Глава 1

Джек был голым

Джек был голым, несмотря на ночь и холод. В темно-фиолетовом небе сияла полная Луна, но ее застилали ветви деревьев и облака. Джек закрыл дверь квартиры и вышел на улицу, чтобы лунный свет падал прямо на него. Он осторожно ступал по бетону и гравию. Снаружи он огляделся, щурясь в слепящем блеске уличных фонарей. Но все было в порядке. Облако сползло с Луны, и она светила так же ярко, как фонари. Теперь он не сомневался, что Лили его заметит. Джек решил подождать и сел на бордюр между двумя припаркованными машинами. Когда голая задница коснулась бетона, он вскрикнул и заскрипел зубами, и скрипел, пока бетон не потеплел. Чего только мужчина не сделает ради любви.

Он вспомнил телерекламу тех времен, когда до работников СМИ наконец дошло, что СПИД не ограничится геями. В ролике, призывавшем к использованию презервативов, красивая молодая женщина говорила с торжественной искренностью: «Ради любви я готова на многое. Но я не собираюсь ради нее умирать».

Когда Джек впервые увидел эту рекламу, он охренел. «Так ведь это не любовь! – возопил он. – Это же просто ебля. Если это любовь, то пойти ради нее на смерть проще простого! Если это любовь, ты поползешь голым через стоянку у супермаркета, покрытую битыми бутылками из-под кока-колы! Если это любовь, ты будешь морить себя голодом месяц и потом съешь ведро лошадиного дерьма! Если это любовь, ты будешь отплясывать джигу на кровати, утыканной гвоздями, жонглируя при этом ручными гранатами! Если это любовь, ты перережешь себе вены бритвой и кровью будешь писать стихи! Если это любовь, ты…»

Он умолк, сообразив, что все в баре уставились на него.

Теперь он мысленно закончил фразу, начатую несколько лет назад: «…В январе будешь сидеть голым на бордюре».

Он знал, что должен загибаться от холода, но не мерз. Прохладно, да, но не до дрожи. Он даже гусиной кожей не покрылся. Беспокоило его одно – его гениталии сморщились и прилипли к телу. Лили это может не впечатлить. Но Джек знал, что такое состояние ненадолго. Лили потрясающе действовала на него.

Это будет лишь третья их встреча, но Лили уже занимала все его мысли и побуждала ко всем поступкам. Джек был благодарен. Почти девять месяцев до их встречи Джека не волновало ничто. Не цинизм, не депрессия «Его просто ничего не волновало. После смерти Натали ничто не вызывало у него ни малейших эмоций. Он помнил вопли в баре перед телевизором как эпизод из кинофильма с участием какой-то незнакомой кинозвезды.

Даже предвыборная президентская кампания оставила его безучастным. Когда один его друг спросил, почему Джек не голосовал, тот не смог объяснить свою апатию даже тем, что все кандидаты – ублюдки. По правде сказать, признался он, его не заботит, был ли хоть один из них не ублюдком и мог ли кто из кандидатов позитивно повлиять на ход национальной политики.

Его это просто не волновало.

На интеллектуальном уровне его беспокоила такая эмоциональная пустота, поскольку он знал – с ним что-то не в порядке. Но так было не всегда, и это началось не внезапно, что бы ни думали его друзья. Когда-то Джек смеялся, плакал и валял дурака с лучшими из них. Он возмущался несправедливости, покатывался со смеху над комедиями, орал, глядя в телевизор, влюблялся и остывал. Только теперь Джеку казалось, что когда-то давно он подхватил некий хронический вирус замедленного действия. Вирус по капле пил сок его жизни – а потом Натали разбилась на машине в дождь, и капли превратились в поток, опустошивший Джека.

Но через неделю после дня выборов, в первое Полнолуние после Хэллоуина, поздним вечером он встретил Лили в бакалейном магазине на Авеню Б. Лили сказала что-то про погоду, и они продолжили беседу, выйдя из магазина. Они остановились у дома Джека, и, проговорив с Лили не больше часа, он не только вспомнил все, что выкрикивал в баре у телевизора, но и захотел совершить все эти глупости и еще множество других, чтобы доказать Лили свою любовь. Он так ей и сказал. Лили засмеялась и спросила, как Джек может ради нее желать ползти по битому стеклу, когда они только что встретились, и даже в щеку его не поцеловала.

Джек с ответом не нашелся и сказал первое, что пришло в голову:

– Я путешественник во времени. В будущем мы любовники. Поэтому я сделаю все, что ты захочешь, – потому что в будущем я уже схожу по тебе с ума.

– И как же мы встретимся? – спросила Лили.

– Как сейчас. Я вернулся, чтобы наша встреча произошла наверняка.

Лили улыбнулась:

– Какое совпадение. Я тоже появилась здесь, чтобы встретиться с тобой. Но я не из будущего. Я богиня с Луны.

Затем Лили вошла вместе с ним в квартиру, провела там ночь и исчезла на месяц. Чтобы ее найти, Джек изощрялся, как только мог, включая подачу объявлений в скандально известный раздел знакомств в «Остин Кроникл». Но ничто не помогло.

А потом, ночью 9 декабря, Лили снова появилась у его дверей. Сказала, что искала его черт знает сколько времени. Он не только не ждал ее голым в свете полной Луны – обычная процедура, сказала Лили, – но вдобавок этой ночью было Лунное Затмение, и оно ей сильно помешало. Лили наполовину ослепла и заблудилась, когда тень Земли накрыла Луну, что Лили ничуть не порадовало.

Но она дала ему это компенсировать.

Нынешней ночью Джек предпочел не рисковать. Если можно видеть Лили только раз в месяц, вдвойне важно избежать неудачи. Поэтому, несмотря на холод и сжавшиеся яички, он ждал на бордюре в свете полной Луны. Дурак дураком. Но Джек считал, что в любви человек всегда дурак дураком. По меньшей мере.

По улице медленно двигался автомобиль. Когда он проезжал мимо, Джек сжался. В автомобиле сидели мужчина и женщина, и, кажется, женщина посмотрела прямо на Джека. Когда машина уехала, он сказал себе, что становится параноиком. На лице женщины не было шока от лицезрения голого мужчины у дороги. Женщина просто скучающе и тупо уставилась в окно. Нет причин для беспокойства. По крайней мере, не должно возникнуть, пока Лили не придет к нему и не уйдет снова.

Джек переживал из-за женщины в автомобиле, и тут перед ним промелькнула тень. Он посмотрел вдаль, но увидел лишь фонари и Луну. Затем услышал шорох и обернулся. Лили появилась. Улыбаясь, стояла посреди улицы. В синем платье и белом шарфе, она распустила черные волосы, и они каскадом падали на плечи.

– Джек, – произнесла она. По ее тону Джек понял, что она с ним счастлива. – Подумать только, на что ты пошел ради меня. Ты же замерзнешь до смерти.

Она приблизилась, и ее когтистые птичьи ноги прощелкали по асфальту. Когда они встретились в первый раз, на Лили были туфли, но теперь между ними не существовало тайн.

Джек встал. Он забыл о холоде, о машине, проехавшей мимо, он забыл обо всем, кроме Лили.

– Это ничего, – сказал он. – Ты бы видела, как я взбираюсь на реки и переплываю горы.

Лили засмеялась и нырнула в его объятия. Они поцеловались, и у Джека закружилась голова. Запах ее волос, мягкий нажим губ и свежая упругость тела подействовали на него как удар током. Едва Лили прервала поцелуй, у Джека подогнулись ноги, и он приземлился на тротуар на пятую точку.

– Ты же меня убьешь, – застонал он.

– Если тебе повезет, – ответила Лили. Она наклонила голову и с иронией посмотрела на распростертое тело. – Но похоже, ты цел.

Это правда. Копчик болел, но в остальном Джек чувствовал себя великолепно. Он встал, не обращая внимания на похрустывание суставов, и спросил:

– Хочешь в дом?

Лили пожала плечами, поддразнивая его:

– О, я не знаю. Мне нравится снаружи. Не желаешь поразвлечься на открытом воздухе?

– Я развлекался на открытом воздухе последние полчаса, – ответил Джек. – Я хотел бы теперь оказаться за дверьми, в кровати. И в тепле.

Лили вздохнула:

– Ты такой обыкновенный. Побежали наперегонки.

Она помчалась к наружной лестнице Джекова дома.

Пробегая мимо, она царапнула Джека ногтем по груди.

– О! – воскликнул Джек. Он ринулся следом, но Лили уже очутилась на лестнице и вошла в квартиру, когда он был еще на полпути. Она неслась быстро, как сокол. Казалось, ее когтистые ноги даже не касаются земли.

Джек бежал за ней, но до лестницы не добрался. Сзади его схватил коп и повалил лицом вниз в пустой цветник на краю автостоянки. Коп заломил Джеку руки за спину, надел наручники, силком поставил на ноги и теперь толкал к патрульной машине, читая монолог о его правах.

Джек был в шоке. Он не слышал ни сирены, ни даже двигателя патрульной машины. Но с другой стороны, он был занят другим. Джек выплюнул грязь изо рта и затем посмотрел вниз, желая проверить, оправданы ли его страхи. Вполне – он все еще был в том состоянии, которое одна из его старых подружек называла «стойким». Он подозревал, что в протоколе задержания это вряд ли будет хорошо смотреться.

Джек попробовал убедить копа пустить его в квартиру, надеть джинсы и футболку, но тот и слушать не желал. У него в машине есть плед, сказал коп, Джек может прикрыться пледом. Потом придется этот плед сжечь.

Затем подъехала другая патрульная машина; сирена была выключена, но мигалка работала. Новоприбывший коп вошел в положение Джека, хотя и изумился.

– Давай раздобудем парню какие-нибудь штаны, пока он еще не в участке, – сказал второй полицейский.

И копы повели Джека в квартиру. Лили там не было, и Джек сомневался, что ее заметили, поэтому не стал о ней упоминать. Нет смысла втягивать в неприятности их обоих.

Как выяснилось, не так-то легко натянуть джинсы, когда руки скованы наручниками за спиной. Копы не собирались помогать. Они были заняты поисками доказательств того, что Джек являлся преступником определенного типа, – или, скорее, еще и другого типа, нежели тот, что им уже известен. Ничего не нашли и явно расстроились.

– Нет даже «Плейбоя» или «Пентхауза», – ворчал первый коп. – Ты что, просто эксгибиционист?

– На самом деле, – сказал Джек, борясь с джинсами, – я инженер. Или по крайней мере, был инженером.

– Извращенцы связывают поезда с сексом, – шепнул второй коп первому.

– Я не такой инженер, – сказал Джек. Его джинсы болтались на уровне промежности, поскольку он даже сейчас демонстрировал «стойкость». Это начинало беспокоить.

– Ребята, не мог бы кто-нибудь протянуть мне руку помощи?

– В твоих мечтах, извращенец, – сказал первый коп. Второй с ним согласился.

 

Глава 2

С оргазмом у Кэролин началась икота

С оргазмом у Кэролин началась икота. Поэтому, едва Арти заснул, она встала, пошла в ванную и, зажав нос, выпила стакан воды. Это не помогло, поэтому Кэролин села на унитаз, положила голову на колени и глубоко вздохнула. Это тоже не помогло, но когда она встала вновь, у нее закружилась голова – в общем, и на том спасибо. На миг шум в ушах и пульсирующая темнота в уголках глаз напомнили ей давние эксперименты с наркотиками. Тогда у нее бывали счастливые дни, хотя она чуть не умерла.

Икота стала еще сильнее, и вся верхняя половина тела сотрясалась в быстрых конвульсиях. Кэролин понятия не имела, отчего это происходит так часто, когда она с Арти. С другими мужчинами такого никогда не случалось. С Арти она кончала почти пугающе легко – будто всякий раз, когда они занимались любовью, на нее наводили какие-то чары, – вот только эта черная магия тут же превращалась в икоту. Кэролин поневоле думала, что это кара за наслаждение.

В дверях ванной, потирая заспанное лицо, появился все еще голый Арти.

– Ты в порядке? – спросил он, зевая.

Кэролин кивнула, но попятилась. От Арти до сих пор исходил густой ванильный запах спермы. Этот запах Кэролин любила в самый момент, но не после.

– Да, я – ик – в порядке, – сказала она. – Только опять эта проклятая – ик – эта гребаная икота. – Она сурово на него посмотрела. – Иногда я думаю, что ты специально это со мной – ик – делаешь.

Арти сонно ей улыбнулся:

– Как бы мне это удалось?

Кэролин обозлилась. Ее мучили уже почти эпилептические спазмы, а этот самодовольный придурок, сотворивший с ней такое, над ней смеется.

– Ты думаешь, это смешно? – сказала она. – Ты, блин, думаешь, это – ик – смешно?

Улыбка Арти исчезла.

– Нет, крошка, я просто…

У Кэролин кончилось терпение.

– Ты можешь просто держать свой – ик – член при себе неделю или две, вот что ты можешь – ик – сделать. Посмотрим, как это тебя – ик – насмешит.

Арти смотрел в пол, избегая яростного взгляда Кэролин.

– Ты пробовала проглотить ложку сахарного песка? – спросил он.

Кэролин не удосужилась ответить. На сей раз она не глотала сахар, но она пробовала раньше, и это никогда не помогало. И Арти об этом знал. Или может, он слишком туп и дольше одного вечера не помнит.

Кэролин смотрела на Арти в дверях. Двадцать три года, тело смуглое и мускулистое, а гладкое, мальчишеское лицо нуждалось в бритье лишь раз в три дня. Для такого юнца он был прекрасным любовником. Однако вне постели безумна ее раздражал.

Не всегда причиной тому были недостатки Арти Кэролин это понимала и угрызалась. Но ничего не могла с собой поделать. В нем было что-то такое, что действовало ей на нервы и не давало покоя.

В конце концов, ей уже тридцать семь, и вряд ли она сумеет вечно поддерживать его интерес. Она знала, что все еще красива – длинные ноги, янтарные волосы, голубые глаза, хорошая кожа, – но еще знала, что с такой разницей в возрасте Арти останется красивым дольше, чем она.

– Ты просто иди – ик – спать, – сказала Кэролин. Она уже не злилась, просто устала одновременно бороться и с икотой, и с Арти. – Я вернусь в – ик – постель, как только это пройдет.

Арти кивнул:

– Ладно. – Уже было собрался уходить, но остановился. – Слушай, ты видела сову за окном, пока мы трахались? Я в жизни таких больших не видел.

У Кэролин разболелась голова.

– Нет, я – ик – не видела. Когда мы занимаемся любовью, я смотрю на – ик – тебя.

Арти покраснел.

– Ну, я тоже смотрел на тебя, крошка. Но я хочу сказать, что слышал, как эта сова подлетела, а когда глянул на нее, она как будто смотрела на нас через занавески, а потом улетела и…

Кэролин уставилась на него и дважды икнула.

– Ну, она была большая, – сказал Арти, поворачиваясь.

Кэролин смотрела на его мускулистые спину и ягодицы, думая, что множество женщин ей бы позавидовали. Но эти женщины не представляли, сколько надо потратить сил, когда имеешь дело с таким парнем. Он никогда не мелочился и не обижал ее нарочно, но был не приспособлен к жизни и наивен. Иногда она даже думала, что он просто на редкость глуп.

Однако имелись и плюсы. Он бывал удивительно нежен. И делал все, что Кэролин ему говорила. Хотя порой это раздражало само по себе.

Кэролин потуже затянула пояс халата, развязавшийся во время последних приступов икоты, и отправилась на кухню, чтобы сделать чашку чаю с медом. Это никогда не лечило икоту, но давало хоть какое-то занятие, пока она ждала, когда приступы пройдут.

Телефон зазвонил, как раз когда засвистел чайник, и Кэролин удивилась. Синие цифры на микроволновке показывали 23:43. Ей нельзя звонить так поздно. Все ее друзья об этом знали. Значит, или что-то случилось, или звонит один из придурочных дружков Арти. Или одна из его бывших девушек хочет успокоить нервы, потому что ее новый парень с ней плохо обращается.

Пусть звонят, пусть поговорят с автоответчиком. Она занята, она готовит чай.

Кэролин наливала кипяток в кружку, когда автоответчик взорвался голосом Джека.

– Кэролин! – орал он. – Привет! Это Джек! Как ты? Надеюсь, все хорошо! Эй, а чего это я звоню? Ах да! Я в тюрьме!

Кипяток пролился на кухонный стол, и Кэролин вскрикнула, уронила заварной чайник и отскочила, чтобы не ошпариться. Чайник сбил кружку, та покатилась по столу, упала на пол и разбилась. По всей кухне разлетелись брызги и керамические осколки.

Кэролин пробралась через весь этот бардак к телефону, одной рукой поднимая трубку, а другой стуча по автоответчику.

– Джек? – закричала она. – Джек? Как это ты в тюрьме?

Недолгое молчание, и опять голос Джека:

– О, ты дома. Извини за беспокойство, я хотел сказать, что я в тюрьме.

У Кэролин лопнуло терпение. Она не понимала, почему все мужчины в ее жизни тупы как пробки.

– Ты уже это сказал. Я хочу знать, как ты там очутился.

– Ну, я был на улице голый, – произнес Джек, – и полицейский меня увидел.

– Какого хрена ты был голый на улице?

Джек вздохнул:

– Это недоразумение.

Кэролин могла бы поспорить, что это величайшее преуменьшение, какое она слышала за неделю, но пока решила промолчать. Джек ее друг, и у него неприятности. Детали она узнает позже.

– Наверное, мне надо приехать и тебя вытащить.

– О, не стоит, – сказал Джек. Казалось, он удивился, что ей вообще могла прийти в голову такая мысль.

– Тогда зачем ты позвонил? – спросила она. – Тебе что, помощь не нужна?

Опять молчание.

– Ну, я… я, кажется, вообще-то не знаю, – сказал Джек. – Мне просто сказали, что я могу кому-нибудь позвонить, вот я и звоню.

Кэролин смягчилась. Джек говорил как ребенок. По сути, с тех пор как погибла Натали, он стал похож на растерянного маленького мальчика. Кэролин пожалела, что так разозлилась на него, и вдруг вспомнила, как в колледже впервые занималась с ним любовью. Все произошло быстро и неуклюже, и тогда она тоже на него разозлилась. Потом Джек признался, что Кэролин была у него первой. Это ее поразило. В свои девятнадцать она уже потеряла счет своим партнерам, но знала, что ни для кого из них первой не была. А Джек казался таким крутым и пресыщенным, когда они встретились в кафе, что Кэролин ни за что бы не догадалась, каким бестолковым младенцем он окажется в постели.

Позже она поняла, что именно этим Джек ей и понравился.

Это было восемнадцать лет назад, и теперь чувства у нее те же самые. Джек – бестолковый младенец, во что-то вляпался, сам выбраться не может, и Кэролин хочет о нем позаботиться.

– Ладно, – сказала она. – Я приеду, как только смогу.

– Да не стоит…

– Я сказала, что приеду, так? – Кэролин помолчала, перебирая воспоминания. Удивительно, что они с Джеком все еще дружат после стольких лет. После Хэлли, и Кэти, и Натали, и всех остальных. – И послушай, я… я рада, что ты решил позвонить мне. Я думала, ты скорее позвонил бы Стиву и Кэти.

– Ну, я звонил, – сказал Джек, – но у них автоответчик. Хотя они частенько выходят по пятницам, так что я уверен, у них все нормально.

Раздражение Кэролин вернулось.

– Да уж, я тоже в этом уверена.

– А потом я попробовал дозвониться до Хэлли, но там ответила нянька. У Хэлли сегодня свидание. Здорово, правда?

Кэролин села на корточки и стала подбирать керамические осколки. Вода на полу еще была горячей, но не настолько, чтобы обжечься.

– Да, здорово.

– А потом я позвонил тебе.

– Вот это да, – произнесла Кэролин сухо, – я польщена, что вообще оказалась в твоем списке.

Опять тишина.

– Не понял, – наконец сказал Джек.

– Не важно. Ты в центре, да? Здание муниципального суда, второй этаж?

– Да. У меня все пальцы в черных чернилах. Я не понимаю. Ну, то есть почему у меня берут отпечатки пальцев? Ладони у меня всегда голые. Тем, кто меня задержал, надо бы идентифицировать другую мою часть, не так ли?

Кэролин не стала отвечать. Вместо этого сказала:

– Не волнуйся. Мне и раньше доводилось вытаскивать друзей.

По большей части бойфрендов. Последним был Арти, переставший пить и хулиганить, после того как они встретились.

Джек держался долго, но наконец доказал, что и он похож на всех остальных – хотя бы в этом отношении. Эта мысль взбесила Кэролин.

– И все же за каким чертом ты отправился голым на улицу? – снова спросила она. – То есть, господи, Джек, что на тебя нашло?

Джек ответил без колебаний:

– Я ждал богиню Луны. Ее зовут Лили.

– Лили, – повторила Кэролин. Она с трудом переваривала информацию.

– Точнее, Лилит, – сказал Джек. – Но мне нравится называть ее Лили. Знаешь, у группы «Ху» была старая песня «Фотографии Лили»? Она напоминает мне об этой песне.

Кэролин встала и выбросила обломки кружки в мусорное ведро у холодильника.

– А сейчас повесь трубку, Джек, – сказала она. – Я еду.

– Отлично. Ты настоящий друг. Пока. – Щелчок, и разговор закончился.

Кэролин несколько секунд смотрела на трубку, затем положила ее на место. Она Джеку «друг». Семнадцать лет назад она сделала от него аборт, а теперь она его «друг». Она не могла себе представить, у кого была более странная и бестолковая жизнь, чем у нее. Может, у Хэлли или Натали. Если не считать, что у Натали теперь вообще нет жизни.

– Хто там з-з-звонил? – Арти притащился на кухню. Теперь на нем были пижамные штаны, но они сидели низко и выставляли на обозрение золотистые завитки лобковых волос.

Кэролин внезапно захотела его, но подавила желание.

– Мой друг Джек.

Арти, щурясь, смотрел на нее сквозь сонный туман.

– Джек? Тот чувак, чья жена погибла в Валентинов день?

– Да, он. – Кэролин обошла Арти и через гостиную прошла в спальню. Она сняла халат и начала надевать джинсы и свитер.

Арти пошел за ней.

– Что такое? Ты куда?

– У Джека неприятности. Я еду в городскую тюрьму – может, удастся помочь.

Арти, кажется, проснулся. Он стащил с себя пижаму и тоже начал одеваться. Кэролин, сидя на краю кровати и завязывая шнурки, взглянула на него искоса:

– Ну и что ты делаешь?

– Я думал, поеду с тобой, – сказал Арти.

– Зачем? Ты же не знаешь Джека.

Арти растерялся:

– Прекрасно знаю. Я видел его на новогоднем маскараде у как-их-там.

Кэролин вытаращила глаза:

– Да, но ты его не знаешь.

Арти пожал плечами, сел рядом с Кэролин и натянул голубые ковбойские ботинки с длинными носами, которые она терпеть не могла.

– Ну, я знаю, что он твой старый друг. И на вечеринке он выглядел довольно круто для парня, чью жену только что кремировали.

– Почти год прошел.

– Ну, – сказал задумчиво Арти, – вряд ли я был бы крут, если б тебя кремировали год назад.

Кэролин порой не верила своим ушам – такую чушь нес Арти. Год назад они даже не были знакомы.

– Ты меня поражаешь, – сказала она. Затем встала, выгребла ключи из тумбы у зеркала и вышла. Она не собиралась терять ни секунды на ожидание Арти. От ее домика на Рандберглейн до центра города – двадцать минут езды, если нет пробок, а их, скорее всего, нет. Если Арти взаправду хочет поехать с ней, он может проворнее шевелить задницей и догнать ее прежде, чем она дойдет до машины.

Он ее догнал.

* * *

Кэролин потратила чертову уйму времени, ища место для парковки. Участок города у автомагистрали напротив муниципального суда был весь забит. Кэролин это раздражало, но не удивляло. В пятницу вечером завсегдатаи клубов на Шестой улице занимают все свободные места на пяти парковках.

– Чувак, с которым я работаю в ресторане, говорил, что его группа здесь сегодня играет, – сказал Арти, когда Кэролин проезжала мимо Шестой улицы. – Не хочешь там потусоваться, когда вытащим твоего дружка?

Кэролин бросила на него взгляд, который большинство мужчин убил бы на месте. Но Арти лишь посмотрел на нее кротко и непонимающе. Иногда Кэролин думала, что именно поэтому после семи месяцев они все еще вместе: он просто не в состоянии понять, когда она зла, и потому не злится сам.

Порой ее это трогало. Но не сейчас.

– Нет, я не хочу в тусовку, которая у твоего друга сходит за группу, – отчеканила она… – Во-первых, я не знаю, сколько еще мы будем тут мотаться и искать одно-единственное место для парковки, не говоря уже о том, сколько времени мы будем вызволять Джека. И во-вторых, я еще застала времена, когда нормальные группы играли нормальную музыку, так что не очень-то жажду слушать говнюков, называющих себя рокерами, вроде тех, на которых ты меня затащил в прошлый раз.

Арти обиженно насупился:

– Да ладно, крошка, извини.

Кэролин пожалела, что сорвалась, однако не смягчилась.

– Замяли. Лучше помоги мне найти место.

– Вот оно, – сказал Арти.

Он оказался прав, что еще больше разозлило Кэролин. Она втиснула свой «аккорд» на свободное место и когда Арти освободился от ремней безопасности, уже возвращалась к муниципальному суду – ходу четыре квартала. Кэролин слышала, как Арти захлопнул дверь и ринулся за ней.

– Ну-ка постой, – сказал он, выпустив облачко пара изо рта. – Не стоит тут ходить без меня.

– Это еще почему?

– Ну, елки зеленые, здесь кругом полно пьяных и всяких козлов. Они могут, это, пристать к тебе. Или обидеть. Ну, я не знаю. – Арти замолк.

– Выходит, мне нужна твоя защита, да? – спросила Кэролин.

Глаза Арти забегали, будто он искал, где скрыться.

– Я не это хотел сказать, крошка, – промолвил он.

– Я тебе не «крошка», – сказала Кэролин. – Я никому не «крошка». Ясно?

Всю оставшуюся дорогу до суда Арти молчал.

Когда они перешли Седьмую улицу и приблизились к дому из коричневого кирпича, Кэролин увидела, как оттуда выходят Кэти и Стивен Корманы. Они с Арти столкнулись с Корманами на тротуаре перед тонированными стеклянными дверьми.

– Надо думать, – сказала Кэролин, опережая Кэти и Стивена, – вы получили сообщение Джека.

Стивен кивнул. Его худое бледное лицо заострилось даже больше обычного, а толстые стекла очков запотели. Даже в куртке с начесом он казался тощим.

– Мы и раздеться не успели, когда пришли домой. Развернулись и мигом сюда.

– Помчались на помощь Джеку, – сказала Кэти, оттягивая шерстяной шарф ото рта, – как всегда. Как и ты, очевидно. В сущности, павловский рефлекс, а?

Она произнесла это с такой горечью – Кэролин удивилась. Ей всегда казалось, что Кэти стремится сделать для Джека все. По сути, он был единственным человеком, для которого Кэти стремилась что-то сделать. Интересно, что думал по этому поводу Стивен, – хотя бы знал ли он, что Кэти, когда он сам еще не появился на горизонте, несколько месяцев жила с Джеком.

Кэролин ужасно ревновала, когда Кэти и Джек были вместе. И к тому же недоумевала – Кэти была пышнощекой коротышкой, а Кэролин считала, что такой тип женщин не нравится Джеку. Но затем она начала осознавать, что Кэти дьявольски умна, что и объясняло интерес Джека. И еще это объясняло, почему Кэролин не могла себя заставить ее полюбить.

Правда, Стивена Кэролин до конца не понимала. Он был не таким уж длинным, но очень худым, из-за чего казался значительно выше Кэти. Он почти все время сутулился, что, по мнению Кэролин, было вызвано стремлением скрыть эту разницу. Она знала, что Стивен, скорее всего, очень неглуп – он преподавал американскую литературу в Университете Техаса, – но в сравнении с Кэти всегда выглядел довольно бесцветно.

Кэролин не знала, что удерживает их вместе. Но сомневалась, что люди, глядя на нее и Арти, понимают, что держит вместе их. Она и сама не вполне могла это уяснить.

Арти переминался с ноги на ногу – чтобы привлечь к себе внимание, понимала Кэролин. Он терпеть не мог чувствовать себя лишним.

– А что такое павловский рефлекс? – спросил он.

Стивен и Кэти посмотрели на него так, будто он только что возник из другого измерения. Кэролин пожалела, что не может сделать его невидимым, выключать, пока сама не захочет его присутствия. Иногда за него бывало неловко.

– Колокольчик делает «дзинь», – сказала Кэти. – Собака пускает слюни.

Кэролин наклонилась ближе к Арти.

– Знаешь, как в песне «Сука» у «Роллинг Стоунз», – прошептала она. Арти пожал плечами:

– Ну, знаешь, я уважаю «Роллингов», но боюсь что это было задолго до меня.

Последовало неловкое молчание.

Стивен кашлянул и сказал:

– Так вот, в любом случае, похоже, здесь до утра делать нечего. Его продержат всю ночь. Вроде бы судья не может взять залог раньше. Говорят, Джеку объясняли это перед тем, как он стал звонить, но…

– Но видимо, Джек тогда не получал сообщений с нашей планеты, – перебила Кэти. – Так что он все равно позвонил нам и, очевидно, вам тоже. Если мы пробудем здесь еще, я не сомневаюсь, что появятся все, кого мы знаем. Но я считаю, что лучше пойти домой.

– Сейчас ничего больше не придумать, – промолвил Стивен.

– Вот бодяга, – бодро сказал Арти.

– Заткнись, Арти, – прошептала Кэролин. Она хотела сказать это тихо, но вышло громче, чем она ожидала. Стивен и Кэти сделали вид, будто не слышали, а Арти опять состроил обиженную гримасу.

– Кстати, Кэролин, – произнесла Кэти, – когда Джек тебе звонил, он сказал, почему очутился здесь?

Кэролин кивнула, радуясь возможности отвлечься от Арти:

– Да, сказал.

Кэти покачала головой и сердито вздохнула:

– Нам пришлось услышать это от полиции.

В следующее мгновенье Кэролин и Кэти уже улыбались друг другу. Кэролин знала почему: они обе видели Джека голым – хотя обе давным-давно, – и каждая представляла себе, как он выглядел этой ночью, стоя на улице. Наверняка он выглядел очень даже ничего, думала Кэролин. Он всегда выглядел очень даже ничего. И она была уверена, что Кэти думала о том же.

Стивен опять кашлянул, и улыбка Кэти исчезла. Кэролин тоже заставила себя перестать улыбаться.

– Я слышал, что ты сказала по телефону, крошка, – произнес Арти. – Чувак стоял с голым задом, да?

– Думаю, юридический термин – оскорбление общественной нравственности, – сказала Кэти. – Или что-то вроде.

Арти ухмыльнулся:

– Ну хорошо, это же все равно означает стоять с голым задом, нет?

Стивен посмотрел на Кэролин. Было ясно, что он избегает встречаться взглядом с Арти.

– Мы с Кэти уже сказали, что завтра внесем залог. Мы тебе позвоним.

Кэролин кивнула:

– Спасибо. Я была бы рада внести свою долю.

Стивен мотнул головой:

– Не нужно. Мы все равно получим его обратно. Вряд ли Джек покинет город.

– Конечно нет, – сказала Кэти. – Он уже покинул планету Земля.

– Не стоит его так уж ругать, – высказался Арти. – Ну то есть жена этого парня в могиле.

– Поговорим завтра, – сказал Стивен, обращаясь к Кэролин. Она была уверена: Стивен делает вид, что Арти ему безразличен. – Доброй ночи.

– Да, – ответила Кэролин. – Спасибо. – Она подумала, не обнять ли Стивена и Кэти напоследок, но решила воздержаться. Она никогда не обнимала их раньше, если не считать новогодних вечеринок, и сомневалась, что сейчас подходящий момент.

Кэти тоже пожелала доброй ночи, и затем они с мужем сошли с тротуара и через подъездную дорогу направились к автостоянке.

– Ха, как им удалось найти место? – слишком громко спросил Арти.

Кэролин отвернулась от него и, не обращая внимания на машины, зашагала назад через Седьмую улицу. Стояла холодная ночь, Кэролин была вне себя от раздражения и ярости и потому опять шла быстро.

И снова Арти ее догнал.

– Ты заметила, что, как только позвонил этот чувак, Джек, ты перестала икать? – спросил он.

Кэролин взглянула ему в лицо. Несправедливо на него сердиться. Он на самом деле неглуп – просто молод. Если она будет злиться, подумала Кэролин, на нее будут злиться тоже. В конце концов, в ее возрасте надо понимать, что значит жить с человеком, с которым так мало общего.

Она вдруг с ужасающей ясностью осознала, что Арти было два года, когда она лишилась девственности.

– Заткнись, Арти, – снова сказала она.

 

Глава 3

У женщины были крылья

У женщины были крылья. Стивен был в этом уверен. Он съезжал на «тойоте» с пандуса автостоянки на северное шоссе и увидел крылатую женщину на крыше припаркованной машины. Автомобиль стоял у одного из столбов, поддерживающих эстакаду, и столб скрывал ее до того момента, когда Стивен уже оказался на выезде и набирал скорость. Так что он увидел женщину лишь мельком. Но хватило и одного взгляда. Такие вещи замечаешь быстро, подумал Стивен.

Она сидела на корточках на крыше «шеви-нова» семидесятых годов. Было слишком темно, цвет машины не разглядишь, но саму женщину освещал поток лунного света. Она смотрела на запад, на здание муниципального суда и полицейский участок. Кожа белая, как снятое молоко, а волосы длинные, густые и черные. Женщина была голая.

И ко всему прочему, у нее имелись покрытые темными перьями крылья, росшие от лопаток. Когда «тойота» проезжала мимо, Стивен увидел, что крылья раскрываются и подрагивают. Большая часть перьев были черными, как волосы женщины, но с белыми прожилками у кончиков крыльев.

Стивен обернулся на нее, и «тойота» чуть не врезалась в ограждение.

– Стивен! – взвизгнула Кэти. – Смотри, куда едешь!

Стивен выровнял колеса, затем глянул в зеркало заднего вида. Пусто. Стивен затормозил, включил заднюю передачу и начал пятиться.

– Милый, ты хочешь нашей смерти! – закричала Кэти, а затем залопотала что-то бессвязное.

Стивену это понравилось. Кэти никогда не говорила бессвязно. Забавная перемена.

– Ты ее видела? – спросил он. – На крыше машины?

Стивен дал по тормозам, и машина клюнула носом. Он развернулся и заехал обратно на стоянку. Включил фары дальнего света и направил их лучи на припаркованную за столбом «нову».

«Нова» была на месте, но крылатая женщина исчезла.

Стивен посмотрел на жену. Та сидела с широко открытыми глазами и дрожала.

– Извини, – сказал Стивен. – Мне показалось, я кое-что увидел. Но оно уже исчезло.

Кэти с трудом перевела дыхание. По выражению ее глаз Стивен понял, что она уже вернула себе полное самообладание. А еще он понял, что нарвался на неприятности.

– Интересно, – сказала Кэти, – что же ты мог такое увидеть, что оправдывает задний ход на выезде со стоянки?

Секунду Стивен размышлял. Если он солжет, Кэти поймет это, но он не хотел говорить всю правду.

– Мне показалось, я видел голую женщину, сказал он.

Кэти подняла брови, раскрыла рот и кивнула, изображая понимание.

– А, ну да. В тридцать четыре года ты все еще так неосведомлен по части женской анатомии, что впал в лунатизм, лишь вообразив голые груди.

– Боюсь, что так, – сказал Стивен. Он развернул автомобиль и вернулся на выезд.

– Может, машину лучше поведу я? – сказала Кэти. – Пожалуй, в отличие от тебя я дееспособна в присутствии обнаженной натуры, реальной или воображаемой.

– Все нормально, – сказал Стивен, глядя через плечо на участок с плохим обзором. – Не волнуйся.

– Я не волнуюсь. Я боюсь за свою жизнь.

Стивен промолчал. Кэти придумала бы, как его окоротить, что бы он ни сказал. Он предпочитал подождать, пока ее настроение улучшится.

Но в любом случае он не мог сказать ей, что вроде бы видел не просто обнаженную женщину, но обнаженную женщину с крыльями на спине. Кэти настолько презирала все иррациональное, что не верила даже в сны. Утверждала, что никогда их не видит. Говорила, что, засыпая, проваливается в черную пустоту, пока не зазвенит будильник.

Может, думал Стивен, это были вовсе и не крылья. Может, на крылья походил длинный плащ или пончо в лунном свете.

Плащ или пончо с перьями.

Стивен двигался к западному шоссе, чтобы срезать путь через город, и тут потрепанный пикап, ехавший без огней, вылетел из-за эстакады и чуть не врезался в «тойоту». Пикап загудел, проскочил три переулка на красный свет и затем исчез в направлении шоссе 290 на восток.

Когда гудок пикапа взревел, Кэти вскрикнула. Едва пикап исчез и «тойота» двинулась на запад, Кэти глубоко вздохнула и сказала:

– Остановись и дай вести мне.

Стивен, не глядя на нее, крепко вцепился в руль.

– Это не моя вина, – сказал он дрожащим голосом. – Парень ехал на красный свет. Он даже передние фары не включил.

– Остановись и дай вести мне.

Стивен заехал на стоянку у ночного магазина, припарковал машину и выключил двигатель. Он вынул свои ключи из замка зажигания.

– Зря ты выключил двигатель, – сказала Кэти. – Мы могли просто поменяться местами.

Стивен посмотрел на нее и решил, что он, конечно, все еще любит ее, но она определенно ему не нравится.

– Почему? – спросил он. – У тебя что, нет ключей? Кэти ехидно взглянула на него:

– Да, у меня есть ключи. Мои ключи в моей сумочке. Сумочка всегда со мной. – Она подняла черную кожаную сумочку и потрясла ею. Сумочка зазвенела. – Видишь? У меня есть сумочка; значит, у меня есть и ключи. Но я говорила не о том, есть у меня ключи или нет. Я имела в виду, что тебе не нужно было выключать двигатель, тогда нам потребовалось бы всего пятнадцать секунд, чтобы поменяться местами.

– Мы здесь уже больше пятнадцати секунд, – сказал Стивен, решивший еще позлиться.

– Это из-за того, – сказала Кэти, – что ты кретин.

– То, что я предложил тебе воспользоваться твоими ключами, еще не делает меня кретином.

Глаза Кэти расширились, а ноздри задрожали. Очи дрожали точно так же, когда Кэти возбуждалась. Очень странно, считал Стивен, что Кэти выглядит одинаково, когда сердита или возбуждена. Иногда ему казалось, будто она злится на него за то, что он занялся с ней любовью.

В последнее время это не так уж часто случалось.

– Я вынуждена не согласиться, – сказала Кэти. – Я полагаю, что когда человек ведет себя как бестолковый, инфантильный, по-детски эгоцентричный ублюдок, блядь это, несомненно, делает его кретином.

Стивена окатила волна радости – он предвкушал близкую победу. Кэти почти всегда выигрывала в их спорах, но в тех редких случаях, когда она выражалась нецензурно, Стивен знал, что она уязвима.

– В последний раз, когда ты пользовалась моими ключами, – сказал он, – ты положила их в свою сумочку, и на следующий день я вообще никуда не мог поехать. Мне пришлось звонить коллегам, чтобы добраться до университета.

Ноздри Кэти задрожали еще больше. Страшно смотреть.

– Я же предупредила, что взяла твои ключи. У меня не было выбора. Свои я потеряла.

– Ага! – сказал Стивен и сделал паузу. Он вел себя как мудак, и знал это. Но все равно продолжал атаковать и старался при этом выражаться, как Кэти. – Ты сказала, что ключи всегда с тобой, потому что они всегда в твоей сумочке, которая всегда с тобой. Как же так? Ты же сама только что призналась, что по крайней мере однажды их теряла?

Кэти устремила на него гневный взгляд, затем отвернулась и уставилась через ветровое стекло на мерцающую вывеску у стоянки.

– Ну? – сказал Стивен.

– Отвези меня домой, – сказала Кэти монотонным голосом.

Стивен вставил свой ключ обратно в зажигание, завел машину и доехал до дома. Когда он ставил машину под навес у их красного кирпичного дома в Аллендейле, Кэти открыла дверь и вышла до того, как «тойота» остановилась. Кэти оказалась в доме и захлопнула за собой дверь раньше, чем Стивен выключил мотор.

– Твою мать! – сказал Стивен.

После восьми лет брака и семи месяцев совместной жизни до свадьбы он так ничему и не научился. Не то чтобы он не знал Кэти. Напротив, он знал все, что требовалось, дабы ладить с женой. Он лишь не сумел ничему научиться. Разница между знанием и пониманием чего-либо, думал он, похожа на разницу между чтением пьесы и участием в постановке – или между представлением о концепции зонной защиты и реальной игрой в баскетбол на большом поле. Само знание предмета маловато дает, если не можешь этим предметом заниматься.

В этом и заключалась его проблема. Уже очень долго они с Кэти не могли… этим заниматься.

Он вышел из автомобиля и зашагал к двери. Она была заперта, поэтому Стивен полез в карман куртки за ключами. Их там не было, поэтому он проверил другой карман куртки, а затем карманы брюк. Ключей не было.

Он потащился назад к автомобилю. Его ключи свешивались из замка зажигания на рулевой колонке и все еще качались, поблескивая в лунном свете. Все четыре дверцы «тойоты» были, конечно, закрыты.

Стивен поднял глаза на Луну. Просто взглянул. Просто чтобы понять, что ему теперь делать. Ночь была ясной и холодной, и Луна светила так ярко, что он с трудом различал на ней пятна. От яркого белого света слезились глаза. Стивен вытер их рукавом куртки.

– Твою мать! – повторил он. Вышло громко, и секунду он волновался, что его слышал кто-то из соседей. Но в окрестных домах было темно и тихо. Стивен потащился к двери и позвонил.

Он стоял, ждал и смотрел на Луну. Потом позвонил снова. На этот раз Кэти открыла, сунула ему ключи и захлопнула дверь перед его носом.

Стивен вновь побрел к машине, забрал свои ключи и, прежде чем закрыть машину, убедился, что обе связки у него в руке. Затем вновь побрел к двери, открыл и вошел. Запер за собой дверь. Кэти терпеть не могла незапертые двери.

В кухне горел свет, и сначала Стивен пошел туда. Не столе лежала открытая сумочка Кэти. Он положил в сумочку ее ключи, выключил свет и на ощупь пошел через гостиную к спальне. Под дверью смежной со спальней ванной желтела полоска света.

Стивен в темноте разделся и лег в кровать голым. Он положил очки на тумбочку у кровати и расположился на своей половине, уставившись на длинную расплывчатую линию света под дверью ванной. Кажется, довольно долго было слышно, как льется вода и шумит кран. Когда кран повернули, загудели трубы. Потом расплывчатая полоска под дверью исчезла, и всюду стало темно. Стивен услышал, как открывается дверь ванной. Потом – как Кэти пробирается к кровати со своей стороны.

Она скользнула под одеяло и прижалась к нему. Она тоже была голой. Грудь и живот теплые. Стивен провел правой рукой по боку и ниже и обнаружил, что зад у нее прохладный. Ее зад всегда был прохладным, чего Стивен никак не мог понять. Любой другой участок кожи на теле Кэти всегда казался на редкость теплым – за исключением зада. Зимой казалось, будто она только что выбегала на улицу и на пару минут выставляла зад наружу. А летом – будто сейчас зима и Кэти выбегала и выставляла свой зад наружу.

Стивену это нравилось. Он не понимал отчего. Возможно, оттого, что об этом мало кто знал – а вот он знал.

Они полежали вместе молча, близко-близко, пока у Стивена не начала затекать левая рука. Тогда ему пришлось перевернуться на спину, и пока он переворачивался, Кэти откатилась.

– Что ты думаешь об этом Арти? – вдруг спросила Кэти. – О парне Кэролин.

– Я понял, о ком ты, – сказал Стивен и сразу пожалел. Прозвучало слишком агрессивно, а он уже устал от этого.

Но вопрос Кэти его удивил. Вместо продолжения ссоры или дальнейших замечаний о том, в какое дурацкое положение загнал себя Джек, она собиралась посплетничать о чьих-то отношениях. Стивен мысленно готовил себя к различным вариантам развития ситуации – допуская в том числе, что они просто заснут, – но не к такому.

– Ну хорошо, – сказала Кэти, – так что ты думаешь?

– Боюсь, я не понимаю, о чем ты.

– Как по-твоему, он асоциальный тип – детские комплексы приучения к горшку и все такое – или же просто крайне глуп?

Стивен пожал плечами, и простыня под ним собралась в складки.

– Я об этом парне вообще не особо думал, – сказал он, извиваясь на простыне и пытаясь ее расправить.

Я видел его лишь на вечеринках и сегодня. Никогда с ним не говорил. Как-то неохота было. Так что мне и сказать нечего.

Кэти повернулась на правый бок, спиной к нему, и сказала:

– Не могу решить: он так молод, что кажется тупым, или настолько туп, что похож на умственно отсталого ребенка.

Стивен тоже повернулся на правый бок и прижался к Кэти. Коснувшись ее холодной задницы, он начал возбуждаться. Он обрадовался. Вот уже несколько недель достичь возбуждения было не так-то просто.

– Что касается детей, – прошептал он, – не хочешь попробовать еще раз?

– Нет, – огрызнулась Кэти.

Стивен отодвинулся, чтобы больше к ней не прикасаться. Возбуждение исчезло.

– Это потому, – сказала Кэти с легким раздражением, – что мы только что ссорились и я все еще сердита. И один из наших лучших друзей в тюрьме. Это не потому, что я не хочу еще раз попробовать. Просто не сейчас, ладно?

– Конечно, – сказал Стивен. Он сунул руку под подушку, взбил ее и закрыл глаза.

Черт с ним. Все равно он не хотел ее прямо сейчас. И в конце концов, она права – сейчас не самый подходящий момент.

Но уже давно крайне сложно было понять, когда же самый подходящей момент. Казалось, Кэти хочет его, лишь когда он страшно вымотан или должен проверить гору студенческих сочинений, а он хочет ее, лишь когда Кэти на него злится. Словно оба желали получить отказ – как будто секс так долго был обыден, что они пришли к молчаливому соглашению вновь его усложнить.

Стивен начал задремывать, и тут Кэти разбудила его еще одним вопросом:

– О чем же она думала, а?

Стивен приподнялся на локте. В голове туман, как у всякого, разбуженного-когда-он-только-начал-засыпать.

– Кто? – спросил он. – Что? Что случилось?

Кэти повернулась к нему. Без очков Стивен видел лишь очертания ее лица в лунном свете, что просачивался через занавески.

– Как это «кто»? – сказала Кэти. – О ком я только что говорила?

Стивен порылся в затуманенном сознании, но ничего не обнаружил.

– Без понятия, – сказал он.

– Кэролин, – сердито сказала Кэти. – Кэролин Джессап и ее отсталый парень. Я спрашивала, о чем она думала, когда решила с ним жить.

Стивен упал назад на подушку.

– Без понятия, – сказал он снова. – А ты о чем бы думала?

Кэти долго молчала. Когда она заговорила опять, голос ее был холоден:

– А это что значит?

Стивен знал, что его опять ждут неприятности, но его это не волновало – он слишком хотел спать.

– Это значит, – произнес он нечленораздельно уткнувшись ртом в подушку, – что ты уделяешь этому парню слишком много внимания.

– Да потому что он идиот! – вскричала Кэти.

– В таком случае он не стоит внимания, так? – пробормотал Стивен, еще плотнее уткнувшись в подушку. – Плюнь на него и засыпай.

Кэти затихла на несколько секунд. Потом сказала «прекрасно» и отвернулась.

Когда Кэти говорила «прекрасно», это означало, что разговор окончен. То было единственное предложение из одного слова, которое она вообще когда-либо произносила.

Странно, что вечер закончился очередным дурацким спором, к тому же по поводу дурака. Странным был не дурацкий спор – у них часто бывали дурацкие споры, – а то, что они даже не вспомнили о бедном Джеке, угодившем в тюрьму за прогулку в голом виде.

Вот уже пятнадцать лет Джек был другом Кэти – задолго до того, как она стала встречаться со Стивеном; ей бы побеспокоиться о Джеке, а не гундеть о парне Кэролин. Кому он нафиг сдался, этот долбаный гондон? Почему ее это волнует? Один из ее лучших друзей потерял жену всего год назад и теперь направляется прямиком к нервному срыву, по пути заглянув в полицейский участок. А она все треплется о каком-то типе с опилками вместо мозгов только потому, что он бойфренд Кэролин. У Кэролин ужасный вкус в отношении мужчин, и в результате ей с ними страшно не везет. Так что же тут удивительного? Правда, с этим парнем все длится дольше, чем с другими, но, возможно, лишь потому, что он моложе и Кэролин надеется, у нее еще есть время, чтобы его изменить.

Стивен открыл глаза, теперь разозлившись на себя. Кэти заставила его думать о Кэролин и о ее проклятом мальчишке, и теперь он не в силах заснуть.

– Может быть, – громко сказал он, – она думает, ей удастся его изменить.

Кэти ничего не ответила, поэтому Стивен опять поднялся на локте и наклонился к ней. Ее глаза были закрыты, а рот приоткрыт. Она дышала медленно и ритмично, слегка посапывая.

Стивен был раздражен, но не стал ее будить. Он знал: он сам пожалеет, если ее разбудит.

Ведь и впрямь, думал он, наклоняясь ближе, она соблазнительна. Ему нравилось ее спящее лицо. Когда она спала, ее черты смягчались. В лунном свете кожа выглядела бледной и гладкой. На щеку падала длинная тень от носа. Щеки полноваты, но это бросалось в глаза лишь в такие моменты. Так она казалась ранимой, и это Стивену тоже нравилось – опять же потому, что этого почти никто, кроме него, не видел.

Пока он глядел на спящую Кэти, за окном что-то заслонило свет Луны. Сквозь белые занавески Стивен увидел неясный силуэт на ограде заднего двора. Нечто большое, что бы это ни было.

Он отодвинулся от Кэти и зашарил на тумбочке в поисках своих очков, сбив на пол настольную лампу и стопку детективов. Найдя очки, надел их и пошел к окну.

Позади него зашуршало постельное белье.

– Что такое? – хрипло спросила Кэти. – Что случилось?

Стивен раздвинул занавески и увидел, как черноволосая обнаженная женщина расправила крылья, дважды ими взмахнула, а затем взлетела над оградой и пропала из виду. Он уставился ей вслед, но когда она исчезла, в поле зрения осталась лишь Луна. Стивен сдвинул занавески.

– Что это было? – спросила Кэти, когда он вернулся в кровать.

Стивен снял очки и положил на тумбочку.

– Ничего, – сказал он. – Мне послышался какой-то шум, но я ошибся. Извини, что разбудил.

Несколько минут они лежали молча. Судя по ее дыханию, Кэти не спала. И Стивен тоже не спал.

– Я все думаю, – произнес он наконец, – о том, что ты спросила, про Кэролин и Арти. Что она в нем нашла. И я думаю, может, ей просто нравится с ним трахаться.

Кэти хихикнула, и Стивен удивился. Кэти редко хихикала.

– Я подумала то же самое, – сказала она.

Они тихо полежали еще несколько минут.

Потом Кэти прошептала:

– Да, я бы хотела еще раз попробовать. Если ты не против.

Стивен придвинулся к ней и обнял так, чтобы ее холодная задница тесно прижалась к его животу.

– Я не против, – сказал он.

 

Глава 4

Дети неприлично фыркали

Дети неприлично фыркали, когда Хэлли приехала домой со своим новым знакомым. Клео и Тони перегибались через перила над лестницей, надували щеки, с гнусным звуком фыркали влажными губами, а затем, хихикая, разбегались по комнатам.

Кричать на них было без толку, и идти к ним в комнаты и отчитывать каждого тоже бесполезно. Помогло бы только запретить им играть в «Нинтендо», но Хэлли терпеть не могла это наказание: следовавшее за ним нытье было хуже самих прегрешений.

Хэлли хотела разозлиться на приходящую няню за то, что няня не уложила детей в положенное время, но не сумела. Когда Хэлли и Марвин – как вообще она могла пойти на свидание с человеком по имени Марвин? – наконец приехали, бедная девочка напоминала беженку из района военных действий. Нянька, похоже, перепробовала все, разве что не била детей молотком по голове, и Хэлли почти пожалела, что не дала на это разрешения.

– Иногда, – сказала Хэлли Марвину, когда они сели за кухонный стол пить кофе, – я жалею, что живу не в девятнадцатом веке. Родители могли давать детям опийную настойку, чтобы те успокоились. Славное было времечко.

Марвин хихикнул – по подсчетам Хэлли, двести девяносто седьмой раз за вечер. Сказать Марвину было особо нечего, но зато он находил массу поводов хихикать. Так что Хэлли не была уверена, что хочет лечь с ним в постель. Он был довольно мил и выглядел симпатичнее, чем можно ожидать от человека по имени Марвин, но Хэлли пыталась представить, как это будет с парнем, который хихикает каждые тридцать секунд. Она боялась, что задумается, над чем это, черт возьми, он смеется.

Но в конце концов, у него большие руки. Она поймала себя на том, что уставилась на его руки, держащие кофейную чашку. Пальцы прямые и загорелые и казались сильными. Она знала, что эти пальцы будут с нежностью перебирать ее короткие каштановые волосы.

Клео, светловолосая восьмилетняя дочь Хэлли от бывшего мужа Билла, появилась наверху лестницы и опять противно фыркнула. Потом умчалась прочь.

– Э-хе-хе, – хихикнул Марвин.

Хэлли перевела взгляд с его больших рук на лицо, не-слишком-привлекательное-но-и-не-такое-уж-некрасивое.

– Я не знаю, сколько еще понадобится времени, чтобы они заснули. Если не хочешь, можешь не оставаться. То есть я пойму.

– Э-хе-хе-хе, – сказал Марвин. – Нет, ну что ты. У меня уйма времени. Э-хе-хе. Это был замечательный вечер. Э-хе. По-моему, у тебя замечательные дети. Хе.

– Замечательные, – сказала Хэлли. Внезапно ей захотелось, чтобы метеор протаранил крышу и убил их обоих на месте.

Шестилетка Тони, темноволосый продукт мимолетного адюльтера на одну ночь с итальянцем, шофером грузовика из Уэйко, появился у перил, надул губы и выпустил воздух со звуком еще дольше и противнее, чем его сестра. Потом тоже исчез.

– Не принимай на свой счет, – сказала Хэлли. – Они просто соревнуются друг с другом. Ты тут ни при чем.

А может, и при чем. Марвин выпустил газы, как только они вошли в ее двухэтажку в Южном Остине, и оба сделали вид, что ничего не случилось. Но если один или оба ребенка прятались тогда на лестнице, они, без сомнений, слышали – отсюда и этот губной пердеж. Конечно, сообщать об этом Марвину было бы невежливо.

– О, я, хе-хе, и не думал, что это из-за меня, хе, – сказал Марвин и глотнул кофе, улыбаясь ей.

Может, если удастся заткнуть ему рот, пока они будут в постели, все будет хорошо. Если бы он не хихикал и не мямлил, казался бы вполне приличным парнем. И у него приятная улыбка. И дивные ушные мочки. Совершенно дивные мочки.

У Хэлли уже пять недель никого не было, так что она не хотела обращать внимания на мелкие недостатки. Марвин выглядел лучше, чем, скажем, шестьдесят пять процентов ее мужчин, так что вряд ли его хихиканье – разумная причина с ним не спать.

– Ты проверялся на ВИЧ? – спросила Хэлли.

Марвин как-то хрюкнул – вначале Хэлли подумала, что это новая разновидность хихиканья, но потом поняла, что Марвину кофе попал не в то горло.

– Извини, – сказала она. – Это был грубый вопрос?

Марвин покачал головой. Его лицо налилось краской, и, похоже, он не мог вздохнуть.

– Все нормально? – спросила Хэлли, уставившись на него. – Тебе помочь?

Оба ребенка появились наверху лестницы и громко и противно фыркнули в унисон.

– Сию же секунду отправляйтесь в кровать и оставайтесь там, или «Нинтендо» не будет неделю! – завопила Хэлли. – Точно вам говорю! Целую неделю! Начиная с завтрашнего дня! А завтра суббота!

Дети исчезли, и Хэлли скривилась. Теперь, если они появятся вновь, придется их наказать. А ей это вынести будет гораздо труднее, чем им.

Марвин все давился своим кофе, поэтому Хэлли обошла его и стукнула по спине. Вряд ли метод Хаймлиха работает с жидкостями. Она сомневалась и в том, что поможет похлопывание по спине, но вообще-то просто хотела показать Марвину, что не желает ему смерти.

Колотя его по спине, она учуяла запах мускуса, исходящий от его волос. Раньше она не подходила к Марвину так близко и запах уловила впервые. Она любила мускус, а каштановые волосы Марвина были густыми и волнистыми. Она представила, как зарывается в них лицом и глубоко вдыхает. Затем спускается ниже и ощущает соленый вкус его шеи.

В этот момент Марвин поперхнулся, наклонился вперед и что-то выплюнул в кофейную чашку. Хэлли постаралась не смотреть. Не хотела, чтобы это испортило ее настрой.

– Теперь нормально? – спросила она.

Марвин выпрямился и кивнул. Судя по всему он больше не задыхался, так что Хэлли перестала бить его по спине и вновь уселась. Марвин вытер лицо одной из тканевых салфеток, которые она положила рядом с чашками. Он вспотел, и лицо его все еще было красным. Хэлли вздохнула. Вот таким она его и хотела видеть. Только голым.

– Извини, что я это ляпнула, – сказала она. – Но нет смысла изображать скромницу. То есть ты вроде замечательный парень…

Да, подумала она, вроде нормальный парень с замечательными волосами, руками и мочками. Но сказать ему, что он сам по себе замечательный, уместнее, если учесть, что она почти наверняка хочет провести с ним ночь.

– …И мы, наверное, поладим, – продолжала она, – так зачем ждать, пока все зайдет далеко, чтобы задать важные вопросы? Понимаешь?

Марвин опустил салфетку и кивнул. Краска быстро сходила с его лица.

Хэлли подождала несколько секунд, но Марвин ничего не сказал. Он лишь таращился на нее. Она надеялась, что в восхищении. Но это вряд ли – после того, как дети неприлично себя вели, а сам Марвин подавился чуть не до смерти.

– Хорошо, тогда я начну первая, – сказала Хэлли. – Я проверялась каждые шесть месяцев за последние три года. Я сдала анализ месяц назад. Все результаты отрицательные. Я бы даже не пошла на свидание, если бы что-то было не в порядке.

Она подождала еще, но Марвин опять не издал ни звука. Только перевел взгляде нее на чашку, видимо завороженный тем, что он туда выплюнул.

– Марвин? – сказала Хэлли. – Прости, что-то не так? Мы еще беседуем?

– Э-хе-хе, – слабо хихикнул Марвин. – Я, э-э, просто удивляюсь… зачем тебе понадобилось проверяться.

Хэлли удивилась. Марвин не казался самым классным парнем на свете, но и тупым тоже не казался.

– Ну, как бы объяснить, – сказала Хэлли, – в основном затем, чтобы знать, нет ли в моей крови ретро-вирусов, которые могут заразить кого-нибудь, кто мне дорог. Зачем же еще?

– Э-хе, – сказал Марвин – больше похоже на прочистку горла, чем на хихиканье. Он опять глядел перед собой, и лицо его побледнело. – Я хотел спросить, почему ты думаешь, что эти проверки необходимы? В конце концов, ты мать двоих детей, и я бы не подумал, что ты…

Марвин закончил тираду странным взмахом красивой руки.

Теперь Хэлли представляла себе картину. На этой картине она отправлялась спать в гордом одиночестве с куском холодной пиццы в одной руке и вибратором в другой.

– Ты хочешь сказать, ты бы не подумал, что я часто трахаюсь с мужиками? – сказала она. Внутри у нее все перевернулось. Волосы Марвина и его мочки теперь не казались такими уж замечательными.

Его руки по-прежнему выглядели здорово, но черт с ними.

Марвин вздрогнул, как будто она его ударила.

– Я совсем не это имел в виду. Хе-хе.

Хэлли встала.

– Нет, ты именно это имел в виду, а еще – что если я а вправду трахаюсь с мужиками, я не должна бы этого делать.

Марвин заозирался, будто искал пути к отступлению.

– Но я хочу, чтобы ты знал, – сказала Хэлли, начиная убирать посуду, – что я вполне полноценная здоровая женщина, хотя и дала жизнь двоим детям. Несмотря на распространенное мужское мнение, дети не портят тело. – Она взяла чашку Марвина, посмотрела в нее и скривилась: – Не могу поверить, что я собиралась заняться этим с парнем, чье тело производит такое.

– Э-хе, – сказал Марвин, поднимаясь. – Я пойду.

– А еще, – произнесла Хэлли, – я хочу сказать, что все заметили, как ты пустил ветры. – Она фыркнула так же, как дети, затем с грохотом кинула кофейные чашки, ложки, и молочник в раковину. – Так что спасибо за поганый вечер, Марв. Последи, чтобы тебя не ударило дверью по жопе, когда будешь уходить.

Он постарался. По правде сказать, он не закрыл дверь. Хэлли пошла следом, чтобы ее захлопнуть, но остановилась, увидев женщину с длинными черными волосами. Женщина обходила гараж и столкнулась с Maрвином. На мгновение остановилась, глядя на него. Она была высокая и бледная, а ее волосы блестели в лунном свете. На ней был синий плащ, такой длинный, что скрывал ноги.

– Вы кого-то ищете? – спросила Хэлли.

Высокая женщина отвернулась от Марвина и подошла к Хэлли. Ее невидимые под плащом ноги странно цокали. Хэлли начала закрывать дверь, но высокая женщина улыбнулась ей так приятно и обезоруживающе, что Хэлли замерла.

– Да, – сказала высокая женщина. – Сначала я зашла к вашим соседям, но их не оказалось дома. Я не слишком поздно?

Хэлли нахмурилась:

– Не знаю. Смотря для чего?

– Ну, для вас и… – Высокая женщина взглянула через плечо на отъезжающую машину Марвина. – Как-там-его-зовут.

– Его зовут Марвин, – сказала Хэлли. – Если он вам нужен, он ваш. Развлекайтесь. – Она опять стала закрывать дверь.

Высокая женщина нахмурилась, явно расстроенная.

– О, милая, – сказала она. – Я действительно слишком поздно. Мне так жаль.

Хэлли замерла у полузакрытой двери, глядя на женщину:

– Простите?

Женщина вздохнула и качнула головой. Ее волосы переливались, точно водяные струи.

– Ну, у вас будут другие ночи, – сказала она. – Гораздо лучше, обещаю. Я больше вас не подведу. Но в следующем месяце вам придется самой о себе позаботиться.

Хэлли засмеялась:

– Милая, я забочусь о себе каждый месяц.

Высокая женщина опять улыбнулась:

– Я знаю. Но время от времени всем нужна помощь, – Она начала поворачиваться, затем оглянулась на Хэлли. – Кстати, вы нужны Джеку, – сказала она.

Зашагала назад – цок-цок-цок-цок – и пошла за гараж той же дорогой, что и пришла.

– Эй! – завопила Хэлли. Она распахнула дверь и побежала за женщиной. – О чем вы говорите? Откуда вы знаете Джека? Что с ним случилось? Черт возьми, подождите!

За гаражом она наступила на плащ высокой женщины, лежавший на дороге. Хэлли его подобрала. Он был еще теплым.

Она посмотрела на улицу, но увидела лишь два мигающих красных огня отъезжающей машины Марвина. Высокая женщина с блестящими черными волосами исчезла.

Что-то слетело с плаща. Хэлли нагнулась и увидела длинное перо, черное с белым кончиком.

На нее легла тень, и она посмотрела наверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как что-то летит на фоне полной Луны. Мелькнули большие крылья, и затем все исчезло в ночном небе.

Хэлли взяла плащ в охапку, заперла за собой дверь. Положила плащ на кухонный стол, затем пошла к телефону, висящему на стене, чтобы позвонить Джеку. Было поздно, но ему можно звонить в такое время: Она должна увериться, что с ним все в порядке, что странная высокая женщина ничего с ним не сделала. Джек был единственным из ее прежних любовников, который еще оставался ей другом, и Хэлли им дорожила.

Возле телефона она увидела записку, которую нянька приколола к стене. «Джек звонил в 11:06, – гласила записка. – Он в тюрьме».

Наверху заплакал Тони. В последнее время у него кошмары, потому что Клео рассказывала ему истории о чудищах, откусывающих головы у детей… если дети – темноволосые мальчики.

Хэлли потерла глаза. Обычно она не ложилась раньше двух ночи, но сейчас только полночь, а она уже устала так, что могла бы проспать неделю.

Джеку нужна ее помощь, но ему придется подождать. Дети на первом месте. Маленькие говнюки. Даже не будь Марвин придурком, пришлось бы выгнать его, прежде чем дети проснутся в ожидании утренних субботних мультиков.

Она перечитала записку. «Он в тюрьме».

– Как и все мы, – вздохнула она и пошла успокаивать сына.