

— Если ты твердо решила отправиться туда, тебя должен сопровождать кто-то из нас, — поддержал своего соперника Агис.

— Нет, — сказала Садира, покачав головой. — Мы все правы по-своему. Взглянув по очереди на обоих своих спутников, она продолжила:

— Как правильно отметил Рикус, Тир должен готовиться к худшему. И только один Рикус достаточно популярен в городе, чтобы призвать его жителей пойти на определенные жертвы, если к этому вынудят обстоятельства. В то же время, Агис, кто-то должен будет взять на себя ответственность за проведение полной инвентаризации запасов доспехов, оружия и продовольствия, которыми располагает город. Только ты в состоянии заставить жителей честно сказать, что они готовы сделать для защиты города, а что — нет.

— А ты? — спросил Рикус.

— Я — единственная из вас троих, кого можно кем-либо заменить, ответила Садира. — Мы находимся в отчаянном положении и не можем позволить себе игнорировать возможность того, что башня Пристан хранит какой-либо секрет, раскрытие которого может спасти Тир и уничтожить Дракона.

С этими словами Садира провела рукой над усиками-антеннами канка, давая ему команду направляться навстречу каравану.

— Я вернусь как можно скорее! — крикнула она через плечо. — Будем надеяться, что моя поездка не окажется напрасной, и мы не потратим время зря.

***

Крепко держа в руке новый стальной кинжал, Раин неслышно обогнула крайний дом и остановилась, чтобы осмотреться и выяснить, что ждет ее впереди. Она находилась в самом начале извилистой улочки, по обеим сторонам которой замерли обветшалые дома из необожженного кирпича. Многие из них были готовы вот-вот рухнуть. В каком-нибудь другом городе эта улочка была бы запружена голодными бедняками и изнывающими от жажды нищими, нашедшими убежище от палящего солнца в тени высоких домов. В Тире же ни один из его жителей не страдал от подобных напастей, разве что он оказался слишком ленив, чтобы работать. Все дело было в том, что после убийства царя-колдуна Калака и отмены рабства в Тире на примыкавших к городу землях организовали специальные фермы, где нищие всегда могли найти себе работу. В этих центрах общественных работ имелись в достаточных количествах пища и вода. Тем не менее попадались и исключения из правила.

Присмотревшись, Раин заметила нескольких отверженных, в пьяном виде валявшихся у стен домов.

Не заметив никаких признаков опасности. Раин осторожно пошла вдоль по улочке. Тут же в нос ей ударил целый букет отвратительных запахов помоев, мочи, экскрементов, прокисшего вина, немытых тел. Свой кинжал она держала на виду, чтобы отбить у этих отбросов общества всякую охоту приставать к ней. Обычно эльфы, в том числе и женщины, не испытывали страха, оказываясь в самых неблагополучных кварталах города. Однако одно из противоречий, присущих современному Тиру, заключалось в том, что, в то время как положение бедняков улучшалось, положение антисоциальных элементов стало еще более отчаянным. Раин хорошо помнила о неприятном происшествии, случившемся не так давно с двумя членами ее клана.

Возвращаясь как-то с богатой добычей после весьма успешного налета на один из домов в районе Площади Теней, эльфы подверглись нападению группы головорезов. Им удалось чудом спастись, но пришлось бросить награбленное добро и бежать сломя голову.

Когда Раин миновала обрюзгшего великана в тунике, на которой была изображена звезда, говорившая о том, что он когда-то служил в охране последнего царя-колдуна, сзади нее неожиданно послышался мужской голос:

— А вот и та самая шлюха!

Раин оглянулась через плечо и выругалась. В самом начале улочки стоял толстый уличный торговец вином с перевязанной головой и пустыми ножнами от кинжала на поясе. Рядом с ним находились два жреца в черном, вооруженных протазанами <протазан — вид холодного оружия, разновидность алебарды> с обсидиановыми лезвиями, свидетельствовавшими об их принадлежности к охране нового царя.

— Ты уверен, что это именно она? — спросил один из жрецов, высокий могучий атлет с рыжими волосами, заплетенными в косичку.

Раин не надо было ждать ответа торговца вином. Она и так знала, что тот будет абсолютно уверен. Даже издали торговец без труда опознает в ней женщину, с которой он только что распил две фляжки хорошего вина.

Невысокая для эльфа. Раин тем не менее была на полторы головы выше мужчин, принадлежавших к чистокровным представителям человеческой расы. У нее были коротко остриженные волосы и сильно заостренные уши. Выглядела она худощавой и гибкой. Но фигура ее казалась более соблазнительной, чем фигуры большинства женщин-эльфов. У нее были брови дугой, блестящие миндалевидные глаза цвета сапфира, орлиный нос и большой рот с полными аппетитными губами. Та же самая поразительная красота, которая ранее привлекла к ней внимание уличного торговца, теперь не оставит у него никаких сомнений в том, кто находится перед ним.

Готовая воспользоваться любым средством спасения, Раин повернулась и бросилась бежать.

— Эй, ты там, остановись! — закричал второй жрец, светловолосый полуэльф.

Раин не обратила никакого внимания на приказ жреца, полностью уверенная в том, что ее длинные ноги не подведут и помогут ей благополучно ускользнуть.

Случись это раньше, ей никогда не пришло бы в голову ослушаться жреца, и она обязательно остановилась бы, так как прекрасно знала, что жрец может прибегнуть к колдовству, чтобы задержать ее. Теперь же ни для кого не было секретом, что новый царь Тира Титхиан I оказался слабым правителем, не владеющим тайнами магии, в результате чего его чиновники, основную массу которых составляли жрецы, отвечавшие, в частности, за поддержание общественного порядка, лишились мощного оружия в борьбе с преступниками.

Именно это обстоятельство и явилось одной из главных причин появления клана Раин в столице Тира.

К тому моменту, когда Раин была уже в самом конце улочки, ее преследователи сумели пробежать всего лишь десятка два метров. Потом женщина свернула на более оживленную улицу, застроенную двух-и трехэтажными домами. На первых этажах находились всевозможные лавки с широкими дверями, в которых были установлены прилавки. Из каждой двери выглядывал проныра-эльф, предлагавший товары, без сомнения похищенные или силой отнятые членами его клана у вожатых какого-нибудь каравана, пересекавшего пустыню, или доставленные контрабандой из других городов.

— Пропустите или умрете! — закричала Раин и врезалась в толпу, угрожающе размахивая кинжалом.

Когда она начала пробиваться сквозь толпу, со всех сторон послышались испуганные крики и возгласы негодующих прохожих, поспешно уступавших дорогу. Несмотря на свою угрозу, она не тронула никого из тех, кто не был достаточно проворен. Если Раин еще сомневалась в том, что жрецы все-таки решатся тщательно прочесать весь квартал в связи с таким сравнительно мелким правонарушением — кражей кинжала, то она была совершенно убеждена в том, что они совсем по-другому посмотрят на дело, если пострадает множество невинных людей.

Поэтому, вместо того чтобы с помощью кинжала пробивать себе дорогу в густой толпе. Раин прибегла к более безопасным приемам, привлекавшим к ней гораздо меньшее внимание. Она просто расталкивала прохожих. Вскоре вся улица сотрясалась от проклятий людей, сбитых ею с ног. Когда же Раин наконец осмелилась оглянуться через плечо, чтобы выяснить, как далеко ей удалось оторваться от своих преследователей, она не увидела никого из них.

Улица резко повернула влево, и беглянка больше не видела улочку, из которой только что выбежала. Уверенная в том, что преследователи не сумеют догнать ее, воровка перешла с бега на шаг. Не останавливаясь, она вытащила нижний конец своей блузки с глубоким вырезом из-под пояса из змеиной кожи, затем засунула под него кинжал и снова опустила подол блузки вниз, прикрыв оружие. Своим плоским упругим животом она ощущала тепло и опасность, исходящие от стального лезвия. Вскоре она вся затрепетала от приятного возбуждения. Этот кинжал был первым металлическим оружием, попавшим ей в руки. Соприкосновение кожи с гладкой поверхностью кинжала вызывало пьянящее ощущение могущества, о чем говорила торжествующая улыбка, появившаяся на ее лице.

Раин подошла к лавке, в дверях которой черноволосый эльф, перегнувшись через прилавок, разговаривал с двумя юношами, чистокровными представителями человеческой расы. В руке эльф держал полдюжины округлых разноцветных камешков, каждый из которых сверкал каким-то цветом радуги.

— Алый цвет означает любовь, — объяснял молодым людям эльф. — Если ты будешь держать его под языком в течение трех дней…

— То ты обязательно задохнешься, когда уснешь, — договорил за него юноша постарше.

— Нет, — возразил эльф, в котором Раин узнала Хайара, одного из своих единокровных братьев. — Ты никогда не проглотишь ни одного из этих волшебных камней. Но если ты все сделаешь так, как я тебе говорю, ты завоюешь сердце любой женщины, которой захочешь обладать.

Когда Раин вошла в лавку, Хайар бросил в ее сторону быстрый взгляд, в котором сверкал огонек вожделения при виде столь соблазнительных форм.

Заметив, что молодые люди обратили внимание на красивую девушку-эльфа, Хайар продолжил разговор в том же ключе.

— Кстати, я сейчас воспользовался этим алым камнем, чтобы завоевать сердце вот этой красотки, — произнес он, протягивая руки, чтобы обнять Раин. — Скажи, разве это не так?

Раин позволила ему обнять себя, томно глядя в глаза брата.

— Действительно, так, мой дорогой, — как можно нежнее ответила она.

Раин, конечно, лгала. Кем бы для нее ни был Хайар, он никогда не был ее любовником. У них был один отец, но это мало что значило для каждого из них. Согласно клановой традиции, им запрещалось иметь общих детей. У членов клана Бродяг Песков, как и у большей части эльфов, только дети одной матери считали себя настоящими кровными родственниками. Те же, у кого был общий отец, смотрели друг на друга, как на соперников, и пытались завоевать любовь отца и получить в будущем наследство. Не стали исключением Раин и Хайар, но их соперничество оказалось более ожесточенным, так как их общим отцом был вождь клана Фенеон.

Но при всех обстоятельствах они были членами одного клана и всегда поддерживали друг друга, когда дело касалось посторонних. Поэтому, если необходимо было дать Хайару возможность облапать ее, чтобы помочь сбыть паре чужаков несколько не имеющих никакой ценности камешков. Раин не собиралась отказывать ему в этом.

Когда Хайар притянул Раин к себе, кончик лезвия спрятанного ею под одеждой кинжала больно уколол ее в пах, но она даже не поморщилась. Зато Хайар удивленно взглянул вниз.

— Что это у тебя там? — прошептал он.

— Это тебя не касается, — ответила Раин, притворяясь, что целует его в ухо.

— Но, может быть, это могло бы заинтересовать нашего отца? — тихо спросил ее брат.

Раин с трудом подавила желание откусить ему мочку уха. Она очень надеялась незаметно пронести кинжал в дом и спрятать его в свой заплечный мешок или между шкурами, на которых спала. Если Фенеон узнает, что она вернулась, принеся с собой что-то ценное, он наверняка потребует подарить ему эту вещь. Несмотря на то что это могло ухудшить ее шансы на получение наследства. Раин не имела ни малейшего желания отдавать свой кинжал отцу.

— Я должна зайти к отцу, — прошептала Раин, высвобождаясь из объятий Хайара.

Ослепительно улыбнувшись двум юношам, она отошла от прилавка. В этот момент младший из покупателей спросил:

— Сколько ты просишь за свои камешки?

Хайар, никогда особо не отличавшийся умением торговаться, мгновенно среагировал, задав юнцу встречный вопрос:

— А сколько монет у тебя в кошельке?

Пройдя в заднюю часть лавки. Раин отодвинула в сторону нечто вроде занавески из кусков змеиной кожи, отделявшей торговое помещение от склада, и заглянула внутрь. Ее отец сидел, как всегда, в своем кресле, поставив ноги на бочонок с перебродившим вином из меда канка. Даже среди эльфов, обычно высоких и крепких мужчин, Фенеон выделялся могучим телосложением.

Он был выше среднего роста и великолепно развит физически. У него была широкая грудь, плоский живот, длинные мускулистые руки и ноги. Создавалось впечатление, что все его тело состоит из бугров мышц. Выглядел он гораздо моложе своих лет. Седые волосы он зачесывал назад и собирал в некое подобие косички, открывая остроконечные, покрытые коркой грязи уши.

Когда-то он был, по-видимому, очень красив. Его слегка удлиненное, с тонкими чертами, мертвенно-бледное лицо выглядело пропорциональным. По его внешнему виду можно было сказать, что он — человек жестокий, подозрительный и очень опасный. Небольшой рот с вечно стиснутыми зубами вечно кривился — с его тонких губ не сходила зловещая усмешка. Он постоянно раздувал ноздри, как будто обонянием пытался учуять врагов. Над его серыми глазами нависали резко очерченные брови. Под глазами у него были черные круги от усталости. Но глаза горели, как всегда, каким-то сумасшедшим светом, который вызывал у Раин чувство глубокого беспокойства.

Фенеон даже не поднял головы, услышав шум отодвигаемой занавески, так как знал, что это пришла дочь.

— Надеюсь, удалось поживиться? Принесла что-нибудь? — спросил он, даже не позаботившись повернуться в ее сторону.

Раин подошла к отцу и поцеловала его в щеку. От него пахло застарелой блевотиной и прокисшим броем.

— Ничего особенного. Все прошло не так, как хотелось бы, — ответила она, опуская ему в руку серебряную монету. — Вот, держи.

Впервые с того момента, как Раин вошла в плохо освещенную комнату, взгляд ее отца стал осмысленным и сфокусировался на блестящей монете. Он подбросил ее вверх, чтобы определить вес и убедиться, что она не фальшивая, а потом недовольно произнес:

— Моя дочь могла бы принести и больше.

— В следующий раз. Тала, — ответила Раин, называя отца словом, которое у эльфов использовалось для обозначения мужчины, кровь которого текла в жилах говорящего.

Раин показалось, что лезвие кинжала, спрятанного ею под блузкой, становится теплым. Это ощущение было вызвано струйкой крови, вытекавшей из ранки в паху. Занятая мыслями о том, как оставить драгоценный кинжал у себя, она совсем забыла о том, что, когда Хайар притянул ее к себе, кончик лезвия кинжала уколол ее в пах.

Недовольный Фенеон наконец-то перевел взгляд на дочь и несколько мгновений разглядывал ее, словно желая понять, не обманывает ли она его.

Затем он что-то проворчал и опустил монету в один из кошельков, прикрепленных к его поясу. Раин облегченно вздохнула про себя и направилась к костяной лестнице, расположенной в задней части комнаты.

Через мгновение она благополучно исчезнет с глаз отца и окажется в огромной общей комнате, в которой обитали члены клана.

Не успела Раин ступить на первую ступеньку лестницы, как из-за занавески донесся громкий голос ее брата:

— Что привело вас сюда, жрецы?

В тот же миг Фенеон был уже на ногах, сжимая в одной руке меч с костяным клинком, а в другой — кинжал с обсидиановым лезвием.

— Во имя царя Титхиана Первого, отойди в сторону, — приказал один из жрецов.

— Подождите здесь, — возразил Хайар. — Вы сможете обсудить свою проблему с нашим вождем.

— Я тебе уже сказал отойти в сторону! — повторил жрец.

Из-за занавески донеслись звуки борьбы. Раин сделала знак отцу оставаться на своем месте, а сама спустилась с лестницы и подошла к нему.

— Что там происходит? — грозно спросил он.

— Они пришли за мной, — ответила Раин.

Фенеон подтолкнул дочь в сторону входа.

— Выйди к ним и не позволяй им заходить сюда, — тихо сказал он, указывая на груды краденого, заполнившие склад. — Если они увидят все это, мне придется заплатить кучу денег, чтобы откупиться!

— Не беспокойся, все будет в порядке, — ответила Раин.

В ее голосе явственно слышались нотки удивления и гнева. Промчавшись по затененной улочке и свернув на улицу, на которой находился дом ее отца.

Раин оставила далеко позади толстого торговца вином и обоих жрецов. Они никак не могли видеть, в какую лавку она вошла. По-видимому, они стали расспрашивать прохожих, и, скорее всего, один из них из страха перед жрецами был вынужден показать им нужную лавку. В любом другом городе такое просто не могло произойти. Толпа, состоящая из покупателей и просто прохожих, изобразила бы полное неведение, руководствуясь двумя важными соображениями: никогда не оказывать содействия жрецам и не разглашать сам факт своего появления на Рынке Эльфов. Но, как на собственном опыте знала Раин, Тир был особенным городом. Царь Титхиан пользовался в Тире значительной популярностью, и, к сожалению для некоторых категорий его жителей, граждане города в своем большинстве всегда старались помочь властям…

Высунувшись из-за занавески, Раин увидела, что жрецы отшвырнули Хайара с дороги древками своих Протазанов, и он летит прямо на нее.

— Что-то не так? — спросила Раин, подхватывая брата. Поставив его на ноги, она бросила взгляд на улицу и увидела, что у дверей лавки собралась небольшая толпа. Мужчины и женщины с интересом наблюдали за развитием событий, время от времени громко подбадривая торговца вином и жрецов.

Толстяк торговец увидел Раин и громко потребовал:

— Верни мне мой кинжал!

— Теперь он мой, — хладнокровно ответила женщина. Она произнесла это ровным голосом, хотя внутри у нее все клокотало от ярости. Ее отец, без сомнения, слышал слова торговца, и теперь ей придется проявить открытое неповиновение воле вождя клана, чтобы оставить кинжал у себя.

Раин повернулась к жрецам и не спеша задрала перед блузки, демонстрируя им стальной кинжал и, с вполне определенным умыслом, порядочный участок гладкого мускулистого живота. Призывно улыбнувшись царским чиновникам, она другой рукой вытащила кинжал из-за пояса и подняла его над головой. Что бы ни случилось потом, она хотела быть абсолютно уверенной в том, что у полуэльфа и его партнера не появится оснований для обыска.

Торговец вином попытался выхватить у нее кинжал. Хайар молниеносно схватил его за кисть руки, затем с силой толкнул в грудь, одновременно сделав подножку. Толстяк торговец шлепнулся на спину, ловя открытым ртом воздух.

Жрецы направили свои протазаны на Хайара. Но, увидев, что молодой эльф остался на месте и больше не собирается нападать на толстяка, они чуть приподняли свои протазаны в вертикальное положение.

— Раин сказала, что это ее кинжал, — произнес Хайар, нагло глядя прямо в лицо толстяка торговца.

— Воровство не делает человека владельцем украденной вещи, — с трудом проговорил торговец.

— Я не украла его. Он сам обещал отдать его мне, — возразила Раин, опуская наконец перед блузки и снова прикрыв свой живот. — Или, может быть, ты уже забыл об этом? — В последних ее словах послышался многозначительный намек.

Толпа, собравшаяся снаружи, удовлетворенно захихикала, а торговец густо покраснел. Но это был крепкий орешек, и его было невозможно заставить с помощью гнусных намеков отказаться от прав собственности на украденную вещь.

— Но она же так и не стала спать со мной! — заявил он, глядя на жрецов.

— И ты возмущен этим? — раздался голос отца Раин, высунувшегося из-за занавески. — Так ты считаешь мою дочь шлюхой?

Жрец-полуэльф отодвинулся немного в сторону и направил свой протазан на Фенеона. Раин и Хайар взволнованно переглянулись, собираясь поддержать своего отца.

Взгляд торговца остановился на мгновение на спрятанной за занавеской руке Фенеона, но его решимость не уступать нисколько не уменьшилась.

— Мы с ней договорились, — сказал он, взглядом прося поддержки у жрецов.

— Мы договорились о том, что ты дашь мне кинжал, и теперь он у меня, пояснила девушка-эльф.

— Я сомневаюсь, что рана на его голове является частью договоренности, — твердо сказал жрец. — Ты просто ограбила его, да к тому же причинила ему телесные повреждения.

Толпа, с жадным интересом наблюдавшая за происходящим, одобрительными возгласами поддержала решительные действия жреца, направленные на восстановление законных прав торговца вином. Но у Раин существовало на этот счет совсем другое мнение. В ее понимании действия блюстителя порядка говорили лишь о желании получить взятку, и у нее не было сомнения, что отец охотно даст ее жрецу, а потом компенсирует свои убытки. Она хорошо знала, что ее отец очень не любил оставаться внакладе.

— Толстый дурак заслуживает своей участи, — сказала Раин. — Я была вынуждена разбить фляжку с вином о его голову, чтобы не дать ему лапать меня своими грязными руками. — Она бросила на торговца злобный взгляд, затем улыбнулась жрецу-полуэльфу. — Тем не менее я понимаю, почему ты относишься ко мне с подозрением. Что требуется, чтобы убедить тебя в моей невиновности?

— Во всех кошельках людей твоего клана не найдется достаточно золота, чтобы подкупить хотя бы одного из жрецов царя Титхиана, если это то, на что ты, видимо, намекаешь, — ответил рыжеволосый жрец.

Раин и Хайар вопросительно переглянулись, не зная, как вести себя дальше. Опыт подсказывал им, что жрецов всегда можно подкупить, причем размер взятки был обычно невелик.

Видя их замешательство, на помощь им пришел Фенеон, попытавшийся отвлечь внимание жрецов от Раин.

— Я, по-моему, уже говорил, что у меня есть еще одна дочь? — спросил он. — Вы, должно быть, слышали о ней. Все ее зовут Садира из Тира.

— Если ты это утверждаешь, возможно, так оно и есть, — ответил жрец-полуэльф, вращая глазами из стороны в сторону. — Вполне может быть, что ты к тому же и мой отец. Но все это к делу не относится.

Жрец приставил протазан к груди Раин, затем указал на кинжал, который она держала в руке.

— Верни его торговцу вином, — произнес он. — Там, куда ты сейчас отправишься, тебе он не понадобится.

Из собравшейся на улице толпы донесся громкий женский голос:

— И правильно! Пусть эти эльфы знают, что их ждет, когда они начинают грабить свободных граждан Тира!

— Отправьте ее на работу в шахту! — закричала другая женщина.

Раин поспешно взглянула на отца.

— А почему бы нам не купить этот кинжал? — предложила она. В конечном счете если нельзя подкупить жрецов, то, может быть, торговец вином согласится взять деньги, и тогда вопрос будет закрыт.

Ответом ей был сердитый взгляд Фенеона.

— Что еще ты скрывала от меня? — зло спросил он, указывая на кинжал.

Несколько мгновений он разглядывал жрецов, затем снова посмотрел на Раин.

Глаза его злобно блестели. — Ты пытаешься одурачить меня! — заорал он. Ты заодно с ними!

Раин нахмурилась. Отец и раньше иногда разговаривал с ней таким тоном и часто обвинял ее в различных проступках, но это всегда происходило, когда он был навеселе. Ничего подобного никогда не случалось, когда обстановка, как сейчас, была критической.

— Подумай о том, что ты говоришь! — воскликнул Хайар. — Никогда и ни при каких обстоятельствах член клана Бродяг Песков не примет сторону постороннего!

— Если она прячет кинжал от меня, то, возможно, она скрывает еще что-нибудь? — прошипел Фенеон. Он поднял руку, как будто поднимая что-то, находящееся по ту сторону занавески.

— Стой! Не двигайся! — скомандовал рыжеволосый жрец, увидев его движение.

— Это дело касается только меня и моей дочери, — закричал Фенеон, вытаскивая меч из-за занавески.

— Твоя дочь теперь пленница Титхиана, — произнес жрец, наставляя на него свой протазан. — Если ты попытаешься причинить ей вред, я убью…

Он не успел договорить, так как вверх молниеносно взметнулась нога Хайара, и ее мощный удар пришелся прямо в грудь жреца, отшвырнув его назад. Пока тот пытался сохранить равновесие, около уха Хайара мелькнул костяной клинок Фенеона, вонзившийся в шею тирянина.

У Хайара не было времени на размышление о том, насколько близок был его отец к убийству собственного сына, промахнись он хоть немного. Не успел тирянин испустить дух, как Хайар бросился на полуэльфа, охранявшего Раин.

Тот начал было поворачивать свой протазан, чтобы отбить нападение, но, видя, что Раин все еще крепко сжимает в руке предмет спора, заколебался.

Секундное замешательство стоило ему жизни. Стальные пальцы Хайара с силой ударили в горло полуэльфа. Полуэльф выронил свое оружие и медленно повалился на пол, держась обеими руками за горло.

Когда второй жрец упал, торговец вином попытался скрыться. Раин кинулась вслед за ним. Догнав его, она вонзила кинжал ему в спину. Толстяк упал, обливаясь кровью. Предсмертный крик замер у него на губах.

На улице раздались крики ужаса. Зрители были потрясены. Толпа мгновенно рассыпалась во все стороны. Мужчины и женщины бросились бежать, опасаясь, что сумасшедшие эльфы теперь возьмутся за них. Раздавались крики:

— Убийство! Позовите царскую стражу!

Раин захлопнула дверь лавки, а Хайар перерубил похищенным протазаном шесты, на которых держался тент, укрепленный над прилавком. Деревянные ставни с громким стуком упали вниз, скрыв эльфов от любопытных взглядов.

Раин взглянула на отца. Тот стоял посреди комнаты, крепко сжимая меч, и пристально смотрел на дочь.

- #Тада, ты действительно собирался убить меня? — тихо спросила она.

Фенеон в ответ громко выругался и протянул свободную руку со словами:

— А теперь отдай мне этот проклятый кинжал.

 

Глава 3

ТАНЦОВЩИЦЫ КАРАВАНА

Сквозь звуки мелодии, выводимой волынками, послышалась какая-то странная трель, напоминающая звук манка для птиц. Она была почти неотличима от основной мелодии. Но звук этот мгновенно разрушил все очарование музыки и вывел колдунью из состояния экстаза, в который она впала. Когда Садира прекратила двигаться и покачивать плечами в такт музыке, ей удалось остановить свой затуманенный алкоголем взгляд на лице ближайшего к ней музыканта.

— Т-ты с-слышал э-то? — с трудом выговорила колдунья. Ее речь была едва слышна и тонула в звуках лихого ритма, отбиваемого им руками на барабане.

— Танцуй! — скомандовал он, не поднимая глаз от барабана.

— Больше не буду, — возразила она, стараясь избавиться от пьянящего воздействия музыки, все еще звучавшей у нее в ушах. — Что-то здесь неладно. Мы можем оказаться в опасности.

Барабанщик, никааль с покрытым пылью панцирем и копной черных волос, завертел своей удлиненной головой, поворачивая ее под самым немыслимым углом, чтобы узкие слуховые щели, расположенные в задней части головы, могли поймать посторонние звуки. Не услышав ничего необычного, никааль повторил свою команду:

— Танцуй!

Садира отошла от широкого круга танцующих, состоявшего из женщин, принадлежащих к различным расам. Среди них были никаали, тарики, карлики и даже одна-две чистокровные представительницы человеческой расы. Все они кружились и скакали, каждая на свой манер, вокруг яркого пламени костра, от которого исходил кисловатый запах горящего помета инексов. Мужчины стояли вокруг, образуя как бы второе кольцо. Одни из них играли на музыкальных инструментах, другие просто наблюдали за танцующими. Глаза их горели вожделением, со всех сторон сыпались непристойные замечания.

Танцующие женщины были одеты по-ниобенэйски. Все они обмотали вокруг бедер яркие ткани, перебросив один конец одеяния по диагонали через плечо, закрывая груди. Впервые увидев подобный наряд, Садира решила, что вся конструкция может в любой момент развязаться. Но время шло, бешеный темп танца не спадал, а все продолжало держаться на своих местах, несмотря даже на самые дикие прыжки и вращения танцующих.

Выбравшись из круга танцующих, Садира повернулась, чтобы повнимательнее осмотреть походный лагерь каравана. Она хотела во что бы то ни стало отыскать источник, издававший ту запавшую ей в память трель, которая вывела ее из состояния экстаза. Караван устроил стоянку на развалинах рухнувшей башни. В центре находилась круглая площадка, наполовину занесенная песком и освещенная желтоватым светом двух атхасских лун.

Площадку со всех сторон окружали остатки стен, которые местами достигали высоты в несколько метров. На стенах были выставлены часовые, которые внимательно наблюдали за тем, что происходит в темной пустыне. Часовые вели себя спокойно, и Садира сделала вывод, что за стенами не происходит ничего такого, что могло бы насторожить. Поэтому она начала уже думать, что, может быть, злополучная трель ей просто послышалась.

Надеясь, что она снова услышит трель, если отойдет подальше от танцующих, колдунья подобрала с земли свою трость и решительно направилась к бочонку, находившемуся в двух десятках метров от нее. Около него стоял старшина каравана Милон, привлекательный на вид мужчина со смуглой кожей, ухоженной бородой и веселой улыбкой. Рядом с ним находилась Оза, женщина-мул, его правая рука, старшая вожатая каравана. Своим внешним видом она очень напоминала Рикуса. Она обладала таким же могучим телосложением и так же, как он, была полностью лишена волосяного покрова.

У нее было широкое скуластое лицо с тонкими губами, серыми глазами, взгляд которых поражал своей загадочностью, и голова, вся иссеченная шрамами. Это говорило о том, что она в течение многих лет участвовала в гладиаторских поединках. По бокам ее головы, там, где полагалось быть ушам, виднелись отверстия, окруженные шишками со следами выжженного клейма.

Старшина наполнил кружку и протянул ее колдунье.

— Ты прекрасно танцевала, Лорели, — сказал он, называя Садиру тем именем, которым она назвалась, присоединяясь к каравану.

— Было бы странно, если бы я танцевала плохо, попав сюда, — ответила девушка-полуэльф, заметив, что женщина-мул следит за движением ее губ. Музыканты божественно играют на своих инструментах. То, что они играют, не простая музыка.

— Их музыка обладает волшебной силой, — согласился старшина, бесстрастно улыбаясь. — И я очень рад, что она пришлась тебе по душе.

Большинство пассажиров обычно не понимают ее. Они думают, что женщины танцуют, чтобы доставить наслаждение мужчинам, а на самом деле они делают это ради собственного удовольствия.

— Я танцую ради того и другого, — пояснила Садира, соблазнительно улыбаясь ему. — Что плохого в том, что мужчина смотрит на тебя, когда ты танцуешь? Есть множество гораздо более опасных занятий, которым ты можешь посвятить вечер, но почему это должно касаться кого-то еще?

— Возможно, это может касаться одного из тех двух мужчин, которые были с тобой, когда мы встретились, — сказал Милон. — У меня создалось впечатление, что один из них был твоим… — он остановился, подыскивая нужное слово, — близким другом.

— Они оба являются, как ты выразился, моими близкими друзьями, пояснила Садира, наслаждаясь неподдельным изумлением, отразившимся на лицах ее собеседников. Улыбаясь про себя, она сделала большой глоток из своей кружки. Брой оказался теплым и ароматным. Видимо, добавление в него какой-то незнакомой Садире пряности отбило обычный кислый вкус и увеличило его крепость. — Это мои возлюбленные, но я никогда не признаю какого-либо мужчину своим господином.

— Ниобенэй находится слишком далеко отсюда, чтобы убегать туда от мужчин, которые не имеют никаких прав на тебя, — заметила Оза, произнося слова невнятно, как это обычно бывает с теми, кто не слышит собственную речь.

— Я направляюсь в Ниобенэй не для того, чтобы скрыться от кого-либо, а по делам, — возразила Садира, наконец-то поняв, что вопросы задаются ей с определенной целью. — Почему вас так интересует цель моей поездки в Ниобенэй?

— Мы обязаны знать все о грузе, который везем…

— Но Лорели не является грузом, — с упреком произнес Милон. Он дружески улыбнулся Садире. — Оза имеет в виду, что мы заинтересованы в твоем благополучии. Ниобенэй совсем не похож на Тир. Одинокая женщина всегда подвергается там большой опасности. Мы думаем, что тебе следовало бы в Ниобенэе остановиться вместе с нами на стоянке, принадлежащей Торговому клану "Бешап".

По тому, как Оза нахмурилась, Садира поняла, что за этим предложением стоит нечто большее, чем простое проявление внимания. Кроме того, ей стало ясно, что между старшиной и его помощницей особые отношения.

— Спасибо за заботу, но она мне не понадобится, — поблагодарила Садира.

— Я и так буду в безопасности.

Но старшина выглядел обескураженным.

— У тебя есть знакомые в Ниобенэе? — продолжил он расспросы.

— Я сама смогу позаботиться о себе, — ответила колдунья, поднося кружку к губам и отворачиваясь в надежде избежать дальнейших вопросов.

Милон подождал, пока она не опорожнит свою кружку, затем продолжал:

— Тебе действительно следует взять меня в проводники. — Он забрал у Садиры кружку, вызвав этим недовольство Озы, и снова наполнил ее.

— Еще раз благодарю тебя за заботу, но мой ответ будет "нет", поспешно проговорила Садира, предостерегающе поднимая руку.

— "Нет" чему — моему предложению быть твоим проводником в Ниобенэе или еще одной кружке броя? — укоризненно спросил Милон.

— И тому и другому, — ответила Садира. — Я уже достаточно выпила. К тому же я пришла сюда не ради выпивки. Я услышала один звук… трель, раздавшуюся откуда-то из пустыни.

— Это голодный лирр, — сказала Оза. — Я видела пару их вечером.

— Тем не менее стоит посмотреть, — приказал Милон.

— Уши-то есть у часовых, а не у меня…

— Делай то, что тебе сказано, — настойчиво повторил Милон.

— Слушаюсь, начальник! — недовольно произнесла Оза, доставая из-под одежды кинжал с изогнутым костяным лезвием. Она сердито посмотрела на Садиру, затем повернулась к Милону:

— Уж трех-то жен тебе должно быть достаточно. — С этими словами она нехотя направилась к стене.

— У тебя три жены? — удивленно спросила Садира, наблюдая за тем, как Оза перелезает через стену.

Казалось, смуглая кожа Милона потемнела.

— Две из них остались в Ниобенэе, — объяснил он.

— А что с третьей? — спросила Садира, глядя вслед Озе.

— На что только не пойдет старшина каравана, чтобы сохранить такого отличного помощника, как Оза, — с тоской в голосе произнес Милон.

Когда Оза исчезла в темноте, Садира вновь вернулась к волновавшей ее теме:

— Я совсем не шутила, когда сказала тебе о том непонятном свисте. Никак не могу вспомнить, где я слышала его раньше… И я уверена, что он не имеет никакого отношения к лиррам, — пояснила колдунья.

— Может быть, это грабители, — задумчиво проговорил Милон. — Если так, то они очень пожалеют, что выбрали именно наш караван. Оза, может быть, и не самая привлекательная из моих жен, но она, без сомнения, самый лучший боец из тех, кто находится на службе у Торгового клана "Бешап".

Садира еще крепче сжала набалдашник трости.

— Ты полагаешь, что кто-то может напасть на нас? — спросила она с тревогой в голосе.

— Такое уже случалось много раз. Пустыня кишит эльфами и другими грабителями, — ответил Милон, беспечно пожимая плечами.

Видя, что старшина и не собирается прекращать веселье, Садира поинтересовалась:

— Разве ты не станешь готовиться к отражению нападения?

— Нет. Вожатым музыка просто необходима, так как она снимает напряжение и позволяет им расслабиться и забыть о трудностях и опасностях, подстерегающих их. Кроме того, если мы будем каждый раз прекращать танцы, когда кто-то услышит какой-нибудь странный звук, донесшийся из пустыни, среди моих людей воцарится грусть и печаль, а это не пойдет нам на пользу.

— Он повернулся в сторону танцующих, покачивая головой в такт музыке. Вернемся теперь к твоей поездке в Ниобенэй, — произнес он, не отрывая глаз от кружащихся в лихом танце фигур. — Я бы хотел, чтобы ты пересмотрела свое решение и осталась с нами. Если кто-либо из людей царя-колдуна случайно увидит, как ты танцуешь, тебе никогда не позволят покинуть город.

Садиру так и подмывало принять его предложение, так как в любом городе было трудно найти более безопасное место, чем территория, принадлежащая Торговому клану. Тем не менее она не хотела, чтобы за ней наблюдали, пусть это даже будут глаза друзей. Никто не должен был знать о цели ее путешествия.

— Я пробуду в городе очень недолго, — твердо ответила колдунья. — К тому же мои знакомые будут заботиться обо мне все это время.

— Ты имеешь в виду тех, кто предпочитает оставаться невидимыми? — как бы невзначай спросил Милон.

Садира выругалась про себя. Хотя она даже словом не обмолвилась о цели своей поездки, старшина разгадал ее план. Прибыв в Ниобенэй, Садира собиралась вступить в контакт с местными членами Клана Невидимых в надежде, что тайная организация колдунов поможет ей с ночлегом и питанием и подыщет какого-нибудь надежного эльфа — если только такие существуют, чтобы он показал ей дорогу к башне Пристан.

Садира вымученно рассмеялась, пытаясь сделать вид, что вопрос старшины удивил и даже развеселил ее.

— Что подтолкнуло тебя задать такой странный вопрос? — спросила она.

Милон пристально посмотрел на нее, затем указал на трость, которую она держала в руке.

— Вот эта трость, — пояснил он. — У тебя на бедре висит отличный стальной кинжал, но ты, видимо, совсем забыла о нем и так крепко сжимаешь в руке ручку трости, как будто она — могучее оружие. Обычно так сжимает рукоять меча рука воина. Если бы ты хромала, то тогда трость была бы тебе необходима. Но женщина, которая так танцует, не нуждается ни в какой трости. Отсюда вытекает, что это — волшебное оружие, а ты не кто иная, как колдунья.

— Ты очень наблюдателен, но тем не менее заблуждаешься в отношении меня, — ответила Садира, горько сожалея о том, что ее мысли затуманены алкоголем. — Трость — семейная реликвия, напоминающая мне о матери, которой она раньше принадлежала.

Милон вежливо улыбнулся.

— Она тоже была колдуньей? — без тени смущения спросил он.

Садира сердито посмотрела на караванщика, прикидывая про себя, не собирается ли собеседник оставить ее здесь. Как и большинство простых людей, вожатые караванов очень редко соглашались терпеть присутствие колдунов. И эта их неприязнь к колдунам имела под собой серьезные основания. Они справедливо обвиняли колдунов в том, что именно они превратили Атхас в бесплодную пустыню, выкачав из пышной растительности жизненную силу и использовав ее для заклинаний.

— Если ты настолько уверен, что я колдунья, то зачем позволил мне присоединиться к каравану? — со страхом спросила Садира.

— Потому что ты заплатила за свой проезд, а я — честный человек, ответил Милон. — Кроме того, я вижу разницу между колдунами истребителями растительности и порядочными колдунами. Если бы я увидел, что ты принадлежишь к первому типу, я никогда бы не предоставил тебе возможности встретиться с твоими коллегами из Клана Невидимых в Ниобенэе.

Садира не могла не согласиться с его логикой. Хотя ей никогда не приходилось вступать в контакт с организациями Клана Невидимых за пределами Тира, она была достаточно наслышана о том, что ни одна из них не потерпит присутствия истребителей растительности в своих рядах. Выслушав заверения Милона, она тем не менее решила на всякий случай не спешить с признаниями.

— Возможно, ты и сам колдун, — перешла в атаку Садира. — Ты ведь много знаешь о Клане Невидимых.

— Я вовсе не колдун. Мне все это известно, потому что одна из моих жен очень интересуется колдовством, — пояснил Милон. Он наклонился к Садире и тихо добавил:

— Она в течение многих месяцев пыталась войти в контакт с людьми, связанными с Кланом. Теперь я надеюсь, что ты, может быть, поможешь ей.

— Мне очень жаль, но я действительно не представляю…

Садира остановилась, так и не закончив фразы, так как снова услышала странную трель. Но на этот раз Садира находилась вдали от музыкантов, и ей сразу удалось определить ее происхождение. Это было нежное щебетание гигантского паука. Эти звуки ей довелось слышать только однажды, когда она находилась по ту сторону Кольцевых гор, в лесу, где обитали хафлинги.

Милон с недоумением посмотрел на насторожившуюся колдунью.

— Что-то не так? Ты услышала еще что-нибудь? — поспешно спросил он.

— Разве ты не слышал щебетание?

Милон утвердительно кивнул.

— Наверно, какая-то птица. Я не могу сказать, какая именно, но… начал было он, но не успел договорить.

— Это не птица, — прервала его Садира. — Это паук.

— Паук, который щебечет, да еще так громко? — не веря своим ушам, произнес Милон. — Ты была права, отказавшись от броя. Ты явно перебрала.

— Нет, дело не в этом, — возразила Садира. — Это огромные пауки.

Хафлинги, живущие в лесу по ту сторону Кольцевых гор, охотятся на них. Они употребляют их в пищу.

— Но мы ведь сейчас находимся очень далеко от гор, — сказал Милон.

С этим было трудно не согласиться. Пауки были смирными, ручными существами, которые строили гнезда на деревьях и питались разного рода грибами, в изобилии растущими среди густой травы в лесу. Совершенно невероятно, чтобы пауки смогли перенести длительное путешествие, перебраться из влажного, прохладного леса в жаркую, засушливую пустыню, где не росли ни деревья, ни грибы. Тем не менее колдунья была уверена в том, что щебетание напоминало звуки, которые издавали пауки.

— Если это не пауки, значит, кто-то имитирует звуки, которые они издают, и делает это очень искусно, — пояснила Садира.

— Кого ты имеешь в виду?

— Это могут быть только хафлинги, — уверенно заявила колдунья. — Язык, на котором они говорят, очень напоминает щебетание и писк птиц. Я слышала разговор на диалекте, который они используют во время охоты на пауков.

— Хафлинги никогда не путешествуют по пустыням.

— Все меняется. Тебе следует приготовиться к схватке, — посоветовала Садира.

— Зачем? Ты же видишь, что у нас выставлены часовые. Они ничего не заметили, в противном случае они уже предупредили бы нас, — невозмутимо ответил Милон.

— Твои часовые ничего и не заметят, пока не будет уже слишком поздно, возразила Садира. Видя, что Милон все еще не воспринимает ее слова серьезно и не собирается прекращать танцы, колдунья предложила:

— Пойдем со мной. Я докажу тебе, что я права.

С этими словами Садира перелезла через стену. Милон последовал за ней, держась на шаг сзади. Не останавливаясь, он достал из-под плаща меч с широким изогнутым обсидиановым клинком. Вместе с Садирой выбрался он за пределы лагеря и углубился в темную пустыню. Обе луны заливали мерцающим желтоватым светом верхушки песчаных холмов, оставляя впадины между ними погруженными в непроницаемый лиловый мрак. Вскоре показался ряд темных силуэтов, похожих на небольшие песчаные холмики, храпящие и фыркающие во сне. Ими оказались отдыхающие в пустыне инексы. Легкий ветерок дул со стороны огромных рептилий, принося с собой специфический запах, исходящий от них.

Канк Садиры был привязан немного в стороне от инексов, чтобы более крупные рептилии его случайно не затоптали. Все скакуны отдыхали с грузом на спинах. Канк Садиры тоже не был разгружен. Ее личные вещи и бурдюк с водой были привязаны к упряжи. Колдунья сделала это специально, на случай, если каравану неожиданно придется сниматься со стоянки. Десятка два часовых, вооруженных копьями, охраняли рептилий. Часть часовых бродила между ними, высматривая эльфов-грабителей или хищников, которые могли бы проникнуть на охраняемую ими территорию, одни — в поисках поживы, другие пищи.

Милон направился было к рептилиям, но Садира остановила его, схватив за руку, и повела в противоположном направлении.

— Хафлинги — первоклассные охотники, — сказала она. — Они обязательно подойдут с подветренной стороны, чтобы инексы не смогли их учуять.

— Тогда пошли. Видно, ты лучше меня знаешь хафлингов, — ответил Милон.

Они обогнули развалины с северной стороны и подошли к залитой лунным светом небольшой полосе булыжника. Это было все, что осталось от древней дороги, для охраны которой и была когда-то построена башня. Уцелевший отрезок дороги протянулся метров на двадцать — двадцать пять к северу, после чего терялся в бесконечных песках пустыни. Подойдя к дороге, Садира остановилась и стала прислушиваться. Затем рывком пересекла ее и скрылась в темноте. Милон последовал за ней, держась в нескольких шагах позади. Он не отставал от колдуньи, несмотря на неудобную для быстрой ходьбы одежду.

Садира завела его в покрытую лиловым мраком впадину между двумя высокими холмами. Вскоре она стала различать окружающие предметы, излучавшие тепло с разной интенсивностью. Садира очень ценила эту особенность своего зрения, доставшуюся ей по наследству от отца-эльфа. Она всегда выручала колдунью, когда отсутствовали другие источники света.

Садира попросила Милона покрепче взяться за конец ее трости, и они двинулись в пустыню, бесшумно шагая по отсвечивающему розовым светом песку. Колдунье следовало бы оставаться в темной впадине и не смотреть на сверкающие в лунном свете вершины холмов. Даже слабый свет лун мешал ей видеть в темноте. К тому же, оставаясь в густой тени, она имела бы преимущество перед любым хафлингом, на которого они наткнулись бы.

Хафлинги обладали обычным зрением и ничего не видели в кромешной ночной тьме.

Милон не отставал от Садиры, несмотря на то что ничего не видел в темноте. За несколько минут они отошли от лагеря более чем на сотню метров. Подойдя к подножию высокого холма, Садира остановилась, чтобы оглядеться. Справа от них протянулся отрезок залитой лунным светом каменистой земли, заросшей кустарником. За ним виднелась цепочка еще более высоких холмов. Если они решат продолжить движение вперед, им придется или пересечь открытый участок пустыни, или взбираться на высокий песчаный холм. И тот и другой варианты были связаны с определенным риском. Поэтому Садира приняла решение остаться на месте и ждать появления хафлингов. Она исходила из того, что пробирающимся с этой стороны к лагерю хафлингам придется встретиться с теми же самыми препятствиями.

— Ты видишь что-нибудь? — прошептал Милон.

Садира отрицательно покачала головой, затем до нее дошло, что в кромешной тьме караванщик не сможет увидеть ее жест.

— Нет, — тихо ответила она. — Нам лучше всего спрятаться здесь. Если хафлинги услышат нас, нам никогда не удастся найти их.

Они подождали несколько минут. Время от времени ветер доносил до них отзвуки музыки. Тело Садиры реагировало на мелодию, исполняемую на волынке, и ей пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы не поддаться искушению и не начать двигаться в такт музыке. Реакция Милона была куда более спокойной и сдержанной. Он ограничился тем, что позволил себе мерно покачивать головой в такт барабанной дроби.

Наконец откуда-то из кустарника с противоположной стороны залитой лунным светом полоски каменистой земли донеслась уже знакомая Садире трель. Тут же послышалась вторая, затем третья.

— Ты слышал? — тихо спросила Садира.

— Да, — так же тихо ответил Милон.

— Иди за мной, — прошептала колдунья, придя к выводу, что враг приближается к лагерю.

Она подошла к краю кустарника и остановилась, так как лунный свет лишил ее возможности воспользоваться своим волшебным зрением. Сладковатый запах, исходящий от недавно объеденных кустов каликанта, смешивался с кислым запахом свежего помета инексов. Колдунье стало ясно, что именно здесь вечером кормились инексы. Возможно, хафлинги были здесь уже тогда, незаметно наблюдая за тем, что происходит, и высматривая ее, Садиру.

Девушка нисколько не сомневалась, что лесные люди хотят вернуть себе трость, которую она в нарушение соглашения не пожелала отдать вовремя их вождю Ноку. А Нок решил забрать свое могущественное оружие именно сейчас, когда колдунья не собиралась расставаться с ним.

Когда зрение Садиры восстановилось, она, не теряя времени, перебежала открытое пространство и спряталась за кустами. Милон следовал за ней по пятам. Не успели они добраться до середины прогалины, как из темноты послышалась громкая трель. Садира мгновенно остановилась, догадавшись, что они находятся гораздо ближе к хафлингам, чем она предполагала.

Милон поравнялся с ней, а затем обогнал ее со словами:

— Давай попробуем поймать его!

В этот момент кто-то тихо вскрикнул:

— Милон, не делай этого!

— Оза? — ахнул караванщик. Впереди снова послышалось стрекочущее щебетание. Милон резко остановился и занес меч для удара, воскликнув: Клянусь светом Рала!

Не успела Садира подбежать к нему, чтобы узнать, что происходит, как копье с зазубренным наконечником вошло в спину старшины каравана. Садира увидела, что на Милона напал укрывавшийся в кустах хафлинг. Глаза коротышки горели ярким желтым светом.

Вскрикнув от ужаса, Садира изо всех сил нанесла удар обсидиановым набалдашником трости по лохматой голове хафлинга. Раздался громкий треск, и убийца замертво рухнул на землю.

Милон уронил меч и, не веря своим глазам, уставился на копье, торчащее из его собственного живота. Но силы его быстро оставляли, и он упал ничком на землю. В этот момент Садира услышала, как сзади что-то зашуршало. Она резко обернулась и увидела подползавшего к ней хафлинга. Не дав ему возможности подняться на ноги, колдунья прыгнула на него и нанесла ему несколько сильных ударов тростью по голове.

Не успела Садира покончить с ним, как сбоку раздались тяжелые шаги.

Присмотревшись, она различила в темноте массивную фигуру Озы, которая спешила ей на помощь. Женщина-мул сильно хромала. Ее ранили копьем в бедро.

Оза подошла к Милону и, опустившись на колени, начала щупать у него пульс. Но пульс не прощупывался, и Оза поняла, что муж ее мертв. Поцеловав его в лоб и таким образом простившись с ним, она вынула из его мертвой руки меч. Затем, осмотрев свою рану, она взглянула на Садиру.

— Бежим! — крикнула она, кивнув головой в сторону песчаного холма, из-за которого пришли Садира и Милон.

— Мне очень жаль…

Садира была вынуждена остановиться на полуслове, так как Оза вскочила на ноги и побежала через освещенный лунным светом участок, заросший кустарником. Колдунья кинулась вслед за хромающей Озой, но скорость, с которой бежала женщина-мул, была ей явно не по силам, и Садира начала отставать.

Приблизившись к покрытой ночным мраком впадине между песчаными холмами, где укрывались Садира и Милон, женщины услышали еще несколько трелей, раздававшихся со стороны лагеря. Садира тут же остановилась, поняв, что целая группа хафлингов шныряет где-то там в темноте. Оза же продолжала бежать, не обращая внимания на посторонние шумы.

Колдунья вытянула руку вперед, обратив ее ладонью вниз и широко растопырив пальцы. Абстрагировавшись от того, что происходит вокруг, она сфокусировала все внимание на руке, собирая в нее жизненную энергию растений для колдовства. Через несколько мгновений воздух под ее рукой начал мерцать. Это означало, что энергия, необходимая для колдовства, начала поступать из земли в тело колдуньи. Как только Садира почувствовала, что поток энергии начал ослабевать, она сжала руку в кулак, прекратив ее поступление. Если бы она собрала энергии больше, чем нужно, она погубила бы все те растения, энергией которых она воспользовалась. В результате был бы уничтожен и без того тонкий плодородный слой, и земля на века осталась бы бесплодной. Но извлекая из растений разумное количество энергии, колдунья наносила им только временный ущерб. Через день-другой кустарник восстановит потерянную жизненную энергию и будет продолжать расти, как будто с ним ничего не произошло.

В тот момент, когда Садира закончила собирать энергию для колдовства, на краю заросшего кустарником участка появилась небольшая группа хафлингов, Оза подняла свой меч, встав в боевую стойку. Хафлинги взяли копья наперевес. Садира подняла с земли горсть камешков и бросила их в направлении лесных людей, одновременно произнося заклинание. Раздался грохот, и камешки, превратившись в метательные снаряды, полетели в цель, с шумом рассекая воздух. Миновав Озу, они произвели опустошение в рядах врагов. Каждый из камешков угодил прямо в грудь хафлинга. Через считанные секунды все они оказались на земле, истекая кровью.

Но у колдуньи не было возможности насладиться своей победой, так как за ее спиной раздалось хорошо знакомое щебетание. Она испуганно оглянулась и увидела силуэт лесного воина, делавшего какие-то жесты в ее направлении.

Не теряя времени, Садира бросилась к Озе и потянула ее в сторону.

Женщина-мул все поняла, и они побежали к песчаному холму. Там они укрылись в густой тени и стали ждать, что предпримут враги.

— Это ты побила их камнями? — спросила Оза, не сводя глаз с тел хафлингов, погибших в результате колдовского заклятия.

Девушка утвердительно кивнула. Она не переставала думать о том, как им безопаснее вернуться в лагерь. Можно было попытаться незаметно проскользнуть в лагерь или просто бежать, не скрываясь. Но в любом случае им следовало использовать для возвращения темные впадины между песчаными холмами. Подобно полуэльфам, мулы унаследовали от своих предков специфическое зрение, позволяющее им видеть в темноте окружающие предметы, улавливая исходящее от них тепловое излучение.

Пока Садира пыталась понять, что происходит, со стороны кустов послышалась целая гамма трелей. Она посмотрела в том направлении, откуда раздались встревожившие ее звуки, но не смогла ничего разглядеть по ту сторону открытого пространства, освещенного луннымсветом.

Девушка-полуэльф отодвинулась поглубже в тень и подняла свою трость.

— Похоже на целую армию, а не на группу охотников, — невнятно пробормотала Оза.

Хотя Садира была совершенно согласна с ней, она слишком удивилась этому обстоятельству и не стала говорить об этом вслух. Создавалось впечатление, что все племя хафлингов спустилось с гор, покинув свой лес. Садира теперь отчетливо понимала, что только от нее зависит спасение каравана. Она подняла трость и прошептала:

— Нок!

Это было заклинание, активизировавшее волшебные свойства трости.

Колдунья почувствовала, как трость начала забирать жизненную энергию из ее тела. Внутри блестящего черного обсидианового шара, служившего набалдашником трости, появился мерцающий фиолетовый огонек. В этот момент несколько десятков лесных воинов высыпало на открытое пространство, став отличной мишенью для трости Садиры.

Но прежде чем колдунья успела произнести заклинание, Оза схватила ее за руку.

— Не трогай их, — приказала она, увлекая Садиру поглубже в тень. Бежим.

Садира попыталась освободиться, но женщина-мул крепко держала ее.

— Отпусти меня, — закричала колдунья. — Я могу сейчас убить половину их!

Но Оза не выпускала ее, несмотря на все протесты. Сильно хромающая женщина-мул, у которой обломок копья лесного воина все еще торчал из раны в бедре, потащила ее в темный проход между двумя песчаными холмами. Лесные воины бросились вслед за ними, переговариваясь на ходу на своем птичьем языке, напоминавшем щебетание лесных пауков. Садира обернула подол своей накидки вокруг набалдашника трости, чтобы скрыть мерцавший внутри него фиолетовый огонек.

Даже после того, как специфическое эльфовское зрение Садиры снова позволило ей видеть в темноте, Оза не отпустила ее. Женщина-мул продолжала крепко держать руку колдуньи и вела ее в тени между песчаными холмами. Они бежали сломя голову между стенами из сверкающего розовым светом песка.

Садира непонятным образом ощущала, что в лагере все еще играет музыка.

Мелодия показалась ей какой-то неестественной, вымученной и вызывала у нее чувство смутной тревоги.

Несмотря на все маневры Озы, хафлингам не составляло большого труда следовать по пятам за двумя женщинами, которых выдавал легкий шорох шагов.

Лесные люди перекрыли все подходы к лагерю, не давая им возможности добраться до лагеря кружным путем. Вся территория, покрытая песчаными холмами, наполнилась щебетанием лесных воинов, переговаривавшихся между собой. Садире никогда до этого не приходилось так бегать, и она была уверена, что лишится последних сил задолго до того, как они ускользнут от преследования.

Их враги перешли к решительным действиям, когда женщины уже почти добрались до лагеря. В этот момент Садира услышала звук натягиваемой тетивы. Крошечная стрела пролетела совсем рядом с ее головой, и колдунья съежилась от страха. Хотя такая стрела не могла причинить сколько-нибудь серьезных повреждений, Садира по собственному опыту знала, что их преследователи обычно смазывают наконечники своих стрел сильнодействующим ядом. Именно это и пугало ее.

Зазвенела тетива еще одного лука, потом еще одного. Скоро Садира сбилась со счета, сколько же лучников стреляли по ним. Стрелы жужжали со всех сторон. К счастью для беглянок, лесные лучники не отличались особой меткостью, тем более если стрелять приходилось на бегу в кромешной темноте по невидимой движущейся цели. Но колдунья прекрасно понимала, что везение не может продолжаться вечно и что у них остается очень мало шансов избежать того момента, когда отравленная стрела найдет свою цель.

— Надо что-то делать, — сказала сама себе Садира.

Зная, что не имело никакого смысла обращаться к спутнице, Садира решила попробовать создать ситуацию, которая дала бы ей возможность воспользоваться волшебной тростью. Колдунья неожиданно метнулась вперед и врезалась в спину Озы. Та не устояла на ногах, по инерции пролетела вперед и врезалась головой в песчаную стену. Надо отдать ей должное, что при падении она так и не выпустила руку Садиры, увлекая ее за собой. Колдунья услышала, как ее спутница громко выругалась, когда обломок копья, торчавший в ее бедре, еще глубже вошел в рану, причинив ей сильную боль.

Садира перекатилась на спину, чтобы видеть преследователей. Спустя несколько секунд первая группа врагов уже устремилась к ней, ориентируясь в темноте по ее учащенному дыханию. Колдунья навела на них трость, незаметно освободив мерцающий фиолетовым светом обсидиановый шар.

Преследователи отреагировали мгновенно, нацелив копья и луки на фиолетовый огонек.

В тот момент, когда лесные воины бросились в атаку, Садира произнесла заключительное заклинание:

— Чистая река!

С адским шумом из конца трости вырвалась струя волшебной энергии, которая постепенно расширялась. Полет копий, дротиков и стрел был остановлен этим невидимым потоком, который затем обрушился на самих нападавших. Они в ужасе заверещали на своем птичьем языке, но ревущий поток волшебной энергии заглушил их голоса. Он мгновенно оторвал их от земли и унес в темноту.

Спустя несколько мгновений после того, как рев невидимого потока энергии замер вдалеке, Садира повернулась к Озе. Женщина-мул не отрываясь смотрела на колдунью, и на лице ее застыло выражение благоговейного, страха.

— Нам надо идти, — проговорила Садира, указывая в сторону лагеря, из которого все еще доносилась музыка.

Оза отрицательно покачала головой и уставилась на трость. Было видно, что она все еще не пришла в себя после того, что ей пришлось пережить.

— Я не причиню тебе вреда, — медленно произнесла Садира, давая возможность глухой женщине читать по ее губам. — Я хочу помочь каравану.

Взгляд Озы постепенно стал осмысленным. Пытаясь, видимо, собраться с мыслями, она невнятно проговорила:

— Нет. Я приказала всем готовиться к бою до того, как погиб Милон. — На секунду в ее глазах промелькнула печаль, затем она сжала зубы, стараясь подавить свои эмоции. — Подождем здесь.

Садира в замешательстве посмотрела на нее, потом согласно кивнула.

Оза улыбнулась и указала на стальной кинжал, висевший в ножнах на поясе у Садиры.

— Отдай его мне, — попросила она.

Девушка-полуэльф вытащила кинжал из ножен и протянула его спутнице. Мул уселась на песок и начала вырезать зазубренный наконечник копья, засевший у нее в бедре. Садира встала на страже, отойдя на несколько метров, на случай, если какой-нибудь лесной воин из числа тех, кто все еще рыскал в окрестностях, натолкнется на них.

Спустя несколько минут доносившиеся издалека звуки мелодии, исполняемой волынщиками, зазвучали громче и зажигательнее. Хафлинги перестали переговариваться, замолчали. Колдунья неожиданно обнаружила, что ноги сами несут ее в сторону лагеря. Она попыталась остановиться, но не смогла противостоять притягательной силе музыки. Музыка околдовала ее. Каждой клеточкой своего тела она ощущала ее оттенки и ритмы. Ее тело само по себе раскачивалось в такт мелодии.

Оза подошла к Садире сзади и вложила кинжал обратно в ножны, висевшие на поясе колдуньи.

— Теперь мы идем, — невнятно произнесла она.

Садира увидела, что Оза вынула наконечник копья из раны и перевязала ее куском ткани. Женщина-воин все еще слегка хромала, но теперь ей было намного легче идти, чем тогда, когда у нее из бедра торчал обломок.

Оза крепко схватила колдунью за руку. Ей понадобилось напрячь все свои силы, чтобы помешать Садире двигаться, танцуя, в сторону лагеря. Остановив Садиру, Оза потянула ее обратно в темный проход между песчаными холмами.

Уже неподалеку от лагеря Садира увидела неожиданную картину. Хафлинги тоже двигались к источнику музыки, пританцовывая на ходу. Маленькие воины целыми группами взвивались в воздух, швыряя копья или стреляя из луков в сторону лагеря. По другую сторону древней стены стояла цепь вожатых каравана. Пританцовывая в такт мелодии, они стреляли из луков в дикую орду, которую зажигательные звуки музыки, исполняемой волынщиками, выманили из пустыни.

— Мы пойдем в обход, — сказала Оза, указывая в направлении того места, где все еще были привязаны инексы и канк Садиры. Как и предсказывала ранее Садира в разговоре со старшиной каравана, хафлинги действительно приближались с подветренной стороны. С наветренной стороны от лагеря Садира не обнаружила ни одного лесного воина.

Оза пересекла дорогу, мощенную булыжником, к северу от башни, продолжая тащить за собой Садиру, которая все время пыталась освободиться. Хотя Садира и оценила по достоинству ловкий ход с выманиванием лесных воинов на открытое место, она в то же время видела, что исход битвы был все еще не ясен. Вооруженные большими луками, находясь под защитой каменной стены, вожатые имели явное преимущество перед атакующими. В то же время потери среди них составляли уже больше двадцати человек. Дождь стрел, которыми хафлинги засыпали защитников лагеря, постепенно выводил их из строя одного за другим. Если их ряды и дальше будут редеть с той же скоростью, то к рассвету их окажется слишком мало для того, чтобы быть в состоянии помешать атакующим подобраться к стене.

Оза остановилась недалеко от инексов, метрах в тридцати от башни.

— Здесь безопасно. Никто не примет тебя за хафлинга, — проговорила она.

— А я вернусь туда за телом Милона.

Ноги сами понесли Садиру вперед. Несмотря на всю опасность ее положения, она обнаружила, что ей доставляет удовольствие волшебное воздействие музыки. Она уже догадалась, что звуки волынок, отчетливо различимые на большом расстоянии, распространялись с помощью какого-то вида колдовства. Хотя волшебство могло быть использовано с целью воздействия на мысли жертвы, только в редчайших случаях оно оказывалось способным контролировать самые примитивные чувства такого количества людей. Было очень жаль, что волынщики не могли использовать волшебную власть музыки для того, чтобы оказать более практическое воздействие на хафлингов.

Уяснив себе ситуацию, колдунья пришла к выводу, что ее волшебство могло бы способствовать решению возникшей проблемы. Продолжая пританцовывать на ходу, она подняла трость к небу и произнесла заклинание. Как обычно, она почувствовала, что начинается извлечение жизненной силы из недр ее организма. Фиолетовый огонек замерцал внутри обсидианового набалдашника трости. Теперь Садира была готова оказать помощь осажденным вожатым каравана. Когда она доберется до лагеря, она использует волшебную силу оружия Нока для того, чтобы обратить в бегство его соплеменников, которых он привел с собой в пустыню.

Но не успела Садира сделать и несколько шагов вперед, как совершенно неожиданно смолкла музыка и затих шум боя. В районе лагеря воцарилась полная тишина. Тело колдуньи само собой перестало двигаться, и она замерла, а потом, потеряв равновесие, растянулась во весь рост на песке.

Только она начала подниматься на ноги, как над лагерем караванщиков разнесся громкий голос хафлинга.

— Сложите оружие и сдавайтесь, — потребовал он. Хотя прошло уже более двух лет с тех пор, как Садира в последний раз слышала этот голос, она сразу же узнала его. Это был голос самого Нока, вождя племени хафлингов. Ваше сопротивление бессмысленно, вы все неминуемо погибнете.

Поняв, что теперь существует только одна возможность спастись, Садира бросилась к своему канку и отвязала его. Она взобралась на скакуна и направила его в сторону от лагеря. Отъехав на некоторое расстояние, колдунья подняла трость над головой и громко произнесла заклинание:

— Небесный огонь!

Три струи багрового пламени с адским грохотом вырвались из конца трости, осветив небо рубиновым светом и закрыв желтые луны, висевшие в небе, красноватой дымкой.

Уверенная в том, что Нок без всякого труда определит источник заклятия, Садира провела тростью над усиками-антеннами канка, давая ему команду бежать галопом.

 

Глава 4

ДРЕВНИЙ МОСТ

Если бы не пересохшее горло, Садира закричала бы от восторга. Красные пески резко обрывались на краю темного ущелья, которое простиралось в обоих направлениях, насколько хватало глаз. По другую сторону ущелья дорога поднималась вверх по крутому откосу, местами покрытому низкорослым кустарником, затем исчезала из виду на фоне оливкового утреннего неба.

Между песчаными холмами и откосами повис величественный мост длиной не менее ста метров. Он был построен из огромных каменных блоков семи различных цветов. Мост соединял края ущелья подобно гигантской арке, напоминавшей по форме рукотворную радугу. Его проезжая часть была вымощена желтым булыжником, за исключением единственной черной полосы с массивными замковыми камнями.

Для Садиры древний мост оказался подарком судьбы. Она считала его таким же добрым предзнаменованием, как и появление ласточки, предвещавшей дождь.

— Перенеси меня на ту сторону, это все, что мне от тебя надо, обратилась колдунья к канку таким хриплым голосом, что сама едва смогла разобрать собственные слова.

Садира постучала тростью по усикам-антеннам канка, давая скакуну команду ускорить бег, но канк не повиновался. Прошлой ночью, когда Садира решила отвлечь внимание Нока от лагеря каравана, она погнала своего скакуна таким отчаянным галопом, что у нее растрепались волосы. Как колдунья и надеялась, Нок сразу понял, что означал устроенный Садирой фейерверк, и устремился во главе своих воинов в погоню за волшебницей, оставив уцелевших вожатых оплакивать гибель старшины каравана и своих товарищей. На первых порах Садира была абсолютно уверена в том, что ей без труда удастся оторваться от хафлингов и спастись, так как воины Нока никак не могли соревноваться в скорости с канком. Тем не менее ночь уже подходила к концу, а Нок и его воины не отставали, и ей никак не удавалось надолго оторваться от них. К рассвету канк едва плелся, и даже Садира, шагая рядом, смогла бы на коротком отрезке пути не отстать от него… С этого момента неутомимые лесные воины начали постепенно нагонять ее.

Садира обернулась, чтобы выяснить, что происходит сзади. Поворот отдался резкой болью во всем ее теле. Болели все мышцы, особенно мышцы ног. Это было результатом сумасшедшей скачки, которая продолжалась почти всю ночь. К утру Садира устала не меньше своего канка. Ночью у нее начались спазмы в желудке, которые к рассвету перешли в болезненные колики, угрожавшие вывести ее из строя в любой момент. Ее голова разрывалась от адской боли, что было следствием нечеловеческой усталости и пережитого ею смертельного страха.

То, что она увидела, не вселяло оптимизма. Ее преследователи быстро продвигались вперед, постепенно приближаясь к своей добыче. Они делали все возможное, чтобы перехватить ее прежде, чем Садира достигнет моста.

Хафлинги уже приблизились настолько, что колдунья ясно видела по их лицам, что они прикладывают огромные усилия, на которые обычный человек был просто физически не способен. Преследователи были смертельно бледны, их лица осунулись и блестели от пота. Они жадно хватали воздух раскрытыми ртами, а их ввалившиеся щеки поднимались и опадали подобно мехам. Их волосы, обычно взлохмаченные и торчащие во все стороны, теперь прилипли к их потным головам. Казалось, что они все делают в состоянии транса.

Позади воинов Садира заметила одинокую фигуру, двигавшуюся, как ей показалось, размеренно и не слишком поспешно. Хотя до нее было слишком далеко, у Садиры не было и тени сомнения в том, что это Нок собственной персоной. Несмотря на разделявшее их расстояние, один лишь вид его заставил колдунью похолодеть от ужаса, ибо она хорошо знала по собственному опыту, что тот, кто создал волшебную трость и волшебное копье, не тот человек, которого можно безнаказанно оскорблять.

Но чем бы все это ни закончилось, колдунья нисколько не сожалела о том, что нарушила договоренность и не вернула Ноку волшебную трость. Еще много лет тому назад она поклялась сделать все, что будет в ее силах, для того, чтобы Тир стал свободным и всегда оставался им. Именно страстное желание видеть Тир свободным и заставило Садиру нарушить данное Ноку слово после убийства царя Калака. Обладая волшебной тростью, колдунья могла защитить свой любимый город от многих страшных угроз. Даже сейчас, когда Нок и его воины гнались за ней и над Садирой нависла смертельная опасность, она не собиралась возвращать трость ее законному владельцу, по крайней мере, пока была жива.

Один из лесных воинов прицелился и метнул свое костяное копье в Садиру.

Копье воткнулось в песок в каких-то полутора-двух метрах от Садиры.

Колдунье было совершенно ясно, что следующий раз копье угодит прямо в цель — в нее или в панцирь канка… Но что толку думать о том, куда вонзится копье. Надо постараться избежать его.

— Что же все-таки позволяет им безостановочно двигаться в течение многих часов? — пробормотала Садира, разговаривая сама с собой.

Даже тогда, когда она задавала себе этот вопрос, ответ на него был ей хорошо известен — колдовство Нока. В любом другом случае ни один из хафлингов не смог бы бежать почти с той же скоростью, что и канк гигантское насекомое с шестью ногами. Насколько девушке было известно, только эльфы благодаря своим длинным ногам могли бы потягаться с канком.

Колдунья снова повернулась вперед и провела тростью над усиками-антеннами канка, но это ей ничего не дало. Канк бежал все медленнее.

До моста было еще далеко, но Садира уже могла разглядеть его покрытые лишайником огромные каменные блоки. Правда, к тому моменту, когда канку посчастливится добраться до моста, она будет лежать на песке, пронзенная десятком копий с зазубренными наконечниками.

— Пожалуй, самое время мне самой заняться колдовством, — громко проговорила Садира.

Убрав трость, колдунья протянула руку к своему заплечному мешку, привязанному к упряжи канка. Покопавшись в нем, она вытащила щепотку зеленовато-желтого порошка серы. Затем повернула свободную руку ладонью вниз и держала ее в этом положении некоторое время, извлекая из земли энергию, необходимую ей для колдовства.

В этот момент раздался стук копья, попавшего в заднюю часть панциря канка, защищавшую его брюшко. Садира остановила канка и развернула его в обратную сторону, чтобы иметь возможность видеть своих преследователей.

Лавина лесных воинов неотвратимо надвигалась. Двое из них замедлили бег, чтобы метнуть копья в Садиру. Оба копья попали в цель. Одно из них едва не задело бедро Садиры и отскочило от панциря канка. Второе глубоко вонзилось в сустав одной из средних ног, и канк вздрогнул всем телом. В этот момент колдунья бросила горсть серы в преследователей и произнесла заклинание.

Через мгновение между ней и преследователями возникла стена потрескивающего пламени шириной в несколько десятков метров, полностью перекрывшая путь лесным воинам и надежно отрезавшая их.

Немного успокоившись, колдунья подняла трость и слегка дотронулась ею до правого усика-антенны канка, давая ему команду поворачивать. Когда канк повиновался, отвратительный запах, испускаемый им, донесся до Садиры.

Зловоние было настолько сильным, что Садире пришлось зажать рот и нос, чтобы ее не стошнило. Она в первый раз столкнулась с этой необычной особенностью канков. Дело в том, что, получив повреждение или будучи раненными, канки начинают испускать зловонный запах. Теперь ей стало понятно, почему лишь немногие хищники предпочитают охотиться на этих гигантских насекомых.

Со стороны стены огня до нее донеслись душераздирающие вопли. Колдунья оглянулась и увидела с десяток хафлингов, выскочивших из огня. Их лица были искажены страданием, тела обожжены до неузнаваемости. Почерневшая кожа слезала с них клочьями, их волосы превратились в веревки из пепла, свисавшие с их голов. Сделав, шатаясь, несколько шагов вперед, они метнули свои копья в направлении колдуньи, прежде чем упасть на песок в виде дымящейся груды человеческой плоти.

Садира плотно прижалась к панцирю канка, затем приказала ему перейти в галоп. Три копья отскочили от панциря канка и упали на песок, остальные даже не долетели до него.

Испуганный стуком копий о панцирь, канк ринулся вперед на пяти ногах, держа раненую ногу на весу. Садира отважилась приподняться и сесть прямо в своем костяном седле, а потом оглянулась. К своему облегчению, она не увидела никого из своих преследователей, оставшихся за стеной огня. Но она не питала особых иллюзий. Пройдет немного времени, и враги появятся снова, обойдя стену огня с той или другой стороны.

Канк внезапно замедлил свой бег. Опасаясь, что он может вот-вот упасть от полного истощения, колдунья снова пришпорила его. Она увидела, что канк почему-то свернул с дороги и бежит теперь по песку, естественно, намного медленнее. Колдунья постучала по внешней стороне его усиков-антенн, приказывая ему снова вернуться на караванный путь. Садира была по-прежнему уверена в том, что у нее все еще есть достаточно времени для того, чтобы успеть переправиться на ту сторону ущелья. До моста было уже рукой подать, и она могла рассмотреть даже отдельные камни мостовой.

Но канк не послушался ее. Вместо того чтобы выбраться обратно на дорогу, он сделал еще несколько десятков шагов вперед, потом споткнулся и грохнулся на песок, сбросив с себя всадницу. Она перелетела через голову скакуна и упала лицом на песок. Перекувырнувшись несколько раз, Садира оказалась почти по пояс в красновато-коричневом песке. Придя в себя, она обнаружила, что запуталась в кожаных лямках своего бурдюка и к тому же потеряла волшебную трость.

Канк лежал на брюхе шагах в десяти от нее. Его усики-антенны были плотно прижаты к голове, а черные сферы его глаз безжизненно уставились в небо. Все его тело сотрясалось от сильнейших судорог, а ноги утратили упругость и были похожи на толстые изношенные веревки.

Морщась от боли, Садира с трудом поднялась на ноги. Отыскав трость, она подняла ее с песка, потом отвязала заплечный мешок от упряжи канка.

— Мне очень жаль оставлять тебя здесь, но другого выхода у меня нет, печально проговорила колдунья, похлопав по панцирю своего скакуна.

В этот момент со стороны хафлингов донеслось громкое шипение.

Обернувшись, Садира увидела, что Ноку каким-то образом удалось превратить центральную часть стены огня в облако густого белого пара. И теперь из этого облака выскакивали лесные воины, готовые пустить в дело свои копья.

Забросив на спину заплечный мешок и бурдюк с остатками воды, Садира побежала к мосту. Она все еще не оправилась после падения с канка и не смогла восстановить дыхание, но ее обуял такой ужас, что бежала она сломя голову.

Когда Садира начала взбираться по отлогому склону — подходу к мосту, ее преследователи вышли из себя. Они пронзительно вопили и кричали друг на друга на своем странном птичьем языке. У ног Садиры застучали по камням вражеские копья, падавшие буквально в считанных сантиметрах от цели.

Садира бежала, не сводя глаз с арки моста. Она старалась делать шаги побольше, чтобы как можно дальше оторваться от усталых преследователей. К тому времени, когда колдунья достигла высшей точки моста, она уже настолько оторвалась от них, что они перестали метать в нее копья. Наконец она получила возможность остановиться, чтобы хоть немного отдышаться и заняться еще одним неотложным делом. Садира швырнула надоевшую ей трость перед собой на проезжую часть моста, затем сняла со спины бурдюк и открыла его. После этого она достала из одного кармашка горсть глины.

К этому времени преследователи уже добрались до моста и ступили на него. Садира не обращала на них внимания, так как стала готовить новое заклятие. К удивлению преследователей, она не устремилась прочь от них, а медленно пересекла мост в том месте, где темнела черная полоса, состоявшая из замковых камней свода. Одновременно колдунья вылила оставшуюся воду на горсть глины, которую держала в руке, и начала капать получившейся жидкой смесью на замковые камни.

Опустив руку ладонью вниз, Садира быстро собрала необходимое для колдовства количество энергии, после чего прошла еще дальше по мосту.

Бежавший первым лесной воин далеко оторвался от своих товарищей. У него не было копья, так как еще на подходе к мосту он метнул его в Садиру.

Достигнув середины моста, он остановился и вытащил из ножен кинжал с костяным лезвием. Садира тем временем указала рукой на пересекавшую мост полоску жидкой глины и произнесла заклинание.

Когда черные камни, на которых стоял лесной воин, начали превращаться в грязь, преследователь бросился на колдунью. Громко выругавшись, Садира выхватила из ножен свой стальной кинжал, продолжая отступать все дальше и дальше. Она знала, что, когда последний из замковых камней превратится в грязь, все сооружение немедленно рухнет, и ей очень не хотелось быть на мосту, когда это произойдет.

Лесной воин подошел к Садире на расстояние вытянутой руки и стал обходить ее, выжидая удобный момент для нападения. Тем временем его товарищи добрались до середины моста и начали пробираться сквозь полосу жидкой грязи, которая постепенно расширялась и углублялась. Они не пускали в ход свои копья, полагая, что их товарищ не даст колдунье ускользнуть.

Но Садира думала иначе. Выбрав момент, она ринулась на врага, намереваясь нанести ему удар кинжалом. Защищаясь, тот полоснул своим кинжалом девушку по руке, нанеся ей глубокую рану. Колдунья громко вскрикнула от боли. Не обращая внимания на полученную рану, она довела атаку до логического конца, глубоко вонзив клинок в горло противника.

Хотя кровь хлестала у хафлинга из горла, по его виду нельзя было сказать, что он смертельно ранен. Он нанес Садире новый удар, на этот раз распоров ей предплечье. Колдунья снова вскрикнула от боли и отпрянула от лесного воина, оставив свой кинжал торчать у него в горле. Тот попытался сделать еще один выпад, но сил у него уже не осталось. Через мгновение он рухнул мертвым к ногам колдуньи.

Садира повернулась и бросилась бежать по мосту, истекая кровью, струившейся из двух глубоких ран на руке. Пробегая мимо своей валявшейся на проезжей части трости, она нагнулась и на ходу подхватила ее здоровой рукой. Преследователи спокойно наблюдали за ней, даже не пытаясь применить оружие. Они, по всей видимости, были совершенно уверены, что раненая колдунья далеко не уйдет и вскоре станет их легкой добычей.

Внезапно мост задрожал у нее под ногами. Хафлинга заволновались, и Садира услышала их встревоженные голоса. Она оглянулась и увидела, что группа воинов вот-вот метнет в нее свои копья. До конца моста оставалось уже совсем немного, и колдунья из последних сил рванулась вперед.

В этот момент позади нее раздался оглушительный грохот. Воздушная волна ударила Садиру в спину, бросила ее на камни проезжей части. Невыносимая боль пронзила ее раненую руку. Несмотря на шум, царивший вокруг, девушка услышала, как наконечники копий лесных воинов застучали вокруг нее по булыжнику.

Когда ей удалось остановиться, она увидела, что находится почти на краю моста. На том месте, где еще мгновение назад стояло величественное сооружение, теперь виднелось лишь огромное облако пыли, поднимавшееся к небу. Оно было настолько густым, что колдунья не смогла разглядеть, что творится на противоположном краю ущелья.

Подобрав трость и свой заплечный мешок, Садира поплелась вперед. Ей оставалось преодолеть всего лишь метров десять проезжей части, но она опасалась, что уцелевшая часть моста может рухнуть в любой момент. Сойдя с моста, она бессильно опустилась на землю. Ей было трудно дышать.

Немного полежав и собравшись с силами, Садира приподнялась и села. У нее кружилась голова, и она ощущала сильную слабость. Все еще плохо соображая, она решила осмотреть свои раны. Их состояние оказалось даже хуже, чем девушка предполагала. Обе раны сильно кровоточили, и их нужно было срочно перевязать. Прекрасно понимая, что чем больше крови она потеряет, тем сильнее ослабеет, Садира попыталась оторвать два лоскута от своей запыленной одежды. Это ей сделать не удалось, так как раненая рука была плохой помощницей. Тогда она решила прибегнуть к помощи кинжала, но его ножны оказались пустыми. Только тогда до нее дошло, что ее кинжал теперь лежит где-то на дне ущелья. Он остался в горле убитого лесного воина. Без кинжала ей будет трудно выжить в этой дикой и безлюдной местности.

Но, подумав, колдунья решила, что потеря кинжала — не самая главная ее проблема. Если ей не удастся в самое ближайшее время наложить повязки на раны, она неминуемо умрет от большой потери крови. Даже если она сумеет остановить кровотечение, то вряд ли сможет пройти больше двух-трех километров. К тому же, если она и в самом деле собирается идти дальше, ей понадобится вода, много воды. Той самой воды, остатки которой она использовала, чтобы разрушить мост с помощью колдовства.

Но при всем при этом положение не казалось Садире совсем уж катастрофическим. Ей удалось сохранить трость, а это для нее на данный момент было главным. Если же ей удастся остановить кровотечение, то она сможет протянуть по крайней мере еще полдня и пройти, соответственно, уже километров семь-восемь. Конечно, полдня не такой уж большой срок, чтобы отыскать оазис в совершенно незнакомой местности, но на такую возможность можно было все-таки рассчитывать.

Твердо настроившись на то, чтобы полностью использовать время, отпущенное ей судьбой, Садира сняла пояс и обернула его вокруг раненой руки. Она продолжала затягивать его до тех пор, пока не почувствовала, что кровотечение стало меньше. Затем она застегнула его и оставила на руке.

Взяв в руки трость, Садира застыла на месте, внимательно изучая крутой подъем, лежащий впереди. Его-то ей и предстояло преодолеть.

Впереди по обе стороны дороги росло множество кактусов самой причудливой формы, выделявшихся своими искривленными, шишковатыми стволами. Одни из них были высотой с хорошее дерево, другие стелились по каменистой земле, образуя нечто вроде колючих ковров.

И тут она неожиданно вспомнила о Ноке. В лесу, где обитало племя хафлингов, она видела, как вождь племени Нок ступил в пустоту с вершины могильного холма и начал медленно перемещаться по воздуху подобно листку дерева. Если он мог совершить подобное тогда, то что ему может помешать перенестись по воздуху через ущелье сейчас? От такой перспективы у Садиры неприятно засосало под ложечкой. Она повернулась, чтобы выяснить, что же происходит по ту сторону ущелья.

Густое облако пыли уже рассеялось, и ей был хорошо виден противоположный край ущелья. К ее большому облегчению, в воздухе над пропастью никого не было видно. На противоположном краю ущелья собралась группа лесных воинов — человек тридцать. Позади них на склоне красновато-коричневого песчаного холма стоял сам Нок. На его плечи был наброшен плащ из разноцветных птичьих перьев, в его ушах сверкали алым кольца кованого серебра. В одной руке вождь лесных людей крепко сжимал волшебное копье. В другой, вытянутой перед собой руке он держал небольшой обсидиановый шар, светившийся изнутри таинственным зеленым светом.

— Почему ты спасаешься от меня бегством, Садира? — спросил вождь. Хотя его и Садиру разделяло ущелье, голос Нока звучал настолько отчетливо, что колдунье показалось, будто он находится рядом с ней. В тоне вождя не было ни тени доброты или милосердия. — Ты же знаешь, что тебе от меня не уйти, что я всегда найду тебя. — Нок поднял свое волшебное копье и бросил его в сторону Садиры. Несколько секунд оружие парило над ущельем, напоминая собой летящую птицу. Колдунья вскрикнула в испуге и отступила назад, но копье, спланировав через ущелье, глубоко вошло в большой камень, лежавший в нескольких метрах от края, но достаточно далеко от нее.

— Оставь меня в покое, — закричала Садира. — Я и так уничтожила много твоих соплеменников. И я убью их еще больше, если ты вынудишь меня к этому.

Нок рассмеялся, но его смех и выражение его лица не сулили Садире ничего хорошего.

— Их жизни принадлежат Лесу, — холодно произнес он. — Так же, как и твоя. Или ты уже забыла о своей клятве?

Садира никогда не забывала о ней. Несколько лет назад, проникнув в глубь леса, где обитало племя хафлингов, Садира и трое ее друзей-тирян попали в плен к лесным людям, которых они никогда прежде не видели.

Превосходные охотники, они использовали против незваных гостей отравленные стрелы. Быстродействующий яд, которым были покрыты наконечники их крошечных стрел, мгновенно парализовывал жертвы, ввергая их в бессознательное состояние, после чего они становились добычей маленьких охотников. Тиряне очнулись от действия яда, уже будучи крепко привязанными к Пиршественным камням. Так у лесных людей называлось место, где совершались жертвоприношения. Тут они узнали, что их предполагается принести в жертву лесным богам, а потом они будут съедены вождем и его соплеменниками. Колдунье и ее спутникам только чудом удалось остаться в живых. Для этого им пришлось поклясться в том, что отныне их жизни принадлежат Лесу, другими словами, самому Ноку.

— Тогда вопрос стоял так: соглашайтесь или умрете, — возразила Садира.

— Тем не менее ты же согласилась, — поправил ее Нок.

Рукой, в которой он держал обсидиановый шар, вождь указал на волшебное копье. Тонкая полоска изумрудного света появилась из недр шара и стала медленно перемещаться в сторону противоположного края ущелья. Когда она коснулась копья, оно начало сверху донизу покрываться корой. На глазах пораженной Садиры на том месте, где из камня торчало копье, вырос громадный дуб, покрытые густой листвой огромные ветки которого в считанные секунды достигли длины, равной четверти ширины ущелья.

— Я просто умоляю тебя разрешить мне оставить у себя трость еще на некоторое время, — заговорила Садира. — Дракон угрожает Тиру. Я направляюсь туда, где он появился на свет, в надежде найти нечто такое, что помогло бы уничтожить его.

— Нет! Если вы убьете Дракона, то кто защитит Атхас от таких, как ты? решительно возразил вождь. — Ты вернешь трость, как обещала… Прямо сейчас!

— Я не могу этого сделать, — ответила Садира, стараясь говорить спокойно. Все это время она не отрываясь смотрела на волшебный дуб. К этому моменту он достиг просто исполинских размеров, закрывая своей могучей кроной огромную площадь, и все продолжал расти.

— У тебя нет выбора, — произнес Нок, давая понять, что больше говорить не о чем и что его решение окончательное.

Теперь уже огромные, покрытые густой листвой ветви дуба почти дотянулись до противоположного края ущелья. Там, на самом его краю, собрались воины Нока, ожидая момента, когда они смогут начать переправу.

Садира перевела взгляд на их вождя. С того места, где она находилась, он казался не более чем детской куклой.

— Если я верну трость, согласишься ли ты защитить Тир от Дракона? спросила она.

— Нет, — не раздумывая ответил Нок. — Тиру придется уплатить дань Дракону, иначе тот потребует ее с Леса.

— А что будет с жителями Тира? — спросила Садира. — Их жизни не менее важны, чем судьбы твоих деревьев!

Прижав к себе раненой рукой трость, Садира вытянула вперед здоровую руку, повернув ее ладонью вниз. Жизненная энергия кактусов, росших прямо перед ней на крутом откосе, потоком устремилась к ней и стала накапливаться в ее теле. На этот раз, почувствовав, что поток начал понемногу ослабевать, она не стала сжимать руку в кулак, чтобы прекратить поступление энергии. Садира поступила так только потому, что прекрасно понимала — отступать ей некуда, схватка с Ноком неизбежна. А для того, чтобы противостоять его волшебству, ей понадобится вся энергия, которую ей удастся собрать, к каким бы тяжелым последствиям для окружающей растительности это ни привело. Она еще шире растопырила пальцы здоровой руки, вытягивая последнюю еще оставшуюся у растений энергию.

— Уничтожение всех моих воинов ничего тебе не даст, — обратился к ней Нок, указывая рукой на группу воинов, собравшихся на краю ущелья. — Ты только утомишь себя.

— Тебя даже не беспокоит судьба собственного племени! — ответила Садира, возмущенная жестокостью Нока.

Даже если бы колдунья не была ранена и находилась в хорошей физической форме, она никогда не сумела бы противостоять Ноку в поединке. Тем не менее он предпочел послать своих людей на верную смерть, исключительно ради того, чтобы сломить дух Садиры. Неужели он так боялся ее или, может быть, волшебной трости, которую она сейчас держала в своей окровавленной руке? Каким бы невероятным ни представлялось это предположение, Садира предпочла ухватиться за него, как за свою последнюю надежду.

— А что будет с твоими воинами? — теряя терпение, спросила колдунья. Неужели их жизни не стоят того, чтобы попытаться их спасти?

— Нет, — безапелляционно ответил Нок.

Садира продолжала держать руку ладонью вниз, собирая энергию растений.

Один за другим кактусы съеживались, постепенно приобретая коричневый оттенок, и засыхали. Теперь весь склон превратился в кладбище растений.

Колдунья не прекращала высасывать энергию из корней и семян, затаившихся под слоем песка, и даже из лишайника, покрывавшего поверхность скал.

Садира сжала руку в кулак только тогда, когда земля почернела, став совершенно бесплодной.

Нок бесстрастно наблюдал за тем, что происходит на противоположной стороне ущелья, никак не реагируя на действия Садиры, которые подрывали сами основы колдовства, запрещавшие забирать у растений больше энергии, чем они могут отдать, не причинив себе вреда. На той стороне ущелья уцелел только исполинский дуб, выросший из волшебного копья. Но и его листья пожухли и поникли.

Наконец огромные ветви дуба дотянулись до противоположного края ущелья.

Уцелевшие воины Нока запрыгнули на них и побежали на другую сторону.

Колдунья достала свой заплечный мешок, покопалась в нем и вытащила небольшой стеклянный цилиндр. Затем она подошла к краю ущелья и встала на колени около дуба.

— Я совершил серьезную ошибку, доверив тебе трость, — с сожалением произнес Нок. — Лес был бы в большей безопасности, останься Калак жив.

— Прикажи своим людям повернуть обратно! — закричала Садира, предоставив вождю последний шанс спасти своих людей.

Когда Нок никак не отреагировал на ее призыв, колдунья положила стеклянный цилиндр на одну из нижних ветвей дуба вплотную к стволу.

Поднявшись на ноги, она отошла от него подальше и произнесла заклинание.

Над краем бездны раздался оглушительный удар грома. Лесные воины исчезли в клубах жирного дыма. Гигантское дерево раскололось посредине. Из огромной трещины вырвался длинный язык пламени и повалил едкий дым. Затем Садира увидела настоящий листопад. С печальным шелестом с дуба стала опадать листва. По ущелью разнесся протяжный стон, когда под тяжестью колоссального веса огромных ветвей ствол исполинского дерева треснул пополам. Утратив равновесие, дерево накренилось и рухнуло в ущелье, потащив за собой целый шлейф из земли, песка и камней.

Садира опустилась на почерневшую землю. Сильно пахло копотью и чем-то едким. Но этот запах не навевал мыслей о разложении или смерти. Он просто говорил об отсутствии жизни. Метров на сто во все стороны от Садиры земля стала совершенно черной, не было видно ни одного живого растения.

Плодородный слой превратился в пепел, оставивший на коже и одежде жирные черные пятна.

От всего увиденного у Садиры комок подступил к горлу. Если бы был жив ее учитель Ктандео, то при виде того, что она натворила, старик без малейшего колебания попытался бы убить ее собственными руками. В его понимании то, что она совершила, представляло собой отвратительный акт насилия над живой природой, над самой жизнью, пусть даже растительной. Тот ущерб, который Садира нанесла природе, может быть возмещен лишь спустя столетия. Ктандео никогда не придерживался принципа "цель оправдывает средства". Для Ктандео не имело никакого значения, сделала ли это его ученица, исходя из жизненных интересов Тира или ради спасения тысячи человеческих жизней. В его глазах она становилась осквернительницей земли, и ничто в мире не могло бы заставить его простить Садиру.

Но молодая колдунья не всегда прислушивалась к советам Ктандео. И теперь, когда он был уже два года как мертв, она не ощущала особого желания вспоминать о его наставлениях. Все колдуны на Атхасе извлекали энергию из какой-либо формы жизни, обычно из растений. Для Садиры разница между осквернителями земли и другими колдунами заключалась лишь в степени воздействия на растения. Почти все колдуны, заимствуя энергию для колдовства, никогда не доводили дело до уничтожения почвы. Садира же не считала, что осквернение земли всегда является дурным делом, тем более в тех случаях, когда оно приносило пользу. Для нее уничтожение почвы на площади в полгектара или даже в целый гектар было слишком малой ценой за сохранение собственной жизни и совсем уж незначительной ценой, которую стоило заплатить ради спасения тысячи человеческих жизней.

На противоположной стороне ущелья Нок ступил со склона песчаного холма в пустоту и начал медленно перемещаться в воздухе по направлению к Садире.

Внимательно приглядевшись, колдунья не заметила у Нока какого-либо оружия, если не считать обсидианового шара, висевшего на шее колдуна. Садира подняла волшебную трость и встала, твердо решив не уступать и использовать в схватке с Ноком все средства, которыми располагала.

Вождь лесных людей не стал терять времени даром и сразу приступил к решительным действиям. Еще находясь где-то над серединой ущелья, он устремил взгляд своих черных гипнотических глаз на Садиру. Спустя мгновение она почувствовала запах влажных, пахнущих мускусом листьев и спелых, ароматных плодов. В ее ушах зазвучали злобные крики каких-то незнакомых ей лесных птиц и непрерывное жужжание и гудение многочисленных насекомых. В лесу было жарко, воздух был напоен влагой. От одновременного воздействия духоты и влажности тело колдуньи покрылось потом. Со всех сторон ее окружали высокие деревья с твердой древесиной и красными матовыми листьями, отбрасывавшими тень настолько густую, что Садире показалось, что в лесу царили сумерки.

У колдуньи появилось неприятное ощущение в желудке. С ней такое уже случалось. Она поняла, какое оружие выбрал Нок для этого поединка.

Огромное, похожее на летучую мышь существо стремительно вылетело из темного леса. У него были красные глаза, квадратные уши, отвратительная морда с приплюснутым носом и полная пасть клыков, с которых капала желтая слюна. На сгибах его крыльев виднелись четыре длинных пальца, каждый из которых заканчивался острым когтем, покрытым слоем грязи.

Садира собрала всю свою волю в кулак, чтобы преодолеть страх. Когда-то Агис учил ее, как надо противостоять проникновению врага в твои мысли, его мысленным атакам. Следовательно, ей не следует считать себя безоружной.

Когда ужасное существо приготовилось напасть на нее, Садира вообразила, что вместо здоровой руки у нее обоюдоострый клинок. Садира выбросила его вверх, прикрываясь от нападения и одновременно отодвигаясь в сторону.

Маневр колдуньи оказался успешным, и существу пришлось отступить, чтобы избежать страшных лезвий.

— Нет, не уйдешь! — закричала Садира, меняя направление удара.

Ее клинок попал в цель. Лезвие с силой рубануло по крылу существа, глубоко войдя в него. Садира ощутила дикую боль в плече, так как могучим взмахом крыла ей едва не оторвало руку. Сила удара была настолько велика, что колдунью сбило с ног, а летучее существо рухнуло на землю в нескольких метрах от нее.

Мысленный контакт Нока с Садирой был прерван, и из головы колдуньи исчезла картина незнакомого ей леса. Она очнулась и увидела, что лежит на почерневших камнях на гребне ущелья. Поискав глазами Нока, она обнаружила его лежащим лицом вниз неподалеку от нее. Левая рука хафлинга была вывернута под необычным углом.

Не теряя времени, колдунья вскочила на ноги. Подняв с земли трость, она поспешно произнесла заклинание, приводившее в действие волшебные свойства трости. По трагическому стечению обстоятельств заклинанием являлось имя создателя и законного владельца волшебной трости — Нока. Внутри обсидианового шара, служившего набалдашником трости, замерцал хорошо знакомый ей фиолетовый свет, и Садира снова почувствовала странное покалывание во всем теле, говорившее о том, что трость выкачивает из ее организма жизненную энергию, необходимую для колдовства.

Вождь лесных людей застонал и перевернулся на спину. Его поврежденная левая рука не шевелилась, а в правой он держал обсидиановый шар.

— Не думай, что тебе удастся убить меня с помощью моего собственного колдовства, — негромко проговорил он, с ненавистью глядя на Садиру.

Пока он говорил, глубоко внутри шара зажегся зеленый огонек, и жизненная сила начала уходить из тела колдуньи гораздо быстрее. Это сразу же сказалось на ее состоянии. У Садиры закружилась голова, тошнота подступила к горлу. Она почувствовала озноб, затем у нее начали дрожать колени. Все симптомы говорили о том, что еще немного и она потеряет сознание.

Понимая, что теперь каждая секунда для нее на вес золота, колдунья собралась с силами и шагнула к Ноку, направив набалдашник трости на обсидиановый шар в руке вождя хафлингов.

Нок поднял руку с шаром, заслоняясь от волшебной молнии, и через мгновение два обсидиановых шара с громким треском столкнулись. Вспышка света, игравшая всеми цветами радуги, озарила светом окрестности на сотни метров вокруг, ослепив Садиру. Послышались оглушительные раскаты грома, затем молния с такой силой ударила в противоположный край ущелья, что расколола его, вызвав гигантский камнепад. В результате тысячи тонн скальной породы и огромное количество валунов с диким грохотом обрушились в бездну. Вызванная катаклизмом колоссальной силы ударная волна ударила в грудь Садиры и, как пушинку, подняв ее в воздух, отбросила метров на двадцать назад.

Сильно ударившись при падении о каменистую землю, Садира не сразу поняла, где она находится. С трудом приподняв голову, она попыталась осмотреться. В этот момент до нее донесся леденящий душу крик Нока.

Услышав его, колдунья кое-как перевернулась на живот и подняла трость, нацелив ее в ту сторону, откуда раздался крик.

Но тут она сама закричала от ужаса. Она в полной растерянности смотрела на то, что совсем недавно было волшебной тростью. В руке у нее оказался обломок трости, сильно обгоревший в том месте, где раньше располагался черный обсидиановый шар, от которого теперь остался лишь один осколок.

Колдунья еще долго лежала, бессмысленно уставившись на обломок, охваченная безысходным чувством тяжелой, безвозвратной потери.

Трость значила для Садиры не меньше, чем ее собственная жизнь. Она олицетворяла могущество. С ее помощью колдунья могла успешно защитить Тир от посягательств врагов. Она же помогла бы девушке противостоять тем опасностям, с которыми ей, возможно, придется столкнуться в башне Пристан.

Теперь же Садира могла полагаться лишь на собственные колдовские навыки, мужество, решительность и настойчивость. Но она не знала, будет ли этого достаточно для осуществления ее замыслов.

Отогнав печальные мысли, колдунья решила узнать, что же все-таки случилось с Ноком. Она встала и взглянула на то место, где в последний раз видела его. Ее глазам предстала обширная воронка с неровными краями, покрытыми копотью и пеплом. Воронка была настолько глубока, что колдунья не смогла увидеть ее дна. Из нее поднимался расширяющийся кверху столб густого черного дыма, цветом напоминавшего обсидиан. Вместе с черным дымом к небу тянулись столбики пара разных цветов: зеленого и фиолетового, а также красного, оранжевого, синего, желтого и еще десятка других. Столб черного дыма, поднимаясь вверх, постепенно принимал форму исполинского дуба, уничтоженного колдуньей. Ветви необычного дерева тихо покачивались и непрерывно шептали ненавистное ей имя.

 

Глава 5

СДЕЛКА

— Эй, ты там! — раздался громкий мужской голос. — Проснись!

Слова донеслись откуда-то с противоположного края ущелья, с болезненной четкостью эхом отдавшись в голове Садиры. Голос был низким, грудным, но слишком уж развязным. Обращение незнакомца обидело колдунью.

— Ты жива?

Садира открыла глаза и увидела прямо над собой пылающий багровый шар солнца. Лучи его были настолько яркими, что мгновенно ослепили ее. Садира ощутила резкую боль в глазах и непроизвольно закрыла их снова. Но боль не проходила, а, наоборот, даже усилилась.

Голова ее особенно не беспокоила. Колдунья почувствовала тупую боль в раненой руке, и еще у нее болела вся спина в области позвоночника. Лицо ее горело, как будто ей надавали пощечин. У Садиры возникло такое ощущение, что ей в ноги от бедер до ступней воткнули тысячи иголок. От сильной жажды у девушки распухли горло и язык.

Садира повернула голову влево и снова открыла глаза, заставив себя, несмотря на боль, держать их открытыми. Из-за сильной боли в глазах она видела в той стороне, где находился противоположный край ущелья, лишь неясные, расплывшиеся очертания. Тем не менее она смогла различить силуэты людей и каких-то животных, возможно рептилий, находившихся возле уцелевшей части разрушенного ею моста. Это мог быть какой-либо караван, направлявшийся, скорее всего, в Ниобенэй.

Не обращая на них внимания, колдунья занялась собой. Она все еще лежала на том же самом месте, куда ее забросила воздушная волна после схватки с Ноком. Все вокруг было покрыто пеплом и копотью, земля почернела. Раненая рука колдуньи сильно распухла и приобрела темно-фиолетовый оттенок. Сами раны, покрывшиеся коркой запекшейся крови и черной грязи, воспалились, и из них сочился желтый гной.

Когда же Садира решила выяснить, что у нее с ногами, из ее пересохшего горла вырвался крик ужаса. Несколько лесных вьющихся растений выползли из воронки, образовавшейся на месте гибели Нока. Их никак нельзя было назвать обычными растениями. Они были уродливо искривлены, шишковаты и так переплелись между собой, что казалось невозможно разобрать, сколько же их на самом деле. Вся эта масса стеблей и ветвей была покрыта закопченными черными листьями, по форме напоминавшими листья дуба. Пока колдунья находилась без сознания, уродливые растения переползли участок каменистой земли и добрались до того места, где лежала Садира. Девушка даже не почувствовала, как их гибкие стебли и ветви обвились вокруг ее ног, а их острые шипы и колючки глубоко вонзились в плоть.

Садира потрясла головой, надеясь избавиться от ужасного кошмара.

— Наверное, все это мне приснилось, — попыталась она убедить себя. Меня не преследовало племя хафлингов, я не убивала их вождя Нока, и моя волшебная трость осталась цела. Скоро я проснусь в лагере каравана Милона, и окажется, что все это было галлюцинацией, вызванной действием незнакомых мне пряностей, положенных в ниобенэйский брой для придания ему аромата.

— Эй, ты там! — снова послышался развязный голос.

Садира подняла голову и посмотрела на противоположную сторону ущелья. К этому моменту ее зрение пришло в норму. На краю пропасти стоял высокий худощавый человек с седыми волосами. Позади него виднелось более сотни подобных ему высоких фигур, стоявших группами вдоль дороги. Десятки канков толклись вокруг, отыскивая себе пропитание в красных песках.

— Эльфы, — процедила Садира сквозь зубы, не скрывая своего отвращения.

— Это похуже любого кошмара.

Не отвечая эльфу, обратившемуся к ней, девушка отыскала конец одного из ползучих растений и с силой потянула за него, выдернув с полдюжины колючек из своей кожи. Однако Садира тут же пожалела о содеянном. Остальные растения мгновенно начали еще туже обволакивать ее ноги, погружая свои шипы и колючки все глубже и глубже. Боль стала просто нестерпимой, и у Садиры появилось ощущение, что ее кожа горит.

Плотно спеленав ее ноги, растения начали втягиваться назад, в воронку, из которой появились, таща за собой колдунью. Вне себя от ужаса, девушка дико закричала и попыталась освободиться, но все ее попытки только ухудшили ее положение, так как шипы и колючки еще глубже впились в ее ноги. Тогда она ухватилась здоровой рукой за большой закопченный камень, попавшийся на пути, и попыталась задержаться. Это ей удалось, но только на несколько мгновений. Растения потащили ее дальше, нанося глубокие кровоточащие раны, и в конце концов девушка сдалась.

Из клубов черного дыма, поднимавшегося из воронки, доносилось ее имя:

— Садира, Садира…

Ей даже показалось, что она слышит чье-то дыхание.

— Нок? — хрипло выкрикнула колдунья, не веря своим ушам.

Она протянула здоровую руку назад и схватила свой заплечный мешок.

Придерживая его раненой рукой, она запустила в него здоровую руку и шарила в нем до тех пор, пока не нашла то, что искала, — липкий желтый шарик. Она отбросила мешок в сторону и повернула руку ладонью к земле.

На этот раз процедура накопления жизненной энергии растений заняла много драгоценного времени, так как все растения, находившиеся в пределах досягаемости, погибли, когда Садира готовилась к схватке с Ноком. Теперь ей надо было охватить площадь за пределами участков почерневшей земли, где росли кактусы, еще не подвергшиеся воздействию ее колдовства. Но даже тогда, когда колдунья подыскала подходящий для своих целей участок, она ощутила неравномерность поступления жизненной энергии, проходившей через участок почерневшей земли.

К тому времени, когда Садира набрала необходимое ей количество энергии, растения подтащили ее почти к самой воронке. Теперь, когда до нее оставалось всего несколько метров, девушка различала затхлый запах гниющего леса. Не теряя времени, колдунья швырнула в воронку желтый шарик и произнесла заклинание. Она надеялась, что ей повезет и она останется жива после всего того, что произойдет.

Секунду-другую колдунья продолжала скользить в сторону воронки, хватаясь за покрытые пылью и копотью камни в тщетной попытке удержаться на месте. Затем из воронки донесся оглушительный гул, вслед за которым к небу вырвался длинный конусообразный язык пламени. Он изогнулся в воздухе и принял форму дуги над головой колдуньи. Другой его конец ударил в землю рядом с заплечным мешком Садиры. Дуга ярко светилась, освещая все вокруг феерическим оранжевым светом. Нестерпимо горячий воздух обжег спину колдуньи. Почти тут же в нос ей ударил неприятный запах опаленных волос.

Но, будучи женщиной мужественной, она не собиралась сетовать на эти неудобства, так как ей удалось добиться главного: объятия ползучих растений значительно ослабли, и ее движение в сторону воронки прекратилось.

С той стороны ущелья до нее донеслись приветственные крики эльфов, как будто она устроила представление, чтобы развлечь их. Садира взглянула в их сторону. Эльфы, все, как один, размахивали копьями.

— Мерзкие мошенники, — прошептала колдунья.

Она повернулась и посмотрела на воронку. Из недр земли все еще поднимались струи черного дыма, уносящие в небо отдельные обгоревшие дубовые листья. От большей части ползучих растений остались лишь полоски пепла, но почерневший клубок волокон все еще обволакивал ноги девушки.

Морщась от сильной боли, она начала вытаскивать шипы и колючки из своих ног. Когда ей удалось освободиться от них, она с трудом встала на ноги.

Схватив свой заплечный мешок, она повернулась и, шатаясь, отошла от ущелья. Стараясь идти как можно быстрее, она думала только о том, чтобы оказаться подальше от этого проклятого места.

— Эй, женщина! Куда это ты направляешься? — позвал ее эльф. — Разве это не твой канк стоит здесь?

Садира не обратила на него никакого внимания и продолжала идти вперед, удаляясь от ущелья. Последний раз, когда она послушалась эльфа, дело кончилось для нее серьезными неприятностями, если не сказать хуже. Это произошло еще до того, как Тир был освобожден. Тогда хитрый и сладкоголосый мошенник-эльф по имени Радорак предложил помочь ей спастись от царских великанов. Он помог девушке скрыться, но украл ее колдовскую книжечку и продал Садиру с аукциона в рабство. Поэтому у девушки не было ни малейшего желания иметь дело с эльфами.

— Постой! — закричал эльф. Его голос эхом разнесся по ущелью. — Мы хотели бы помочь тебе. — Но его тон вовсе не свидетельствовал об этом.

Садире в его словах послышался гнев.

Когда Садира не подчинилась его приказу, эльф решил прибегнуть к последнему средству, которое обычно не давало осечки.

— Это тебе не будет ничего стоить! — добавил он.

Но колдунью было трудно обмануть. Она хорошо знала, что, хотя эльфы охотно давали обещания, они никогда ничего не делали просто так. Садира сделала еще несколько шагов, потом неожиданно споткнулась и упала на колени.

— Женщина! — заорал эльф, не пытаясь больше скрывать своего раздражения. — Мы видим, что здесь произошло. Повсюду следы хафлингов, у твоего канка копьем пробита нога, у тебя располосованы ноги, рана на твоей руке гноится. Тебе нужна помощь, и немедленно.

Садира инстинктивно взглянула на эльфа, пораженная его необыкновенным зрением. Сама она могла лишь с трудом различить цвет его волос, в то время как он мог отчетливо ее разглядеть, не упуская даже деталей. Садира от кого-то слышала, что у чистокровных эльфов острое зрение, но она и представить себе не могла ничего подобного.

Когда колдунья не сделала даже попытки встать или ответить, эльф продолжил:

— Я спасу тебя, если ты переправишь меня через ущелье.

Садира задумалась, спрашивая себя, откуда эльфу известно, что она может сделать это. Но когда она посмотрела вокруг, ответ ей сразу же стал ясен.

При виде большого участка почерневшей земли каждому становилось ясно, что, пытаясь спастись от хафлингов, она использовала по крайней мере одно могущественное заклинание для того, чтобы уничтожить мост. И было вполне естественно для эльфов сделать из этого вывод, что столь могущественная колдунья сможет перенести одного из них через ущелье.

Подумав несколько минут, Садира решила принять предложение эльфа.

Нельзя, конечно, было исключить, что эльф может нарушить свое слово и попытается воспользоваться ее способностями в своих целях, но сейчас это не имело для нее никакого значения. Каковы бы ни были его истинные намерения, он был прав в одном: не получив помощи, Садира долго не протянет. Колдунья поднялась и медленно направилась к границе участка почерневшей земли.

— В чем дело? — закричал вконец рассердившийся эльф. — Ты что, не говоришь на языке торговцев?

Садира даже и не пыталась ответить ему, так как знала, что распухшее горло не позволит ей вымолвить ни слова. Вместо ответа она махнула рукой в сторону того места, куда она направлялась. Это был участок, на котором среди камней все еще росло множество кактусов.

Эльф и его люди наконец поняли смысл ее жеста. Колдунье понадобилось несколько минут, чтобы преодолеть небольшое расстояние до участка не оскверненной ею земли, где росло множество кактусов, не затронутых ее заклятиями.

Колдунья положила свой заплечный мешок на землю, затем вынула из него небольшой кусок пергамента и скатала его в трубочку. Приложив трубочку к губам, она произнесла одно из самых простых своих заклинаний.

— Привяжи бечевку к стреле и выстрели через ущелье, — прошептала колдунья, распухшее горло которой саднило даже от такого незначительного напряжения.

Эльф в растерянности перевел взгляд с Садиры на то место рядом с собой, откуда донесся голос, затем что-то сказал своим спутникам. Один из них куда-то ушел, но быстро вернулся, держа в руке стрелу, привязанную к бухте бечевкой, сплетенной из растительных волокон. Затем он выстрелил, стараясь попасть в противоположный край ущелья. Стрела ударилась о камни в нескольких метрах от Садиры, которая быстро нагнулась и подняла ее, прежде чем вес бечевки утянул ее в пропасть. Затем колдунья сделала петлю и набросила ее на большой камень.

Покончив с этим, колдунья снова поднесла пергаментную трубочку к губам.

— Держись за свой конец бечевки, — прошептала она. — И принеси с собой воду.

Эльф согласно кивнул и отдал какое-то приказание своим людям, двое из которых поспешно отправились в ту сторону, где находились канки. Вскоре они вернулись с большим глиняным кувшином, который передали эльфу с седыми волосами. Садире показалось необычным, что они собираются переправлять такую драгоценную жидкость, как вода, в сосуде, который легко может разбиться, но она быстро отбросила свои опасения в сторону, увидев размеры кувшина. Он был настолько велик, что эльфу пришлось держать его обеими руками. Видимо, он хотел быть уверенным в том, что будет достаточно воды.

— Я готов! — прокричал эльф.

Садира вынула из заплечного мешка кусок кожаной тесемки и сделала из нее петлю. Затем швырнула ее в направлении эльфа, одновременно произнося магическую формулу. Петля исчезла, а седой эльф начал медленно подниматься в воздух. Садира подошла к бечевке и потянула за нее, с такой легкостью переправив эльфа через пропасть, как будто он был совершенно невесом.

Эльф гордо ступил на противоположную сторону ущелья. Это был мужчина крепкого телосложения, ростом на целых две головы выше Садиры. Легкий бурнус едва сходился на его могучей груди. Его длинные мускулистые руки далеко вылезали из рукавов. Седые волосы эльфа, собранные на затылке в длинную взъерошенную косичку, доходившую ему до плеч, полностью открывали остроконечные уши. Даже с точки зрения стандартов, характеризующих представителей его расы, у него было на удивление узкое худое лицо с высокими остроконечными бровями, тонким, как лезвие кинжала, носом и срезанным подбородком. При виде его бледности и черных кругов под глазами колдунья даже подумала, а не болен ли он?

Когда эльф ступил на землю, в больших кошелях, висевших на поясе у него под одеждой, зазвенели металлические монеты. Значит, он носит с собой целое состояние. Эльф с подозрением взглянул на Садиру, и девушка поняла, что лицо выдало ее удивление.

— Спасибо тебе за помощь, — произнесла колдунья, надеясь в душе, что улыбка поможет ей скрыть чувство неловкости и смущение, которое она почему-то испытывала.

Эльф тоже улыбнулся ей, но его улыбка казалась гораздо более искренней и естественной.

— Весь мой клан в твоем распоряжении, — сказал он, кланяясь ей так низко, что в результате из горлышка кувшина выплеснулась часть воды. Эльф вытаращил свои серые глаза от притворного изумления. — Клянусь солнцем!

Какой же я все-таки неловкий!

Он попытался поймать то, что сам же выплеснул, быстро опустив кувшин и подставив его горлышко под падающую струйку воды. Но если он чего и добился этим, так только того, что ударил кувшином о камень, пробив в нем большую дыру и разбрызгав воду по земле. Садира кинулась вперед и попыталась собрать хотя бы немного воды с мокрого песка, но это ей ничего не дало, и она только ободрала кожу на костяшках пальцев.

— Ты сделал это нарочно! — проскрипела она, с большим трудом выдавливая из себя слова.

Эльф выглядел оскорбленным.

— Зачем мне было это делать? — спросил он. — Вода слишком драгоценна для нас. С таким же успехом я мог бы выбросить в пропасть все свое серебро!

С этими словами он указал свободной рукой в сторону ущелья.

— Ты мог бы и сам прыгнуть туда, — с кислым видом произнесла Садира, выхватив у него разбитый кувшин. — Я очень хорошо знакома с повадками эльфов. Тебе кое-что нужно от меня, и, пока ты не получишь это, у тебя будут постоянно происходить "несчастные случаи" с водой, в которой я так нуждаюсь.

Эльф нахмурился.

— Это так-то ты разговариваешь со своим спасителем? — с наигранным возмущением проговорил он.

— Ты пока еще ничего не сделал для моего спасения, — резко возразила Садира. Она прижала горлышко кувшина к своим потрескавшимся от жажды губам и запрокинула голову. Но лишь несколько капель воды, оставшихся на стенках кувшина, скатились в ее пересохшее горло.

— Но я еще сделаю, — сказал эльф. Он подошел к краю ущелья. — У нас много воды, всем хватит.

— И как же ты собираешься доставить ее сюда? — с вызовом спросила Садира, швырнув разбитый кувшин в пропасть.

Эльф широко улыбнулся, обнажив полный рот желтых зубов.

— Может быть, ты сумеешь переправить сюда одного из моих воинов? ответил он вопросом на вопрос.

— А затем еще одного, затем еще одного и так до бесконечности, пока я не переправлю сюда весь твой клан, — возразила Садира.

Эльф кивнул.

— Это было бы очень любезно с твоей стороны, — не скрывая насмешки, ответил он.

— Забудь об этом, — резко ответила Садира. — Ты — единственный, кого я смогла переправить сегодня. На это ушли все мои силы. Если бы ты не перевел напрасно всю воду, я, возможно, сумела бы переправить всех твоих людей завтра.

— Сделай это сегодня, ты, безусловно, можешь…

— Сегодня я уже не могу использовать заклинание во второй раз, возразила Садира, насмешливо улыбнувшись. — А к утру я буду, скорее всего, мертва.

Усмешку как ветром сдуло с лица эльфа.

— А что будет со мной? Я окажусь здесь в ловушке? — испуганно спросил он.

— Вовсе нет, — ответила Садира, указывая рукой в сторону ущелья. — Ты можешь вернуться к своим, когда пожелаешь.

Эльф недоверчиво уставился на нее, затем отошел от края пропасти и без видимых усилий взвился в воздух. Приземлившись, он улыбнулся и погрозил ей своим длинным пальцем.

— Ты очень мужественная женщина, если не боишься шутить в такой ситуации, — произнес он, вставая на колени около нее. — Позволь мне осмотреть твои раны.

Садира разрешила ему осмотреть свои истерзанные ноги.

— Их состояние не вызывает особых опасений, — сказал он, указывая на раны от шипов и колючек. Затем он занялся ее рукой. — Но здесь… — Он остановился на полуслове, печально качая головой.

Затем он потянулся вверх и, оттолкнув мешавшую ему здоровую руку Садиры, расстегнул пояс, который девушка приспособила, чтобы остановить кровотечение. Острая боль пронзила руку, когда в ней восстановилось кровообращение. Затем из обеих ран начала сочиться кровь. Закричав от боли, Садира оттолкнула своего мучителя.

— Верни мне пояс, — произнесла она, протягивая к нему руку.

— В твоей руке должна полностью восстановиться циркуляция крови, иначе ты умрешь, — решительно ответил эльф. Он встал и бросил ее кожаный пояс в пропасть.

— Зачем мне нужна живая рука, если я через час-другой истеку кровью? зло проговорила Садира.

— А какой смысл цепляться за жизнь еще час-другой, если рука станет причиной твоей смерти через неделю? — возразил ей эльф. Он еще раз осмотрел ее обезображенную руку, затем медленно произнес:

— Ты уверена, что не сможешь переправить еще одного человека через пропасть?

— Уверена, — солгала Садира. Несмотря на мучившую ее жажду и боль, причиняемую ранами, колдунья посчитала для себя более благоразумным сначала уточнить все детали и договориться обо всем и лишь потом снова приступить к колдовству.

— Жаль, очень жаль, — проговорил эльф, снимая с себя бурнус. На нем осталась только набедренная повязка. Поверх нее он носил широкий пояс, на котором висели несколько тяжелых кошельков и стальной кинжал в ножнах. — В моем клане есть Певец Ветров, который обладает способностью исцелять раны.

Возможно, мне следовало бы отправить сюда целителя, — пояснил эльф.

— Но это вряд ли можно было бы назвать благоразумным шагом, — закончила за него Садира.

— Я даже не представлял себе всю серьезность твоего положения, возразил эльф, пожимая плечами.

Он подошел к колдунье, держа за рукава свой огромный бурнус и встряхивая его. Не зная, что он замышляет, Садира протянула руку к своему заплечному мешку. Ее мучитель сделал быстрый шаг вперед и поставил на мешок свою огромную ступню.

— Почему ты так боишься меня? — спросил он с откровенной ухмылкой, заменившей уже привычную ей улыбку. С претензией на учтивость эльф набросил бурнус на плечи колдуньи и поднял капюшон, прикрыв ее голову. Тебе следует укрыться от солнца. Так ты проживешь дольше, — пояснил эльф.

— Чтобы я смогла переправить весь твой клан через ущелье?

— Мы только искренне хотим тебе помочь, красавица, — с печалью в голосе проговорил эльф, не сводя взгляда со своих людей. — Конечно, я мог бы сделать гораздо больше, будь мои люди здесь, со мной.

Колдунья в течение нескольких секунд разглядывала эльфа. Его мускулистое тело было во многих местах покрыто рубцами от ножевых ран и длинными шрамами от какого-то неведомого ей оружия. Если ему удалось выжить после таких страшных ран, подумала Садира, значит, он не лгал, превознося умение своего целителя.

Однако, даже зная обо всем этом, девушка сомневалась, стоит ли ей заключать сделку с эльфом. На этот раз для колдовства ей понадобится больше энергии, чем она может собрать, не осквернив еще один участок земли. Сама она была совершенно не уверена в том, что готова в настоящий момент совершить еще один разрушительный акт. Ее учитель часто наказывал ее, причем иногда прибегал даже к такому весьма поучительному методу, как порка, за то, что она временами подходила к зыбкой грани, за которой уже начиналось осквернение земли. До своей схватки с Ноком Садира никогда не прибегала к преднамеренному осквернению такого большого участка земли.

Хотя Садира сама верила в то, что она поступила правильно, прибегнув к подобным мерам ради сохранения собственной жизни, в данном случае у нее такой уверенности не было. Нок представлял для нее тогда непосредственную опасность, но теперь ситуация была совсем другой. Если же она уже однажды прибегла к оскверняющей землю магии с целью спасения себя от неминуемой смерти, то не появится ли у нее в следующий раз соблазна воспользоваться ею в более прозаических целях?

Но в ее положении альтернативой была только смерть. Принимая во внимание все те трудности и тяготы, которые неминуемо выпадут на ее долю во время поисков башни Пристан, лучшим выходом для нее сейчас было бы безропотно покориться своей судьбе. Но если она пойдет на это, то тысяча граждан Тира умрет вместе с ней, и новая тысяча будет обречена на мучительную смерть каждый раз, когда Дракон будет возвращаться в Тир.

Город снова станет таким же, каким он был во времена правления Калака, а Садира не могла допустить этого.

Колдунья взглянула в глаза эльфу.

— Что вы будете делать, если я не смогу переправить сюда всех вас? спросила она.

Эльф указал в сторону запада.

— Тропа спускается в ущелье Гатхей с обеих сторон, — пояснил он. — Этот путь обычно занимает три дня, и к тому же на дне ущелья обитают звери, которые с удовольствием пожирают наших канков.

Припомнив тот отвратительный запах, который испускал ее канк, когда был ранен, Садира скривилась.

— Никто не сможет съесть канка, — без тени сомнения произнесла она.

— Каждое существо в мире является пищей для кого-либо еще, назидательно сказал эльф. — Это закон пустыни.

Удовлетворенная тем, что не существует другого способа переправить целителя через пропасть, кроме как с помощью ее заклинания, Садира решила выторговать все, что только сможет, в обмен на свои услуги.

— Твой целитель будет лечить меня до полного моего выздоровления, объявила она.

— Принято, — ответил эльф.

— Вы обеспечите меня достаточным количеством воды и пищи.

— Не возражаю, — кивнул он. — Что за вопрос? Мы хорошо принимаем гостей.

— И вы проводите меня к башне Пристан.

Несколько мгновений эльф внимательно разглядывал девушку. Наконец он произнес:

— А ты хитрая. Мне такие нравятся.

Садира никак не отреагировала на его лесть.

— Так каков будет твой ответ? Вы проводите меня туда или нет? спросила она, не давая эльфу возможности ускользнуть от прямого ответа.

— Нет, конечно нет. Вот мой ответ, — сказал эльф, самодовольно улыбаясь. — Мы оба с тобой понимаем, что, согласись я, ты не сможешь больше доверять остальным моим обещаниям.

Кошмарная мысль пришла в голову Садире.

— А почему нет? — резко спросила она. — Эта башня действительно существует, не так ли?

— Еще как существует, — ответил эльф, вопросительно глядя на нее. — Но только самый безмозглый идиот или просто сумасшедший…

— Тогда вы должны взять меня туда, — прервала его Садира, вздыхая с облегчением. — Если, конечно, вы не предпочитаете рискнуть своими канками, пробираясь по дну ущелья.

— Я скорее сам направлю своих канков через край ущелья вниз, чем добровольно окажусь в пределах видимости башни Пристан, — возразил ей эльф. — Зачем такой красотке, как ты, понадобилось лезть в пасть смерти?

— Это уже мое дело, — резко ответила Садира. — Почему ты так боишься этой башни?

— Если тебе ничего не известно о ней, у тебя не может быть там никаких дел, — уклончиво сказал эльф. Он снова взглянул в направлении противоположного края пропасти, где его дожидались члены его клана. — Но я возьму тебя в Ниобенэй. Если повезет, ты найдешь себе там проводника.

Садира кивнула, полностью убежденная в том, что это лучшее, на что она может рассчитывать в данных обстоятельствах. На большее эльф явно не собирался идти.

— Мне понадобится моя книжечка с заклинаниями, — сказала она, указывая на свой заплечный мешок. — И пара часов отдыха.

— В таком случае нам следует перевязать твои раны, — сказал эльф, отрывая две полосы от подола изорванной накидки Садиры.

К тому времени, когда солнце начало опускаться в сторону остроконечных пиков, высившихся на западе, Садира немного отдохнула.

С трудом произнося слова запекшимися губами, она шепотом приказала эльфу построить своих людей в линию вдоль края ущелья. Они должны быть готовы двигаться быстро, когда она подаст сигнал.

После того как эльф передал на ту сторону ее инструкции, Садира протянула руку вперед ладонью вниз. Но прежде чем начать накапливать энергию, необходимую ей для колдовства, она повернулась к эльфу со словами:

— После того как я закончу заклятие, на этом склоне не останется ничего, кроме пепла и камней. Если осквернение земли возмущает людей твоего клана, я полагаю, они проявят достаточно мудрости, чтобы не показывать этого.

— Пустыня огромна, и в ней всегда можно будет найти подходящее местечко, где канки смогут подкормиться, — ответил эльф. — Кроме того, люди моего клана разбираются в колдовстве.

— Хорошо, — сказала Садира. — Мне бы очень не хотелось сделать с вами то, что я сделала с хафлингами.

Эльф прищурился.

— В разговоре друзей нет места угрозам, — произнес он.

— Так это между друзьями, — резко ответила колдунья.

Садира широко расставила пальцы здоровой руки и начала выкачивать из растений их жизненную энергию. Вскоре весь склон покрылся увядшими и почерневшими кактусами. Не желая видеть тот ущерб, который она причинила природе, колдунья закрыла глаза и сконцентрировала свои мысли на выкачивании из земли последних остатков жизни. Когда Садира в прошлый раз занималась колдовством, она была слишком сердита и напугана, чтобы обращать внимание на свои эмоции. На этот раз такой защиты у нее не было, и колдунья чувствовала себя мерзкой убийцей.

Наконец поток энергии иссяк. Садира ощущала одновременно и сильную усталость, и невероятную бодрость. Она почувствовала странное покалывание во всем теле, вызванное присутствием украденной у растений энергии. Садира широко открыла глаза и произнесла заклинание, указывая пальцем в направлении противоположной стороны ущелья. Прямо перед потрясенными эльфами над пропастью в воздухе появился черный круг.

— Прикажи им прыгать, — пробормотала Садира. Она отступила от края ущелья и рухнула на землю, крепко прижимая к груди свой заплечный мешок. У Садиры все плыло перед глазами, и она чувствовала, что ее вот-вот стошнит.

— Откуда я знаю, что это не какой-нибудь трюк? — спросил эльф, явно ожидавший подвоха.

Садира подняла голову и указала рукой на почерневший склон.

— Неужели ты думаешь, что я произвела такое опустошение ради того, чтобы уничтожить жалкую горстку эльфов? — устало ответила колдунья. — Мост через пропасть будет действовать недолго. Так что прикажи своим людям поторапливаться.

Эльф сделал так, как она ему сказала, и вот уже первый воин ступил в черный круг. Когда он появился на противоположной стороне ущелья, эльфы приветствовали его восторженными криками. Не теряя времени, они стали загонять сопротивляющихся канков в черный круг. Переправившись через пропасть, они гнали испуганных канков вверх по склону. Эльф стоял рядом с лежащей Садирой, которая следила за происходящим, слишком уставшая даже для того, чтобы попросить показать ей целителя.

Немного спустя колдунья почувствовала, как кто-то пытается вытащить из ее рук заплечный мешок. Она инстинктивно открыла глаза и увидела высокую женщину с коротко остриженными рыжими волосами. Женщина-эльф была поразительно красива. У нее оказалось овальное лицо с прямым носом, пропорциональный рот, пухлые губы и миндалевидные глаза, бездонные и блестящие, как сапфиры. На Садиру произвела впечатление ее стройная фигура с осиной талией. У незнакомки были длинные руки и ноги, покрытые тугими буграми мышц, что говорило о большой физической силе.

Рядом с ней стояло массивное существо, явно принадлежавшее к одной из новых рас, периодически появлявшихся в пустыне. У странного создания было две руки и две ноги, но на этом и заканчивалось даже самое отдаленное его сходство с людьми. Его бугристая кожа имела пятнистую окраску и с виду слегка напоминала кожу рептилий. Прямо на глазах изумленной Садиры существо поменяло свой цвет. Вместо коричневато-красного цвета, похожего на цвет песков, по которым караван эльфов двигался на той стороне ущелья, оно приняло черный как смоль цвет, сходный с цветом оскверненной земли.

Конечности человеко-зверя были толстыми и округлыми, напомнив колдунье стволы деревьев. Их покрывали не узлы, а широкие полосы мышц, что говорило о колоссальной физической силе необычного существа. Ноги ему заменяли огромные лапы с тремя луковицеобразными пальцами, оканчивавшимися длинными когтями цвета слоновой кости. Садире сразу же бросились в глаза его громадные руки с пухлыми пальцами.

Морда твари была и вовсе звериной. Огромный улыбающийся рот был полон иглообразных зубов. Гигантские глаза располагались у него по обе стороны головы, давая ему возможность видеть все, что происходит вокруг.

Непосредственно над ними помещалась пара треугольных ушей, которые в данный момент были обращены в разные стороны.

— Я Магнус, Певец Ветров, — произнесло существо на удивление тихим и нежным голосом. Оно показало своей громадной рукой на женщину-эльфа, стоявшую рядом с ним. — Это Раин, дочь вождя клана Фенеона.

— Фенеона? — удивленно прошептала Садира. Она стала искать взглядом высокого седого эльфа, которого она первым переправила через пропасть на эту сторону.

От любопытства уши Магнуса повернулись вперед.

— Я так понял, что вы не представились друг другу? — поинтересовался он.

— Разве имя моего отца что-то говорит тебе? — неожиданно резко спросила Раин, теперь уже более внимательно разглядывая Садиру.

Колдунья отрицательно покачала головой.

— Я где-то слышала это имя раньше, но не помню, при каких обстоятельствах, — слабым голосом ответила она.

— Навряд ли, — возразила Раин. — Эльфам обычно дают имя в честь первого события в их жизни, после того как они научатся бегать. Слово "фенеон" переводится как "обгоняющий льва". Скольким, по-твоему, детям удается выжить, чтобы их могли назвать этим именем?

— Немногим, — согласилась Садира. Неожиданно поняв, что она, возможно, встретила своего собственного отца, который много лет назад бросил ее мать, обрекая этим ее и Садиру на рабство, колдунья ощутила щемящее чувство тоски.

— Так что ты слышала о Фенеоне? — требовательно спросила Раин.

— Еще до того, как в Тире было разрешено заниматься колдовством, Фенеон пользовался репутацией человека, у которого всегда можно было купить все, имевшее отношение к этому запретному промыслу, — ответила Садира, полагая, что не стоит раскрывать свое настоящее имя.

— Но такое описание подходит для половины эльфов, живущих в Тире, возразила ей Раин.

Не получив от Садиры больше никаких объяснений, Раин вопросительно посмотрела на Магнуса, затем сняла с плеча большой бурдюк с водой и протянула его Садире. Своей формой бурдюк напоминал огромную луковицу и совсем не имел швов. Из этого Садира сделала вывод, что он был сделан из желудка или мочевого пузыря какого-то животного, убитого эльфами в пустыне. Она развязала его горлышко и прильнула к нему ртом, жадно глотая тухлую воду.

Садира сама удивилась собственной реакции на встречу с отцом, которого никогда в жизни не видела. Безусловно, она прежде всего почувствовала гнев и ненависть к нему. Раньше она страстно желала расправиться с ним и оставить его, искалеченного и беспомощного, умирать в одиночестве под палящими лучами солнца. С другой стороны, склонная к такого рода расправе, девушка жаждала рассказать ему о том горе, о многолетних страданиях и тяготах, которые выпали на долю Садиры и ее матери, а затем, лишив отца зрения и слуха, заставить его самого познать на собственной шкуре хотя бы часть тех страданий, которые им пришлось испытать.

Но это было еще не все. С откровенным смущением колдунья обнаружила, что сейчас не испытывала никакой ненависти к вновь обретенному отцу.

Глубоко в душе девушка была удивлена, встретив его. До сих пор он всегда был для нее лишь некоей абстракцией, каким-то загадочным, непостижимым в своих действиях человеком, бездушная жестокость которого обрекла ее на жизнь, полную боли, страха и страданий. И еще Садиру одолевало любопытство по отношению к нему. Ей хотелось знать, что он на самом деле за человек и пытался ли он когда-нибудь выяснить, что сталось с Бараках и зачатым ею от него ребенком.

Наглотавшись тепловатой воды из бурдюка и удовлетворив в какой-то степени одолевавшую ее жажду, Садира оторвалась наконец от горлышка бурдюка, завязала его и со словами благодарности вернула красивой женщине-эльфу, которая была ее единокровной сестрой.

Магнус нагнулся и встал на колени около Садиры.

— Позволь мне взглянуть на твои раны, прежде чем мы двинемся дальше, попросил он.

Пока целитель неловко развязывал своими толстыми пальцами повязки на руке колдуньи, Фенеон бесцеремонно открыл ее заплечный мешок и стал копаться в нем.

Увидев это, Садира мгновенно вскочила на ноги, поворачивая здоровую руку ладонью вниз, чтобы без промедления начать собирать энергию для колдовства.

— Не трогай мой мешок! — потребовала она.

Съежившись от страха, Раин отскочила от колдуньи.

— Не пытайся помешать ему, — предупредила она шепотом. — Не стоит с ним связываться.

— Положи мой мешок на место! — не унималась Садира, делая шаг в сторону отца.

Но эльф как ни в чем не бывало продолжал шарить в мешке, даже не посмотрев в ее сторону.

— В чем дело? Ты что-нибудь скрываешь от меня? — невозмутимо спросил он.

— Мы же договорились, — ответила возмущенная Садира. — Я предупредила тебя о том, что может случиться, если ты не будешь соблюдать условия договора.

Не обращая внимания на ее слова, Фенеон вытащил из мешка кошелек.

— Я пообещал тебе, что мы возьмем тебя в Ниобенэй, — ответил он, ухмыляясь. — Но я не сказал о том, во сколько это тебе обойдется.

С этими словами он швырнул мешок к ногам колдуньи, повернулся и ушел с ее кошельком в руке. Колдунья устремилась было за ним, уже собирая энергию для заклинания, чтобы убить отца.

Но ей помешал Магнус. Он обнял колдунью за талию громадной ручищей, легко поднял ее в воздух, одновременно сжимая ее кисть в своем кулаке.

— Неужели ты такая же ненормальная, как и он? — прошептал целитель ей на ухо.

 

Глава 6

ОАЗИС "СЕРЕБРЯНЫЙ ИСТОЧНИК"

Фенеон остановил караван и спрыгнул со своего канка на краю зеленого поля. Дальше начинались густые колючие заросли бересклета. Вытащив меч с костяным клинком, вождь клана эльфов начал энергично прорубать широкую просеку в колючем кустарнике, от которого исходил сладковато-терпкий запах. Продравшись сквозь него, эльф вышел на открытое пространство и метрах в тридцати впереди увидел небольшое укрепление из кирпича-сырца, ворота которого защищала караульная башня. Он остановился в растерянности, затем громко закричал:

— Торамунд! Что это за сюрприз ты мне приготовил?

С верхнего этажа башни высунулся эльф в кожаных доспехах. Хотя до него было достаточно далеко, Садира сумела разглядеть, что на нем был кожаный шлем, защищавший также нос и скулы. В руке он держал изогнутый меч с клинком из панциря канка.

— Забирай своих Бродяг Песков и убирайся отсюда, Фенеон, — так же громко ответил он. — Если тебе на этот раз и удастся что-то получить от "Серебряного источника", так это дюжину стрел в брюхо.

Чтобы придать больший вес словам Торамунда, эльфы, стоявшие на стенах укрепления, натянули луки, изготовившись к стрельбе. Все они целились прямо в грудь Фенеона. Бродяги Песков, мужчины и женщины, совершенно одинаково отреагировали на маневр защитников укрепления, поспешно натянув свои луки. У Торамунда было около пятидесяти лучников, в то время как отец Садиры располагал, по меньшей мере, вдвое большим количеством воинов.

Несмотря на реальную угрозу столкновения, Фенеон не проявил никакого желания отступить. Вместо этого он с презрительной усмешкой уставился на вражеских воинов, как бы сознательно провоцируя их начать стрельбу.

Колдунья повернулась к Магнусу, который ехал рядом с ней. С тех пор как она присоединилась к клану Бродяг Песков, Певец Ветров и целитель стал ее постоянным спутником. Он занимался лечением ее ран и отвечал за безопасность девушки.

— Магнус, в чем дело? Что здесь, собственно говоря, происходит? спросила колдунья.

— Все дело в серебре, — коротко ответил Певец Ветров, переводя взгляд своих черных глаз на ворота укрепления, по внешнему виду которого было несложно догадаться, что его возвели совсем недавно, так как ни на одном из кирпичей время еще не успело оставить свой след, а самый верхний их ряд был все еще темным от влаги. — Серебряные Руки считают этот источник своим и требуют серебряную монету с каждого, кто хочет напоить из него своих животных или рептилий, — пояснил Магнус.

Садира скривилась. Прошло всего лишь несколько дней с того момента, как она помогла эльфам клана Бродяг Песков перебраться через ущелье Гатхей и отправилась вместе с ними в Ниобенэй, но она уже могла представить реакцию Фенеона на такую непомерную цену. Поэтому она поинтересовалась:

— А что произошло в прошлый раз, когда вы побывали здесь?

— Бродяг Песков больше, чем Серебряных Рук, — ответил Магнус, подергивая ушами.

— Поэтому вы напоили своих канков, ничего не заплатив, — сделала вывод Садира.

— Нет, дело было не так, — пояснила Раин, застенчиво улыбаясь Садире. Мы еще ограбили их.

Раин стояла с противоположной стороны от канка Садиры. Ее кожа блестела от пота после утреннего перехода, а за спиной у нее был привязан сладко дремлющий долговязый малыш. Хотя это был ее ребенок. Раин не имела представления о том, кто был его отцом. То же самое она могла сказать и о своих четырех старших детях. Отношения, существовавшие между самой красивой женщиной клана и, по меньшей мере, полутора десятками мужчин, мало чем отличались от отношений, существовавших между какой-либо городской женщиной и ее мужем. И это несмотря на то что многие из них предпочитали водить компанию с более смирными и покладистыми женщинами, к которым они относились одновременно как к полурабыням и полуженам.

— По-видимому, Серебряные Руки решили построить это укрепление, чтобы не подвергаться больше подобным унижениям, — предположил Магнус, уши которого в задумчивости развернулись вперед. — Как ты думаешь, не слишком ли далеко в будущее они пытаются заглянуть?

Тем временем Фенеон прекратил провоцировать вражеских лучников и переключил свое внимание на их командира.

— Открой ворота, Торамунд! — закричал он во всю мощь своих легких. Мои воины и канки жаждут напиться из твоего источника, а мои кошельки страдают без твоих монет.

Фенеон схватил забранный им у Садиры кошелек, который был самым легким из пяти, висевших у него на поясе, и потряс им для большей убедительности.

Некоторые из его людей разразились одобрительным хохотом, явно поддерживая дерзкую выходку своего предводителя, но большинство стало недоуменно переглядываться, не понимая, что собирается делать Фенеон.

— Он что, собирается сражаться? — спросила Садира. — А почему он не хочет договориться?

— Эльфы слишком хитры для этого, — ответила Раин, глядя на нее так, как обычно смотрят на непонятливого ребенка.

— Кланы эльфов слишком хорошо знают, что доверять друг другу нельзя ни при каких обстоятельствах, — терпеливо пояснил Магнус. — Это говорит о печальном упадке нравов благородной расы.

У Садиры так и чесался язык спросить, что же благородного Магнус нашел в эльфах, но она вовремя опомнилась и смолчала.

После некоторой паузы Торамунд ответил на угрозу Фенеона:

— Забирай свою шайку и убирайся подальше, пока я не рассердился!

— Этот придурок не спасет тебя, — парировал Фенеон. — Я привез колдунью, которая в один миг может превратить твои кирпичи в пыль.

— Ты имеешь в виду Раин? Твою дочку-шлюху, которой даже не по силам извлечь свет из горящего факела? — с издевкой ответил Торамунд, явно получая удовольствие от спора.

Потом он, не оборачиваясь, протянул руку назад и вытащил на край башни седого старика с длинной бородой.

— Бадемир быстро разделается с ней, да и с Певцом Ветров в придачу, добавил он, продолжая глумиться над своим врагом.

Ответом ему послужил продолжительный заливистый смех Фенеона, эхом отразившийся от стен укрепления и донесшийся до его собственных воинов несколькими волнами.

— Я говорил совсем не о моей дочери, хотя тебе скоро придется извиниться перед ней, — прокричал он. Явно стремясь произвести впечатление, он картинно повернулся к Садире и громко приказал:

— Уничтожь их укрепление, Лорели!

— Нет! — твердо ответила Садира.

Ее неожиданный отказ вызвал недоуменный шепот среди Бродяг Песков.

Несколько воинов повернулись к колдунье и застыли с открытыми от изумления ртами.

Видя, что Садира не собирается приступать к колдовству, явно наслаждавшийся этой сценой Торамунд произнес:

— Твоя новая колдунья, должно быть, настолько могущественна, что даже тебе не подчиняется. Ты меня так напугал, что я уже напустил в штаны.

Может быть, тебя устроила бы моя моча вместо воды?

Фенеон не подал вида, что до смерти оскорблен. Вместо того чтобы отвечать врагу, он снова повернулся к Садире, на этот раз кусая губы от ярости. Он ничего ей не сказал, не сделал никакого движения, но бешеный блеск в его глазах не оставлял сомнения в том, что он хочет от нее.

— Уничтожь укрепление, — обратилась к ней Раин. В голосе ее явственно звучала нотка отчаяния.

— Это имело бы смысл, — согласился с ней Магнус. — Лишившись защиты, Серебряные Руки будут вынуждены сдаться. Фенеон ограбит их, но зато не случится кровопролития. С другой стороны, если дело дойдет до схватки, погибнет один из кланов.

— Вы лучше не впутывайте меня в свои эльфийские игрища. Вам все равно не удастся заставить меня участвовать в ваших проделках, — с отвращением проговорила Садира. Повысив голос так, чтобы Фенеон мог слышать ее слова, она добавила:

— Я не собираюсь использовать магию, чтобы помогать грабителю и мошеннику.

— Мне никогда бы не пришло в голову, что осквернительница земли может проявлять такую разборчивость в средствах, — заметил Магнус.

Услышав его замечание, колдунья буквально взвилась. Слова Певца Ветров задели ее за живое.

— Я сделала это ради спасения собственной жизни, — отрезала она.

— Тогда сделай это еще раз, — попросил Магнус, глядя на вышедшего из себя Фенеона. — Одной из жизней, которые ты спасаешь, будет твоя собственная.

— Какое тебе дело до того, что один клан эльфов обирает другой клан? с негодованием спросила Раин. — Ты же ничего не понимаешь! Это касается только Бродяг Песков и Серебряных Рук.

— В таком случае ваш вождь не имеет никакого права впутывать меня в это дело, — возразила Садира, глядя прямо в глаза Фенеону.

Магнус наклонился к уху колдуньи.

— То, что ты сказала сейчас, может, и справедливо, находись ты в Тире, но ты, к сожалению, находишься не там, — прошептал он. — Волею судьбы ты оказалась среди Бродяг Песков, а у них слово вождя, в данном случае Фенеона, — закон, нравится это тебе или нет, одобряешь ли ты его поведение или нет. Если он говорит тебе уничтожить укрепление, ты должна это сделать. В противном случае сотня воинов набросится на тебя и прикончит на месте по первому приказу вождя.

Разглагольствования Магнуса только укрепили решимость Садиры не сдаваться.

— Я не буду помогать вам, — громко заявила она, обращаясь непосредственно к Фенеону.

Весь кипя от злобы, вождь клана направился к ней. Серебряные Руки начали свистеть и улюлюкать, всячески издеваясь над храбростью Бродяг Песков и их вождем. Один из воинов неожиданно поднял лук, чтобы выстрелить Фенеону в спину.

— Берегись! — завопила Садира.

Звук спускаемой тетивы раздался как раз в тот момент, когда Фенеон начал поворачиваться, услышав предупреждение. Но прежде чем он успел отреагировать на угрозу, стрела вонзилась ему в бедро. Фенеон пошатнулся и едва не упал, но сумел все-таки устоять на ногах. Когда же его воины начали натягивать луки, он поднял руку, призывая их остановиться.

— Поберегите свои стрелы! — скомандовал он.

Бродяги Песков повиновались его команде. Кивком головы одобрив их дисциплинированность, Фенеон остался стоять спиной к Серебряным Рукам, явно провоцируя их.

Садира с трудом сдерживалась. Теперь ей хотелось разнести по камушкам укрепление Серебряных Рук. Хотя Фенеон сам виноват в том, что произошло…

Торамунд, выглянув из караульной башни, в ярости заорал:

— Кто это сделал? Я не отдавал такого приказа!

Несколько воинов ответили ему, вытолкнув вперед молодую женщину.

Постояв спиной к укреплению еще несколько секунд, Фенеон повернулся и, вырвав стрелу из раны, отшвырнул ее на землю. Затем он направился к Садире. Хотя рана Фенеона сильно кровоточила и он хромал, на его сердитом лице не было видно ни следа страданий.

— Разве он не чувствует боли? — ахнула Садира, запустив руку в свой мешок.

— Нет, — ответила Раин, бочком пятясь от колдуньи. — Он никогда не чувствует ничего, кроме алчности или ярости. Сейчас, насколько я могу судить, его душит гнев.

По другую сторону от Садиры Магнус постучал по усикам-антеннам канка, давая ему команду отодвинуться в сторону.

— Если хочешь уцелеть, не советую тебе тешить себя мыслью о том, что Фенеона можно будет урезонить, — посоветовал он колдунье.

Садира задумалась. Колдунья не могла поверить тому, что тот и на самом деле не ощущает боли. Кроме того, ей постепенно стало ясно, что ее отец начисто лишен страха и сострадания — чувств, которые обычно контролируют поведение большинства мужчин. Окружающий мир Фенеон рассматривал всего лишь в качестве источника наживы, в данном случае серебра.

Фенеон остановился прямо перед Садирой. Хотя колдунья по-прежнему сидела на своем канке, высокий рост ее отца позволял ему смотреть ей прямо в глаза.

— Уничтожь укрепление, — потребовал Фенеон, вынимая меч из ножен настолько, чтобы колдунья поняла, что он не шутит.

Садира опустила голову и посмотрела на меч.

— Если ты обнажишь его против меня, я уничтожу не стены укрепления, а все монеты в твоих кошельках, — предупредила колдунья.

Она покопалась в своем мешке и взяла в руку немного пепла, затем повернула другую руку ладонью вниз и начала собирать энергию для колдовства.

— Во сколько ты оцениваешь мою смерть? Может быть, в сотню монет? — с наигранным спокойствием спросила колдунья.

У Фенеона глаза полезли на лоб от изумления. Он посмотрел на мерцающую струю энергии, поднимающуюся от земли к ладони Садиры, затем отпустил рукоять меча.

— Я разберусь с тобой позже, — произнес он. Повернувшись в сторону укрепления, он указал мечом на эльфов, защищавших его. — Их смерть будет на твоей совести.

— Возможно, так и было бы, если бы Бродяги Песков на самом деле нуждались в воде, а я отказалась бы им помочь, — возразила Садира. — Но твой клан может без всякого труда добраться до следующего оазиса. Половина наших бурдюков еще полна.

— Мне нужна вовсе не вода, — ответил Фенеон. Он взглянул через плечо и кивнул своим воинам.

Когда они снова начали натягивать луки, Садира вынула руку из мешка, зажав пепел в кулаке.

— Эльф не пойдет на то, чтобы вступить в бой ради серебра, — сказала она.

— Ты ошибаешься, принимая меня за обычного эльфа, — невозмутимо ответил Фенеон, опуская меч.

Раздался звон многих десятков луков, и воины Фенеона выпустили стрелы в направлении укрепления. Торамунд не остался в долгу и отдал соответствующую команду. Серебряные Руки выпустили стрелы по воинам Фенеона.

Садира подбросила в воздух горсточку пепла, которую держала в кулаке, и выкрикнула заклинание. Спустя мгновение полоса огня разрезала небо, перехватив стрелы, выпущенные воинами враждующих кланов над зарослями бересклета. Через считанные секунды от тучи стрел осталось лишь черное облачко копоти. Темные и уже безвредные теперь наконечники посыпались на землю.

Фенеон оглянулся на Садиру. Его бледное лицо было искажено гневом.

— Одно дело — не помогать, и совсем другое дело — вмешиваться в мои дела. Не делай этого больше никогда, — прошипел он.

Садира никак не отреагировала на его слова, так как в этот момент все ее внимание было поглощено тем, что происходило с кустарником, росшим напротив ворот укрепления. Совершенно неожиданно для нее кусты бересклета начали вдруг чернеть и засыхать. Ей стало ясно, что тут не обошлось без колдовства. Взглянув вверх, она увидела, что старик, стоявший рядом с Торамундом, готовится произнести заклинание и что его глаза-бусинки не отрываясь смотрят на нее и Фенеона.

— Ложись! — закричала Садира.

Колдунья дала команду канку двинуться вперед, использовав его как живой таран, чтобы бросить своего отца на землю. Сама она успела спрыгнуть с седла буквально за мгновение до того, как услышала шипение и потрескивание огненного шара, вылетевшего с крыши башни. Шар пролетел над ее канком, оставив за собой зловонный запах серы, и врезался в землю метрах в тридцати сзади, шипя и разбрызгивая во все стороны снопы искр. Затем он с оглушительным шумом взорвался.

Волна горячего воздуха прошла над головами Садиры и ее отца, опалив волосы колдуньи. Жар был настолько силен, что загорелись засохшие кусты.

Колдунья увидела, как ее испуганный канк ринулся вперед, не разбирая дороги. Затем она услышала встревоженные голоса воинов Фенеона, выкрикивавших его имя.

Садира подняла голову и взглянула на неподвижно лежащего Фенеона. Она сразу подумала, что, если он серьезно ранен, кровопролития не избежать.

Видя, что он не шевелится, Садира спросила:

— Ты не ранен?

— Я просто вне себя от ярости, — прошипел эльф, приподнимаясь.

Вздохнув с облегчением, Садира перевела взгляд на Поле, лежавшее впереди. Обширный его участок непосредственно перед караульной башней почернел, превратившись в полосу выжженной земли. Растерянная игуана торопливо перебежала мимо, направляясь к спасительным кустам на краю оскверненного поля.

Неожиданно колдуньей овладело чувство жгучей ненависти к тому, кто все это сделал. Она посмотрела на верхний этаж караульной башни. Там, как она и ожидала, стоял колдун Торамунда. Он самодовольно улыбался, и было заметно, что он не испытывает никаких угрызений совести при виде оскверненной земли.

— Убирайся, Фенеон, — закричал Торамунд, кладя руку на плечо колдуна. Если ты этого не сделаешь, Бадемир разделается с вами.

Прежде чем Фенеон смог ответить, Садира встала и взяла его за руку.

— Делай то, что я тебе сейчас скажу, и ты получишь их серебро, прошептала колдунья, поворачивая его спиной к укреплению.

— Ты изменила свое решение? — не веря своим ушам, спросил эльф, безропотно позволяя колдунье увлечь себя в сторону укрепления.

— Да, и теперь я думаю, что поступаю правильно, — ответила Садира.

Чтобы не дать Бадемиру возможности заметить, что она собирает энергию для колдовства, Садира старалась все время оставаться спиной к Серебряным Рукам. — Взамен тебе придется убить этого осквернителя земли. Но только его одного.

— Договорились, — ответил эльф.

К этому моменту колдунья уже почувствовала покалывание во всем теле, что говорило о поступлении достаточного количества энергии от земли. Сжав ладонь в кулак, она прекратила приток энергии, не желая, подобно Бадемиру, осквернять больше земли, чем было нужно. Колдунья соскребла в руку немного красного налета с камней, валявшихся около нее, затем повернулась на сто восемьдесят градусов и вытянула руку в направлении караульной башни. Она произнесла заклинание, после чего растопырила пальцы, давая возможность красной пыли сыпаться вниз. Мгновение спустя кирпичи, из которых были сложены стены укрепления, начали крошиться. Через считанные секунды все сооружение было готово обрушиться.

Увидев это, колдунья сжала кулак, чтобы временно приостановить разрушение.

— Серебряные Руки! — закричала она. — Немедленно покиньте вашу крепость, или она рухнет вместе с вами.

Стоявшие на стенах эльфы незамедлительно последовали ее совету, за исключением небольшой группы во главе с Торамундом, находившейся на вершине караульной башни. Торамунд встревоженно взглянул на стоявшего рядом с ним колдуна.

— Останови ее! — приказал он.

Когда Бадемир попытался достать свои колдовские принадлежности, Садира разжала кулак и растопырила пальцы, дав оставшейся на ладони красной пыли сыпаться вниз между ее пальцев. По обе стороны башни начали рушиться целые участки стен. Торамунд в ярости схватил колдуна за плечи, приподнял и сбросил через ограждение вниз.

— Наше соглашение больше не действительно! — закричал он, оставаясь на месте и наблюдая за падением колдуна.

Когда Торамунд и остававшиеся с ним Серебряные Руки покинули наконец башню, Фенеон взмахом руки послал своих воинов вперед. Будучи вне себя от радости в предвкушении богатой добычи, он закричал:

— Серебряные Руки! Готовьте свои монеты! Бродяги Песков получат все ваше серебро!

Садира, не двигаясь с места, наблюдала, как сильно ушибшийся при падении колдун отполз в сторону, чтобы не попасть под ноги приближающихся Бродяг Песков. Девушка, будучи сама колдуньей, была поражена силой чувств, которые она испытывала по отношению к осквернению земли. Она просила Фенеона расправиться с колдуном совсем не потому, что желала отомстить ему за попытку убить ее. Дело здесь было в другом. Она не могла ему простить бессмысленного осквернения земли.

И она ни на минуту не забывала о том, что всего лишь три дня назад сама погубила гораздо больший участок земли. Но тогда она прибегла к этому отчаянному шагу ради спасения собственной жизни, на которую покушался Нок и его соплеменники. Бадемир же совершил свой акт с видимым равнодушием к судьбе земли, да и цели его были весьма сомнительны. Садира знала, что ее покойный наставник Ктандео не стал бы проводить различие между ее действиями и действиями колдуна Серебряных Рук. С его точки зрения, осквернению земли не было оправдания. Но для Садиры существовала разница между использованием колдовства, результатом которого является осквернение земли, в целях спасения человеческой жизни и в целях уничтожения ее.

Садира следила за тем, как Фенеон с мечом в руке приближается к воротам. К этому времени Бродяги Песков уже миновали поверженного колдуна, и Фенеон направился прямо к нему. Он наклонился к колдуну и заговорил с ним. Затем вложил меч в ножны и поднял старика с земли. Тот закивал в знак благодарности, и Фенеон понес его на руках в сторону Садиры и юных эльфов, которые оставались позади охранять канков, принадлежащих клану.

Достигнув участка обезображенной земли, вождь клана остановился и швырнул свою ношу на землю. Старик закричал от боли и ужаса, затем вытянул руку ладонью вниз, чтобы набрать энергии для колдовства. К тому моменту, когда Фенеон вынул свой меч из ножен, еще целая полоса кустов бересклета, примыкавшая к участку почерневшей земли, начала засыхать.

Фенеон с силой опустил меч вниз, одним ударом отрубив колдуну голову.

Ослепительная полоса зеленого и золотистого света вырвалась из разрубленной шеи, сопровождаемая душераздирающим воем. Вскрикнув от неожиданности, Фенеон отпрыгнул назад и со страхом наблюдал за тем, как полоса света поднималась к небу. Когда она исчезла из виду, он вложил меч в ножны и побежал к воротам укрепления.

Раин подошла и встала рядом с колдуньей. Огненный шар старого колдуна напугал ее младенца, но мамаша, казалось, не замечала всхлипываний ребенка. Садира обошла свою сестру, чтобы попытаться успокоить дитя.

Мальчик так сильно плакал, что его дугообразные брови вытянулись в линию, а заостренные кверху уши стали багровыми.

— Успокойся, малыш, — нежно проговорила колдунья, обращаясь к нему так, как это делала его мать. Садира уже усвоила, что у эльфов детям дают имена лишь тогда, когда они подрастают настолько, что могут бежать рядом с родителями. Садира слышала, что Раин называла по имени только самого старшего из своих четверых детей.

Видя, что младенец не прекращает плакать, Садира обратилась к сестре:

— Разреши мне взять его на руки.

Раин резко повернулась, оказавшись лицом к лицу с Садирой.

— Не надо успокаивать его, — ответила она. — Будет гораздо лучше, если он научится быть храбрым.

Хотя у Садиры имелись большие сомнения относительно методов воспитания Раин, она прислушалась к ее мнению.

— Эльфы — суровые родители, — заметила колдунья.

— Пустыня — суровое место, — ответила Раин. — Глядя на тебя, мне кажется, что тебе тоже досталось в жизни… или же тебя воспитал глупец.

Только мужественная или недалекая женщина отказалась бы выполнить приказ моего отца, как это сделала ты.

— По своей натуре Фенеон человек мягкотелый, бесхарактерный, — ответила Садира. — Он ничем не отличается от любого другого тирана.

— Мой отец никогда не был трусом! — возмутилась Раин, темно-синие глаза которой сверкали негодованием. Несколько мгновений она разглядывала Садиру, чувствуя, что гнев ее постепенно угасает. — И он не всегда ведет себя как тиран, — добавила она. — Когда-то он был большим вождем, который осыпал своих воинов серебром, а врагов заставлял истекать кровью.

— Возможно, если ты так утверждаешь, — ответила Садира, пожимая плечами. — Но все это ко мне не относится.

— Ты ошибаешься, — сказала Раин. Она взяла Садиру за руку и повела ее к Магнусу, который отправился ловить канка колдуньи. — Фенеон постарается забыть о твоем неповиновении, так как нуждается в твоих услугах, тем более что в конце концов ты сделала то, чего он от тебя и добивался. Но ты одновременно представляешь для него большую угрозу. Посягнув на его богатство, ты посягнула на его власть над членами клана. Такого положения дел он долго терпеть не станет из опасения утратить богатство и авторитет.

Садира в свою очередь несколько мгновений разглядывала Раин, пытаясь для себя понять, что могло побудить ее собеседницу поделиться с ней этими сведениями. Наконец колдунья сказала:

— Спасибо за предупреждение. Я покину вас, как только встретим другой караван, направляющийся в Ниобенэй.

— Не будь дурой! — взорвалась Раин. Она поспешно оглянулась, чтобы убедиться, что никто не сможет подслушать их разговор. — Даже если мы встретим какой-нибудь караван, Фенеон никогда не позволит тебе присоединиться к нему.

Садира нахмурила брови.

— О чем это ты говоришь? — удивленно спросила она.

Раин покачала головой.

— Неужели ты и в самом деле настолько наивна? — ответила она вопросом на вопрос. — Ты стала для Фенеона чем-то вроде меча. Пока ты будешь верно служить ему, он будет заботиться о том, чтобы его меч всегда оставался острым. Но когда ты станешь слишком влиятельной, он укоротит свой клинок, а может, и вовсе уничтожит тебя. Не надейся, что он отпустит тебя…

— Я не верю этому, — ответила Садира. — Твой отец обещал доставить меня в Ниобенэй, и пока мне не на что жаловаться, так как он держит свое слово.

— Ты обязательно попадешь в Ниобенэй, — сказала Раин. — Об этом не беспокойся. Но когда придет время уезжать оттуда, ты покинешь его с Бродягами Песков… или не покинешь вовсе.

Раин сделала паузу, чтобы до Садиры дошел смысл ее слов. Немного помолчав, она добавила:

— Но есть другой выход.

Колдунья подняла брови.

— И в чем же он заключается? — поинтересовалась она.

— Все Бродяги Песков помнят те времена, когда Фенеон был большим вождем. Именно поэтому многие из них терпят его до сих пор, — пояснила Раин. Она понизила голос до шепота заговорщика. — Но среди нас есть и такие, кто уже устал жить в вечном страхе и нищете, так как мой отец отбирает все деньги, которые они зарабатывают.

— Но я все-таки не понимаю, какое все это имеет ко мне отношение, сказала Садира.

— Может быть, никакого, а может быть, наоборот, — ответила Раин. — В этом и состоит прелесть ситуации. Как бы мы ни хотели, чтобы отец каким-то образом пострадал, чего мы на самом деле совсем не желаем, мы никогда не пойдем на его убийство. Слишком многие из наших воинов-ветеранов помнят те времена, когда он был еще молодым, и поэтому никогда не согласятся на его убийство.

— Что вы хотите от меня? — резко спросила колдунья, решив перейти прямо к делу.

— Если бы ты смогла вывести моего отца на некоторое время из строя, клану пришлось бы выбирать себе нового вождя, — сказала Раин.

— Ты, конечно, имеешь в виду себя, — сделала вывод Садира.

— Возможно, — ответила Раин, пожимая плечами. — Здесь важно учитывать то обстоятельство, что тогда не будет конфликта между теми, кто поддерживает Фенеона, и теми, кто выступает против него…

— Так как вы обвините во всем меня, — продолжила за нее Садира. За последние два дня она начала чувствовать определенную симпатию к Раин и думала, что та платит ей той же монетой. Теперь же Садире стало ясно, что ее сестра все это время использовала ее, готовя к роли козла отпущения.

— Дело до этого может дойти лишь в том случае, если кто-то догадается, что это сделала ты, — сказала Раин, даже не пытаясь отрицать предательство, заложенное в ее плане. — Но даже и в этом случае ты будешь в достаточной безопасности. Мы с тобой подождем еще неделю, пока не окажемся недалеко от Ниобенэя. К тому времени, когда кто-нибудь догадается, что же на самом деле произошло, ты уже будешь в городе, освободившись от нас и Фенеона.

Садира уставилась на нее в изумлении, затем недоверчиво покачала головой.

— Ты, должно быть, принимаешь меня за полную дуру, — ответила она.

— Нет, — возразила Раин. — Я принимаю тебя за умную и хитрую женщину.

Ты достаточно умна и хитра, чтобы понимать, что если ты хочешь покинуть Бродяг Песков и остаться при этом живой, то это твой единственный шанс.

— Я все-таки сделаю ставку на Фенеона, — холодно ответила Садира.

— Ты сделаешь роковую ошибку, — прошипела Раин. Она повернулась и с достоинством удалилась, по-прежнему не обращая внимания на плач своего младенца.

Вскоре после ее ухода к колдунье подошел Магнус. Он вел в поводу двух канков — своего и Садиры.

— Ты, должно быть, притягиваешь к себе опасность, — заметил Певец Ветров, глядя вслед Раин. — Чужак среди лирров не представляет сразу двум опасным хищникам хороший повод съесть его.

— Я встречала в своей жизни кое-что и похуже эльфов, — ответила Садира.

— Но откуда ты знаешь, что произошло между Раин и мной?

Магнус выдвинул уши вперед.

— Когда кто-то говорит, мне редко случается пропустить хотя бы одно слово, — сказал он, шевеля своими огромными ушами. — Это мое проклятие.

— В каком смысле? — удивилась колдунья. Когда Певец Ветров ничего не ответил, она решила все-таки получить ответ. — Я никогда не встречала никого похожего на тебя. Кто ты, собственно говоря?

— Эльф конечно, — ответил Магнус, прижимая уши к голове. С этими словами он направился, ведя в поводу обоих канков, к группе молодежи, сторожившей стадо канков, на которых прибыли Бродяги Песков.

— Ты не похож ни на одного эльфа, которого я знаю, — заявила Садира, последовав за ним.

— Моя внешность не меняет положения вещей. Всю свою жизнь я прожил бок о бок с Бродягами Песков, — резко ответил Магнус. Затем он более мягко добавил:

— Фенеон нашел меня неподалеку от башни Пристан, взял меня с собой и вырастил меня, сделав полноправным членом клана.

— Башня Пристан! — ахнула Садира. — Не можешь ли ты проводить меня туда?

— Не могу, даже если бы и хотел. Ведь я был совсем ребенком, когда Фенеон нашел меня, — сказал Певец Ветров, печально качая головой. — Мне сдается, что, независимо от того, что ты сказала Фенеону, тебе совсем не хочется отправляться туда.

— Почему нет? — спросила Садира.

— Потому что ее окрестности населены Новыми Существами — созданиями, гораздо более ужасными и отвратительными, чем те, которые встречаются в других местах Атхаса. — Певец Ветров остановился и взглянул сверху вниз на колдунью. — Ты не смогла бы выжить там и одного дня. Никто не смог бы.

— Но ты, по-видимому, смог, — заметила Садира. — Так же как Фенеон.

— Когда Фенеон был молодым, он делал массу совершенно невероятных вещей, — пояснил Магнус, возобновляя движение. — А что касается меня, то ветры всегда были моими покровителями.

Поняв наконец, что ей так и не удастся узнать от Магнуса точное местоположение башни Пристан, Садира сменила тему разговора и завела речь о более актуальных вещах.

— Если ты был воспитан Фенеоном, тогда навряд ли ты имеешь какое-либо отношение к планам Раин и ее сторонников, — сказала Садира. — Тебе следовало бы предупредить Фенеона о том, что она замышляет.

— Почему это тебе вдруг захотелось, чтобы именно я сделал это? спросил Магнус.

— Потому что он поверит скорее своей дочери, а не мне, — убежденно сказала Садира. — А я не хочу стать козлом отпущения в том случае, если Раин выкинет какой-нибудь фортель до того, как мы прибудем в Ниобенэй.

— Извини, но из этого ничего не получится, — ответил Магнус. — Я намереваюсь хранить ее секрет. Фенеон в молодости был большим вождем, но я согласен с тем, что говорит сейчас о нем Раин. Для всех нас было бы лучше, если бы ты прислушалась к совету, который она тебе дала, и поступила соответственно. Твой отказ мало что изменит, так как рано или поздно Фенеон потеряет власть, хочет он того или нет.

 

Глава 7

ВЕСЕЛЫЙ ГОРОД НИОБЕНЭЙ

— Это и есть Ниобенэй?

Садира указала на равнину, раскинувшуюся внизу. Вдали у подножия громадного утеса виднелось множество башен и шпилей в окружении беспорядочного скопления домов.

— Да, это он, — ответил Фенеон, не отрывая глаз от склона холма, на вершине которого они стояли. Как выяснилось через несколько мгновений, внимательно изучая рельеф склона, он тщательно рассчитывал маршрут своего спуска вниз. Эльф с легкостью перескочил через высокий куст кальмии, покрытый желтыми цветами, приземлившись на огромный валун. Не останавливаясь, он снова взвился в воздух. На этот раз он приземлился на нагромождение огромных камней медно-красного цвета.

— Разве я не обещал взять тебя в город шпилей? — крикнул он снизу.

— Обещал. И вот я здесь, — подтвердила колдунья. Она крепко держалась обеими руками за упряжь канка, проворно спускавшегося вниз по наезженной дороге. — Ты честно выполнил свои обязательства передо мной. У меня нет к тебе никаких претензий. Поэтому тебе не стоит провожать меня до городских ворот. Туда я доберусь и одна.

Фенеон остановился и взглянул на колдунью.

— Мы тебе еще понадобимся, хотя бы для того, чтобы помочь найти проводника, — сказал он. — К тому же Ниобенэй — прекрасное место для нас, эльфов. Тут мы можем хорошо заработать.

— Я могу сама позаботиться…

Но Садира не успела договорить. Ее прервали дикие крики охотников, рыскавших впереди каравана:

— Тулки! Тулки!

Четыре странных существа выскочили из рощицы амбрового дерева и опрометью кинулись вниз по склону холма. Они казались крупнее великанов и худощавы, как эльфы. У них были сутулые плечи, голые черепа белого цвета, плотно обтянутые кожей, глаза навыкате, беззубые пасти, а в том месте, где полагалось бы быть носу, располагалось несколько удлиненных полостей. Они носили изрядно потрепанные туники из дубленой кожи, стянутые на талии поясом из змеиной кожи.

Испуганные человеко-звери волочили длинные руки по земле. При необходимости они использовали их в качестве дополнительной пары ног.

Бродяги Песков бросились в погоню, с азартом пуская стрелы в перепрыгивающих с валуна на валун необычных существ.

— Останови своих воинов! — потребовала Садира у Фенеона.

Вождь свысока посмотрел на нее.

— Почему? Тебе-то какое дело? — не скрывая своей неприязни, спросил он.

— Потому что все это смахивает на убийство, — ответила колдунья. Тулки не сделали вам ничего плохого.

В этот момент один из охотников выстрелил. Стрела попала в спину одного из тулков, который пошатнулся и полетел кувырком на землю.

— Но они же не люди, а животные, — убежденно проговорил Фенеон.

Неуклюжие попытки раненого тулка подняться на ноги и скрыться явно забавляли вождя эльфов.

— Животные не носят одежду, — ответила Садира, опуская руку в свой заплечный мешок, где хранила все необходимое для колдовства. — Отзови своих охотников, или это сделаю я.

— Как пожелаешь, — невозмутимо произнес Фенеон. Повернувшись к охотникам, он громко закричал:

— Оставьте их в покое!

Охотники остановились и повернулись к Фенеону. На их лицах читалось явное замешательство.

— Что ты сказал? — недовольно спросил один из них.

— Он сказал, чтобы вы оставили тулков в покое! — крикнула Садира. — Они не причинили вам никакого вреда.

Охотник удивленно взглянул на колдунью, затем перевел взгляд на Фенеона.

— Ты этого хочешь? — враждебно спросил он.

— Да, хочу, — ответил вождь. Когда тулки скрылись в кустах, он повернулся к Садире:

— Тебе не следовало останавливать моих охотников.

Убивая тулков, мы совершаем акт милосердия по отношению к ним.

Садира тем временем вытащила руку из мешка.

— Как это может быть? — удивленно спросила она.

— Тулки происходят от Кладоискателей, клана эльфов, исчезнувшего три столетия назад. — Фенеон приблизился к ней с лукавой улыбкой на лице. Тебе ведь не хочется узнать, как они превратились в тулков?

— Не очень, — ответила Садира. — Но коли на то пошло, расскажи. Может быть, я узнаю что-нибудь новенькое из твоего рассказа.

— Всему виною башня Пристан, — продолжал Фенеон. — Их клан занимался поисками кладов, оставленных древними. — Он бросил взгляд в направлении, в котором скрылись тулки, и добавил:

— Ты сама только что видела, к чему это привело.

— О чем ты говоришь? — резко спросила Садира, с явным недоверием отнесшаяся к рассказам Фенеона.

Эльф пожал плечами.

— Никто, даже самые древние старики, не знает точно, как все это произошло. Возможно, воины перессорились и передрались между собой, или же на них напало стадо диких эрдлу, — пояснил он. — А может, они встретились с отрядом врагов. Но что бы ни случилось, все члены клана получили ранения разной степени тяжести и превратились в существ, которых ты только что видела.

— Я не верю ни одному твоему слову.

— Ты можешь верить или не верить мне, это твое дело, — возразил Фенеон.

— Но если ты и в самом деле собираешься посетить башню Пристан, постарайся не пораниться в тех краях. Если ты даже просто оцарапаешься и потеряешь хоть каплю крови, волшебные силы, обитающие в башне, превратят тебя в существо, гораздо более жалкое и ничтожное, чем любой тулк. Мне самому приходилось видеть такое.

Садира уже собралась было высмеять его, но тут ей пришел на память рассказ Певца Ветров Магнуса о своем происхождении.

— Значит, и с Магнусом произошло нечто подобное? — спросила колдунья.

У Фенеона заблестели глаза, но скорее от душевной боли, чем от гнева.

— Да. Откуда ты узнала? — спросил эльф.

— Магнус сказал, что ты нашел его, когда он был еще совсем ребенком.

— Он был новорожденным младенцем, — поправил ее вождь.

— Расскажи мне его историю, — попросила Садира. — Может быть, у меня появится причина принять во внимание твое предостережение.

Фенеон кивнул и начал свой рассказ:

— Когда я был еще молодым воином, на нас однажды напали Танцоры Пустыни, которые похитили мою сестру Селбу. К тому времени, когда я оправился от ран и выследил их, для чего мне пришлось пересечь равнину Слоновой Кости, моей сестре надоело ее положение жены-рабыни, и она бежала в пустыню. Ее муж и пятеро его братьев бросились в погоню за ней, поэтому Селба направилась в единственное место, куда они не осмелились бы последовать за ней, — в башню Пристан. Идя по следам, я обнаружил их лагерь, находившийся неподалеку от башни.

— И как же ты поступил? — с интересом спросила Садира. Но ее гораздо больше поразила привязанность Фенеона к сестре. Подобного она никак от него не ожидала. Судя по этому рассказу, эльф не выглядел человеком, который способен бросить беременную возлюбленную, обрекая ее этим на вечную жизнь в рабстве.

— Естественно, я убил всех пятерых, — невозмутимо продолжал Фенеон. Затем я последовал за Селбой. В то время я еще не знал, что она уже давно беременна. Когда я нашел ее, у нее только что начались родовые схватки.

— Значит, Магнус — твой племянник? — ахнула Садира.

Фенеон утвердительно кивнул:

— Да, дело обстоит именно так. Но дальше с Селбой случилось несчастье.

Во время родов у нее началось кровотечение, и волшебные силы, обитающие в башне, превратили ее в омерзительное безмозглое существо. Она пыталась сожрать свое дитя, и, чтобы спасти Магнуса, я убил ее собственным мечом.

— И Магнус был ранен, вследствие чего…

— Ты намекаешь на то, что мой клинок был недостаточно быстр? — сердито спросил Фенеон. — Магнус родился таким, какой он есть.

Вождь замолчал и дал команду канку двигаться легкой рысью в направлении Ниобенэя. Садира задержалась, пытаясь примирить в душе тот образ отца, как труса, который давно сформировался в ее сознании, с образом некоего храбреца, который вырисовывался из только что услышанного ею рассказа.

Поняв тщетность своих попыток, она сдалась и направила своего канка вслед за канком отца.

Едва ее канк догнал канка Фенеона, колдунья выпалила:

— Если ты рассказал мне все это только потому, что хочешь, чтобы я осталась с кланом, у тебя ничего не выйдет.

Фенеон притормозил своего канка, чтобы дать возможность Садире поравняться с ним. Когда он заговорил, его голос был нарочито спокойным:

— Что заставляет тебя думать, что я хочу, чтобы ты оставалась с нами?

— А разве нет? — с вызовом спросила колдунья.

Вождь наигранно улыбнулся, по-прежнему не поднимая глаз от дороги.

— Мы могли бы прийти к соглашению… — начал было он.

— Очень сомневаюсь в этом, — начиная выходить из себя, ответила Садира.

— Меня нельзя купить.

Фенеон пожал плечами.

— Очень жаль, — вздохнул он. — Но это никак не изменит того, с чем тебе придется столкнуться в башне Пристан. По правде говоря, было бы гораздо лучше, если бы ты осталась с нами.

— Конечно, лучше для вас, — ответила Садира. — Но я обещала добраться до башни, и ничто меня не остановит.

— Только глупая дура может позволить какому-то обещанию погубить себя, — проворчал Фенеон, печально качая головой. — Обычно чувство страха бывает сильнее чувства долга.

Садире не терпелось спросить его, не потому ли он бросил ее мать, что боялся кого-то или чего-то, но она сдержалась. Иначе ей пришлось бы нарушить свое инкогнито и признаться, кто она такая на самом деле. Садира все еще не доверяла отцу и не видела пока смысла в том, чтобы раскрыть ему свой секрет.

Поэтому она решила продолжить спор:

— Чувство страха совсем не обязательно бывает сильнее чувства долга, даже если дело касается эльфа. Ты же, должно быть, испытывал сильный страх, когда отправлялся на поиски Селбы.

— Я был зол, как собака, а вовсе не испуган. До этого никто никогда ничего не похищал у меня! — пояснил Фенеон, сердито глядя на нее. — Если бы я позволил им безнаказанно похитить у меня сестру, они обязательно бы явились потом за моими канками и моим серебром.

— Мне бы следовало это знать, — сказала Садира. В ее словах были явно слышны нотки горечи, так как она поняла, насколько же она была наивной, полагая, что ее отец действовал из благородных побуждений. — Вы, эльфы, живете только для самих себя. Больше вас ничего не интересует.

— А кто живет по-другому? — мгновенно отреагировал Фенеон. Они спустились к подножию холма и ехали по пересеченной местности, с трудом пробиваясь сквозь густые заросли ясенца и ракитника. — Жизнь слишком коротка, чтобы посвящать ее иллюзиям вроде долга и верности.

— А как насчет любви? — поинтересовалась Садира. Ее разбирало любопытство относительно чувств, которые испытывал Фенеон к ее матери. Ей хотелось выяснить, как изменилось бы его отношение к ней самой, узнай он о том, кто она такая на самом деле. — Это тоже одна из иллюзий?

— Очень приятная иллюзия, — ответил Фенеон, широко улыбаясь. Местность была более ровной, и он мог теперь позволить себе почаще поднимать глаза на Садиру. — Я любил многих женщин.

— Использовал их, так будет точнее, но не любил, — ехидно заметила Садира. Она не знала, что больше выводит ее из себя — легкомысленное употребление слова "любовь" или вывод, напрашивавшийся из слов отца.

Значит, ее мать была всего лишь одной из длинной вереницы возлюбленных, постоянно сменявших одна другую.

Фенеон нахмурил брови.

— Откуда тебе известно о моих женщинах? — недовольно спросил он.

— Если у тебя нет чувства долга по отношению к своим женщинам, если тебе чуждо такое понятие, как верность по отношению к ним, то как ты можешь любить их? — ответила вопросом на вопрос Садира, избегая прямого ответа.

— Любовь есть рабство, — усмехнулся эльф.

— Я знаю это не хуже тебя, — возразила Садира. — Неужели ты и на самом деле любил всех тех женщин, которых считал своими возлюбленными?

— Конечно, — ответил вождь.

— Тогда докажи это, — попросила Садира.

— И как я, по-твоему, должен сделать это?

— В этом нет ничего трудного. Всего лишь назови их имена, — предложила Садира, пытаясь представить себе, какова будет ее реакция, когда он назовет имя ее матери или когда не сможет его вспомнить.

— Всех?

Садира кивнула.

— Если ты любил их всех, — подтвердила она.

Фенеон покачал головой.

— Я Не смогу, — сказал он. — Их было так много.

— Я так и думала, — усмехнулась Садира. Она постучала по усикам-антеннам канка, давая ему команду перейти в галоп.

Фенеон быстро поравнялся с ней.

— Нет причин для спешки, — сказал он, стараясь держаться рядом с ней. Мы доберемся до города задолго до того, как городские ворота будут закрыты на ночь.

— Отлично, — сказала Садира, канк которой продолжал двигаться галопом.

В таком темпе они скакали все утро и в конце концов выехали на караванный путь, ведущий к городу. Со стороны главных ворот доносилась зажигательная мелодия, которая разносилась над равниной, как бы приветствуя путников, прибывающих в Ниобенэй. Многие из эльфов стали танцевать на ходу. Некоторые из воинов отбивали ритм плоской стороной своих клинков на панцирях канков. Даже те из эльфов, кто сильно устал после быстрого утреннего перехода, присоединились к шумному веселью, задорно поводя плечами.

Один только Фенеон, казалось, не обращал внимания на царившее вокруг радостное оживление.

— Клянусь ветром, ненавижу это место, — громко пожаловался он колдунье.

— Когда мы были здесь в последний раз, городская стража потребовала с нас пять серебряных монет за право въехать в город. Поэтому нечего удивляться тому, что они очень рады видеть нас снова.

Фенеон не сводил своих серых глаз с городских ворот — высокой и крутой арки, по бокам которой располагались сторожевые башни со шпилями. Ворота усиленно охранялись. На каждом из этажей башен виднелись многочисленные стражи ворот, которые раскачивались в такт музыке, размахивая над головой своими луками. Между башнями находился своеобразный портик на опорах, выдававшийся наружу за пределы городской стены и нависавший над воротами.

На его огороженной невысоким парапетом крыше стояло десятка полтора музыкантов, игравших на огромных барабанах, ксилофонах и волынках.

— Я смогу уладить дело всего за две монеты, — предложила Садира.

— Ты знаешь способ сэкономить мне столько денег?

— Я сделаю это с помощью колдовства, — ответила она.

Колдунья понимающе улыбнулась отцу, надеясь в душе, что улыбка отвлечет его внимание и он не сумеет прочесть в ее глазах, что она лжет.

Продолжительные дорожные разговоры с вождем клана убедили ее в том, что предупреждение Раин не было лишено оснований. Несмотря на видимое безразличие, с которым Фенеон принял отказ колдуньи присоединиться к его клану, он действительно дал ей понять, что не хочет ее отпускать. Что же касается ее собственных чувств, то любопытство Садиры относительно отца было полностью удовлетворено. С одной стороны, он оказался храбрее, чем она предполагала, с другой стороны — она никогда не встречала человека более эгоистичного и корыстолюбивого, чем отец. Поэтому у нее больше не было желания знакомиться с ним еще ближе.

Фенеон кивнул.

— Хорошо, меня это устроит, — с готовностью произнес он.

Когда он даже не попытался залезть в один из своих кошельков за монетами, Садира сама протянула руку.

— Ты, случайно, не забыл? — спросила она. — Ты же забрал у меня кошелек со всем моим серебром, после того как я переправила всех твоих людей через пропасть.

— Я ничего не забываю, когда дело касается денег, — ответил Фенеон.

Вместо того чтобы снять с пояса ее кошелек, он подозвал своего сына Хайара. О его близкородственных отношениях с Садирой говорили лишь такие же, как и у нее, светлые глаза, так как внешне он не был похож на эльфа.

— Сынок, дай-ка ей две серебряные монетки, — попросил Фенеон.

— Я бы с удовольствием ей их дал, но ты же забрал все мои деньги, ответил слегка обескураженный Хайар.

Фенеон нахмурил брови.

— Я все-таки надеюсь, что у того, кто собирается занять со временем мое место, хватило ума придержать несколько монеток, — с надеждой сказал вождь, все еще ожидая, что сын передаст ему деньги.

— Я никогда не опозорю свой клан и не стану обманывать отца, — медленно произнес Хайар. Он злобно посмотрел на Садиру, не скрывая, что считает именно ее причиной его размолвки с отцом.

Хайар затаил на нее злобу с того момента, когда ей удалось добиться расположения Фенеона. Что бы Садира ни пожелала, Фенеон сразу же обращался к сыну, чтобы он обеспечил ее всем необходимым. Садира подозревала, что на самом деле отец только делает вид, будто любит Хайара. Это помогает ему заставлять доверчивого сына беспрекословно выполнять все его поручения.

Сердито глядя на сына, вождь открыл кошелек, который он позаимствовал у Садиры, и протянул ей две ее же собственные монеты.

— Ты мне их потом вернешь? — спросил он.

Садира отрицательно покачала головой.

— Посмотри на это дело с другой стороны. Представь себе, что ты теряешь две серебряные монетки, а экономишь целых три, — предложила она, беря у него две свои собственные монеты и опуская их в карман своей видавшей виды накидки. — Я пойду вперед и заколдую одного из стражей ворот. Думаю, что на это мне потребуется минут двадцать. После этого вы направляетесь к воротам, но обязательно обращаетесь именно к тому стражнику, с которым перед этим поговорю я.

Фенеон подозрительно посмотрел на нее.

— Пожалуй, мне следовало бы пойти с тобой, — сказал он.

Но Садира предвидела его возможные возражения и заранее приготовила ответ.

— Мне будет легче заколдовать его, если я буду одна, — ответила она. Буду ждать вас по другую сторону ворот.

Взгляд серых глаз вождя никак не мог оторваться от кармана колдуньи, в который она опустила монеты. Он на мгновение задумался, затем кивнул и отвернулся.

— Две монеты — это не так уж и много, — убеждая себя, пробормотал он.

— Ты выиграешь на этом больше, — ответила Садира, наклонившись, чтобы дать команду канку двигаться вперед.

Ее канк медленно пробирался среди других канков, выходя в голову каравана. Обогнав караван, канк Садиры вскоре провез ее между двумя повозками-крепостями, подогнанными вплотную к городской стене по обеим сторонам дороги. Длинная цепь ниобенэйских носильщиков разгружала гигантские повозки, перенося тяжелые сосуды и огромные корзины куда-то в полумрак, царивший под портиком. Громадные мекиллоты, которые обычно запрягались в эти повозки, и гороподобные ящерицы, имевшие склонность полакомиться неосторожными прохожими, оказавшимися в пределах досягаемости их мощных челюстей, были развернуты мордами в сторону от дороги.

Садира дала команду канку перейти на шаг и оглянулась назад. Канки ее отца находились метрах в двухстах сзади, и сыновья и дочери членов клана были заняты тем, чтобы не дать им сойти с дороги и забраться на царские поля. Воины же, как всегда, двигались шумной, неорганизованной толпой.

Садира направила канка в полумрак портала. Там ее встретил полуэльф с резкими чертами лица. На нем была широкая желтая набедренная повязка, а вокруг головы был обмотан длинный пестрый шарф. В руках он держал копье из голубоватой древесины агафари.

— Город Ниобенэй приветствует тебя, — громко обратился он к колдунье.

Два других стража пробились сквозь цепочку носильщиков и загородили ей дорогу, скрестив копья перед ее канком. Колдунья провела рукой над усиками-антеннами канка, давая ему команду остановиться. Сквозь каменный потолок сверху доносилась музыка. Здесь она звучала гораздо громче, эхом отдаваясь от каменных стен и пола. Садире она показалась менее призывной и зажигательной, чем тогда, когда она слышала ее в пустыне.

Садира опустила руку в карман накидки, достала одну из двух серебряных монет, данных ей Фенеоном, и протянула ее полуэльфу со словами:

— Если ты закроешь глаза на то, что находится в багаже следующего за мной клана, то получишь еще девять таких же.

Стражник подставил ладонь и поклонился.

— Если это действительно так, то мои глаза ничего не заметят, довольно ответил он.

— Прекрасно, ты не пожалеешь, — сказала Садира.

Она опустила монету в протянутую ладонь, и он дал знак своим товарищам пропустить колдунью. Въезжая в город, Садира почувствовала уверенность, что ей наконец-то удалось избавиться от эльфов и заняться своими собственными делами. Фенеон скорее удавится, чем заплатит девять серебряных монет в виде взятки, а не получив с него обещанных Садирой денег, стражник не пропустит ни его самого, ни его Бродяг Песков. Если Садире крупно повезет, эльфы вообще не попадут в город. Но в любом случае они задержатся у ворот достаточно долго, и у нее окажется довольно времени, чтобы успеть поместить канка в платный загон. Освободившись от него, она направится на поиски людей из Клана Невидимых. Связавшись с Кланом, она попросит подыскать ей подходящего проводника, знающего дорогу к башне Пристан.

Непосредственно за городскими воротами находился огромный внутренний двор, поразивший колдунью спертым воздухом и сильным зловонием. По его сторонам поднимались высокие остроконечные башни и мрачные порталы.

Повсюду виднелось множество дверей, ведущих в полуподвальные помещения.

Они напоминали входы в древние копи и рудники, как те, что на склонах пиков к западу от Тира. Все свободное пространство стен покрывали огромные барельефы, изображавшие лица, иногда отдаленно напоминавшие человеческие, а иногда смахивавшие на морды каких-то чудовищ.

По углам зданий возвышались гиганты с пустыми глазницами, на лицах которых было написано неодобрение. Там, где по всем канонам полагалось быть окнам, виднелись широко раскрытые, полные острых зубов то ли рты, то ли пасти. Колонны, вырезанные в виде огромных голов на длинных шеях, поддерживали балконы и выступы. Даже на их стенах были вырезаны пухлощекие, плотоядно улыбающиеся лица или контурные изображения чудовищ с торчащими изо рта длинными клыками.

Между непривычно высокими для Садиры зданиями виднелись узкие извилистые улочки, крытые сверху каменными плитами и напоминавшие темные туннели. Вереницы носильщиков торопливо двигались по двум из них, перенося тяжелый груз на склад какого-то крупного Торгового клана, расположенный в самом центре города.

Осмотревшись, Садира направила канка в самую широкую из улочек. Она ожидала, что крытая улочка встретит ее долгожданной прохладой и легким сквозняком. Но ее ожидания не оправдались. На самом деле воздух тут оказался душным и спертым, а легкий ветерок разносил лишь кислый запах отходов человеческой жизнедеятельности и зловоние, исходившее от плохо убранных загонов, в которых содержались животные и рептилии.

Колдунья приказала канку объехать нескольких местных жителей, и наконец канк нырнул в еще один внутренний двор, окруженный покрытыми барельефами башнями. Двери здесь были больше обычных. Садира направила канка к внешне неприметному входу в один из загонов. Она спешилась и повела скакуна к дверям загона, у которых ее встречал смотритель — пожилой лысый человек в замызганной набедренной повязке.

— Ты хочешь оставить у нас на время своего канка? — спросил он.

— Сколько ты берешь?

— Трехдневный пансион предоставляется за монетку с изображением царя, ответил смотритель, имея в виду керамические монеты, использовавшиеся большинством городов-государств в качестве валюты. — Его будут кормить раз в день вечером и поить раз в пять дней.

Садира удовлетворенно кивнула.

— Я заплачу, когда вернусь и увижу, что мой канк здоров, — сказала она.

Старик отрицательно покачал головой.

— У нас в Ниобенэе так не принято, — возразил он. — Ты платишь вперед, можешь это делать хоть каждый день, если тебя это устраивает, если же ты не приходишь до того, как кончится оставленный тобой аванс, канк переходит ко мне, и я продаю его, чтобы погасить твой долг.

Садира покопалась в кармане накидки и вытащила из него вторую серебряную монету.

— Ты можешь разменять ее и дать мне сдачу? — спросила она.

— Конечно могу, — с готовностью ответил старик.

Он выхватил у нее монету и повел внутрь. В подвале мрачного здания находилась мастерская, где работали рабы. Они занимались ремонтом паланкинов, седел, упряжи, повозок и даже огромных колес повозок-крепостей. Садира только мельком увидела помещение мастерской, так как смотритель поспешно вынул факел из специальной ниши в стене, зажег его и повел ее вверх по темному пандусу, спиралью поднимавшемуся внутри неосвещенного здания. Приторно-сладкий "аромат" экскрементов канков просто сшибал с ног, и Садире пришлось зажать нос, чтобы не задохнуться.

Вскоре они подошли к обширному темному помещению, где и находились загоны. Когда они проходили мимо очередного загона, находившийся в нем канк просовывал свои челюсти сквозь костяные перекладины и щелкал ими при виде новичка. Канк Садиры отвечал тем же, постоянно щелкая челюстями, пока они медленно поднимались по крутому пандусу.

Пройдя мимо нескольких десятков загонов, они нашли один с открытой дверью. Костяная решетка была поднята вверх с помощью веревки, пропущенной через деревянный блок и привязанной к костяной перекладине, вделанной в стену. Смотритель позволил канку Садиры пройти мимо пустого загона, затем остановился. Далее он заставил канка пятиться задом и зайти в загон, стоя прямо перед ним и постукивая по его правому усику-антенне.

Едва он оказался внутри, как начал возбужденно покачивать своими усиками-антеннами, не желая идти дальше.

— Давай, давай, глупый канк, — произнес смотритель.

Он поднял руку и сделал шаг в сторону канка. Садира успела заметить злобный блеск в глазах канка.

— Берегись! — закричала она и оттащила старика назад как раз вовремя, чтобы он избежал челюстей канка.

Канк кинулся вперед, но Садира быстро подошла к нему и схватила его за усики-антенны. Она резко дернула их за основание и потащила его обратно в загон.

— Когда я отпущу его, опускай дверь, — сказала она, глядя через плечо.

Смотритель, который, вытаращив глаза и открыв рот, смотрел на ее канка, никак не отреагировал на ее слова. — Делай, как тебе сказано!

Старик наконец вышел из транса и отвязал веревку.

— Я содержу свое заведение тридцать лет, но еще ни разу ни один из канков не щелкал на меня челюстями, — медленно проговорил он, опасливо поглядывая на канка. — Что с твоим канком?

— Сама не понимаю, — ответила Садира. — Однажды он уже вел себя подобным образом. Дело было не так давно. Но даже тогда он не вел себя так буйно.

Колдунья отпустила усики-антенны канка и рывком выскочила из загона, едва успев это сделать, прежде чем решетка с шумом упала вниз. Канк бросился на нее. Когда решетка не поддалась, он отошел в дальний конец загона и снова бросился на дверь. Свою атаку он повторял раз за разом на глазах ошеломленной Садиры.

— Я никогда не видел ничего подобного, — пробормотал старик смотритель, качая головой в полной растерянности. — Мне придется нанять эльфа для его осмотра.

— Для чего?

— Для осмотра. Может быть, он болен, — сказал старик, спускаясь вниз по пандусу. — Если это так, я буду вынужден уничтожить его, а потом сжечь останки, иначе болезнь может распространиться, и тогда все канки, находящиеся в загонах, могут погибнуть.

Садире его соображения сразу же показались подозрительными.

— Будет лучше, если мой канк окажется на своем месте, когда я вернусь, — предупредила колдунья.

— Не могу этого обещать, — ответил старик, не пожелав даже взглянуть на нее. — И к тому же у меня остается твоя серебряная монета. Тебе придется оплатить услуги эльфа.

— Нет! Мне этого не нужно! — запротестовала Садира.

— Это же твой канк, — возразил смотритель. — Поэтому будет справедливо, если ты заплатишь за него.

— А почем мне знать, что ты не собираешься присвоить себе серебро, продать канка и заявить потом, что он был болен? — закричала вконец вышедшая из себя Садира.

Старик остановился и указал вверх, в ту сторону, откуда они пришли.

— Тебе не надо ничего знать. Послушай, — ответил он. Звуки мощных ударов ее канка в дверь были слышны во всех концах помещения. — Я могу вернуть тебе монету обратно, но тогда тебе придется забрать канка. Неужели ты думаешь, что любой другой смотритель запросит с тебя меньше?

— Думаю, что нет, — произнесла колдунья, размышляя про себя о том, где ей найти денег на питание, чтобы не умереть с голоду, пока она не установит контакт с людьми из Клана Невидимых, или на покупку канка.

Старик продолжал спуск вниз по пандусу.

— Не беспокойся, — произнес он. — Я не стану убивать твоего канка до тех пор, пока не буду вынужден сделать это. В любом случае я постараюсь пригласить эльфа осмотреть его за самую минимальную плату.

Когда они добрались до нижнего этажа, смотритель направился в мастерскую, а Садира — во двор.

Решив проверить, как сработал ее план отделаться от эльфов из клана Бродяг Песков, Садира отправилась по крытой улочке в обратную сторону.

Немного не доходя до ее конца, она остановилась и, прислонившись к стене, стала внимательно наблюдать за тем, что происходит у городских ворот. Как раз в этот момент к воротам подъехал ее отец, а почти тут же прибыли и остальные. Она увидела, как Фенеон подошел к полуэльфу с резкими чертами лица, которому она отдала серебряную монету. Он тепло улыбнулся стражнику и что-то ему сказал. Тот тоже улыбнулся и протянул руку.

Фенеон остолбенел. Злобно посмотрев на полуэльфа, он отшвырнул его со своего пути с такой силой, что тот потерял равновесие и отлетел в сторону, с трудом удержавшись на ногах. Увидев это, два его вооруженных товарища подняли тревогу и наставили копья на нарушителя порядка. Но Фенеон молниеносным движением вырвал копья у них из рук и, не обращая внимания на их крики, прошел мимо них во внутренний двор.

— Лорели! — громко закричал он, сердито вглядываясь в мрачные портики, окружавшие его.

Тем временем из сторожевых башен начали выскакивать вооруженные стражи, услышавшие крики подвергшихся нападению товарищей.

Садира довольно засмеялась и повернула обратно. Пора было заняться собственными делами.

 

Глава 8

НАСЛЕДНЫЙ ПРИНЦ ДЖОДЖЕКТ

В помещении царила кромешная тьма. Она была настолько густой и плотной, что, казалось, может осесть на панцирь канка подобно копоти. В непроглядной тьме слабые глаза канка не могли разглядеть даже то, что находилось у него перед носом, — землю. Чтобы быть в курсе того, что происходит в помещении, Титхиан был вынужден полностью полагаться на другие чувства гигантского насекомого. Это была очень сложная задача для царя, который мог рассчитывать в основном только на зрительное восприятие.

Тем не менее Титхиан чувствовал легкий запах плесени, исходивший от усиков-антенн канка, и какой-то странный, похожий на мускусный запах, который испугал канка. Присмотревшись, Титхиан увидел, что канк сжимает в своих могучих челюстях смотрителя. От старика пахло потом и кровью, и он часто и натужно дышал.

Из дальнего конца помещения донесся стук двух дюжин палкообразных ног, который постепенно приближался, отдаваясь в похожих на барабаны слуховых органах канка неприятной дрожью. Вскоре стук многочисленных ног послышался уже в непосредственной близости от схваченного канком смотрителя и почти тут же прекратился. Затем в другом конце похожего на пещеру помещения появился новый источник шума. Титхиану показалось, что оттуда кто-то направляется к канку. Этот кто-то двигался гораздо медленнее, размереннее и почти бесшумно. Казалось, его ноги едва касались грязного и скользкого пола.

Когда незнакомец подошел вплотную к смотрителю, в непроницаемом мраке неожиданно зажглась пара луковицеобразных глаз. Глазное яблоко каждого из них было золотистого цвета, а зрачок — таким же черным и блестящим, как обсидиан. Больше Титхиану ничего не удалось рассмотреть, так как свет, излучаемый глазным яблоком, был слишком слабым, чтобы осветить хотя бы часть лица.

— Заставь канка говорить, — раздался мужской голос, такой же спокойный и ровный, как прохладное дыхание ночи.

— Канк не говорит громко, могущественный царь, — с трудом проговорил смотритель, ребра которого были сжаты челюстями скакуна. — Он говорит со мной, и я повторяю его слова.

Цвет светящихся глаз изменился на ярко-красный, но их обладатель не произнес ни слова. Зато с того места, откуда в последний раз слышался стук многочисленных ног, раздался грубоватый, скрипучий голос.

— Если ты явился сюда для того, чтобы обмануть моего отца с помощью своей софистики, ты умрешь медленной и мучительной смертью.

Говоривший оставался невидимым в темноте.

Смотритель задрожал всем телом.

— Великий принц, я всего лишь пленник, — пробормотал он. — Вскоре после того, как мне оставили этого канка, он неожиданно рухнул на пол и притворился мертвым. Когда же я открыл загон, чтобы избавиться от него, он вскочил на ноги, прыгнул мимо двух моих помощников и схватил меня. Потом я услышал в голове какой-то мужской голос, требовавший от меня, чтобы я показал ему дорогу к твоему дворцу. Если ты милостиво позволишь мне, я смогу доказать, что все сказанное мною — чистая правда.

Смотритель произнес свою речь четко и уверенно, так как до этого он уже излагал свою историю страже, ее начальнику и женщине с обнаженной грудью, которую все называли Хозяйкой Южных ворот. Для того чтобы по очереди убедить их передать его нижайшую просьбу царю о предоставлении ему личной аудиенции, каждый раз смотрителю приходилось просить их дать команду канку выполнить то, что они желали. Титхиану пришлось потрудиться, чтобы заставить насекомое выполнять необходимые действия.

К несчастью, все застопорилось, когда дело дошло до некоей обнаженной матроны, которая называла себя Самой Главной Наложницей дворцовых покоев.

Чтобы убедить ее, Титхиану пришлось вступить с ней в непосредственный мысленный контакт, подобный контакту со смотрителем. Напряжение при этом было настолько велико, что, когда царь прервал наконец контакт с ней, он почувствовал себя совершенно измочаленным. Это объяснялось тем, что использование Пути на таком расстоянии было в высшей степени сложным и утомительным делом.

Видя, что ни царь, ни принц никак не отреагировали на данное им объяснение, смотритель взглянул прямо в золотистые глаза.

— Дай команду канку выполнить то, что ты соизволишь приказать, униженно попросил он. — Ты сразу увидишь, что он и на самом деле понятлив и смышлен.

— Я знаю лучший способ проверить, не лжешь ли ты, — раздался голос царя из темноты.

Он прошел мимо смотрителя и остановился прямо у головы канка. Затем наклонился к нему так близко, что усики-антенны гигантского насекомого зашевелились от его дыхания. Светящиеся золотистым светом глаза царя уставились прямо в глаза канка, на секунду ослепив Титхиана своим блеском.

Несколько мгновений свет то мерцал, то мигал, принимая самые разнообразные формы, пока царь с помощью Пути проникал в разум канка.

Когда блеск постепенно исчез, Титхиан обнаружил, что его внимание сосредоточено на массе покрытой слизью плоти, имевшей форму слезинки и обтянутой складками кожи. Он понял, что видит перед собой тело неведомого ему существа, с парой толстых рук, оканчивающихся крючкообразными пальцами. Только голова существа хотя и отдаленно, но напоминала человеческую. Тяжелая золотая корона плотно сидела на его костистой голове. У него были широкий нос с раздувающимися ноздрями и мясистые губы, которые не закрывали изогнутые клыки, торчавшие из верхней челюсти. Его желтые луковицеобразные глаза были похожи на те, к которым обращался в темноте смотритель, как к царю-колдуну Ниобенэя.

Существо передвигалось с поразительной быстротой на шести кривых ногах по волнистой поверхности мозга в голове канка. Оно остановилось у подножия холма и опустилось на задние ноги, ожидая, видимо, какую-нибудь неосторожную мысль, которая окажется в пределах досягаемости.

Решив, что наконец настал момент показаться ему самому, Титхиан представил себя поднимающимся из песка. Существо заметило его, но осталось сидеть неподвижно, не выказывая ни страха, ни любопытства при виде появившегося царя. Сначала показалась его золотая корона, затем длинная косичка рыжеватых волос, за которой последовало его лицо с крючковатым носом, и наконец глазам существа предстало худощавое тело царя.

— Кто ты? — спросило существо, подозрительно глядя на него и раздувая ноздри.

— Царь Тира, — ответил Титхиан, прикладывая немалые усилия, чтобы его не затянуло обратно. — А ты, следовательно, царь Ниобенэя?

Существо ничего не ответило Титхиану. Вместо ответа оно покровительственно спросило:

— Ты хочешь говорить со мной, узурпатор?

Лицо Титхиана покрылось пятнами гнева, когда он услышал явственно прозвучавшие в словах собеседника нотки пренебрежения.

— Мы должны обсудить одно дело, касающееся наших городов, — ответил он.

— Я сам буду судить о том, что касается Ниобенэя, а что — нет, неприязненно произнес царь-колдун.

— Конечно, конечно, — поспешно согласился Титхиан. — Но я уверен, что тебя это заинтересует. Слышал ли ты когда-нибудь о башне Пристан?

Глаза царя-колдуна поменяли свой цвет и из желтых стали ярко-красными.

Он сделал резкое движение вперед, слегка подняв свои массивные руки.

— Что тебе известно о башне Пристан? — спросил он.

— Достаточно, чтобы понять, как Дракону не понравится, если кое-кто захочет посетить его, — спокойно ответил царь Тира.

— Тот, кто совершит такой глупый поступок, быстро пожалеет об этом. Он долго не проживет, — согласился царь-колдун.

— Но тут дело в другом, — поправил его Титхиан. — Я имею в виду могущественную колдунью, которая несколько лет назад принимала участие в убийстве царя Калака. Она сможет уцелеть.

— Садира из Тира? — злобно прошипело существо.

— Ты знаешь ее? — удивленно спросил Титхиан.

— Я слышал о ней, — ответил царь-колдун. — Даже если бы мои лазутчики подробно не информировали меня о событиях, происходящих в Тире, бродячие певцы сделали ее имя известным среди всех моих рабов. — Он задумался на секунду. — Ты должен немедленно прикончить ее.

Отметив про себя, что властитель Ниобенэя даже не поинтересовался, почему Садира собирается посетить башню, Титхиан спросил:

— Что она может найти в башне Пристан?

— По всей вероятности, смерть или кое-что пострашнее смерти, — ответил царь Ниобенэя. — Но если ей удастся уцелеть, она сможет найти то, что ищет. — Он с недоверием посмотрел на Титхиана, затем спросил:

— Она пытается отыскать способ избежать уплаты причитающегося Дракону налога с Тира, не так ли?

— Да, — ответил Титхиан.

— Тогда ты должен сделать все, чтобы она не сумела добраться до своей цели, — сказало существо. — Если она бросит вызов Дракону, он обратит свой гнев на Тир. В результате уменьшится число городов, уплачивающих ему налог, и он разложит недостающее число на все остальные города.

— Зачем Дракону такое большое количество рабов? — задал очередной вопрос Титхиан, преисполненный решимости извлечь максимум сведений из разговора, становившегося для него все интереснее.

— Не мне отвечать на этот вопрос, и не тебе задавать его, — поставил его на место царь Ниобенэя. — Не советую тебе совать нос не в свои дела.

Если ты будешь интересоваться подобными вещами, твое правление окажется весьма непродолжительным. Никогда не забывай о моем предупреждении. — Он указал массивной рукой на Титхиана. — А колдунью ты должен убить немедленно.

Поняв, что он узнал от своего собеседника все, что необходимо, Титхиан пояснил:

— Если бы Садира находилась в Тире, я бы давным-давно расправился с ней. Но, к сожалению, в данный момент она находится в Ниобенэе.

Царь-колдун задумался на мгновение, затем ответил:

— В таком случае мой сын займется ею и проследит за тем, чтобы она никогда не смогла покинуть наш город. Но я потребую дорогую цену за свои услуги.

На этом он закончил свою аудиенцию, и в темноте замерцал его силуэт.

***

Садира никогда прежде не видела никого, подобного человеко-зверю, показавшемуся на площади. По-видимому, он был наполовину человек, наполовину силоп. Ниже колен существо напоминало огромную многоножку с плоским телом, разделенным на двенадцать сегментов. Каждый из них поддерживался парой тонких ног, заканчивавшихся крючковатыми пальцами.

Выше колен существо отдаленно напоминало человека. Его туловище было затянуто в шелковое платье, черная шапочка прикрывала его бритую голову. У него были маленькие уши, расположенные у основания челюсти, луковицеобразные глаза, напоминавшие глаза силопов, и морда с широким носом и огромными ноздрями, которые раздувались каждый раз, когда он делал вдох.

Садира нырнула в душную темноту ближайшей улочки в надежде, что человек-силоп пройдет мимо. У нее не было каких-то особых причин скрываться от него, но ей казалось благоразумным держаться подальше от любых чиновников царя-колдуна, а человек-силоп явно принадлежал к их числу. Перед ним шли два великана в шелковых набедренных повязках. В руках у них были огромные дубинки из голубой древесины агафари. Сзади него шла пара обнаженных по пояс ниобенэйских жриц. На каждой из них были ожерелья из разноцветных бус и желтые юбки с широкими поясами, украшенными драгоценными камнями.

Когда чиновник проходил мимо того места, где спряталась Садира, взгляд его черных глаз обратился в ее сторону, и ей показалось, что он задержался именно на том месте, где она стояла. Колдунья замерла. Даже взгляд эльфа не смог бы проникнуть сквозь мрак, царивший в улочке, если бы он смотрел на нее с места, освещенного ярким солнечным светом. Но Садира не была так же уверена относительно других чувств человеко-зверя. Судя по его крупной морде и раздувающимся ноздрям, он мог учуять ее, несмотря на то что ее запах терялся в сотнях всевозможных запахов, доносившихся из грязной улочки.

После бесконечных секунд ожидания чиновник продолжил свой путь. Садира вздохнула с облегчением, но не сдвинулась с места. Она не собиралась покидать своего убежища до тех пор, пока процессия не скроется из виду.

Колдунья провела прохладную ночь на переполненных улицах города вместе с бродягами, проститутками и другими бездельниками, а перед рассветом отправилась на Рынок Эльфов. Она уже давно поняла, что именно в этом пользующемся дурной славой квартале у нее будет больше шансов вступить в контакт с людьми из Клана Невидимых. Ведь именно здесь колдуны и волшебники покупали все необходимое для своей официально запрещенной деятельности: змеиные языки, жуков-светляков, истолченную кору горного ильма, железный порошок и другие колдовские принадлежности. В Ниобенэе, как и в большинстве атхасских городов, цари-колдуны ревниво берегли свое право на использование колдовства, сохраняя для себя драгоценную энергию растений. Поэтому волшебные компоненты приходилось ввозить в город контрабандным путем и продавать нелегально. Со временем в городе образовалась целая организация, состоявшая из поставщиков-контрабандистов, перекупщиков и торговцев. Эта отрасль торговли соответствовала характеру эльфов, что и позволило им занять в ней господствующее положение, другими словами, стать монополистами. К сожалению, Садире не удалось обнаружить здесь ни одного колдуна, и перед ней встал вопрос о том, что же делать дальше. После долгих размышлений и осторожных расспросов она решила попытать счастья на Площади Мудрецов. До нее дошли слухи, что там иногда появляются колдуны, чтобы послушать речи мудрых людей.

Когда человеко-зверь и его свита скрылись из виду, Садира осторожно покинула улочку и направилась к Площади Мудрецов, которая встретила ее приятной прохладой. На площади находились крупнейшие лавки города со своими складами, но все эти внушительных размеров здания можно было рассмотреть лишь с трудом из-за многочисленных деревьев агафари с голубой корой. Более пятидесяти могучих деревьев, отличавшихся исключительно твердой древесиной, росло на площади, образуя своего рода парк. Деревья агафари никогда не считались очень уж высокими, их высота редко превышала двадцати пяти — тридцати метров. Кора их могучих стволов была изрезана множеством трещин. При виде их у Садиры создалось впечатление, что возраст этих деревьев просто не поддается подсчету. На высоте около тридцати метров их ветви расходились во все стороны, образуя гигантские зонтики, прикрывавшие всю площадь своего рода балдахином бирюзовых листьев, имевших форму сердца.

Восхищаясь красотой деревьев, Садира пробиралась среди них, зорко оглядываясь по сторонам. Вскоре она нашла то, что искала. Ей попалась на глаза небольшая толпа, собравшаяся вокруг двух старцев, сидевших на искривленных корнях одного из деревьев. На обоих были лишь набедренные повязки из волокон конопли. Оба казались неправдоподобно худыми, кожа да кости: изможденные лица и тонкие руки и ноги, похожие на палочки, обтянутые сморщенной кожей.

— Только пустая, лишенная мыслей голова может помочь вам найти свое истинное "я", — заявил один из мудрецов. Несмотря на свой преклонный возраст, пластикой движений он напоминал эльфа. — Заглядывать в голову, полную мыслей, — это то же самое, что вглядываться в свое отражение на покрытой рябью поверхности водоема в оазисе. Вы можете видеть лицо, но принимать его за одну из лун.

После небольшого молчания второй мудрец сформулировал свой ответ на такой постулат и произнес:

— Сердце играет гораздо более важную роль, чем разум. Если оно чисто, то и мысли будут чистыми. И тогда не будет нужды очищать ум от мыслей.

Садира провела рукой сверху вниз по губам и подбородку, как будто размышляя над словами мудреца. Если среди присутствовавших находились члены Клана Невидимых, они непременно поймут по ее жесту, что она просит встречи с ними. Рано или поздно кто-нибудь обязательно откликнется и подойдет к ней, чтобы выяснить, чего она хочет.

Еще несколько минут Садира с притворным вниманием следила за спором двух мудрецов, затем решила повторить попытку. На этот раз она сделала вид, что у нее чешется нос, после чего сразу же ушла. Когда она немного отошла от группы слушателей, на нее как бы случайно налетел худой юноша, одетый в сарами зеленого цвета из волокон конопли.

— Я думал, ты никогда не уйдешь, — произнес он, кланяясь ей и проводя рукой по губам.

Он был на целую голову ниже девушки-полуэльфа. У него было приятное мальчишеское лицо, добрые карие глаза, кожа цвета меди, а над верхней губой была заметна редкая щеточка усов. Юноша взял Садиру за руку и повел ее в сторону небольшого фонтана, находившегося в самом центре парка.

Фонтан представлял собой каменное изображение богомола, изо рта которого била струйка воды.

— Что тебе нужно? — спросил юноша.

— Мне нужна помощь, — ответила Садира, сразу переходя к сути дела. У нее было очень мало времени. По законам конспирации, чем меньше времени они проведут вместе, тем меньше шансов, что их сумеют засечь, и, следовательно, их встреча будет менее опасной для обоих. — Я ищу одно место. Оно называется башня Пристан и находится где-то в пустыне, к востоку от города. Мне нужна пища, деньги, желательно серебро. И мне понадобится проводник.

— Ты просишь слишком многого, — внимательно выслушав ее, заметил юноша.

— Но это надо ради справедливого дела, — ответила Садира. — Эта башня хранит секрет рождения Дракона. Я надеюсь раскрыть его.

— Для чего? — спросил он.

— Дракон потребовал тысячу человеческих жизней от города Тира. Я пытаюсь спасти несчастных. Возможно, мне удастся спасти и гораздо больше жизней, ведь Дракон может посетить и Ниобенэй, и многие другие города Атхаса, — пояснила она.

Юноша стал внимательно разглядывать Садиру. По его лицу было видно, что он обдумывает ее слова. Наконец он проговорил:

— Если это действительно твоя цель, то я боюсь, что ты уже опоздала. По крайней мере в этом году у тебя больше не будет шансов на успех.

— Что ты имеешь в виду? — обеспокоенно спросила Садира.

— Раз в год царь посылает своего сына в пустыню во главе каравана из тысячи рабов, — ответил юноша. — Принц и его эскорт вернулись из своей последней экспедиции в пустыню лишь несколько дней назад. И вернулись, как всегда, без рабов.

— Он доставил рабов Дракону? — спросила она.

— Мы не знаем, — ответил юноша. Он пожал плечами и повел ее дальше между деревьев. — Наши лазутчики никогда не возвращались из этих экспедиций. Твое предположение выглядит таким же правдоподобным, как и любое другое.

— У меня совсем мало времени. Скоро Дракон нагрянет в Тир, — озабоченно сказала Садира.

— Ну, немного времени у тебя все-таки есть. Возможно, четыре недели, согласился юноша. — Гулг лежит на пути к Тиру. Поэтому Дракон непременно остановится там. Нельзя исключать и той возможности, что он направится сначала на север, в Урик, или к югу, в Балик, прежде чем повернуть к Тиру…

— Я сомневаюсь в этом, — возразила она. — В свете того, что ты рассказал, ваша помощь становится еще более необходимой. Так могу я рассчитывать на нее?

— Решение принимаю не я, — ответил юноша, поворачиваясь, чтобы уйти. Но я могу тебе сказать только то, что, если мой наставник поверит тебе, ты получишь всю необходимую помощь.

Садира остановила его, схватив за плечо.

— Тогда обязательно передай ему, что его помощи просит Садира из Тира, — попросила она.

Юноша при ее словах вытаращил глаза от изумления.

— Садира? — ахнул он. — Та самая, которая…

— Да, та самая, — ответила она, перебивая юношу. — И я очень нуждаюсь в вашей помощи.

Юноша низко поклонился.

— Я слышал, как бродячие музыканты воспевали твои подвиги и твою красоту, но мне никогда не пришло бы в голову, что мне выпадет счастье встретиться с тобой, — восхищенно воскликнул он. — Могу поклясться, что ты получишь все, в чем нуждаешься.

Садира даже покраснела от удовольствия, услышав его слова, в которых звучало откровенное обожание.

— Пожалуйста, поторопись, — еще раз попросила она. — Где и когда я встречусь с тобой?

— Зови меня Ракха. Мы встретимся…

Он вдруг замолчал, увидев, что толпа неожиданно расступилась, пропуская двух великанов. За ними следовал человеко-зверь, от которого Садира пряталась в темной улочке. Луковицеобразные глаза чудовища сразу же начали оглядывать всех, кто находился на площади.

Ракха испуганно прошептал:

— Принц Джоджект!

Садира незаметно взяла Ракху под руку, притягивая его к себе и ласкаясь к нему. Пораженный юноша споткнулся и едва не упал, но Садира поддержала его. Поглаживая своим длинным пальцем у него под подбородком, она ему обольстительно улыбнулась.

— Расслабься, мой дорогой мальчик. Скоро ты познакомишься с тридцатью шестью позициями любви, — нежно проворковала она.

— Я познакомлюсь?

Тем временем Джоджект заметил подозрительную парочку и мгновенно остановился. Он не сводил взгляда с янтарных волос колдуньи. Подумав секунду-другую, принц решительно направился к ней. Сердце Садиры бешено забилось. Она сразу поняла, что принц кого-то ищет, и теперь у нее больше не оставалось сомнений в том, что этим "кем-то" была она.

Колдунья выпустила руку Ракхи и оттолкнула его от себя.

— Извини, малыш, — заметно волнуясь, произнесла она, одаряя принца поистине развратной улыбкой. — Кажется, мне подвернулся кошелек потолще твоего.

Не имея времени посмотреть, как поступит Ракха, Садира двинулась навстречу принцу, отчаянно покачивая бедрами.

— Увидел что-то, заслуживающее интереса, о могущественный? — спросила она, соблазнительно улыбаясь.

Грозно посмотрев на нее, великаны встали между ней и своим повелителем.

Царские жрицы вышли вперед, чтобы попытаться схватить Ракху, но неожиданный маневр Садиры выиграл для него несколько драгоценных секунд, время, с точки зрения самой Садиры, вполне достаточное, чтобы скрыться среди деревьев.

Когда жрицы проскочили мимо нее, Садира с вызывающим видом разглядывала дряблое тело ближайшего к ней великана. Борясь с соблазном оглянуться назад и посмотреть, как обстоят дела у Ракхи, она положила руку на бедро великана поближе к паху и перевела взгляд на Джоджекта.

Несколько долгих мгновений принц внимательно изучал ее, не сводя ни на секунду взгляда с ее лица. Привыкнув к самым разнообразным взглядам со стороны мужчин, колдунья вела себя совершенно естественно, продолжая все это время соблазнительно улыбаться.

— Так как же? — с невинным видом поинтересовалась она.

— Откуда ты? — резко спросил принц. Садира обратила внимание на то, что, когда он говорит и его полные губы приходят в движение, обнажаются тонкие костяные пластины, заменяющие ему зубы.

— Из Тира, — честно ответила Садира, полагая, что акцент уже, вероятно, выдал ее.

— Как ты сюда добралась?

— С караваном, доставившим железо, — ответила колдунья, вызывающе проводя рукой по бедру. — Я честно отработала свой проезд. Старшина остался очень доволен.

— Нисколько не сомневаюсь, — усмехнулся принц, не сводя с нее пристального взгляда. По его лицу было невозможно определить, находит ли он ее привлекательной или соблазнительной. Наконец он произнес:

— Ты пойдешь со мной… Садира из Тира.

Ее собственное имя подействовало на колдунью, как удар боевого молота.

Она сразу же начала прикидывать, откуда принцу стало известно, кто она такая. Садира была уверена, что он не использовал Путь, чтобы воздействовать на ее мозг. Давным-давно она научилась распознавать воздействие Пути. Кроме того, казалось, принц и его люди разыскивали ее с того самого момента, как она появилась на площади, а это могло означать только одно: ее предали. Это могли оказаться эльфы из клана Бродяг Песков, но здесь было одно маленькое "но": у Садиры не было никаких оснований полагать, что эльфы знали или догадывались, кто она такая на самом деле.

Но сейчас было не время заниматься подобными размышлениями. Стараясь не обращать внимания на подступающий страх, Садира спросила:

— А куда мы идем?

Она не отрицала того, что ее зовут Садира, но и не подтверждала этого, так как хорошо знала, что даже если принц и не знает точно, кто она такая на самом деле, он все равно будет настаивать на том, чтобы ее допросили.

— В Запретный дворец, — ответил принц, делая знак одному из великанов выйти вперед. — Ты пойдешь за Гурусом.

Колдунья повиновалась. Она не сомневалась, что Джоджект принял соответствующие меры, чтобы она не смогла скрыться. Поэтому ей имело смысл экономить силы до того момента, когда у нее появится надежда поймать его врасплох.

Вскоре вернулись жрицы, преследовавшие Ракху. Между ними шел испуганный юноша возраста Ракхи, одетый в точно такое же, как у того, сарами зеленого цвета из волокон конопли. Юноша бросился к ногам Садиры.

— Скажи им, что это не я был с тобой! — умолял он колдунью.

Колдунья взглянула через плечо на принца, решив воспользоваться возникшей суматохой и начать потихоньку собирать необходимую для колдовства энергию. Однако появление невинного молодого человека не смогло отвлечь внимание принца. Садира все время ощущала на себе его тяжелый взгляд. С его толстых губ не сходила снисходительная усмешка.

Жрицы подскочили к юноше и, схватив его за плечи, рывком подняли на ноги. Не отводя глаз от Садиры, он все повторял:

— Пожалуйста, скажи им, что ты не знаешь меня!

Садира отвернулась от него со словами:

— Они все равно не поверят.

Хотя Садира подозревала, что была недалека от истины, она все же ощутила угрызения совести. Поступив так, как ее просил незнакомый юноша, она могла надеяться, что у нее появится крошечный шанс помочь ему. К сожалению, если жрицы поймут, что они схватили совсем другого человека, они, по всей видимости, возобновят поиски Ракхи. Садира никак не могла позволить этого, так как иначе поставила бы под угрозу местную организацию Клана Невидимых. Она постарается спасти юношу позже, а сейчас надо дать возможность Ракхе благополучно скрыться.

Но, как выяснилось, Джоджект не собирался предоставлять ей этот шанс.

— Мы вполне обойдемся и без юноши, — неожиданно сказал он.

Одна из жриц вытащила кинжал из ножен, висевших на поясе, и замахнулась для удара.

— Не надо! — закричала Садира, оборачиваясь к Джоджекту.

Принц сделал знак жрице подождать.

— Очевидно, мальчишка не имеет отношения к Клану Невидимых, иначе он никогда не позволил бы захватить себя живым, — сказал он. — Назови мне какую-либо другую причину, по которой я должен сохранить ему жизнь.

— А разве у тебя есть причина отнять ее?

Слегка улыбнувшись, принц невозмутимо ответил:

— А мне и не требуется причина.

Он кивнул жрице, давая разрешение на совершение казни.

Будучи абсолютно уверенной в том, что Джоджект ожидал нападения с ее стороны и принял необходимые меры предосторожности, колдунья решила, что наступил момент, когда ей следует приступить к накоплению энергии для колдовства. Но не успела она незаметно повернуть руку ладонью вниз, как на площади послышалось оглушительное шипение, эхом отразившееся от окружающих ее домов. Мгновение спустя раздался душераздирающий крик, и жрица, которая должна была привести приговор принца в исполнение, рухнула мертвой на землю. Ее спина была покрыта дымящейся слизью, которая уже успела прожечь в ней несколько дыр, сквозь которые виднелись ребра.

Принц поднял руку и указал на противоположный край площади, где он заметил Ракху, выглядывавшего из-за массивного ствола дерева агафари.

— Вот он, тот, который нам нужен, — закричал Джоджект. — За ним!

Вторая жрица и оба великана опрометью кинулись выполнять приказ своего повелителя, отбрасывая в стороны попадавшихся им на пути удивленных горожан. В поднявшейся суматохе исчез не только Ракха, но и потрясенный тем, что произошло, юноша, которого приняли за молодого колдуна.

Видя, что пришло время и ей самой позаботиться о своей безопасности, Садира начала собирать энергию для колдовства. Но тут по булыжнику застучали когти принца, и он мгновенно оказался рядом с ней.

— Не делай этого, — посоветовал он. Его толстые губы раздвинулись, обнажая заменявшие зубы костяные пластинки, с которых капал яд. — Прежде чем ты умрешь, мой отец хочет узнать, откуда тебе стало известно о башне Пристан.

— Так ты знаешь, куда я направляюсь? — в ужасе ахнула Садира. Несмотря на потрясение, которое она испытала, услышав слова принца, колдунья продолжала накапливать энергию и начала ощущать теперь уже привычное для себя покалывание во всем теле.

— Нас предупредили, — злобно произнес Джоджект. Он попытался схватить колдунью, одновременно наклоняясь к ней, чтобы укусить в шею.

Колдунья отпрянула назад. Едва она успела это сделать, как одну из темных крытых улочек, выходивших на площадь, осветила ослепительная вспышка и оттуда вылетел яркий огненный шар.

Шар ударил прямо принцу в висок, вызвав целый сноп разноцветных искр.

От такого прямого попадания даже голова великана в один миг превратилась бы в кучку обуглившихся костей. Принц же нисколько не пострадал. На его виске не появилось даже следов ожога. Он лишь потряс головой, как будто свет на мгновение ослепил его, затем с ненавистью посмотрел в сторону улочки, из которой был запущен волшебный метательный снаряд.

Нападение ошеломило Садиру намного больше, чем Джоджекта. Не было ничего необычного в том, что еще один член Клана Невидимых тайно наблюдал за ее встречей с Ракхой, но колдунья никак не могла поверить в то, что невидимый ее глазу колдун появился так скоро, чтобы защитить ее. В Тире Клан никогда не предоставлял чужестранцам такого рода защиту.

Тем не менее Садира решила воспользоваться плодами усилий храброго ниобенэйца. Из того, что в результате нападения, произведенного на него с помощью колдовства, принц нисколько не пострадал, не получив при этом ни малейших повреждений, следовало, что и ее, Садиры, попытка проделать то же самое будет обречена на провал. Поэтому ей следовало попробовать каким-либо образом задержать его достаточно долго, чтобы скрыться самой и дать возможность спастись своему спасителю.

Джоджект схватил девушку за руку и потащил в сторону темной улочки, из которой вылетел огненный шар.

— Ты дорого заплатишь за свою наглость! — закричал он.

Садира выдернула нить из своей накидки и положила ее поперек его руки, одновременно произнося заклинание. Нить начала сама собой удлиняться, обвиваясь многие сотни раз вокруг тела принца. В течение нескольких мгновений он оказался плотно спеленутым с головы до ног.

Колдунья вырвала руку и бросилась бежать в сторону улочки, в которой укрывался ее спаситель. Ей оставалось пробежать всего несколько метров, когда сзади послышался голос Джоджекта:

— Неужели ты и в самом деле надеешься скрыться и покинуть Ниобенэй, когда именно мне поручено схватить тебя?

Садира испуганно оглянулась. Принц был все еще плотно спеленут, но он уже успел свернуться в клубок и теперь яростно разрывал острыми когтями крючковатых пальцев своих многочисленных ног нити волшебной сети, опутавшей его. Нити, которые никак не должны были быть разорваны или разрезаны раньше, чем через час-полтора.

— Клянусь Ралом! — в ужасе пробормотала колдунья. — Неужели не существует заклинания, с помощью которого можно было бы остановить тебя?

 

Глава 9

КВАРТАЛ УЛИЧНЫХ ПЕВЦОВ И МУЗЫКАНТОВ

Садира добежала до крытой улочки и скрылась в тени, оставив Джоджекта на площади. Отойдя от площади метров на пятьдесят, она остановилась и позвала, обращаясь к своему невидимому в темноте спасителю:

— Я обязана тебе жизнью. Где ты сейчас? Покажись!

Ответом ей было молчание. Позади нее раздался негромкий стук. Колдунья быстро оглянулась и увидела, что Джоджект уже освободил руки и теперь срывает волшебную нить со своего тела, как будто это обычная бечевка. Нос принца повернулся в ее сторону, ноздри его раздувались. Было ясно, что он пытается учуять ее запах.

Колдунья сделала еще несколько шагов вперед.

— Эй, где ты там? — вновь позвала она, обращаясь в темноту.

Когда единственным ответом ей явился отдаленный топот бегущих ног, Садира решила не тратить больше драгоценное время на поиски своего спасителя. Она рванулась вперед, не ожидая даже того момента, когда ее глаза привыкнут к темноте и она сможет использовать свое специфическое зрение. Сделав несколько десятков шагов, она добежала до угла и увидела свет, струившийся откуда-то справа.

Не останавливаясь, Садира завернула за угол и в растерянности почувствовала, как чья-то огромная узловатая рука крепко обняла ее за талию. От стены улочки отделилась знакомая фигура, силуэт которой был хорошо виден на фоне конца туннеля. Он показался ей очень знакомым.

— Магнус! — ахнула Садира. — Откуда ты взялся?

— Я не собираюсь причинить тебе вреда, — услышала она ответ Певца Ветров.

От противоположной стены отделилась еще одна фигура, более высокая и стройная.

— Ты стоила Фенеону массу серебра, и он хочет получить его обратно, послышался голос Раин, угрожающе размахивающей кинжалом. — Он послал весь клан на поиски тебя.

Садира с опаской посмотрела назад, в сторону Площади Мудрецов. Она, естественно, ничего не могла рассмотреть в кромешном мраке, и это заставляло ее нервничать еще больше. У нее не было и тени сомнения в том, что, как только Джоджект освободится, он не замедлит вновь заняться ею.

— Фенеон не сможет получить назад свои деньги, особенно если нам не удастся выбраться отсюда, — ответила колдунья.

Садира рванулась вперед, но Магнус легко остановил ее, а Раин тут же приставила кинжал к ее горлу.

— Ты останешься здесь до тех пор, пока мы не заключим соглашение, твердо сказала она.

— Ты ничего не понимаешь! — горячо возразила Садира. — Принц Джоджект будет…

— Я знаю все о принце Джоджекте, — прервала ее Раин. — Как ты думаешь, кто спас тебя от него?

— Ты? — ахнула Садира.

Раин кивнула.

— Может быть, мои заклинания и не столь могущественны, как твои, но они меня не подводят, — пояснила она. — И теперь, как ты только что справедливо заметила, ты обязана мне жизнью. Я готова договориться с тобой о встречной услуге, которая будет стоить намного меньше.

— И что бы ты хотела? — механически спросила Садира. Думала она совсем о другом.

— Ты не помнишь один наш с тобой разговор, который произошел в тот день, когда мы ворвались в оазис "Серебряный источник"?

— Хорошо помню. Речь тогда шла о замене Фенеона на посту вождя клана, ответила Садира.

Раин утвердительно кивнула.

— Так ты поможешь мне или предпочтешь вернуться к принцу? Отвечай сразу, я не думаю, что у тебя есть время на размышления.

— Я вижу, что у меня нет выбора. Поэтому вынуждена согласиться на твое предложение, — сразу же ответила Садира. — Но только при одном условии. Вы будете охранять меня от Джоджекта, пока я не смогу закончить все свои дела.

Раин продолжала держать кинжал у горла Садиры.

— А ты не передумаешь, ведь Фенеон — твой отец? — недоверчиво спросила она.

— Откуда ты знаешь? — удивленно переспросила Садира.

Раин взглянула на Магнуса, огромные уши которого двигались взад и вперед.

— Оттуда же, откуда мы раньше узнали о том, почему ты так стремишься попасть в башню Пристан, — ответил Певец Ветров. — Так ты сделаешь то, о чем просит Раин?

— В моих жилах течет кровь Фенеона, но он не является моим отцом, решительно сказала Садира. — Я помогу вам, если Джоджект раньше не убьет нас всех.

Услышав ответ Садиры, Раин убрала кинжал от ее горла и кивнула Магнусу, который, не теряя времени, быстрым шагом повел колдунью к выходу из туннеля. Раин немного задержалась, доставая из заплечного мешка флакон с какой-то зеленой жидкостью. Открыв крышку, она вылила его содержимое на пол в том месте, где они стояли и разговаривали втроем, после чего поспешила вслед за Магнусом и Садирой.

— Зачем ты это сделала? — поинтересовалась колдунья.

— Джоджекту уже знаком твой запах, — пояснила Раин. — Эта жидкость настолько пахуча, что отбивает любой запах. Теперь он не сможет выследить тебя, а следовательно, и нас.

С этими словами она сделала знак Магнусу, и тот повел свою маленькую группу по улицам города. Примерно через полчаса они подошли к полуразрушенным воротам, ведущим на Рынок Эльфов. Когда-то весь этот район Ниобенэя принадлежал владельцам огромного замка, от которого остались теперь одни лишь развалины. На его полуразрушенных стенах до сих пор сохранились фрагменты рельефов, изображавших различные моменты жизни тропического леса. Садире до сих пор не приходилось видеть ничего подобного. Обнаженные охотники, вооруженные копьями с широкими наконечниками, преследовали всевозможных опасных животных, а иногда даже и женщин с обнаженной грудью, среди цветущих деревьев и густого кустарника.

Над ними, обвиваясь вокруг толстых ветвей, затаились змеи. Инертные ящерицы цеплялись за гладкие участки стволов деревьев. Под пологом тропического леса множество всевозможных птиц перелетало с ветки на ветку.

У них было великолепное оперение, но все они выглядели такими упитанными, что было непонятно, как они вообще могли летать.

Эти уникальные изображения абсолютно не сочетались с колоритным шумным базаром, раскинувшимся во внешнем дворе замка. Со своим традиционным пренебрежением к порядку десятки кланов эльфов установили разнокалиберные палатки, шатры и навесы, сделанные из волокон конопли и шкурок ящериц. Со всех сторон слышались голоса зазывавших покупателей эльфов, которые предлагали все, что душе угодно, начиная от сваренных в меду кактусов до детей карликов.

Шагая вслед за Магнусом, который своим массивным корпусом прокладывал дорогу в густой толпе покупателей и просто зевак, сестры продвигались в дикой толчее базара с такой же легкостью, с какой Садира проходила сквозь анфиладу залов и комнат во дворце Агиса. Наконец они вышли к еще одним воротам, которые вели во внутренний двор замка. Шум базара здесь был уже почти не слышен.

Пройдя в ворота, они оказались в небольшом дворике, который был настолько плотно застроен лачугами из кирпича-сырца, что Магнус с большим трудом пробирался по узкому проходу между ними. У входа почти в каждую вторую лачугу можно было видеть привлекательного мужчину или хорошенькую женщину, наигрывавших приятные мелодии на лютне или ситаре <ситар струнный музыкальный инструмент, напоминающий лютню>, а часто и сопровождавших игру вполне профессиональным пением. Как отметила про себя Садира, у многих из них были хорошо поставленные голоса понаторевших в своем ремесле странствующих певцов. Но Садире не довелось слишком долго наслаждаться нежными звуками музыки и красивыми голосами. Ей неожиданно пришлось бороться с приступами тошноты, которые становились все сильнее по мере продвижения в глубь двора. Густой запах прокисшего броя доносился практически из каждой двери, а от беспорядочно разбросанных куч, а то и целых скоплений мусора и отбросов, и обширных луж помоев исходило ужасающее зловоние. В сочетании с душным и спертым воздухом это могло выбить из колеи кого угодно, а не только хрупкую колдунью.

Наконец Магнус остановился перед небольшой хижиной, украшенной изображением человеческих черепов и скелета какого-то шестиногого грызуна размером с хафлинга.

— Сюда-то нам и надо, — довольно произнес Певец Ветров.

— Посторожи Садиру, — приказала Раин.

— Почему мы здесь? — спросила Садира. — Это ведь квартал уличных певцов и музыкантов.

— Ты очень наблюдательна, — ответила Раин, направляясь к двери. — Что же касается того, почему мы здесь, то ты поймешь это очень скоро.

Магнус взял руку Садиры в свою и крепко сжал ее.

— Тебе не о чем беспокоиться, — сказал он. — Раин знает что делает.

Несмотря на заверения Певца Ветров, Садира внимательно наблюдала за тем, что происходит вокруг. Уличные певцы и музыканты испокон веку пользовались дурной славой наемных убийц. Они считались превосходными специалистами не только в игре на всевозможных музыкальных инструментах, пению и поэзии, но и по составлению, подбору и применению самых разнообразных ядов. Из тех рассказов, которые Садире довелось слышать о них, можно было сделать вывод, что у этой публики не дрогнет рука убить человека всего лишь для того, чтобы испытать на нем какое-либо новое средство или новый метод лишения жизни.

Раин вскоре вернулась в сопровождении долговязого эльфа-полукровки необычной наружности, кожа которого по цвету напоминала кость и у которого под глазом была вытатуирована звезда. В руках он держал небольшой бочонок для вина, который и поставил к ногам Магнуса.

— Один бокал, и вы решите все свои проблемы, — сказал полуэльф, обращаясь к Раин.

— А где противоядие? — потребовала она, протягивая руку.

— Цена включает только вино, — ответил полуэльф, поворачиваясь, чтобы уйти. — За противоядие тебе придется заплатить особо.

Раин попыталась было достать свой кинжал, но Магнус перехватил ее руку и укоризненно покачал головой.

— Мудрый у тебя зверь, — с насмешкой произнес специалист по ядам, медленно поворачиваясь обратно к Раин. — Только круглая дура станет пытаться объегорить нашего брата в нашем собственном ремесле.

— Я не зверь, — сердито проворчал Магнус. — И Раин вовсе не дура. Цена, которую она тебе предложила, включала в себя стоимость как вина, так и противоядия.

Музыкант пристально посмотрел на него, затем изобразил на лице дружескую улыбку.

— Чего уж там, приятель. Речь-то идет всего лишь о еще одной серебряной монетке, — с наигранным дружелюбием произнес он, поднимая руку, чтобы положить ее на плечо Магнуса.

Неожиданная перемена в поведении полуэльфа от открытой враждебности к нарочитой доброжелательности испугала Садиру. Решив, что нужно что-то срочно предпринять, она повернула ладонь одной руки к земле, а другой стала шарить в своем заплечном мешке, пытаясь поскорее найти карман, в котором она хранила свои серные шарики.

— Только дотронься до него, и от тебя и твоего дома не останется ничего, кроме глубокой ямы с обожженными краями, — угрожающе произнесла колдунья.

Полуэльф поспешно убрал руку, но Садира успела заметить темную иглу, которую он скрывал между пальцами.

— Ты очень наблюдательна, — злобно проговорил знаток ядов. Он внимательно посмотрел на руки колдуньи и стал медленно доставать из кармана костяной флакон, на котором красовались нотные знаки. — Тут столько противоядия, что вполне хватит, чтобы спасти от отравления человек двадцать твоих людей. Будете принимать по две капли этого снадобья, перед тем как начнете пить. Они полностью нейтрализуют любое количество выпитого вина. Но вам придется принять вдвое большую дозу, если яд уже начал оказывать свое действие. — Он протянул флакон Раин, затем провел раскрытой ладонью одной руки над сжатой в кулак другой. — Наша сделка состоялась.

Вам нечего бояться, если вы будете точно следовать моим инструкциям.

С этими словами полуэльф-отравитель ушел.

Магнус повернулся к Садире.

— Получается, что ты только что спасла мне жизнь. Спасибо тебе за это, — сказал он.

— Хорошо, что все так кончилось, — ответила колдунья, уверенная в том, что именно это она и сделала. Она вопросительно посмотрела на бочонок, стоявший у ног Магнуса. — Я думала, что вы собираетесь лишь на время вывести Фенеона из строя.

— У разных змей бывает разный яд, — ответила Раин, делая знак Певцу Ветров поднять бочонок. — Не всякий яд бывает смертельным.

Когда они уже покидали квартал, Садира решила попробовать все-таки поставить все на свои места.

— А что, собственно, ты хочешь от меня?

— Очень немного, — ответила та. — Просто вернись к башне вместе с нами.

Мы скажем, что, когда мы нашли тебя, у тебя был этот бочонок вина.

— Я уже говорила вам, что я не собираюсь отвечать за ваши действия, возразила Садира. — И я вижу, что была совершенно права относительно этого, тем более что сейчас я даже не представляю, как долго мне придется скрываться у Бродяг Песков.

— Никто тебя и не будет обвинять, никого вообще не будут обвинять, сказала Раин. — Все будет выглядеть так, как будто Фенеон допился до умопомрачения. И он так и не выйдет из этого состояния.

— И ты хочешь, чтобы я всерьез поверила, что яд подействует избирательно — только на твоего отца? — спросила Садира, не скрывая своего недоверия.

— Он окажет точно такое же действие на всех, кто выпьет этого вина, но думаю, что таких будет очень немного. Дело в том, что Фенеон так же не любит делиться вином, как и своим серебром, — ответила Раин, поднимая вверх руку, в которой она держала флакон с противоядием. — Кроме того, у нас есть вот это. Если кому-то удастся отхлебнуть хотя бы глоток, я незаметно налью ему этого, прежде чем он поймет, что был отравлен.

Садира остановилась и протянула руку к костяному флакону.

— Он будет у меня, — решительно сказала она. — Если ты предашь меня, я передам его Фенеону, и тогда твой план провалится.

— Тебе нечего опасаться, — еще раз подтвердила Раин, отодвигая руку в сторону.

Садира продолжала неподвижно стоять с протянутой рукой.

— Я согласилась помочь вам, и я это сделаю, но только не потому, что я плохо соображаю, — сказала колдунья. — Меня вполне устраивает возможность остаться с Бродягами Песков еще какое-то время, но я не приму никакого участия в вашем заговоре до тех пор, пока не получу определенные гарантии личной безопасности.

— После того, что ты сделала для Магнуса, я не допущу, чтобы ты хоть как-то пострадала, — попыталась успокоить колдунью Раин.

— Надеюсь, ты не ждешь, что я поверю твоему слову? — спросила Садира.

— Если бы я была на твоем месте, я думаю, что не поверила бы, — со вздохом произнесла Раин, передавая флакон Садире. — Но я предупреждаю тебя, что, если ты попытаешься предать нас, клан поверит нам двоим, моему слову и слову Магнуса, а не тебе.

— Конечно, конечно, — ответила Садира. Она повернулась и быстрым шагом направилась к воротам квартала уличных певцов и музыкантов, не дожидаясь своих спутников.

Пройдя в ворота, ведущие к Рынку Эльфов, Садира с ходу налетела на юношу-эльфа, вышедшего из-за угла. При виде ее молодой воин открыл рот от изумления. Он уставился на колдунью, как будто бы перед ним оказался царь Ниобенэя собственной персоной.

— Прошу извинения, — произнесла та, делая шаг в сторону, чтобы обойти его.

Но тут юноша схватил ее одной рукой за воротник голубой блузки, в то же время пытаясь другой рукой вынуть свой кинжал из ножен. Садира среагировала молниеносно. С размаху наступив на его ногу, она одновременно рванулась в сторону. Ей удалось освободиться, оставив в руке остолбеневшего юноши большой кусок воротника.

— Оставь меня в покое и больше не прикасайся ко мне, если не хочешь пострадать, — предупредила его колдунья.

Юноша вытащил наконец свой кинжал и стал прихрамывая осторожно приближаться к ней.

— Кто бы мог подумать, что я найду ее так близко от лагеря? — качая головой, произнес он.

Его лицо с крючковатым носом и квадратным подбородком показалось Садире отдаленно знакомым.

— Ты, часом, не из клана Бродяг Песков? — поинтересовалась она.

— А сколько еще кланов тебе удалось обобрать? — гневно спросил юноша. Пойдем со мной. Фенеон хочет…

Тут он внезапно замолчал, заглядывая через плечо Садиры.

— Магнус, Раин! Что вы здесь делаете? — удивленно воскликнул он. Еще большее удивление вызвал у него тяжелый бочонок в руках Певца Ветров. Где ты раздобыл бочонок?

За этим последовала неловкая пауза. Садира ждала, что ответят ее спутники. Видя, что они настолько потрясены неожиданной и очень нежелательной для них встречей, что бесполезно ожидать от них хоть какого-то убедительного объяснения, Садира решила прийти им на помощь и взять инициативу на себя.

— Как ты видишь, они меня уже поймали, — спокойно пояснила она, жестом указывая на своих спутников.

— Прямо с бочонком из квартала отравителей? — возмущенно произнес он, указывая кинжалом на бочонок с отравленным вином. — Для какого же идиота вы припасли это винцо?

На этот раз даже Садира не нашлась, что ему ответить. Назначение бочонка, купленного в квартале уличных певцов и музыкантов, или в квартале отравителей, как его назвал юноша-эльф, могло быть только одним. И сам молодой воин, безусловно, понимал это. Даже если бы колдунья сообщила ему сейчас, что вино предназначается для кого-то другого, они уже не смогли бы предложить его Фенеону. Он никогда бы не стал его пить.

Но тут Садира вспомнила о флаконе с противоядием, который находился у нее в кармане.

— С этим вином все в порядке, — сказала она. — Может быть, ты хочешь его попробовать вместе с нами?

Юноша-эльф злобно взглянул на нее.

— Я не дурак, — коротко ответил он.

— Это вино не отравлено, Гейфал, если это то, что ты имеешь в виду, сказала Раин, подыгрывая Садире. — Я тоже не прочь немного выпить.

— Откуда вам известно, что это вино не отравлено и что его можно пить?

— продолжал допытываться юноша-эльф.

— Потому что мы знаем, что она покупала его не здесь, — пояснил Магнус.

— Мы видели, как она покупала его у Быстрых Крыльев.

— Я не заметил никакого вина в их палатке. К тому же их лагерь находится по другую сторону рынка, — сказал Гейфал, показывая длинной полоской материи от воротника блузки, которую он все еще держал в руке, в сторону противоположного конца двора. — Зачем нужно было позволять ей пройти весь путь до этого квартала, если вы встретили ее там?

Когда до него дошел ответ на его же собственный вопрос, у него глаза на лоб полезли.

— Вы же лжете, — ахнул он, отступая назад. — Я не знаю, почему и что вы задумали, но вы явно лжете.

Он повернулся и начал пробиваться сквозь толпу.

— Гейфал, постой! Вернись! — закричал Магнус.

Но когда молодой воин не проявил ни малейшего желания подчиниться, Раин поспешно выхватила кинжал и метнула его вслед эльфу. Лезвие попало ему точно между лопаток, войдя в спину по рукоятку. Гейфал громко вскрикнул и повалился лицом вперед на булыжник.

Из толпы послышалось несколько удивленных возгласов, затем она стала быстро рассеиваться. На Рынке Эльфов люди погибали каждый день, поэтому для его посетителей смерть была привычным явлением. И если на этот раз она настигла эльфа, то это давало повод скорее для проявления мстительной радости, чем сочувствия.

Несколько секунд все трое оторопело стояли за воротами квартала, не осмеливаясь произнести ни слова. Их взгляды были прикованы к неподвижно лежащему юноше. Первым пришел в себя Магнус. Тяжелый бочонок выпал из его массивных рук.

— Раин! — громко простонал он. — Во имя всех Соленых Ветров, скажи, зачем ты это сделала?

— Чтобы помешать ему выдать нас, вот зачем, — резко ответила Раин. Она подтолкнула Певца Ветров к телу юноши. — Займись его лечением. Когда ты исцелишь его, мы решим, что нам делать дальше.

Садира хотела помочь Магнусу, но Раин остановила ее, указав на бочонок.

— Ни на секунду не выпускай его из виду, — приказала она. — Иначе его тут же сопрут.

Колдунья начала было возражать, но когда она подумала о том, что неминуемо случится с незадачливым вором, который украдет бочонок, а может быть, и не с ним одним, то поняла всю мудрость приказа Раин, и у нее пропало всякое желание пререкаться.

Мелодичный голос Певца Ветров разнесся над булыжной мостовой, подхваченный легким ветерком. Он пел песнь, действующую, как целительный бальзам, ту самую, от которой до этого зарубцевались раны Садиры. Это была спокойная меланхолическая мелодия, окрашенная легкими оттенками надежды и доброты. Магнус пел просто великолепно.

Прежде чем колдунья поняла, насколько она возненавидела Раин за ее попытку расправиться с юношей, она почувствовала, как ее гнев начал постепенно угасать под воздействием сладкозвучной гармонии, заложенной в пении целителя. В ее душе остались лишь чувства, проявления которых требовала от нее музыка: сопереживание несчастью, постигшему юношу, и искреннее желание разделить его страдания.

Но пение окончилось слишком быстро. Встревоженная Садира подкатила злополучный бочонок к Магнусу и Раин. Целитель стоял на коленях, приподняв своей огромной рукой обмякшее тело юноши. В качестве тампона Магнус использовал ту самую полоску материи, которая была оторвана от воротника блузки Садиры.

— Что случилось? — озабоченно спросила колдунья. — Ты не можешь залечить его рану?

Целитель печально взглянул своими черными глазами на Садиру и медленно покачал головой.

— Даже ветры тумана не смогли бы вернуть его к жизни, — едва слышно проговорил он. Затем поднял голову и перевел взгляд на Раин, которая, не веря своим глазам, уставилась на мертвого юношу с выражением откровенного ужаса на лице. — Ты зашла слишком далеко. — В его словах слышалось явное осуждение.

— Я не собиралась его убивать, но мы не могли позволить ему вернуться в лагерь и донести на нас, — прошептала Раин, желая оправдаться. Она оглянулась. Вокруг все выглядело как обычно. Зевак нигде не было видно, так как бывалые прохожие давно поняли, что в этой части города гораздо безопаснее для собственного здоровья и кошелька заниматься своими делами, а не лезть в дела других. Тем не менее все трое явно не вписывались в непрерывный поток покупателей и зевак. Спешащие по своим делам прохожие, завидя мертвеца, старательно обходили Бродяг Песков и Садиру, в результате чего вокруг них образовалась обширная пустая зона.

— Нам нужно убираться отсюда, да поскорее, — предложила Раин. — Не ровен час, появится какая-нибудь жрица. Рано или поздно это случится, и тогда нам придется плохо.

Магнус утвердительно кивнул и положил тело юноши на мостовую. Потом протянул Раин окровавленный кинжал, поднял бочонок и собрался уходить.

— А Гейфал? Что с ним будет? — вмешалась Садира, не в силах поверить, что Раин и Магнус могут без всяких угрызений совести взять да и оставить тело на улице.

— Мы же не можем принести его в лагерь, — ответила Раин. С этими словами она повернулась и последовала за Магнусом.

Садира постояла еще над телом, размышляя про себя над тем, какие, интересно, почести оказывают обычно Бродяги Песков своим покойникам.

Наконец она пришла к выводу, что, исходя из того, что ей было известно об эльфах, они, по-видимому, оставляют своих умерших там, где те расстались с жизнью. Она повернулась и быстрым шагом направилась за своими спутниками.

Догнав их, Садира обратилась к Раин:

— Я хочу, чтобы ты знала о моем отношении к убийству невинных людей. Я палец о палец не ударю, чтобы помочь тебе стать во главе клана, если это будет связано с такого рода убийствами.

Раин остановилась и повернулась лицом к колдунье.

— Какое дело осквернительнице земли до смерти какого-то там эльфа? злобно спросила она.

Надеясь, что Раин не заметит, как ранило ее это оскорбление, Садира не замедлила ответить в том же тоне:

— Я, может быть, и осквернительница земли, зато никогда не убивала никого из своих.

Раин грубо схватила Садиру за руку.

— Ты не принадлежишь к Бродягам Песков, — зло прошипела она. — И тебе нет никакого дела до того, умрет ли кто-либо из нас или все мы умрем. Ты доставишь это вино моему отцу.

— На твоем месте я не была бы так уверена в этом, — парировала Садира.

— Может быть, тебе действительно не терпится, чтобы люди Клана Невидимых узнали о том, что легендарная героиня Садира из Тира на самом деле является обычной осквернительницей земли? — с вызовом спросила Раин, выпуская руку колдуньи. — А может, они поверят и в то, что она хочет выдать их царю Ниобенэя?

— Прикончить тебя — для меня плевое дело, — предупредила ее Садира. — И мне, видимо, так или иначе придется пойти на это, особенно учитывая то, что ты только что сказала.

— А разве это не сделает и тебя убийцей? — спросила Раин. Несколько долгих секунд она не сводила глаз с Садиры, затем, по-видимому что-то решив, примирительно улыбнулась ей. — Давай закончим бессмысленный спор и займемся действительно неотложными делами. Зачем пугать друг друга пустыми угрозами.

— А я и не собиралась пугать тебя. Я просто не привыкла бросать слов на ветер, — невозмутимо ответила Садира. — Я помогу тебе в деле с Фенеоном и буду на твоей стороне, но лишь до тех пор, пока мне будет выгодно оставаться с Бродягами Песков. И при том непременном условии, что больше не будет никаких убийств.

— Тогда будем считать, что все улажено, — с готовностью согласилась Раин. — До тех пор, пока мы обе будем выполнять свои обещания, нам нечего опасаться друг друга. Я думаю, нам удалось договориться.

 

Глава 10

СЛАДКОЕ ВИНО

Садира неторопливо катила бочонок в сторону темного прохода под аркой.

Вплотную за ней шли Раин и Магнус. Они подходили к полуразрушенной башне, в которой разбили лагерь Бродяги Песков. Древнее основание башни сильно осело, и колдунье казалось, что заброшенное строение еще держится только благодаря тому, что опирается на стены одного из угловых домов Рынка Эльфов.

Перед тем как переступить через порог, колдунья остановилась и облокотилась на бочонок, как будто отдыхая. Не поднимая головы, она прошептала:

— А Фенеон не поинтересуется тем, как это мне удалось прокатить эту тяжелую штуковину через весь Рынок Эльфов?

— Это его заинтересует гораздо меньше, чем то, почему мы несем его вместо тебя, — прошипела Раин. Она грубо толкнула колдунью, затем гаркнула на нее:

— Чего встала? Давай кати дальше!

С усилием приподняв бочонок, колдунья перевалила его через порог.

Внутри башни было темно и кисло пахло пометом канков. От каменных стен эхом отражался не прекращающийся ни на секунду стук челюстей скакунов.

Когда глаза Садиры привыкли к темноте, она увидела, что первый этаж круглой башни представляет собой сводчатую галерею. Большинство ее колонн было готово вот-вот рухнуть, а по меньшей мере половина двухъярусных арок обвалилась, и теперь обломки пылились на каменном полу.

— С возвращением, моя дорогая, — приветствовал ее появление Фенеон. Как приятно снова видеть тебя.

К удивлению Садиры, в голосе вождя совсем не чувствовалось гнева.

— Хотелось бы, чтобы я могла сказать то же самое, — ответила она.

Садира была не очень расположена доверять хитроумному эльфу.

Колдунья вглядывалась в темноту. Не без труда разглядела она Фенеона, стоявшего, прислонясь к одной из неустойчивых колонн. Через некоторое время вождь отошел от колонны и направился к ней. Не обращая внимания на Раин и Магнуса, он указал своим длинным, как кинжал, пальцем на бочонок с вином.

— Что у тебя? — с интересом спросил вождь.

— Тебя это не касается, — ответила Садира. — Разыскивая меня по всему городу, ты практически ничего не добился, кроме того что понапрасну потратил время своих людей. У меня нет твоего серебра.

Глаза Фенеона заблестели от гнева, но улыбка ни на секунду не сходила с его лица.

— Конечно нет, — подтвердил он. — И даже если бы оно у тебя и было, ты не смогла бы компенсировать мне тех десяти монет, которые мне пришлось потратить на подкуп сборщика денег у ворот.

— Тогда что же ты хочешь от меня? — с наигранным возмущением спросила Садира.

— Я только хочу предложить тебе место, где ты могла бы остановиться, ответил вождь, легким движением руки указывая в сторону винтовой лестницы, поднимавшейся вверх по внешней стене башни. — Ниобенэй полон опасностей, особенно для женщины.

— Я уже узнала это на собственном опыте, — с готовностью согласилась Садира. Не дожидаясь ответа, она покатила бочонок в сторону лестницы.

Хотя Садиру очень удивило отсутствие враждебности в словах и действиях Фенеона, она ни секунды не сомневалась в том, что он считал ее пленницей и уж никак не гостьей. Его вежливость на самом деле означала, что он очень хотел бы, чтобы Садира помогла ему компенсировать потерянные, с его точки зрения, деньги и получить, возможно, гораздо больше. Колдунья прекрасно знала, что если не отреагирует соответствующим образом на проявленную им обходительность, то он, не моргнув глазом, прибегнет к более доходчивым и убедительным методам убеждения, чтобы гарантировать ее сотрудничество.

Садира подкатила бочонок к лестнице и нагнулась, чтобы поднять его.

— Разреши мне помочь тебе, — обратился к ней Фенеон, делая шаг к лестнице.

Следуя совету, данному ей Раин и Магнусом, как можно дольше затягивать передачу Фенеону бочонка с вином, Садира оттолкнула вождя.

— Если я и на самом деле твоя гостья, тогда дай мне самой заниматься моим вином, — потребовала она.

Фенеон, самодовольно ухмыляясь, бросил быстрый взгляд на Раин и Магнуса, затем показал рукой вверх.

— Поступай как знаешь, мне-то что, — хмуро ответил он.

Что-то бормоча, Садира подняла бочонок. Хотя она была довольно сильной женщиной, ей удалось одолеть только с десяток ступенек, прежде чем у нее начали дрожать руки. Боясь, что она может выронить бочонок, Садира решила немного передохнуть. Придерживая его рукой, она присела на ступеньку.

— Ты уверена, что не нуждаешься в моей помощи? — спросил Фенеон, поднимаясь к ней по лестнице.

Но колдунья преградила ему путь.

— Тогда, может быть, ты позволишь Магнусу? — предложил он.

— Я сама справлюсь с этим, мне не нужны помощнички, — грубо ответила колдунья.

Вождь нахмурился и стал спускаться вниз.

— В чем все-таки дело? Ты думаешь, что мы его украдем? — недовольно проворчал он.

— Да, — откровенно ответила колдунья.

Фенеон изобразил на лице широкую улыбку.

— И поставим под удар нашу дружбу? — с намеком спросил он.

— Я твоя пленница, а не друг, — ответила Садира. — Если бы мы были друзьями, ты давно бы вернул мне кошелек, который забрал у меня.

— Я никогда не путаю деловые отношения с дружескими. Разве не говорят: дружба дружбой, а денежки — врозь? — резко ответил Фенеон. — Кстати, ты не забыла про тот маленький обман у городских ворот?

Садира схватила бочонок и снова полезла вверх. Она преодолела еще несколько ступенек, и тут ее стали одолевать опасения, что ее отец действительно не собирается красть у нее бочонок. Еще после десятка ступеней она была вынуждена снова опустить бочонок на ступеньку и немного отдохнуть. На этот раз она решила больше не надрываться, неся бочонок на себе, а попробовать перекатывать его вверх со ступеньки на ступеньку.

Несколькими ступеньками ниже суетился Фенеон, который так и не смог уйти.

Он поднимался вслед за ней, постоянно заглядывая ей через плечо, чтобы убедиться, не выпустила ли она свой тяжелый груз. В этом случае он был готов перехватить его.

К тому времени, когда она добралась до второго этажа, она уже с трудом дышала, и у нее все плыло перед глазами.

— Милости просим в лагерь Бродяг Песков, — услышала она знакомый голос Хайара.

Черноволосый эльф стоял в коротком коридоре, ведущем к зубчатой бойнице, из которой хорошо просматривались улицы за пределами Рынка Эльфов. Розовато-желтый свет послеполуденного солнца струился из бойницы позади него.

С другой стороны площадки дверной проем вел в небольшую комнату, которая, видимо, когда-то была приемной какого-то официального лица.

Посреди нее находился полуразрушенный декоративный фонтан, окруженный массивными каменными скамьями, прикрепленными к стенам. В задней его части темнел сводчатый дверной проем, ведущий в большое помещение, пол которого давным-давно рухнул вниз на сводчатую галерею.

Не обращая внимания на Хайара, Садира покатила бочонок к лестнице, ведущей на третий этаж. Вслед за ней на площадку поднялся Фенеон. Он проскользнул мимо нее и схватился за бочонок.

— Он слишком тяжел для тебя, — сказал вождь, легко поднимая бочонок, как будто тот был пустым.

Хотя колдунья почувствовала большое облегчение от того, что Фенеон наконец-то забрал вино, ее в то же время охватило смутное разочарование.

Раин была права, говоря об алчности своего отца.

— Дружба все-таки отличная вещь, — довольно произнесла колдунья.

— Друзья должны сообща справляться с трудностями, не так ли? — спросил Фенеон.

Взяв бочонок под мышку, вождь стальным кинжалом извлек пробку из отверстия. Затем он вложил кинжал в ножны и поднял бочонок высоко над головой. Ароматное вино хлынуло из отверстия красной струей, переливаясь в горло эльфа.

Тем временем Раин и Магнус поднялись по лестнице на площадку второго этажа и направились к лестничному маршу, ведущему на третий этаж. Они быстро пересекли площадку, стараясь не смотреть в сторону отца.

Наконец Фенеон опустил бочонок и закрыл рот. Хотя прошло всего лишь несколько секунд с того момента, когда он открыл бочонок и начал пить, его глаза уже остекленели.

— Слишком сладкое, но очень крепкое. Действует мгновенно, — пробормотал вождь, протягивая бочонок Садире. — На, попробуй!

У Садиры душа ушла в пятки от страха. Видя, с какой быстротой снадобье оказывает свое действие, колдунья перепугалась, что не сумеет ускользнуть от него и успеть принять противоядие, прежде чем на ней скажется действие яда.

— Давай, давай, — произнес вождь заплетающимся языком, глядя на нее остекленевшими глазами и, по всей видимости, плохо различая ее.

Хайар подтолкнул колдунью вперед.

— Не оскорбляй вождя, заставляя его просить тебя еще раз, — сердито сказал он. — Мой отец редко предлагает кому-либо попробовать свое вино.

Фенеон наклонил бочонок, и струя отравленного вина хлынула на голову и лицо колдуньи, которая в испуге шарахнулась назад.

— Я предпочитаю пить из кружки, — фыркнула она, поспешно вытирая рукавом своей видавшей виды блузки капли красной жидкости со своих рук.

Ее слова вызвали приступ веселого смеха у Фенеона и Хайара. Вдоволь насмеявшись, вождь показал сыну рукой в сторону лестницы.

— Принеси ей кружку, — распорядился он. — И поторопись. Моя жажда столь велика, что я никогда не прощу себе, если не прикончу все это славное винцо до того, как ты явишься с кружкой для нашей гостьи.

Хайар заколебался, не решаясь оставить колдунью без присмотра.

— Будь осторожен, — сказал он отцу. — Она может попытаться сбежать.

— Неужели ты и впрямь думаешь, что если бы я на самом деле хотела сбежать, то позволила бы Раин и Магнусу привести меня сюда? — надменно спросила колдунья. — У меня есть причины вернуться к Бродягам Песков.

Хайар внимательно посмотрел на нее.

— Какие такие причины? — резко спросил он.

— Тебе до них нет дела, — грубо ответила колдунья, отворачиваясь. Лучше пойди и принеси мне кружку, пока еще осталось хоть немного вина.

— Я тебе не слуга, — злобно ответил Хайар. — Нечего мной распоряжаться.

— Тем не менее он направился к лестнице и стал подниматься на третий этаж.

Когда он скрылся из виду, Фенеон пьяно захихикал.

— Тебе не следовало бы так грубо оскорблять его, — задыхаясь от смеха, проговорил вождь. — Когда-нибудь он станет вождем клана.

— А я не собираюсь так долго оставаться с Бродягами Песков, — резко ответила Садира. — У меня есть свои планы на будущее, которые не связаны с твоим кланом.

— На твоем месте я не был бы так уверен в этом, — невнятно произнес вождь.

— На что ты намекаешь? — спросила колдунья повышенным тоном.

— Ни на что, — ответил он. — Просто я хочу сказать, что жизнь — штука сложная. Она так же удивительна, как и коротка, так что возможны самые неожиданные повороты.

— В этом я с тобой согласна. Особенно если дело касается эльфов, признала Садира.

Под предлогом, что ей надо взглянуть на то, что происходит внизу на улице, она подошла к бойнице. Там она встала так, чтобы быть спиной к Фенеону, делая вид, что ее интересуют прохожие в ярких сарами, во множестве заполнившие улицу. Услышав позади себя звуки льющейся жидкости, она поняла, что он решил глотнуть еще вина. Садира бросила быстрый взгляд через плечо, чтобы быть полностью уверенной в том, что все его внимание в данный момент поглощено выпивкой.

Так оно и оказалось. Вождь стоял и, откинув голову назад, прижимал к губам бочонок, из которого ему в рот лилась ровная струя вина. Чувствуя себя в безопасности, Садира вытащила из заплечного мешка костяной флакон с противоядием и, поспешно открыв его, капнула две большие капли себе на язык.

Едва Садира успела убрать флакон обратно в мешок, Фенеон громко рыгнул и оторвал бочонок ото рта.

— Есть только одна вещь, которую я люблю больше хорошего вина. Это серебро, моя главная слабость, — пробормотал он, с шумом ставя бочонок на пол.

Садира поспешно обернулась, услышав шум. Фенеон тяжело опустился на каменный пол рядом со скамьей, обнимая своей ручищей бочонок.

— Почему ты так любишь серебро? — спросила колдунья. — В конце концов, его же нельзя пить.

— Вождь всегда нуждается в серебре, — пояснил Фенеон, придавая лицу серьезное выражение. — Оно является мерилом его власти и показателем степени уважения к нему со стороны его воинов.

Садира покачала головой, услышав такое определение.

— На самом деле все обстоит совсем не так, — возразила она, садясь на скамью рядом с ним. — Я слышала, что твои воины говорили о тебе. Они с похвалой отзываются о твоих воинских подвигах и о твоем боевом искусстве, высоко оценивают тебя как воина. И никто из них ни разу не поинтересовался тем, сколько серебра в твоих кошельках.

Фенеон удивленно взглянул на нее, не зная что сказать.

— Это действительно так? — наконец спросил он.

Садира кивнула.

— Я также слышала разговор о том, что, когда Фенеон был молодым, для него не было ничего невозможного, — добавила колдунья.

— Так оно и было, — проговорил он, и серые глаза его заблестели при воспоминании о счастливых днях молодости. — Никто во всей пустыне не бегал так быстро, как я, и даже у соколов были все основания опасаться моих метких стрел. — Он опустил голову, и в его глазах погас счастливый блеск.

— А что они говорят обо мне теперь?

Казалось, что, задавая этот вопрос, он не может заставить себя поднять на нее глаза.

— Ничего такого, чего ты не мог бы изменить, — ответила колдунья. — Они говорят, что ты требуешь с них слишком большую часть того, что они зарабатывают.

Пальцы Фенеона почти непроизвольно поглаживали рукоять его стального кинжала. Он печально кивнул головой, услышав ответ колдуньи, и Садира подумала, что, может быть. Раин и Магнус слишком рано пытаются устранить его с поста вождя, что для этого еще не пришло время.

Но ее сомнения быстро рассеялись. Фенеон рывком убрал руку с рукояти кинжала и сильно толкнул колдунью, сбросив ее со скамьи.

— Что ты знаешь о жизни нашего клана? — риторически вопросил он. — Ты ведь не из Бродяг Песков, ты даже не эльф!

— Не надо быть эльфом, чтобы знать то, что делает любое существо хорошим или, наоборот, плохим вождем, — возразила Садира, поднимаясь с пола.

— Наша дружба имеет пределы, не переступай их, — предупредил Фенеон, стальные глаза которого засверкали холодным светом. — Больше никогда не говори со мной таким тоном.

— Каким тоном? — спросил Хайар, ступая на лестничную площадку. В руке у него была грязная каменная кружка. — Что тебе сказала эта женщина? Чем она разгневала тебя, мой вождь? — сочувственно спросил он.

— Только правду и больше ничего, — ответила Садира, не сводя глаз с Фенеона.

Не одобряя безрассудного, с его точки зрения, поведения Садиры, Хайар протянул свободную руку, чтобы схватить и увести колдунью.

— Я позабочусь о том, чтобы она больше не расстраивала тебя, — пообещал он.

Садира проворно увернулась.

— Если ты только дотронешься до меня, то умрешь на месте, — пригрозила колдунья. Она еще точно не знала, сколько времени ей придется скрываться в лагере клана Бродяг Песков. Поэтому она хотела сделать так, чтобы все совершенно точно представляли себе, что она пришла к ним не на их, а на своих собственных условиях.

Хайар отшвырнул кружку и подошел к девушке, пытаясь схватить ее обеими руками. Но Фенеон уже оказался на ногах и встал между ними так быстро, как не смог бы этого сделать сам Рикус.

— Она ведь может выполнить свою угрозу, и мне не хотелось бы потом мстить ей за тебя, — произнес вождь заплетающимся языком. — У меня есть на нее виды.

Указав сыну на брошенную кружку, вождь распорядился, чтобы тот поднял ее и передал ему.

— Я обещал угостить эту женщину вином, — пояснил он.

Хайар сделал так, как приказал ему отец. Подняв с пола кружку, он держал ее, пока Фенеон наливал в нее вино из бочонка. Затем, злобно посмотрев на Садиру, Хайар передал ей кружку и направился обратно к лестнице.

Когда он поднялся наверх, Садира спросила вождя:

— Так какие же у тебя есть виды на меня?

Фенеон ответил ей бессмысленной улыбкой.

— Что? — пробормотал он.

— Ты сказал Хайару, что у тебя есть виды на меня, — напомнила ему Садира. — Что это за виды?

— А, те самые, — ответил вождь. — Не беспокойся. Мы заработаем массу серебра, и ты тоже получишь свою долю, при условии, конечно, что вернешь то, во что мне обошлась твоя проделка у ворот.

Колдунья не стала пререкаться с Фенеоном и убеждать его в том, что у нее могут быть и свои собственные планы. А они у нее действительно были. В соответствии с ними завтра утром Садира собиралась заглянуть на Площадь Мудрецов в надежде встретить там Ракху или хотя бы узнать о том, удалось ли юноше ускользнуть от людей принца Джоджекта или нет. Если из всего этого ничего не получится, она вернется в лагерь Бродяг Песков и станет использовать его в качестве своей базы. Отсюда она будет время от времени совершать вылазки в город, пытаясь установить контакт с местной организацией Клана Невидимых.

Все остальное время после полудня она оставалась рядом с Фенеоном и наблюдала за тем, как он продолжал пить. Степень его опьянения постепенно переходила в пьяное оцепенение. Колдунья не бралась определить, что являлось истинной причиной этого — яд в вине или крепость самого вина. Но теперь это уже не имело никакого значения. Фенеон постепенно впадал в ступор, все хуже и хуже соображая, что происходит вокруг него. Время от времени он вспоминал о своем обещании угостить колдунью вином и пытался налить ей, но она отказывалась. Не имея желания экспериментировать с противоядием, она все же проглотила немного ароматной жидкости для того, чтобы у отца не возникло никаких подозрений. Наконец Фенеон привалился к стене, вытянув вперед длинные ноги. По его узкому подбородку текла струйка красного вина. Увидев это, Садира поставила свою недопитую кружку на пол.

Вскоре небо начало темнеть, постепенно приобретая лиловый цвет. Бродяги Песков стали небольшими группами возвращаться в лагерь, неся с собой мелкую добычу, которую удалось в течение дня украсть у ничего не подозревающих прохожих, покупателей, а иногда и торговцев. Поднявшись на второй этаж, они, к своему крайнему удивлению, натыкались на Садиру, сидевшую на скамье рядом с похрапывающим Фенеоном, но никто из них даже не пытался заговорить с ней. Наоборот, все эльфы стремились молча прошмыгнуть мимо, довольные тем, что вернулись именно тогда, когда вождь сидел, полностью отключившись, и не мог отобрать у них добычу.

Почти сразу после наступления сумерек сверху спустился юноша с большим треугольным куском хлеба, приготовленным из муки плодов фаро, и бурдюком броя.

— Раин подумала, что ты, наверное, проголодалась, — сказал он и передал свою ношу колдунье.

— Спасибо, я действительно голодна, — ответила она, с готовностью принимая пищу и вино.

Юноша посмотрел на полупустой бочонок, стоявший рядом с Фенеоном, и облизнулся.

— Как винцо? — поинтересовался он.

— Ничего, вполне приличное, — ответила Садира, искоса взглянув на него.

— Почему бы тебе не попробовать его, если, конечно, ты считаешь, что Фенеон не станет возражать?

— Я не настолько интересуюсь выпивкой, — поспешно ответил юноша, отступая к бойнице.

Там он и остался стоять, заняв позицию часового. Садира была уверена, что он был послан наблюдать как за ней, так и за улицей внизу. Садира быстро справилась со своим скромным ужином, съев невкусный хлеб и запив его несколькими глотками броя. Чтобы быть полностью гарантированной от того, что ночью юному часовому не придет в голову шальная мысль сделать несколько глотков из ее недопитой кружки, колдунья опорожнила ее, выпив остаток вина. Затем она постелила кое-какое тряпье на скамью и улеглась на ней, накрывшись своей верной накидкой. Через несколько минут, сильно уставшая и не менее сильно перенервничавшая за день, Садира уже спала мертвым сном.

***

Проснулась она от звука легких и быстрых шагов. В башне было темно, как в склепе, но с помощью особого зрения, позволявшего улавливать тепло окружающих предметов, Садира увидела последнего из длинной цепи воинов, спускавшихся на нижний этаж. Сзади них шли Раин и Магнус. На мгновение они остановились около Садиры.

— Что происходит? — тихо спросила колдунья, мгновенно поднявшись на ноги.

— Хайар и несколько его друзей отправляются на поиски его брата, спокойно пояснила Раин. — Глупый мальчишка все еще не вернулся из города.

— Гейфал?

Садира произнесла имя мертвого юноши-эльфа безо всяких эмоций, так как юный часовой, заступивший на свой пост у бойницы вечером, все еще оставался там и мог слышать их разговор.

— Я сменю тебя, — обратился к нему Магнус.

Юноша радостно кивнул и, не теряя ни секунды, устремился вниз по лестнице. Раин успела схватить его за рукав, после чего подтолкнула наверх со словами:

— С нас вполне хватит одного так и не вернувшегося со вчерашнего дня мальчишки. Иди наверх и поспи.

Юноша вопросительно посмотрел на нее, но подчинился. Когда он с большой неохотой ушел наверх, Магнус вытащил из-под своей туники пустой бурдюк. Он отдал его Раин, после чего поднял с пола бочонок и вынул небрежно вставленную пробку из отверстия.

— Что ты собираешься делать? — с интересом спросила Садира.

— Я не думаю, что нам еще раз понадобится это вино, но следует быть заранее готовыми ко всему. Никто ничего не должен узнать, — ответила Раин.

Она развязала бурдюк и подставила его Магнусу, который начал переливать в него оставшееся в бочонке вино. Опорожнив бочонок, Магнус швырнул его на пол рядом с Фенеоном.

— Если кто-то поинтересуется, то подумает, что сам Фенеон уронил его, сказала Раин, завязывая горлышко бурдюка. — А теперь пойдем спать. У меня глаза прямо слипаются.

— Не выпускай бурдюк из виду, — предупредила ее Садира. — Найдется много желающих отпить глоток-другой.

— Я спрячу его в свой заплечный мешок. Вряд ли кому придет в голову искать в нем вино. Там оно будет в полной сохранности, — ответила Раин, направляясь к лестнице.

На этот раз Садире понадобилось гораздо больше времени, чтобы заснуть.

Наконец она забылась в тяжелом сне. И снилось ей почему-то лишь то, что она так ненавидела, — убийство и предательство.