Глава первая

Приличные таксисты в этой стране есть только в Нью-Йорке – была убеждена Эмили Дуган. Вот и этот, высадивший ее у «Кулинарной академии Норрис» – грубиян! Еще и денек выдался – рекорд для южной Калифорнии по жаре. Уже четыре после полудня, а ни ветерка; пора бы уже дохнуть океанскому бризу, прошелестеть над головой пальмовыми листьями, поманить обещанием прохлады, облегчением от изнуряющего жаркого воздуха.

Мимо свистели шины – движение на бульваре Санта-Моника к вечеру становилось все сильнее. Эмили снова затошнило. Не поддаваться! Уж не грипп ли возвращается, как после той простуды пару недель назад? Месячный отдых очень нужен, и заболеть в это время совсем ни к чему, тем более Эмили так долго мечтала об этой поездке к бабушке. Нет, этого визита ей ничто не испортит. Ни грипп, ни недавние жизненные осложнения. Нужно принять серьезные решения, а для этого необходимо побыть в тиши, спокойно подумать. Тогда уже и приводить свою жизнь в порядок.

Ее опять замутило. Девушка глубоко вдохнула и медленно выдохнула, потянула за ручку большего чемодана, положила сверху меньший. Сумку повесила на плечо. В воздухе висел раздражающий запах паленого дерева.

Площадка для автомобилей справа от здания уже опустела, и Эмили направилась не к центральному входу в школу, основанную ее бабушкой почти пятьдесят лет назад, а к дому позади, где бабуля жила до сих пор. Странно, что штукатурка на стене осыпалась, краска облупилась, из трещин в бетонной дорожке пробивается трава. Бабушка всегда гордилась своей Академией, с удовольствием ею занималась и содержала в полном порядке.

Эмили подкатила багаж к деревянным воротам и взялась за ручку. Петли заскрипели, будто отвыкли поворачиваться. Эмили втащила чемоданы во двор и остановилась, потрясенная. Едкий запах гари нахлынул с новой силой. Место ее детских игр было совсем не похоже на прежнюю прекрасную Страну Чудес.

Ангелочки фонтана посреди двора пестрели лоскутками мха, бассейн высох. Клумбы перед домом тонули в сорняках. В белых пластиковых вазах – жалкие остатки пышных петуний, портулака и бегоний, свисавших некогда через края цветущими фестонами.

А ведь только два дня назад они с бабулей согласовывали планы по телефону, и все казалось нормальным. Эмили просто не ожидала такой запущенности.

Затащив свое имущество по кирпичным ступенькам на входную террасу, она постучала в дверь. С бульвара доносился шум машин, тихонько гудела установка центрального кондиционирования. Больше не было слышно ничего: ни телевизора, ни пластинок, которые бабуля часто заводила, хлопоча по дому. Дом словно вымер.

Бабушка могла уйти, но это маловероятно. Она человек привычки, все свои дела улаживает по утрам в субботу. Эмили решила заглянуть в гараж, а потом достать спрятанный при входе ключ и подождать бабушку в доме.

Она не слышала, как этот человек подошел. По спине пробежал тревожный холодок. Житель Нью-Йорка никогда не позволит себе такой беспечности. Видно, жизненные потрясения сильно ее расстроили.

– Чем могу помочь? – настороженно спросила девушка, стараясь запомнить его лицо. Лучше, чтобы полиция получила точное описание преступника. Черты резкие, словно высечены из гранита. Лицо неплохое, чуть вьющиеся темные волосы, сюда бы улыбку – залюбуешься… Впрочем, ей-то что. Хватит с нее мужчин.

– И я собирался спросить о том же, ответил низкий, бархатный голос.

Ее ладони почему-то вдруг вспотели. Она вытерла их о платье.

– Я первой спросила.

– Я здесь по службе. А вы?..

По службе? Но он явно не полицейский. Полиция с лопатами не ходит. Правда, есть значок и форма. Обливает фигуру, как в рекламе джинсов. Привлекательный мужчина на сто процентов. Но Эмили это не интересно. С мужчинами покончено. Слишком склонна она была насчет них ошибаться.

– Какая же у вас здесь служба?

Он ответил вопросом:

– Вы родственница миссис Норрис?

– Да, – настороженно произнесла Эмили, – я ее внучка.

Наконец-то он улыбнулся. Ну, прямо душка. У глаз появились морщинки, значит, улыбается он часто.

– Тогда вас зовут Эмили.

Что-то он знает такое, неизвестное ей. Сердце опять дернулось, она крепче схватилась за перила. Ноги держали плохо.

– Кто вы, в конце концов, и где моя бабушка?

Улыбка засияла ярче. Ну не грех ли быть таким красивым?

Он прислонил лопату к перилам и шагнул на ступеньки.

– Дрю Перри. – Он протянул руку. – С вашей бабушкой все будет в порядке.

– Будет в порядке? Что случилось? Где она?

– А с вами все хорошо? – спросил Дрю. – Что-то вы бледная.

– Со мной все нормально. – Собственный голос показался ей далеким и писклявым, в ушах глухо звенело. Или это грипп еще не распрощался с ней?

Эмили слегка покачнулась.

– Скажите же, что с моей бабушкой!

Теплые, шершавые от работы ладони легли ей на плечи.

– Может, вам лучше сесть?

Эмили не спорила. В голове мутилось, все тело кололи иголочки. Он помог ей опуститься на ступеньки. Чего ждать дальше, она не знала, но уже точно не того, что Дрю примется считать ее пульс. Пальцы на запястье пронзили ее электричеством до самого позвоночника.

– У вас всегда такой частый пульс? – поинтересовался он.

Эмили отняла руку.

– Нет, – соврала она, – и совсем он не частый.

Во взгляде его читалось: «Ведь я знаю, что это неправда».

– Ваш пульс учащен, и вы бледны, как бумага.

– Съела что-то неподходящее в самолете. – Говорить из-за тошноты было трудно. – Пожалуйста, объясните наконец, кто вы такой и где моя бабушка?

– Я работаю в пожарном управлении Лос-Анджелеса. С вашей бабушкой произошел несчастный случай, несерьезный, медслужба отправила ее в травмпункт.

– Какой несчастный случай?

– С ней все будет хорошо, – повторил он.

Почему не ответить прямо? Эмили опять потрясла головой, но вдруг перед глазами все расплылось, звон в ушах стал все громче, в глазах потемнело, и она потеряла сознание.

На то, что Дрю стал инспектором по поджогам, имелись свои причины. Он терпеть не мог больниц. И больше всего – приемных покоев. И вот теперь второй раз за день очутился в Лос-Анджелесском медицинском центре, и старухи, ради которой он здесь торчит, даже не знает. Славная такая старушка, но вполне возможно – поджигательница.

Он стоял, привалившись к стене рядом с электронными дверями. Кругом было много людей: кто ждал приема, кто – известий о близких. Два маленьких мальчика с выгоревшими до белизны волосами играли с пластмассовыми грузовичками на асфальтовых плитках пола у ног мужчины, наверное, отца. Мальчики катали свои машинки, и что им до отцовской тревоги, до страха и тоски в его глазах.

Дрю вспомнил, что он видел раньше такой взгляд, такое же лицо – у своего отца, когда их семья ждала известия – выживет ли мама. Он был совсем маленьким, но знал, что маму они больше никогда не увидят. Столько пожарных вокруг в приемном покое тем вечером… даже шестилетнему малышу было понятно – не к добру это. Прошло двадцать три года, и взрослый сын понимал теперь, что Джоанна Перри погибла, борясь с огнем и спасая жизни.

И с той поры Дрю всячески избегал госпиталей и докторов. Как и его старший брат Бен. Оба представляли уже третье поколение пожарников, оба знали, что походы в больницы – неотъемлемая часть их работы. Третий брат, Кэйл, работал фельдшером и проходил сквозь электронные двери приемного покоя каждое дежурство не один раз. После своего перехода в отдел поджогов, два года назад, Дрю почти не приходилось бывать здесь, разве что требовалось допросить свидетеля. Обычно он ограничивался моргом и кабинетом патологоанатома.

– Эй, а ты что тут делаешь? Пришел приглашать новую медсестру на свидание?

Дрю поднял глаза и кивнул брату.

– Кэйл, – сказал он, выпрямляясь. – Стоит черта помянуть…

– Черт явился, – реплика сопровождалась широкой улыбкой.

А все Мадж виновата! Или Аманда? Да, правильно, Мадж она звала себя, когда страдала амнезией. Аманда – приятная особа, но наблюдать, как та, другая ее личность, Мадж, гоняет братца, было интересно.

– Так почему ты здесь торчишь? – допытывался Кэйл. – Разве тебе не надо ловить плохого мальчика со спичками?

Дрю вздохнул. В самом деле, как объяснишь свое пребывание здесь, особенно, когда самому неясно, с чего вдруг взялся разыгрывать благородного рыцаря, да еще дважды в день?

– Это долгая история, – буркнул он, надеясь, что Кэйл отвяжется.

Он уже приходил сюда сегодня, чтобы расспросить Вельму Норрис, восьмидесятилетнюю хозяйку «Кулинарной академии Норрис», относительно возгораний у нее в заведении. Сами возгорания выглядели безобидными, но у Дрю возникли подозрения. Сперва в пустом классе загорелся мазут. Вроде бы пролился, а отопительная установка оказалась неисправной. Потом вспыхнули ящики с газетами, сложенные позади школы, по-видимому, по вине неосторожного курильщика. Последний случай, с мусорным контейнером, тоже выглядел невинным – но третье возгорание за две недели? Слишком уж часто это повторяется, и Дрю не собирался, не проверив, отбрасывать последний инцидент как случайность.

Он вернулся в Академию, а тут объявилась внучка, которую пришлось везти в больницу. Никуда не денешься, бедняжка буквально свалилась в обморок у его ног. При такой жарище вполне возможно обезвоживание или тепловой удар.

Кэйл сунул руки в карманы.

– Расскажи коротенько. У меня есть минута-другая, пока Брэди не закончил.

К сожалению, Кэйл пробудет здесь еще долго, потому что его напарник – большой любитель записывать все досконально.

– Человек потерял сознание, я оказался рядом. – Дрю свел информацию к минимуму. – От жары, я думаю.

Улыбка Кэйла стала шире.

– Человек женского пола, конечно?

– Да, и что? – Дрю нахмурился. Он знал о своей репутации дамского угодника – по его мнению, репутации несправедливой. Но этот случай совсем другой. Он делал постороннему человеку одолжение, а когда рядом упала в обморок женщина, сработала тренировка. И точка. Ну, понравились ему карие глаза Эмили Дуган, ну и что? Разве это преступление – заинтересоваться красивой девушкой?

– Отлично, братишка. – Кэйл усмехнулся. – Мало тебе женщин, которые за тобой бегают, теперь они просто падают в обморок к твоим ногам.

– Вовсе нет.

– А как же? – Кэйл скрестил руки, скептически глядя на брата. – Болтаться в госпитале, беспокоясь о пациенте – это на тебя не похоже.

– Говорю же, все не так просто.

– Как ее зовут?

– Эмили Дуган, но тебя это не касается.

– Ее госпитализировали по поводу перегрева?

Дрю кивнул, и Кэйл направился к кабинетам для осмотра.

– Куда тебя понесло? – Дрю догнал брата.

– Поглядеть на нее!

– Зачем?

Кэйл остановился и с шумом выдохнул.

– Любопытно. Если ты без нужды околачиваешься в больнице… – он говорил медленно и раздельно, точно Дрю мог его не услышать, – значит, есть причина.

Кэйл не утихомирится, пока не удовлетворит своего любопытства.

Дрю пошел за братом. Сестры, санитары, врачи торопливо сновали между разделенными занавесками комнатками, входили в хирургический кабинет, разговаривали по телефону, просматривали результаты анализов. У конторки в хирургической одежде стояла Тилли Енсен.

– Привет, Тилз, – окликнул приятельницу детства Кэйл. – Где женщина, которую привез Дрю? Та, что перегрелась.

– Третья занавеска, – ответила она Кэйлу.

Тилли подняла взгляд на Дрю. Они дружили еще с тех пор, когда братья Перри жили у своей тетки Дебби. Тилли жила по соседству. Мать Тилли умерла при родах, а отец мальчиков ушел из жизни через два года после смерти жены.

– С ней все будет хорошо. – Тилли заправила за ухо выбившуюся прядь длинных каштановых волос. – Мы не думаем, что это у нее от жары, но для верности ждем анализов. Скоро будут готовы, и тогда отвезешь ее домой.

– Спасибо, – ответил Дрю, с неожиданным для себя облегчением. Если не помочь пострадавшему от перегрева или теплового удара немедленно, человек вполне может умереть. Хорошо, что он оказался рядом, когда Эмили нуждалась в помощи. – А что с ее бабкой? – спросил Дрю. – С Вельмой Норрис?

Тилли закрыла авторучку колпачком и сунула в нагрудный карман.

– Она останется на ночь. Ожог у нее легкий, но врач решил понаблюдать за ней. На всякий случай, из-за возраста.

Тилли позвали.

– Третья занавеска, – повторила она, указывая Дрю проход.

Кэйл помалкивал, пока они шли, что было для него необычно. Дрю прошел между занавесками и ощутил, как тяжело ударило в груди сердце.

Эмили лежала на каталке. С закрытыми глазами, в облаке золотистых волос вокруг лица, она казалась принцессой из сказки, ждущей поцелуя, чтобы проснуться и жить со своим спасителем долго и счастливо.

Но Дрю в сказки не верил.

Наверное, она почувствовала их приход. Ресницы затрепетали, и Дрю ощутил, что буквально тонет в сладкой глубине глаз цвета темного шоколада.

– Милашка, – сказал Кэйл, но это слово не подходит, подумал Дрю. «Захватывающая дух» – вот подходящее выражение.

Эмили перевела взгляд с Дрю на Кэйла, потом обратно. Ее губ коснулась улыбка.

– Пожалуйста, скажите мне, что у меня не двоится в глазах.

– Нет. – Кэйл шагнул ближе к каталке. – Нас тут двое. Я брат Дрю, старше него и гораздо красивее.

Дрю бросил на брата пренебрежительный взгляд и поднял изголовье для Эмили, пытавшейся сесть.

– Эмили Дуган – Кэйл, мой брат. Средний по возрасту, поэтому неприспособленный как ребенок.

– Средний? Значит, есть еще? И все пожарники?

– Я фельдшер, – поправил Кэйл. – Дрю охотится за поджигателями, а Бен, он старше нас, тот действительно борец с огнем.

Эмили нахмурилась и обратилась к Дрю:

– Вы инспектор по поджогам?

Кэйл хлопнул Дрю по плечу.

– Да, он знает толк в этом деле.

– Про бабушку вам уже сказали? – спросил Дрю у Эмили.

Она кивнула.

– Как только меня отпустят, я пойду ее повидать. Вы не знаете, как это произошло?

Дрю догадывался. Кто-то устраивал поджоги. До нынешнего дня жертв не было. А вот сегодня… Пусть ожоги Вельмы Норрис и не угрожают ее жизни, но в следующий раз ей может повезти меньше.

– Огонь тлел в мусорном ящике возле школы, – сказал Дрю. – Ваша бабушка его открыла, и от поступившего кислорода случилась вспышка. У нее обожжены правая кисть и часть предплечья.

Эмили приоткрыла рот, но не успела ничего сказать, так как появился молодой доктор.

– Кто из вас отвечает за пациента? – спросил он.

– Я, – вырвалось у Дрю.

Врач просмотрел карту и обратился к Эмили:

– Новости неплохие. Анализы в норме, признаков теплового удара нет. Но для профилактики вам следует побольше пить.

– Я могу идти? – с надеждой спросила Эмили. Какой бархатный у нее голос.

Доктор кивнул и строго глянул на Дрю.

– Не оставляйте ее сегодня одну. Просто на всякий случай, учитывая обстоятельства.

– Какие обстоятельства? – Дрю нахмурился.

– Ее общее состояние. – Врач неожиданно расплылся в улыбке и протянул Дрю руку. – Вы скоро станете отцом, мистер Дуган. Рад за вас!

 

Глава вторая

Беременность?

Да как же такое могло случиться?

Глупенькой или невежественной Эмили не была. Каким образом все это происходит, она хорошо знала. Но почему с ней и почему сейчас? На эти вопросы не было ответа.

Эмили сидела одна в двухместной больничной палате, откинувшись в твердом виниловом кресле, окруженная букетами от друзей и родных, и рассеянно покусывала ноготь на большом пальце, уставившись в телевизионный экран, на котором ведущий интервьюировал участников «Колеса фортуны». Она не успела пробыть с бабулей и пяти минут, как пришел санитар и увел ту для каких-то процедур на обожженной руке. Теперь можно без помех обдумать новость, сообщенную доктором.

Дрю тоже ушел. Скорее, сбежал, услышав, что их принимают за мужа и жену; и осуждать его за это нельзя. Она и сама пришла в ужас. А Кэйл до того развеселился, что медицинская сестра попросила его выйти, чтобы не беспокоить пациентов смехом.

Удивительно, но Дрю настоял, что вернется через некоторое время, когда она наговорится с бабушкой, и не желал слушать отговорок. Как будто мало ей проблем без этого непрошенного внимания.

Впрочем, волноваться из-за этого она не собиралась, поскольку мужчины ее теперь не интересовали. Окончательно и бесповоротно.

Эмили горестно вздохнула. Беременна. Но как, каким образом?

И как случилось, что ее жизнь в один миг пошла вразнос? Успешная работа в рекламе, лидер творческой команды крупного концерна. Ответственное дело, кампания по размещению объявлений стоимостью в миллионы долларов. Надежные, устойчивые и очень комфортные долговременные отношения (так ей думалось тогда) – совместное проживание с предполагаемым будущим мужем в милой квартирке в западном районе. И вот теперь она мало того, что без работы и без спутника жизни, но еще и без жилья, а, оказывается, еще и ждет ребенка. И все это свалилось на нее за каких-то двадцать четыре часа.

Неудачу называют в Америке «лимоном», но ей жизнь преподнесла целую корзину лимонов.

Эмили прикусила палец и вздрогнула от боли. По другую сторону высокой ширмы соседка бабули легонько похрапывала, в телевизоре чем-то восторгалась молодая дама. Главное, не жалеть себя. Итак, что мы имеем? Было: искушенная деловая леди, с планами на будущее и определенными надеждами в профессиональной карьере. Стало: безработная одинокая женщина, которая в скором времени станет матерью. Ну как такое могло произойти!

Она же выполняла программу контроля и не должна была зачать. Особенно сейчас, когда так называемый друг оставил ее ради другой женщины всего за два часа до вылета Эмили в Лос-Анджелес. Ради младшего партнера в его адвокатской фирме – так он сказал. Она больше отвечает его профессиональным интересам.

А Эмили думала, что интимные отношения основываются на сердечных склонностях!

Этот проходимец Чарли не смог даже завершить их отношения пристойным оборотом. Нет, ему потребовалось выбрать для этого контрольный отсек аэропорта Кеннеди. Заодно и сообщить, что ее вещи он отправит на склад. Она и не особенно пробовала защищаться, помня, что только вчера была уволена в числе двадцати процентов работников «Андерсона и Макинтайра». Было необходимо сократить расходы. Да, теперь о смелую и умелую Эмили вытирают ноги.

Может, ее все это попросту оглушило? Ничего удивительного – удар за ударом. Но даже сейчас, когда прошло целых двенадцать часов, Эмили не могла разозлиться на Чарли Пруитта или почувствовать себя оскорбленной. Он как-то ее не волновал. Не нужны ей мужчины, вообще и никогда.

Чарли был не первым ее неудачным выбором. Неудачные выборы сделали ее своего рода знаменитостью среди подруг. Эмили Дуган обладала подлинным даром находить неподходящих для себя представителей противоположного пола и в очередной раз доказала это на практике.

Уехав учиться в колледж, первые два года она мало встречалась с мужчинами, но на третий встретила Рика Мердока и втюрилась по уши. Он готовился в медицинскую школу, имел звание чемпиона Америки по легкой атлетике и вице-президента своей учебной группы. У них с Эмили обнаружилось много общего, но Рик оказался голубым, хотя и ухитрился лишить ее девственности. Ну как было угадать, что склонность к мужчинам у них тоже была общая?

Когда она добыла работу у «Андерсона» и перебралась в Нью-Йорк, ей посчастливилось повстречаться с чудесным парнем, который имел все шансы заставить ее забыть Рика. Джейк был актером и смотрелся очень неплохо: приглаженный хорошенький мальчик. Внимательный, с большим чувством юмора. И невероятно хороший любовник, восстановивший ее веру в себя после катастрофы с Риком.

Эмили не требовала от людей совершенства. Совсем нет. Понимала, что какие-то недостатки и странности неизбежны. Но выяснилось, что есть странности сверх всякого терпения. Джейк оказался звездой порнографических фильмов.

Следующим был тип, не способный решить чего бы то ни было, не посоветовавшись с мамой. Его сменил парень с навязчивой чистоплотностью на грани невменяемости. В рестораны ходил со своей пластиковой посудой, на что метрдотель «Таверны на лужайке» так оскорбился, что попросил их покинуть заведение. Имел Алан Фонтейн и другие идеи, в частности, касательно физической близости. Но Эмили решила, что заниматься любовью в резиновых перчатках – это слишком.

Наконец чуть больше года назад она решила, что нашла-таки мистера Такого-как-нужно в лице Чарли Пруитта. Высокий, стройный. Гипнотизирующий, умный взгляд. Блестящий адвокат-аналитик. Никаких голых фоток или хирургических перчаток. Чувства юмора у него, в сущности, не было, но были цели в жизни, сходные с целями Эмили, так что совместная жизнь вроде бы налаживалась.

Только вот Чарли оказался в действительности мистером Ни-единого-шанса – и отцом ее будущего ребенка.

Эмили собрала всю свою решимость. Что ж, она не первая, кто осталась одна с бэби в животе.

Конечно, трудно привыкнуть к мысли, что у тебя будет ребенок. Эмили покачала головой. Не то, чтобы она не хотела иметь детей, просто… неожиданно это. Последний ее пятилетний план как раз предусматривал обзаведение семейством, но она собиралась сначала приобрести мужа, дом и постоянную работу. Покупка дома намечалась года через два, но ее сбережений хватит, чтобы обзавестись недвижимостью… с некоторыми изменениями планов. Если работа найдется сразу. А вот с мужем сложнее. Боже милостивый, она даже не подозревала, что у них с Чарли не все ладно.

Эмили выпрямилась в кресле и провела рукой по животу. Девочка? Мальчик? В кого удастся дитя: в нее или в отца? Признать правду, Чарли Пруитт имел в себе и кое-что положительное. Конечно, с тактом у него слабовато, и, похоже, он и раньше изменял ей с младшим партнером; кроме того, излишне занят собой, но полным нарциссизмом не страдает. Им бывало хорошо вместе… пока ей не подсунули начальническую должность и эту масштабную кампанию. Последние два месяца она постоянно задерживалась на работе, но, казалось, Чарли это не мешает. Не знала она, что приятель нашел себе занятие вне дома.

И беременности своей она даже не заметила. Да, она начала больше уставать, но приписывала это увеличенному рабочему дню. Потом подхватила эту ужасную простуду, осложнившуюся гриппом, и как-то уже больше не могла восстановить свою обычную бодрость. Заваленная работой, она не находила времени, чтобы заглянуть к врачу за рецептом на антибиотики. Чарли притащил ей кучу лекарств, продававшихся без рецепта. Простуду она кое-как переборола, но грипп оставил после себя непроходящее утомление, почти постоянную слабость.

– Господи! – прошептала Эмили. – Так вот же в чем дело! Антигистамины во всех этих противопростудных средствах свели на нет действие противозачаточных таблеток. Так оно и получилось!

Ей захотелось расхохотаться, но она побоялась, что соседка бабули по палате проснется и решит, что в комнату забрался лунатик. Ну да, для пары нужны двое как говорится, только, очевидно, Чарли в большей степени ответствен за ее нынешнее состояние, чем она считала прежде.

Может, у Чарли и оригинальные взгляды на принцип единобрачия, но чувство ответственности у него есть. Извещать его о случившемся, разумеется, нельзя. Пусть он отец, пусть должен об этом знать, но не теперь. Позже. А то еще взбредет в голову обвинять ее в отчаянной попытке сохранить неудавшуюся связь. Незачем унижаться.

Но где жить? Она могла временно поселиться у любой из своих любимых подружек, Сьюзен или Энни, пока не найдет приносящее доход занятие. Сьюзен и Эмили делили комнату еще в колледже; им даже не надо друг к другу приспосабливаться, тем более, что Сьюзен много ездит, получив недавно продвижение в своей пиаровой фирме. Что до Энни Пикетт, не особо удачливой актрисы, подрабатывающей подавальщицей, чтобы платить за квартиру, лишний доход от жилички она будет только приветствовать.

Так что положение у нее не особо отчаянное. Правда, найти работу, чтобы платили не хуже, чем у «Андерсона», при нынешнем состоянии рынка труда будет трудно, а уж нанять беременную не пожелает никто. Есть, ясное дело, законы, запрещающие неравноправие и требующие, чтобы при найме всем предоставлялись равные возможности. Но на деле, кто ее примет, когда через шесть-семь месяцев она уйдет в отпуск по родам?

Нужно многое обдумать и распланировать. Эмили достала из сумочки маленький блокнот и ручку, которые всегда носила с собой, и принялась составлять перечень.

Жилья нет, работы нет, мужчина обманул.

«Квартира», – написала она. – «Позвонить Энни».

«Работа». «Позвонить агентам по трудоустройству».

«Мужчина»… Эмили пренебрежительно фыркнула и вычеркнула эту статью.

«Ребенок». Она постукивала по блокноту, глядя на написанное слово, и не знала, с чего начать.

Потом слегка улыбнулась и принялась писать снова.

Эшли, Адам.

Брэнди, Брэндон.

Клоуи, Чарли.

Чарли она зачеркнула. Картер.

Дэйзи, Драммонд.

Элинор, Итан.

Джорджия…

Дрю запарковал казенный красный «додж» на стоянке позади пожарной части, вошел в здание через заднюю дверь, поднялся на второй этаж, в спальню заглядывать не стал, а направился прямиком в раздевалку. Те, кто не на вызовах, играют сейчас в карты, пялятся в телик или давят подушку, пока не прозвучит очередной сигнал тревоги. Обычно в конце смены он пил кофе и болтал с парнями, но, раз обещал Эмили вернуться за ней, времени на это нет. Он собирался только переодеться и потом отвезти девушку в дом ее бабки.

И что дальше? Доктор прав, ей не следует оставаться сегодня одной. Ей крепко досталось, и физически, и эмоционально – судя по ошеломленной реакции на сообщение о беременности. Когда он спросил ее, кому позвонить, она едва опомнилась, но все же смогла холодно взглянуть на него и спокойно сказать: близких у нее нет.

Что она имела в виду, он не вполне понимал, но знал одно: он за Эмили Дуган не отвечает. На беду, чувства твердили другое. Мало, что она упала в обморок на его глазах – нет, он еще пообещал бабушке присмотреть за внучкой. А Перри всегда выполняли свои обещания.

Перед тем, как вернуться в часть, он еще раз заехал в Академию, чтобы посмотреть на место пожара. Он подозревал неладное, но не ожидал обнаружить, что мусорный контейнер вымазан маслом. Это означало, что Вельма Норрис должна рассматриваться в числе подозреваемых, временно, во всяком случае. Думать, что такая милая старушка и есть поджигатель, было неприятно, но отбрасывать улики тоже нельзя. Возгорание не явилось случайностью. Тут не просто вылили использованное для жарки масло, но не пожалели времени размазать его по всей внутренности контейнера. По мнению Дрю, это говорило именно о поджоге. Его опыт подсказывал четыре основных мотива. Чаще всего – вандализм. Обычно этим занимались подростки, и поджигали они обычно мусорные ящики. Если бы не два предыдущих возгорания и не признаки внутри здания, Дрю счел бы и последний эпизод очередной выходкой подростков.

Следующий мотив: страховая выплата как средство выпутаться из деловых неудач или избавиться от большой закладной. Учитывать эту возможность приходилось. Признаки упадка были очевидны, он не видел, чтобы Академию посещало много учеников.

Часто поджигали из мести; обычно обозленный покинутый любовник или недовольный работник. Дрю считал мстителей самыми опасными из-за свойственной им эмоциональной нестабильности. Их же и легче всего было ловить, поскольку они больше заботились о том, чтобы насолить врагу, а не о том, чтобы скрыть свое преступление. Он предполагал такую возможность, но свидетелей не было.

Не верил он и в сумасшедшего или в то, что поджигали, чтобы прикрыть иное преступление.

Все это возвращало к самой неприятной причине: корыстный мотив.

Он вытянул рубашку из штанов, сел на лакированную деревянную скамью и начал расшнуровывать ботинки. Наклонившись вперед, поднял щеколду на своем шкафу и открыл дверцу. Оттуда вывалилась корзинка и послышалось жалобное: «Мама!» По бетонному полу к его ногам скатилась кукла, продолжая пищать. Писк больше напоминал блеяние ягненка, чем детский крик.

Дрю вскочил на ноги и чуть не опрокинул скамью, когда на голову ему с верхней полки посыпались розовые и голубые сигары из жевательной резинки.

– Что за?..

В комнате захихикали и затопали ногами.

– Ладно, кончайте комедию! – крикнул Дрю, наклоняясь, чтобы подобрать куклу.

– Мама, – сказала кукла, вызвав очередной приступ веселья.

Он повернулся, чтобы положить куклу назад в корзину, но вместо этого опустил ее на скамью: плетенка из белых прутьев оказалась заполнена одноразовыми подгузниками.

– Мама, – упорствовала кукла.

Дрю глянул на полку своего шкафа и вздохнул. Шутники заменили его шампунь на детский «мой-без-слез»; черная расческа уступила место розовенькой детской с голубыми цветочками, и такой же щетке. Исчезло и мыло, вместо него весельчаки поместили флакон детского жидкого мыла, к нему здоровенные бутыли розового детского лосьона и талька.

– Можете выходить, – сказал Дрю. Розыгрыш, похоже, организовал Кэйл. Он слышал, как врач назвал Дрю отцом будущего ребенка. Очень глупая шутка: ни семья, ни дети в его жизненные планы не входили. Менять работу он не собирался, а подвергать жену или ребенка таким же страданиям, какие испытал сам, потеряв родителей, не хотел.

– Дрю, дорогуша. – Из-за угла показался Том Макдоно по прозвищу «Шкварка». Улыбка делила его веснушчатое лицо пополам. – Что же ты нам не сказал!

Кэйл хлопнул Дрю по спине.

– В секрете держал!

Дрю стряхнул с себя руку брата.

– Слушай, я же только что с ней познакомился!

– Уй! – Фитс, еще один пожарный, рассмеялся. – Быстрая работа! Даже для тебя.

Кэйл скрестил на груди руки и прислонился к шкафчикам, стараясь не наступить на рассыпанную по полу жвачку.

– Ага, но ты к ней уже неравнодушен. Видел я, как ты на нее смотрел.

Дрю нахмурился.

– Как это я на нее смотрел?

– Так и смотрел. Как всегда смотришь, заинтересовавшись противоположным полом, – вступил в разговор Брэди, фельдшер, напарник Кэйла.

– Как изголодавшийся пес, – уточнил Шкварка.

– Скорее как заброшенный щеночек, – не согласился Бен Перри.

Дрю обжег всех свирепым взглядом, стянул через голову футболку и метнул ее на дно шкафа.

– Я всего лишь помог старой женщине. И конец.

– А мне почему-то кажется – начало, – с улыбкой проговорил Бен.

Дрю вылез из брюк и трусов, взял чистое полотенце.

– Потому что ты ничего не понимаешь. А теперь, с вашего комедиантского позволения, я приму душ и вернусь в больницу.

Он повернулся к шутникам спиной и, пожав плечами, взял с полки флакон с детским шампунем. В конце концов, шампунь он и есть шампунь.

– Похоже, кончились подвиги Казановы, – засмеялся Шкварка.

Дрю остановился у последнего шкафчика и обернулся к насмешникам. Он умел посмеяться не хуже любого другого, и сам организовал не один розыгрыш. Но сейчас они зашли слишком далеко. Вот уж чего он не собирался делать, это прощаться с холостой жизнью. Ему нравились женщины, очень нравились, но он предпочитал свободу, позволявшую перепробовать все, что они могли предложить. Чего ради ограничиваться только одной?

– Кто бы говорил, – начал он. – Кэйл обручен, у Брэди жена беременна и опять с ним не разговаривает, Шкварка ходит расстроенный из-за Тилли. И чьи теперь подвиги кончились?

Насколько Дрю знал, последнее свидание его старшего брата состоялось целых три, если не четыре, месяца назад.

Кэйл ухмыльнулся.

– Со Шкваркой кончено. Тилли его опять выперла.

– Что натворил на этот раз? – обратился Бен к Шкварке. – Забыл месячную годовщину вашего первого свидания, или еще что?

Шкварка запустил пальцы в растрепанные морковно-рыжие волосы.

– Хуже, – сознался он. – Про ее день рождения забыл.

– Бог мой, теперь все, – посочувствовал Фитс. – Я как-то раз проморгал Кристин день и она заставила меня попрыгать, скажу вам. Начинай думать о драгоценностях, друг.

Шкварка вздохнул и потер затылок.

– Я принес ей сегодня цветы – не понравились. Запустила ими в меня, прямо с вазой, хорошо, пластиковой.

Дрю победно улыбнулся.

– Поняли? Сначала разберитесь со своими собственными сердечными делами, потом читайте мне мораль.

Конечно, Эмили Дуган к его сердечным делам отношения не имела. Однако она дала понять, что у нее никого нет. Дрю никогда не отказывался прикинуть, чего можно ждать от той или иной женщины, но, как правило, не занимался этим долго.

 

Глава третья

Наступила ночь, пылающее южно-калифорнийское солнце зашло, но температура снизилась всего градуса на два. Пока Эмили шла от машины к бабушкиному дому, ее пестрое платье начало противно липнуть к спине.

– Зря вы это делаете, – обратилась она к Дрю уже в который раз. Он заехал-таки за ней в больницу и, когда она попрощалась с бабушкой, предложил выбирать: или ехать к ней, или заночевать у него. Даже попробовал давить на нее, черт этакий, угрожая рассказать бабуле про ее беременность, если откажется. И ведь помогла его коварная тактика! Эмили покорилась.

Она осторожно пробиралась в темноте к входу, когда ладонь ее спутника легла ей на влажную от пота спину. Забегавшие туда-сюда по позвоночнику мурашки ничего общего с сексуальным интересом не имели. Это просто от неожиданности. С кем угодно может случиться.

– Ключ у вас есть? – Дрю открыл сетчатую дверь на деревянном каркасе.

Благодарение небесам, его присутствие придется терпеть лишь до утра. Если уж один звук его низкого, сексуально мурлыкающего голоса пробуждает в ней все женские инстинкты даже при простом вопросе о ключе, что будет, когда он спросит, где ему провести ночь.

Она достала из сумочки бабушкино кольцо с ключами и передала Дрю. Он открыл дверь, и она прошла мимо него в уютную гостиную. Кондиционер работал. Лампа включалась автоматически в определенное время, и свет встретил ее домашним теплом; всегда, возвращаясь сюда, она чувствовала, что этот дом по-настоящему родной. Жаль только, что в последние годы это бывало редко. Некогда, надо было делать карьеру.

И чем все кончилось? – подумала она с горечью. Уведомление о потере работы и выходное пособие; приличное, правда, можно протянуть пару месяцев, не трогая сбережений. Стоило торчать на работе лишние долгие часы!

Пока Дрю вносил ее багаж, Эмили наслаждалась давно знакомыми запахами: лимонная мастика, большая свеча в горшке на полке маленького кирпичного камина чуть пахнет корицей, что-то похожее на аромат свежего овсяного печенья с изюмом.

В старинном деревянном ящике рядом с камином покоятся игрушечные автомобильчики, сделанные дедом для ее братьев: двоюродных и сводного. Тут же куклы, когда-то принадлежавшие на равных правах ей, ее сводной сестре и двоюродным сестрам. Сверху книжки-раскраски и в большой круглой жестянке с рождественской картинкой на крышке карандаши всех оттенков. Эмили вдруг пришло в голову, что следующее поколение этого дома через несколько месяцев будет включать и ее ребенка.

Когда бабулю выпишут, когда Эмили будет твердо знать, что делать дальше, тогда она и расскажет и о ребенке, и о потере места, и о подлости проходимца Чарли. Сейчас только она сама, Дрю, да еще его брат, Кэйл, знают, что она будет матерью. На два человека больше, чем нужно.

Хлопнула сетчатая дверь.

– Куда это отнести? – спросил Дрю.

У Эмили отказали голосовые связки. Какие мышцы, напряженные от тяжести чемоданов, и эти большие кисти… Она смотрела, точно завороженная.

– Эмили? Вы не собираетесь опять падать в обморок?

Она покачала головой и показала на коридор.

– Какая комната? – крикнул он уже из коридора.

– Вторая налево. – Ну вот, все в порядке, только не надо пялиться на него, точно дурочка.

В животе заурчало, напоминая, что она ничего не ела после того, как вышла из самолета.

Эмили направилась на кухню. Конечно, бабушка запаслась любимыми кушаньями внучки. Эмили полюбовалась миской творога с ломтиками свежей клубники и сухариками, заглянула в холодильник поглубже, достала нарезанный сыр и поставила на кухонный стол.

– Вы ели? – спросила она, когда Дрю вернулся в кухню. Кулинарные таланты бабушки не передались ей. Случалось справляться лишь с приготовлением сэндвичей с жареным сыром и супа из банки.

– Вообще-то нет. – Он вытащил из кармана брюк мобильник. – Я думал заказать, чтобы принесли. Что-нибудь тайское, или итальянское.

Эмили сморщила нос. Тяжелая, острая еда – что будет с ее желудком?

– Что-нибудь не столь экзотичное, пожалуйста. Как насчет жареного сыра и консервированного супа?

– Скучно, – ответил он и принялся нажимать кнопки на телефоне.

Сексуальность его губ в сочетании с чарующим светом в глазах снова заставила частить ее пульс. Это испытание, подумала Эмили. Она поклялась отказаться от мужчин, и вот нечто невидимое, но со злодейским чувством юмора, испытывает ее решимость. Что же, она в жизни еще не завалила ни одного экзамена и теперь не завалит. Не следует даже думать, насколько ее горячит и волнует один только взгляд на него.

– Сэндвич с беконом, салатом и помидором – это достаточно интересно? – Может быть, он сам и поджарит бекон? – у нее он обычно превращается в угли.

Дрю закрыл телефон и спрятал его в карман, пожал плечами – этими невероятными плечами регбиста.

– Можно помочь?

Наверняка у него под одеждой ангельские крылья. Жаль, что ей это не интересно. Это все беременность и вызванный ею гормональный всплеск. Вот почему ей так хочется поискать крылья на этом великолепном теле: раздеть и поискать.

– Приготовьте бекон, а я сделаю остальное.

Дрю занялся беконом, а она накрыла на стол.

Случайно Эмили бросила взгляд на его блокнот на столе.

Аж тринадцать телефонных номеров? И тринадцать разных женских имен.

Эмили оглянулась на него через плечо.

– Ничего себе!

– Извините?

– Э-э… – Она даже не заметила, что произнесла это вслух. – Вы всегда пользуетесь таким спросом, или это распродажа?

Он слегка наклонил голову, и на красивом лице появилось удивленное выражение.

– Вы о чем?

Эмили закатила глаза. Она с самого начала поняла, что он соблазнитель. Очень опасен для девочек, у которых вошло в привычку выбирать неподходящих мужчин.

Она взяла со стола сшитые листки и начала читать:

– Линн, Каренна, Дора, Элис, София и – э… – извините – Тиффани. – Засмеявшись, она продолжила: – Венди, Френчи… Интересно, чем эта знаменита… Дебби, Аманда, Тилли, Нина, и… – Она поднесла запись ближе к глазам, но последнее слово прочесть не смогла. – Г.б. – что это? Горячая баба?

Его губы изогнулись в злодейской улыбке.

– Нет, – насмешливо проговорил он, – это сокращение: Ганнина булочная.

Эмили брезгливо кинула блокнот на стол.

– Мне не интересно, что общего у чертовой булочной и чертовой дюжины женщин.

– Раз вы спрашиваете…

– И не думаю.

Неправда, сказал насмешливый блеск в его глазах.

– Дебби – моя тетка, – объяснил он. – Аманда – невеста моего брата, а Тилли – мой лучший друг.

– Странное имя для парня. – Эмили достала из шкафа тарелки и суповые чашки.

– Потому, что мой друг – женского пола. Почему-то ее это не удивляет.

– Дебби звонила, чтобы спросить, не смогу ли я в воскресенье в полдень забрать из булочной торт для девичника Аманды.

– Вам незачем объяснять мне все это.

– Тилли, – продолжал он, не обращая на ее слова внимания, – хотела сообщить мне, что она купила свадебный подарок для Кэйла и Аманды, а моя будущая сноха интересовалась, нашел ли я то, что она хочет подарить моему старшему брату по случаю получения им чина лейтенанта.

Эмили передала Дрю тарелки и, скрестив руки, поглядела на него с недоверием.

– Остальные женщины в списке – тоже ваши родственницы?

Он пожал плечами, и улыбка стала смущенной. Да какая ей разница? Мужчины ее больше не волнуют.

Через четверть часа они сидели у круглого дубового стола на кухне. Дрю раскопал в холодильнике индейку, и вместо банальных сэндвичей они лакомились поджаренными булочками с индейкой, искусно приготовленными Дрю. Сама она о подобных кухонных достижениях не могла и мечтать.

Эмили смотрела на Дрю через стол. Право, он слишком сексуален и опасен, но думать сейчас об этом не время. И время это никогда не наступит, строго напомнила она себе. Пусть гормоны сходят с ума – у нее есть вопросы, весь день вертящиеся в голове, на которые надо получить ответы.

– Почему загоревшийся мусорный ящик требует исследования на предмет поджога? – спросила она.

Он откусил кусок и начал жевать. Будто не слышал.

– Я видела обугленные ящики. Около выхода – пятна сажи. Сегодня горело не первый раз, не так ли?

Дрю вздохнул и положил вилку на тонкое фарфоровое блюдце. Он еще не нашел ответа на эти вопросы.

– Вы не журналист, случайно?

– Нет… – Она помолчала и шумно вздохнула. – Я… я была менеджером по рекламе..

– Была? – переспросил он, пытаясь перевести разговор в другое русло. Особого интереса он не испытывал; Эмили интриговала его, как многие другие женщины. И только.

– Фирма провела сокращение. – Она махнула рукой, показывая, что эта тема ее не волнует. – Так что с возгораниями?

Дрю планировал посетить участок еще раз, но сейчас он хотел разузнать побольше об отце ее будущего ребенка. Существование этого отца, пусть и вдалеке, должно удерживать его от желания, возникавшего всякий раз, когда он смотрел в эти большие карие глаза. Только что-то плохо это у него выходит.

– Сегодняшний случай – третий, – сказал он. Ее глаза недоверчиво расширились.

– Третий? А бабуля ничего мне не говорила. Возможно, потому, что она и была прямой виновницей, подумал он, но вслух произнес:

– Может, она не хотела волновать близких.

Эмили отставила тарелку, оперлась локтями о стол и нахмурилась. Дрю знал многих женщин, но ни одна из них не хмурилась так соблазнительно.

– Что-нибудь еще происходило? – требовательно спросила она. – Как долго все это творилось?

– Наверно, вам лучше поговорить об этом с бабушкой. – Он не считал, что, рассказав ей все, помешает расследованию, но… пусть уж говорит с Вельмой.

– Всякое расследование, проводящееся пожарниками, открыто для публики. Так что вы не нарушите законов о тайне личности, объяснив мне, что здесь происходит. Я имею право знать, если кто-то хочет напакостить моей родственнице.

Она права.

– А вдруг это поджигала она сама?

– Как вам могло прийти в голову, что восьмидесятилетняя женщина способна заниматься такими вещами? С ума сойти!

Он откинулся на спинку кресла, любуясь ее возмущением. Помни, Дрю: она носит чужого ребенка, стало быть, запретна для тебя, какой бы привлекательной ни казалась. Человек должен иметь принципы, и нечего пускать слюни при виде чужой женщины. Разве что тот парень действительно «сделал ноги».

– Так уж? – не согласился он. – А вы хорошо вокруг посмотрели? Тут же все разваливается!

– Это не означает, что бабушка виновна в поджоге!

Дрю пожал плечами и постарался сдержать улыбку. Очень жаль, что такая восхитительная девушка – запретная дичь.

– Это как сказать. Например, если на ее недвижимость существует крупная закладная и она хочет с ней развязаться. Поверьте, Эмили, поджигают по разным причинам, но надежда на большую выплату от страховой компании, которая поможет избавиться от значительного долга, стоит во главе списка.

– Не в данном случае, – возразила она. – Бабуля с дедом все выплатили много лет назад.

– И вы точно знаете, что она не закладывала строений?

– Нет, – призналась Эмили, – точно не знаю, но это маловероятно. Рисковать своим домом или школой она не стала бы никогда.

В душе Дрю с ней согласился. Вельма Норрис впечатления уголовницы не производила: весьма толковая дама, хорошо разбирающаяся в делах, несмотря на преклонный возраст. Но расследование должно быть тщательным; хотя бы для того, чтобы снять с хозяйки все подозрения.

– Дрю, пожалуйста, расскажите мне наконец, что здесь делается!

Он подвинулся вперед и оперся о стол.

– Как я уже говорил, сегодняшний случай – третий. В первый раз загорелось две недели назад и выглядело, как простая вспышка топлива. Никто не пострадал, ваша бабушка уверяет, что в той комнате никого не было. Похоже было, что кто-то разлил под печкой лужу и от неисправной контрольной горелки она занялась.

– Тут что-то не так. Бабуля ежемесячно вызывает людей из компании для проверки оборудования, как раз для того, чтобы предупредить такие случаи.

Дрю подумал, что надо связаться с компанией и проверить записи об обслуживании клиентов.

– На прошлой неделе вызов пришел от соседа, заметившего дым. Заметили обгорелые ящики за зданием? Они были набиты старыми газетами. Кто-то засунул туда непотушенную сигарету.

Эмили встала и понесла тарелки к раковине.

– Бабушка не курит. Не могло это быть случайностью? Неосторожность кого-то из учениц?

Дрю вышел из-за стола и подошел к ней.

– В такое можно бы поверить, если бы сигарету кинули сверху. Но ее засунули внутрь и явно специально.

Он взял у девушки посудное полотенце и стал вытирать вымытую посуду.

– В этот раз ситуация выглядит особенно подозрительной. Кто-то не пожалел времени, чтобы покрыть мусорник изнутри маслом для жарки, затем поджег тряпку и швырнул ее внутрь. Бабушка не знала, что в ящике что-то тлеет, и, когда она его открыла, кислород заставил пламя вспыхнуть. Она могла серьезно обжечься.

Эмили подняла на него взгляд и подала ему следующую тарелку.

– Вы не думаете, что это должно снять с нее подозрения?

– Если она не сама это устроила.

– Вы шутите!

– Между нами, подозрения у меня есть. – Дрю поставил вытертую тарелку на стол. – Нужно учитывать все возможности, Эмили. Я посоветовал ей закрыть школу, она отказалась. Поджоги продолжаются, и пока преступник не пойман, из подозреваемых никого исключить нельзя. Даже Вельму Норрис.

Эмили вздохнула.

– Ума не приложу, кому это надо и зачем. Таких великодушных, добрых людей, как бабуля, больше, наверно, нет на свете. Почему кому-то понадобилось ей вредить?

Да по тысяче причин, подумал Дрю. Любители подложить огонька делали такое, что в рамки здравого смысла не укладывалось. А еще, когда пожар начинался, на территории школы каждый раз находилась только Вельма…

Мысль, что Эмили с бабушкой останутся одни, когда поджигатель гуляет на свободе, ему не нравилась. Если, конечно, вина за все эти безобразия не лежит на самой бабушке. Но не селиться же у них до поимки виновного. И вообще, его лично это не касается.

Эмили выпустила из раковины воду и принялась ставить чистые тарелки в буфет.

Дрю привалился к столу и скрестил ноги.

– Могу я спросить, надолго ли вы приехали? – поинтересовался он.

– Собиралась на месяц. – Закрыв буфет, она повернулась к нему. – И вдруг поняла, что торопиться обратно в Нью-Йорк мне незачем.

Дрю наклонил голову, борясь с желанием сжать в ладонях ее грудь.

– Сокращение?

– Это только начало. Наверно, вокруг меня сгустилась черная туча.

Она забавно сморщила нос.

– Неужто все так плохо? Девушка грустно улыбнулась.

– Хорошо, что у меня есть чувство юмора, потому что я действительно дошла до ручки. Мало того, что вылетела с работы, так любовник меня бросил и объявил мне об этом в аэропорту, будто лучшего места не нашел. А поскольку полгода назад я оставила квартиру, чтобы переехать к нему, то и дома у меня нет. – Эмили сложила полотенце и повесила его на сушилку. – Если для двадцати четырех часов этого мало, – продолжала она, – то в тот же день я узнала, что беременна, что бабушка лежит в больнице, а теперь еще вы говорите, что кто-то намерен сжечь плоды ее труда, всей ее жизни. – Она тряхнула головой и сумела, не слишком весело, рассмеяться. – Уже боюсь подумать, что же дальше.

Знала бы она, как блестят у нее глаза от смеха, подумал Дрю. Или, как напрягся у него живот от желания, стоило ей сказать, что мужчины в ее жизни больше нет. Вполне возможно, временно. Тот тип вернется, едва узнает о ребенке. Есть же у него хоть какое-то чувство ответственности!

Эмили отошла от стола и выпрямилась.

– Для одного дня, пожалуй, достаточно.

Дрю выключил свет и пошел за ней из кухни в гостиную.

– Держать все в себе вредно для здоровья. Она села в деревянное кресло-качалку у камина и посмотрела вверх – на него.

– Почему вы так заботитесь обо мне? Вы ведь даже меня не знаете. У вас есть с кем встречаться, так что это не голод по женскому обществу.

Он сел на диван.

– Ну я же обещал, – попытался вывернуться он. Не вся правда, но он не хотел говорить, что в его глазах она стоит намного выше всех его женщин. Ему нравилось в ней чувство юмора и еще больше – что она, по всей видимости, ничего от него не хотела. Насколько он понимал, она была не из тех, кто играет в игры, и прямо высказывала, что у нее на уме. Нечто новое и свежее.

– Обещание врачу из приемного покоя, которого вы не знаете; другое – старухе, которую подозреваете в поджоге. Право же, Дрю, не стоит волноваться. Знаете, я даже спокойнее буду себя чувствовать, если вы уедете домой.

– Но мне это вовсе не трудно.

– А меня это задевает. У меня нет желания войти в вашу коллекцию.

– Жаль, – сказал он. Действительно жаль, как ни глупо. – Я останусь.

Эмили встала с качалки.

– Как хотите. Напротив моей – комната для гостей. Располагайтесь. Я приму горячий душ и лягу.

– Доброй ночи, Эмили, – негромко произнес он. Она пробормотала что-то. Может быть, пожелала доброй ночи в ответ.

Дрю сидел в тишине гостиной, пока не услышал шум льющейся воды. У него было достаточно женщин, чтобы удовлетворить свои желания, но ни одна из них не влекла его этой ночью. Он закрыл глаза и представил тонкую фигурку под душем, потом потянулся за пультом и включил телевизор. Когда это в пятницу вечером он проводил время у телика – особенно, когда рядом была красивая, возбуждающая женщина?

 

Глава четвертая

– Ммм, Дрю, – простонала Эмили, и сплела пальцы у него на шее, чтобы притянуть к себе для жаркого поцелуя.

Где-то в подсознании она понимала, что видит сон, восхитительный сон, но как реальна теплота этих губ!

Ее тело выгнулось навстречу ему, она вдохнула возбуждающий запах и застонала от пьянящей порочности запретного удовольствия. Если он перестанет целовать, она…

– Эмили, проснитесь.

Раскрыв глаза, она обнаружила стоявшего у кровати Дрю. Что это значит?

Надо только расцепить руки, обнимающие мужскую шею.

Эмили медленно опустила руки и пробурчала извинение. Если бы он не загораживал ей путь, она бы сбежала.

Одна надежда – авось он не догадается, что сон был о нем.

Она откинулась на груду подушек и прикрыла рукой глаза.

– Господи, как неудобно. Даже не знаю, что… – Она глянула на него сквозь пальцы и нахмурилась. – Подождите-ка. А что вы здесь делаете? – Когда твое подсознание сходит с ума по мужчине, которого едва знаешь, это одно; но когда он без приглашения оказывается у твоей кровати полуголым!..

– Нам надо ехать.

– Куда?

– Звонили из госпиталя насчет вашей бабушки.

Как же он соблазнителен для женщины в ее положении – лежащей на спине и еще не остывшей после эротического сна!

Ее смущение мгновенно испарилось.

– Что случилось?

– Сказали, что она не потрудилась позвать няню и упала. По-видимому, сломала лодыжку.

Сквозь узкое длинное окно над кроватью бабушки Эмили видела, как чернота ночного неба сменяется серым рассветом, потом ослепительным солнечным сиянием, обещавшим очередной безумно жаркий день. К двум часам дня температура подползла к сорока.

Ранним утром, когда они с Дрю появились в больнице, их заверили, что с бабушкой все будет в порядке. Операция серьезно поврежденной ноги была назначена на восемь утра.

После операции бабулю отправили в реанимацию из-за возраста. Врач-ортопед, намного старше вчерашнего интерна, терпеливо объяснил, как будет проходить операция и дальше процесс выздоровления. Примерно через шесть недель снимут гипс и вынут штыри. Потом понадобится физиотерапия. Бабушке повезло, что она не сломала шейку бедра, но все равно выздоровление будет протекать долго, опять-таки из-за возраста.

Несмотря на заверения в благополучном исходе, Эмили не покидало беспокойство. Большая часть ее детства прошла с бабушкой, и внучка считала ее в большей степени своей матерью, чем настоящую мать.

Глинис Норрис полностью оправдывала репутацию своего поколения: свободный дух и свободная любовь. Эмили всегда удивляло, зачем она вышла за Томми Дугана? Чернила на свидетельстве о рождении дочери не успели высохнуть, когда родители уже подали на развод. Отца Эмили никогда не видела, но полагала, что ей повезло: отцов ее сводных брата и сестры мать повести на регистрацию не позаботилась.

Мать родилась с любовью к странствиям. Едва вернувшись к родителям с новорожденной, она укатила в Орегон – жить в какой-то коммуне. Тогда она увезла Эмили с собой, но в пять лет девочка вновь оказалась у бабушки с дедушкой, где в основном и жила в последующие годы. За исключением редких моментов, когда в матери просыпались дремлющие родительские инстинкты.

Эти моменты Эмили ненавидела. В отличие от матери, она предпочитала знать, где будет спать следующей ночью. И лучше всего – в собственной кроватке в своей комнате. К тому времени, когда она повзрослела, неприязнь между матерью и дочерью выросла до столь тревожащих размеров, что Глинис заявила: для наших душ будет лучше, если дочь останется у ее родителей навсегда. Эмили это вполне устраивало.

Ее сводные брат и сестра, Дук и Джустин, в большой мере унаследовали материнский вольный дух и детские годы в основном провели с Глинис; но бывали времена, когда и их отсылали к бабушке и дедушке. Случалось, что сын или дочь посылались к соответствующему папе, но эти визиты редко продолжались больше недели. Потом братец и сестренка возвращались к деду и бабке снова.

В то время Эмили жилось чудесно. Младшеньких она обожала и жалела, что мало виделась с ними после того, как переехала в Нью-Йорк покорять мир рекламы, – глупая затея, как теперь ясно. Дук поселился в Алабаме, но постоянно разъезжал по автомобильным гонкам. Он гениально разбирался в двигателях и сейчас начальствовал над командой механиков одной из лучших в стране группы автогонщиков. Джустин в конце концов утихомирилась, нашла вкус в жизни на одном месте и последние два года благополучно работала на ранчо в Вайоминге. Мать Эмили, по последним слухам, была помощницей у художника в Нью-Мехико. Слухам было три месяца, и, зная мать, Эмили сомневалась, что та до сих пор там.

Джустин уже извещена и обещала найти Дука и сообщить ему о состоянии бабушки. Оба дяди Эмили, Тайлер и Джон, живут за границей, но обещали сразу приехать, если будет необходимо. Двоюродные братья разбросаны по стране. В общем, заботиться о больной пока что придется присутствующей внучке.

Вот она и сидит тихонько, дожидаясь, пока бабуля проснется после наркоза. Дрю, кажется, тоже задремал в своем кресле в углу.

Не может она понять этого человека. Мало того, что они друг другу чужие, он еще, считай, держит ее бабку под следствием как возможного поджигателя и при этом остается рядом, стоически оказывая Эмили молчаливую поддержку. И ни намека на недовольство или на то, что он предпочел бы находиться еще где-нибудь, а не сидеть тут с ней и бабушкой.

Вот Чарли, тот бы просто заверил ее, что она может звонить, если состояние больной ухудшится.

Молоденькая и хорошенькая медсестра бесшумно вошла в палату, подошла к кровати посмотреть на экраны, на температурные кривые, проверила капельницу. Послала улыбку Дрю. Естественно, ведь женщины сами валятся к его ногам. Включая Эмили.

Медсестра кивнула Эмили в знак того, что все в порядке, и выскользнула из палаты так же тихо, как вошла, бросив последний восхищенный взгляд на Дрю.

Объект этого восхищения зашевелился, открыл глаза и устремил взгляд на Эмили. Дремотная улыбка тронула губы Дрю, и Эмили подумала, что, если бы ко всей этой аппаратуре была прицеплена она, кривая температуры вылетела бы за пределы бумаги.

– Вам следовало бы идти домой, – проговорила она, понижая голос, чтобы не разбудить бабушку.

– Вам тоже, – ответил он.

– Но вы и так уже сделали для нас больше, чем должны. В самом деле, вам можно уже уходить. Со мной все будет в порядке.

Что с ней творится? Ведь только что ее выставил очередной паршивец в длинном ряду паршивцев, выбранных ею же самой!

И этот парень ответил на ее поцелуй, пусть во сне. И у него хватило такта не говорить об этом.

Видишь, Эмили, нормальный мужик.

Ну нет. У этого парня слишком длинный список телефонов.

Эмили с трудом сдержала тяжелый вздох.

Дай время, сказала она себе, и из всего этого обаяния вылезет обыкновенное тупое ничтожество. Ее собственный опыт – достаточное основание для такого вывода.

– А я придумала лучше, – неожиданно сказала бабуля, заставив внучку подскочить. – Идите вы по домам, а я отдохну. – Мягкая улыбка и любовь, светящаяся во взгляде, смягчали резкий тон слов.

Эмили подвинулась на край стула и взяла бабушку за руку.

– Извини, мы тебя разбудили.

Бабушка махнула свободной рукой.

– Вы не разбудили меня. – Она посмотрела на Дрю: – А вы что здесь делаете, инспектор Перри?

Дрю вылез из кресла и подошел к кровати с другой стороны.

Бабуля повернулась к Эмили:

– Испортила я тебе отдых, да?

– Ничего, – заверила Эмили. – Мы вполне можем общаться здесь, пока тебя не выпишут.

Девушке показалось, что старушка пожала ей руку, но так слабо, что она не была в этом уверена.

– Иди домой и постарайся отдохнуть. Ты ужасно выглядишь, внученька. Приходи завтра утром, если хочешь, и принеси заодно, пожалуйста, мою записную книжку с адресами. Нужно найти кого-нибудь, чтобы вел занятия вместо меня.

– Не надо сейчас об этом думать, – мягко упрекнула Эмили. – Тебе сейчас положено выздоравливать и ни о чем не беспокоиться.

– Я не могу снять с себя ответственность. – (Спорить было бесполезно.) – Ни у Марго, ни у Риты нет времени, чтобы взять еще часы, и больше десяти человек уже заплатили за мои курсы «Изысканных десертов» и «Кремы и соусы», которые начинаются в понедельник.

– Бабуля…

Дрю кашлянул, не дав Эмили продолжить.

– Извините, пожалуйста, мне надо позвонить.

Эмили подождала, пока он скрылся за дверью.

– Бабуля, не беспокойся. Марго и Рита прекрасно тебя заменят.

Старушка глянула на внучку с таким выражением, будто разуверилась в ее здравом смысле.

– Соусы Риты – это сплошные комки, и у Марго они получаются не лучше. Она прекрасно умеет жарить на решетке и в печи, но не в состоянии даже приготовить тесто для кекса из готовой смеси.

– Тогда придется отложить эти курсы до следующего семестра.

– И не подумаю, – с оскорбленным видом заявила бабушка.

– Ну хорошо, я найду замену.

– Эмили, ты славная девочка, но на кухне ты беспомощна.

– Да, – согласилась Эмили, – но у меня есть диплом Колумбийского университета. Думаю, я гожусь, чтобы заняться административными делами, пока ты не возьмешься за дела сама.

– У тебя, кажется, отпуск.

– Меня это не затруднит, бабуля. Отпуск можно продлить дольше, чем планировалось. Я с удовольствием этим займусь. Только попробуй спорить. – Она строго глянула на старушку. – Ты не в том положении.

Некоторое время царило молчание, потом бабуля вздохнула, признавая поражение.

– Ладно, твоя взяла. Пока что. – Она погрозила внучке пальцем, точно непослушному ребенку. – Но решаю, кого нанимать, я, а то ты живо приведешь с улицы первого попавшегося, кто заявит, что умеет готовить.

– Я справлюсь.

– Позвони в агентство и только объясни, что нам требуется. Занятия назначены на послеполуденные и вечерние часы, так что должен найтись хороший преподаватель, желающий подработать.

– Хорошо, сделаю, – терпеливо ответила Эмили. Она знала, как важна для бабушки школа.

– Нужно, чтобы они обязались пройти с учениками полный курс. И заключи с ними контракт, письменный.

Эмили вздохнула и медленно выдохнула.

– Да, мэм.

Дать внучке дальнейшие ценные указания бабуля не успела. Вернулся Дрю, и один взгляд на него сказал Эмили: что-то неладно.

– Что случилось?

– Я только что говорил с капитаном, – произнес он поворачиваясь к больной. – Мне больно говорить вам это, миссис Норрис, но у вас опять пожар.

 

Глава пятая

У Эмили упало сердце, когда веки бабушки дрогнули и опустились. Но затем ее губы беззвучно зашевелились, и стало ясно: она молится.

Лучше бы Дрю сначала сказал ей, а Эмили сама сообщила бы старушке эту новость. Хотя у хозяйки есть право знать об ущербе, нанесенном ее собственности – в который уже раз.

Когда бабуля снова открыла глаза, в них стояли слезы.

– Прошу вас, скажите, никто не пострадал?

Дрю качнул головой.

– К счастью, нет.

– В школе сегодня нет никого. Сегодня же суббота, – напомнила Эмили. Она схватила бабушку за руку и сжала ее, стараясь подбодрить то ли пострадавшую, то ли себя. – Дела обстоят очень плохо, да? – обернулась она к инспектору.

– На этот раз досталось не школе. К сожалению, полностью сгорел гараж. Пожарники потушили огонь прежде, чем он распространился на жилой дом и школу. Машину они спасти не успели, но предотвратили взрыв.

– Вы не… – голос старой женщины прервался в усилии сдержать слезы, – не выяснили, как все случилось?

– Я уверен, что подожгли нарочно, но нужно осмотреть место происшествия.

Бабуля откинулась на подушки.

– Не понимаю. Что же это такое делается? – прошептала она.

Эмили тоже ничего не понимала, но чувствовала в себе решимость найти подлую крысу и постараться отправить ее на всю жизнь за решетку.

– Ты никого не подозреваешь, бабуля? – Трудно сохранять голос мягким и ласковым, когда внутри кипят гнев и страх. – Не может ли кто держать камень за пазухой из тех, кого ты знаешь?

– Или спичку наготове. – Бабушка сморщилась, потом вздохнула. – Нет, ни на кого не могу подумать.

Дрю подошел ближе и аккуратно положил ладонь бабушке на плечо.

– Я остановлю того, кто это делает. Даю вам слово. А вы попробуйте не волноваться. Думайте, как вам поправиться.

Ответом ему была безнадежная улыбка.

– Спасибо.

Эмили подумала было, не нанять ли охранника, но отказалась от этой идеи – круглосуточная охрана обойдется очень дорого. Упорное нежелание бабушки отменить каких-то два курса, по всей вероятности, означает финансовые проблемы. А постоянный патруль только отпугнет виновного, поймать же его не поможет.

Проще всего было бы вообще прекратить занятия, пока охота Дрю не увенчается успехом, но Эмили почему-то казалось, что поджигателю это будет как раз на руку. Нет, нужно вот что:

– Дрю.

Теперь он решит, что она тронулась рассудком. Она и сама готова с этим согласиться, но не отбрасывать же из-за таких мелочей хорошую идею.

– Да?

– Вы хотите поймать этого типа?

– Ну да.

– Я знаю, как это сделать.

– О? И как же?

– Подменить учителей.

– Не понимаю.

– Возьмитесь преподавать на бабушкиных курсах. Это вечером, так что другой вашей работе это не помешает. И вы сможете наблюдать за учениками и за сотрудниками.

– Эмили… – начала бабуля.

– Не бойся, он справится, – прервала она. – Он великолепно готовит.

Дрю наклонился вперед, уперся руками в колени и проговорил, отделяя каждое слово:

– Это невозможно.

– Почему? Вы же умеете готовить. – Идея казалась ей прекрасной. Ведь распоясавшийся поджигатель вполне может оказаться сотрудником школы или одним из учеников.

– Это не дает мне права учить, – возразил он.

Бабушка задумалась.

– Он действительно хороший повар?

– По-моему, да. Наверняка твои ученицы получат то, за что заплатили. У тебя ведь есть планы уроков?

– Есть. – Бабушка перевела взгляд на Дрю. – Вы преподавали раньше?

– Кулинарные искусства – нет. – Он обернулся к Эмили: – Не понимаю, как я буду ловить преступника между замешиванием кексов? – Какая решимость в этих огромных карих глазах!

– Это относится к моему курсу «Домашние лакомства», – уточнила Вельма. – «Изысканные десерты» сложнее, это крем-брюле, черешня в винном соусе, торт с мороженым.

– Все очень просто. В роли преподавателя вы получите возможность за всеми наблюдать, и никто ничего не заподозрит. Будете вроде тайного агента.

А не связана ли его неохота принять план с одним изумительно страстным поцелуем? Ведь это его имя она прошептала, когда он пришел разбудить ее. А последние двенадцать часов он просидел в больнице в мечтах о дальнейших поцелуях. Не стоило бы, конечно, и дальше проводить время с этой девушкой, но на нем висит это поджигательское дело.

Главное – не терять головы. Тем более, что гостья не задержится в городе дольше нескольких недель. Все очень удачно складывается. Совсем ему не нужна «липкая» женщина: влюбится, и разбирайся с ней тогда.

– Хорошо, я принимаю предложение.

Ради безопасности людей в школе, – сказал он себе. Ради Эмили, сотрудников и тех, кто учится.

Ничего странного, если инспектор проведет побольше времени на месте происшествия. План необычный, но имеет смысл, раз какой-то сумасшедший заимел зуб на Вельму и ее заведение.

– Спасибо, – благодарно произнесла девушка, озарившись улыбкой.

Просто улыбка. С чего бы забиться сердцу?

– Так, эту проблему мы решили. – Вельма откинулась на подушки с явным облегчением. – Одной заботой меньше.

Для нее-то, может быть. Дрю испытал противное ощущение, что его проблема только еще за него принимается.

Торопливо вошла медсестра постарше давешней, худая, как жердь. Метнула в посетителей сердитый взгляд.

В отличие от своего брата, Дрю умел понимать намеки.

– Нам пора дать вам отдохнуть, – обратился он к Вельме.

Эмили поднялась.

– Больно, лапочка?

При звуке этого необыкновенно ласкового, сердечного голоса у Дрю екнуло сердце.

– Немного, – ответила Вельма.

Улыбка на лице медсестры больше походила на гримасу.

– Сию минуту. Полетим на крыльях морфия в счастливые края. Я дежурю до одиннадцати. Зовите меня в любое время, – проскрипела она.

– Э… спасибо, – выдавила Эмили; очевидно, она не ожидала такой любезности. – Я приду утром, – обратилась она к бабушке. – Принести чего-нибудь? Дома ничего не надо сделать?

– В понедельник утром нужно отправить учетные записи бухгалтеру, больше ничего не могу припомнить.

Эмили нагнулась поцеловать Вельму на прощание.

– Не беспокойся, все будет в порядке.

– Действительно будет, – сказал Дрю, когда они вышли из комнаты.

Эмили глянула на него снизу вверх и грустно улыбнулась.

– Надеюсь, вы правы. Очень бы не хотелось подавать ложные надежды самому важному для меня человеку.

По краю дороги тянулась желтая лента, огородившая место преступления. Стоя за ней, Эмили смотрела на остатки гаража и некогда ухоженного «форда-таурус». Желудок переворачивало от едкой вони – смеси дыма и химикатов.

Крыша провалилась, и опорные колонны торчали вверх, точно в сюрреалистическом кошмаре. Посреди всего этого сидел на корточках Дрю. На руках у него были резиновые перчатки, и он при помощи какой-то непонятной металлической штучки осторожно поднимал за угол нечто перекрученное. Издалека Эмили было плохо видно, но даже при беглом взгляде было ясно: от гаража остались «рожки да ножки». Огонь поработал основательно.

Эмили не могла прийти в себя от возмущения: кем же надо быть, чтобы преднамеренно совершить такую подлость?

Можно заменить машину, построить новый гараж. Но ей нанесли и моральную травму. Кто-то не на шутку взялся досаждать ее бабке, и если этого кого-то в ближайшее время не поймают, старушка может получить повреждения похуже поджаренного предплечья.

Они с Дрю попали в дом намного позже пожарных. Те уже уехали, осталось только двое полицейских. Эмили подробно допросили, но она могла сказать немного.

Дрю попросил ее снять копии со студенческих досье и документов сотрудников школы, для себя и для полиции. Когда Эмили закончила копирование, Дрю еще продолжал раскопки. Она сходила в дом, приняла душ и переоделась, потом вернулась в бабушкин офис. Двумя часами позже она уже могла сделать некоторые выводы.

А Дрю все копался. Эмили перешла на другую сторону дороги и уселась, скрестив ноги, на маленькой лужайке в скудной тени эвкалиптов, расправив вокруг себя цветастую шелковую юбку. Опершись на руки, она откинулась назад и стала наблюдать за работающим.

Эмили размышляла, и размышления эти наполняли ее душу грустью. Как она и подозревала, школа испытывает денежные затруднения. В последнее полугодие бабушка не только сама стала меньше преподавать, но и весь учебный план сократила на треть. По документам получалось, что желающих учиться находилось все меньше.

Эмили уже решила остаться, пока бабуля не сможет заботиться о себе сама. Зачем торопиться обратно в Нью-Йорк, где ее не ждут ни работа, ни дом, ни отец ее ребенка?

Сейчас она нужна бабушке для присмотра за Академией, после выписки понадобится для ухода за выздоравливающей. Потом придется искать работу и место, где жить. Беременность тогда уже, конечно, будет заметна, и шансов найти фирму, согласную смириться с перспективой трех-четырехмесячного отпуска для вновь нанятой сотрудницы, практически нет. Но можно брать временную работу, пока ребенок не родится, если она найдет агентство, занимающееся трудоустройством рекламных менеджеров.

Дрю подошел к ней, и все заботы отступили на задний план. Эмили увидела ручейки пота, сбегавшие с его лба. Он присел рядом с ней на корточки, смахнул со лба пот. После возни с мусором в удушающей жаре он казался взъерошенным и мокрым, но его поразительной сексуальности оказалось достаточно, чтобы пробудить в ней все женское.

Лоб Дрю прорезала морщинка, и зелень его глаз потемнела, отчего он показался Эмили холодным и неприступным.

– Собирайте вещи. – Его тон не допускал возражений. – Сегодня вы здесь не ночуете.

Эмили внутренне ощетинилась: эта властность ей не нравилась.

– Я не собираюсь никуда уходить.

Приятно, конечно, пожить в месте, где тебя обслуживают, но, пока она не устроится с работой, денежки придется экономить.

Дрю шумно вздохнул и провел рукой по разметанным ветром волосам.

– Эмили, – устало проговорил он, – не спорьте. Оставаться здесь одной небезопасно.

Она равнодушно дернула плечом.

– Никуда я не пойду, и оставьте эту идею.

Из одного дома ее уже выкинули, и, черт возьми, с другим этот номер не пройдет.

– Постарайтесь понять, что положение серьезное. Пожар случился не от неисправной розетки или неаккуратно брошенной спички, это намеренный поджог, и, что школа или дом не загорелись, можно считать везением. – Он опять вздохнул. – Школу придется закрыть.

– Я ценю ваше участие, но отменить занятия не могу. Я поговорила с полицией, участок будет под охраной.

– Этого мало, – резко возразил он.

Эмили приподняла бровь.

– Закрыть Академию нам не по средствам, и уходить отсюда, чтобы какой-то чокнутый мог без помех жечь все, что ему приглянется, я не собираюсь. – Она поднялась. – Благодарю вас за заботу и за все, что вы для нас сделали. А теперь извините меня, и давайте встретимся в понедельник вечером.

Она двинулась к дому. Беспокойство Дрю было понятно, но, пока никто не погиб, здание пожароопасным не было, так что решение за Эмили. Может, бабуля, в конце концов, и закроет школу, но пока отменить свои курсы она отказалась.

Признаться, Эмили самой не очень нравилось оставаться в одиночестве, но трусить и убегать не для нее. Как она сказала, так и будет. Придется обходить участок? Значит, она будет его обходить. На крайний случай поищет старое ружье деда.

Эмили повернулась закрыть дверь и едва не врезалась во внушительную фигуру Дрю, загородившую ей дорогу. Она откинула голову и взглянула в его гипнотизирующие глаза. Прочитала в них раздражение и досаду.

– Судя по вашему выражению, вы здесь не для того, чтобы поцеловать меня на прощание.

Еще не хватало этого чувственного грудного оттенка в ее голосе.

Взгляд мужчины скользнул к ее губам, и Эмили захотелось их облизнуть. Она уже знала, каков его поцелуй. Горячий, необузданный, зовущий потерять голову. А каково это наяву?.. Опасно думать об этом, – но как хочется!

Не хватало еще натворить настоящих глупостей, например, оплести эту шею руками и нагнуть ее к себе, требуя того самого поцелуя – горячего, захватывающего, от которого все тело задрожит в предвкушении…

Хлопнула входная дверь, и Эмили подняла глаза, смутно надеясь, что незваный гость ушел. Не тут-то было.

– Неужели вы считаете, что ваше присутствие здесь что-то изменит? – спросил Дрю.

– Да, считаю. Может, если бы мы не торчали сегодня весь день в больнице, ничего бы не случилось.

Не надо думать о том, как его взгляд возвращается к ее губам.

– Вы шутите. – Он строго взглянул на собеседницу.

Она сложила руки на груди и ответила таким же взглядом.

– Нет, не шучу.

– О том, что за люди поджигатели, я знаю намного больше вас, – жестко заявил он. – И не думайте, что сможете помешать. Подложит огонь, несмотря на ваше присутствие.

– Прекрасно, – прозвучал насмешливый ответ. – Поймаю сукина сына на месте преступления.

В два шага он оказался рядом. Широкие теплые ладони легли ей на плечи.

– Я вовсе не стараюсь разыгрывать здесь тирана. – Взгляд смягчился, излучая заботу, и, погружаясь в эти зеленые глубины, Эмили почувствовала, что тает. – Я беспокоюсь о тебе, Эм. Что в этом плохого?

Ничего плохого, конечно. И хорошо, что пока люди не научились читать мысли. Эти полицейские, патрулирующие территорию вокруг школы, наверняка арестовали бы ее за непристойные мысли, и, похоже, они оба загремели бы за решетку.

 

Глава шестая

Дрю чувствовал, что ступил на опасный путь. А все из-за Эмили. Никогда раньше ему не встречалась столь невозможная женщина – стойкая, упрямая и соблазнительная, как сам грех. Здравый рассудок говорил ему «нет». Поворачивайся, уходи и не останавливайся, пока не останутся далеко позади эти большие карие глаза. Но сил отправиться этим маршрутом не хватало, сколько не напоминай, что рискуешь значительно осложнить себе жизнь.

Он провел ладонями по открытым плечам и стройной шее. Если все остальное в ней так же сладко, как это ощущение под кончиками пальцев, – конец тебе, Дрю.

Ну что в ней такого? – мысленно удивлялся он. Почему именно она из всех женщин, с которыми он встречался – а их было немало, – почему только она пробудила в нем инстинкты защитника, заставила забыть свое первое правило: не увлекаться? Дрю намеренно избегал всякой серьезной привязанности, не желая причинять себе боль.

А теперь он точно сходит с ума. С той самой минуты, как мисс Дуган свалилась к его ногам. И все это совсем не в его стиле! Свобода и веселье, никаких обязательств – так у него было всегда с женщинами. Избегать настоящих привязанностей – это стало его второй натурой. Исключение он делал только для членов семьи, ну, и еще для Тилли.

Он легонько прижал большим пальцем трепещущую на шее артерию. Ровный, уверенный пульс, в отличие от его собственного. Вдохнул свежий, чистый запах – смертоносную комбинацию ароматного мыла и нежного дыхания женственности, легкого, но способного сбить с ног.

Глаза у нее потемнели, в них дышала странная сила – сила гипноза, приводившая в смятение чувства и без труда овладевшая им.

Он опустил голову, но не коснулся ее губ, хотя чувствовал, что она возбуждена не меньше его.

Сердце гулко отбивало секунды. На губах чувствовалось теплое дыхание Эмили.

– Это неправильно, – шепнула она, кладя ладони на грудь Дрю.

Он ждал, что она оттолкнет его. Она этого не сделала.

– Что за кайф, если все всегда делать правильно? – Полные губы Эмили изогнулись в улыбке, и он улыбнулся в ответ. – Не жизнь, а сплошная скукотища.

Она придвинулась ближе, глядя ему в глаза, провела кончиком языка по его нижней губе, рисуя эротическую кривую. Огонь желания побежал по их телам, быстрее, чем охватывает сухое дерево пламя лесного пожара.

Он заключил ее в объятия и тесно прижал, захватил ее рот своим и проник во врата рая. Языки переплелись в нетерпеливом соитии. Руки летали, как сумасшедшие, настойчиво и торопливо исследуя тепло, плоть горела страстью.

Дрю уже почти не владел собой. Как соблазнительно это скольжение по плечам кончиками пальцев.

От кондиционера веяло холодом, а ее ладони обжигали, как пламя. От этого контраста сила влечения только усиливалась.

Почти ничего не видя, он все же сумел подвести Эмили к дивану, и мягко опустился вслед за ней на мягкие подушки. Роскошная полная грудь прижалась к его груди.

Ее руки продолжали двигаться по его телу, каждое перемещение все ближе подводило его к точке, откуда не было возврата. Пальцы скользнули по его груди вниз, обхватили натянувшуюся ткань брюк. Дрю даже не понял, кто издал тихий стон.

Эмили извернулась под ним, ее бедра приподнялись в безмолвном приглашении, и Дрю застонал уже от досады. Он оказался не подготовлен к естественному завершению происходящего. Даже досада эта была сладкой, как все сейчас… Какова бы ни была его репутация, привычки расхаживать повсюду с карманами, полными презервативов, он не имел.

Дрю с сожалением просунул руку под атласную икру ноги и осторожно передвинул эту ногу на диван.

– Не получится.

– Почему?

– Извини, дорогая. – Приподнявшись на локтях, он отвел с ее лица волосы и легко коснулся губ. – Ты даже не представляешь, как я огорчен, но у меня нет защитных средств.

Эмили взглянула на него из-под приспущенных ресниц.

– Но ведь ж не могу уже залететь, как ты знаешь, – дерзко выпалила она, тут же пожалев. – Извини. Я сказала гадость.

Напоминание действительно пришлось Дрю не по душе, но он не имел привычки прятаться от реальности. Тем более что его любовная лихорадка вылилась в тяжелый случай. Да пусть она хоть четверню носит! Он ее хочет.

Дрь отодвинулся назад и сел, скинул с Эмили босоножки и устроил ее ноги у себя на коленях.

– Рассказывай.

– О чем? – удивилась Эмили. – Ты про ребенка?

– Про ребенка. – Дрю пожал плечами. – Про отца ребенка. – Пусть тот тип и выбросил ее на свалку, как грубо выразилась Эмили, но должен же он опомниться и сообразить, какая изумительная женщина проскользнула у него сквозь пальцы. И значит, вернуться.

Девушка лежала на диване и молча смотрела на него.

– Ты взаправдашний? – спросила она наконец.

– Это о чем?

– С какой планеты ты явился?

Дрю нахмурился, не понимая, считать ли это оскорблением.

– То есть?

Она поправила за спиной вышитые подушки и улеглась удобнее.

– Я всегда думала, что личности вроде тебя бывают только в кино. Выдуманные, понимаешь? Плод глупых романтических фантазий о том, что сказки случаются и в жизни.

Циничная девочка, подумал Дрю. В моем вкусе.

– И что же создало такое обо мне мнение? То, что я хочу узнать о тебе побольше?

Он взял в руку ее ступню и начал нежно массировать подъем.

– Не только в этом дело. Сначала ты держишь обещание, которое дал этому балде-врачу, решившему, что ты мой муж. Тратишь на меня ночь, хотя у тебя есть куда пойти, и до следующего вечера сидишь со мной в палате у бабушки. Уже заслужил медаль за героизм. Но этого мало, ты еще и соглашаешься учить кулинарии вдобавок к основной работе.

Да, провести столько времени в больнице – в месте, которое он ненавидел, – было не слишком приятно, но она же нуждалась в нем, хотя бы в его молчаливой поддержке. Нда, рыцарь из него еще тот…

– А теперь тебя заинтересовал мой ребенок, и даже его отец. Это после того, как мы едва не сыграли в любовь. Когда ты мне покажешь, как твои руки превращаются в крылья, чтобы взлетать на небоскребы?

– Это занятие для супермена. – Дрю считал, что с него достаточно и умения делать массаж ступней. А также еще кое-чего. – Допустим, меня заинтересовала красивая женщина.

– Очень у вас оригинальный метод производить впечатление.

Голос сух и насмешлив, но в глазах настороженность. Любопытно… Да в ней все вызывает любопытство! По-хорошему, сбежать бы сейчас отсюда в безопасное место. А тут сиди и изображай массажистку.

– Знаешь, я плохо разбираюсь в мужчинах, но, думаю, ты хороший парень. Вот только хочется знать: ты настоящий или нет.

Героических генов Дрю, вообще-то, не досталось. Этим комплексом страдали Кэйл и Бен, правда, в основном на работе. Когда-то Кэйл мог перещеголять их обоих, но в последнее время сохранял себя для невесты.

– Я согласился преподавать только потому, что надеюсь поймать поджигателя.

– Только?

– А почему же еще?

Не верит. Тонкие дуги бровей выдают ее мысли достаточно красноречиво.

Хорошо бы и самому разобраться в собственных мотивах.

– Задавать вопросы – моя работа, не ваша. – Он положил ее ногу обратно и взял в ладони другую. – Подвизаться в учителях мне не очень хочется, но вы меня убедили. Это может помочь. Меня послали расследовать этот случай, когда весь персонал уже разошелся. И ученики тоже. Так что меня никто не видел, и вполне возможно, маскировка сработает.

Приятно поговорить с понимающей тебя собеседницей. Большинство женщин, с которыми он имел дело, интеллектом не блистали.

Но обсуждать текущее расследование он не хотел. Во-первых, не стоило сообщать Эмили, что поджигатель начал подходить к делу серьезнее. Он уже использовал не относительно безобидное растительное масло, а бензин.

Идею, что поджоги производятся с целью получить страховку, он оставил, что означало: владелица школы вне подозрений. Хотя, возможно, школа страдает от финансовых проблем. Сумасшедший поджигатель также, по его мнению, не вписывался. Виновник пожаров стремился к определенной цели, и Дрю казалось, что, скорее всего, он мстит. Считает, что с ним несправедливо обошлись.

Дрю прижал большие пальцы к ступне, к подушечке сразу за пальцами, и начал медленные вращательные движения.

– Господи, где вы этому научились? – Ресницы у Эмили, затрепетав, опустились, и она тихонько охнула от удовольствия.

– Послушать вас, вы уже раскаиваетесь, что уговорили меня взять эти часы. В чем дело, Эмили? – мягко спросил он. – Не хотите, чтобы я был рядом?

Она приоткрыла один глаз.

– Мне вообще все равно, пока вы занимаетесь этим.

– Вы не ответили на мой вопрос.

Она вздохнула и снова закрыла глаз.

– По-моему, мы говорили о вас.

Массаж прекратился, и она открыла оба глаза.

– Э, а работа не закончена, – сказала она, приподнимая ногу.

Дрю усмехнулся.

– Хочешь еще, плати.

– Почему у меня создается впечатление, что этот сеанс массажа мне страшно дорого обойдется?

Дрю улыбнулся.

Глаза у девушки сузились, выражая подозрительность.

– Вы нечестно играете для романтического героя.

– Рассказывайте, Эмили. – Щелкнул автоматический включатель, и, прогоняя сгущающиеся тени ранних сумерек, загорелась лампа. – Куда делся отец ребенка?

– Просто я неудачно его выбрала, как многих до него.

Любопытство Дрю возросло.

– Думаете, он решит, что отцовство ему не подойдет?

Про себя Дрю знал, что роль родителя – не его стезя, поэтому всегда предохранялся. Конечно, всякое случается, как бы человек ни был осторожен, и Дрю никогда бы не отвернулся от своего дитяти, несмотря на убеждения.

– Он, вообще-то, ничего еще не знает, поэтому я не представляю себе, как он к этому отнесется, – медленно проговорила Эмили. – Мы не планировали беременности.

То есть тип очень даже может забрать ее обратно, узнав, что они сумели сделать ребенка.

– Но вы скажете ему, ведь так? – Что-то кольнуло внутри. Ревность? Ну уж нет, ревновать он не собирается.

– Тут есть сложности.

– Он женат? – Хотя Эмили не кажется женщиной, способной заводить роман с женатиком.

– Нет, конечно нет. – Она поколебалась, прикусила губу. – Хотя… может, сейчас и женат. Он оставил меня ради другой женщины. Я работала как проклятая, сильно простудилась. На врачей времени не было. Чарли просто накупил мне лекарств. Я и думать не думала, что лекарства повлияют на мой курс предохранения. Решила, что виноваты длинный рабочий день и усталость. Потом еще грипп, или я только думала, что это грипп. Даже возможности такой не рассматривала, что забеременею.

– Но вы все-таки ему сообщите.

Здорово. Так держать, Дрю, еще и дверь открой, чтобы она поскорее побежала к этому сукину сыну.

Эмили опять пожевала нижнюю губу, кивнула.

– Сообщу. Но позже. Послушайте, я вас понимаю. Вы думаете: «Эта ужасная женщина намерена лишить младенца его биологического отца». Ничего подобного. Тот тип меня бросил. Не один месяц развлекался с любовницей, о чем я и понятия не имела. Если сказать ему о беременности сейчас, он еще решит, что я пытаюсь правдами и неправдами заполучить его обратно; а это как раз то, чего я не хочу.

Дрю стало легче.

– А чего вы хотите?

– Не знаю. Как раз перед отпуском меня уволили. Чарли сказал, что квартиру оставляет за собой, так что я фактически оказалась бездомной и безработной. Теперь должна заботиться о ребенке. Сколько бабушка пролежит в больнице, неизвестно, после выписки ей понадобится помощь. Значит, пока я нужна здесь. Да и чего я забыла в Нью-Йорке?

И ничто в нем не дрогнуло. Даже известие, что Эмили не покидает Калифорнию, ничуточки его не напугало. А ему бы надо уже выскакивать за дверь и удирать со всех ног на посрамление всем рыцарям на свете.

– Вы можете работать у бабушки, пока ребенок не родится.

Дрю не верил собственным ушам, которые слышали, как он произносил эти слова. Когда это он уговаривал женщину оставаться от него поблизости? Всегда он старался, чтобы всем было совершенно ясно: неделя, другая удовольствий и развлечений – и все, о продолжении связи не может быть и речи.

– Кто-нибудь должен будет заниматься ее делами, и она, наверно, предпочтет в этом качестве члена семьи.

– Я думала об этом. Моя беда, что о еде я знаю только одно: ее покупают в коробке и суют в микроволновку. Чисто административными делами я смогу заниматься какое-то время без проблем, но бабуле лучше бы нанять человека, знакомого с образованием. Моя специальность – реклама. Хотя и по ней я вряд ли сейчас найду работу.

– Отказать из-за беременности – незаконно.

– Чихали они на это. И не очень этично наниматься, зная, что через несколько месяцев уйдешь в долгосрочный отпуск.

– Но вы остаетесь?

Какое это для него имеет значение? Не больше, чем прогноз погоды. Но он волновался и не понимал почему.

– Пока да, а что будет потом, не знаю. Столько всего случилось, мне нужно время, чтобы все переварить. Я чувствую себя выбитой из колеи и не могу до сих пор привыкнуть к перспективе быть чьей-то мамой.

– Ответственность за ребенка слишком велика, чтобы нести ее в одиночку.

Нет, предлагать себя в помощники он не собирался. Просто помнил, каково это – расти в доме, где родитель только один.

Она загадочно взглянула на него.

– Меня не это беспокоит.

– Но что-то все же беспокоит, – подбодрил он.

– Ну, скажем так: я благодарна судьбе, что могу брать пример с бабули.

– Женщина может делать карьеру и при этом быть хорошей матерью. Моя мать работала пожарником, и это задолго до того, как такой образ жизни получил общественное одобрение.

Эта работа стоила ей жизни. Трое сыновей остались сиротами, а мужа убила скорбь по погибшей.

– Все, чем занималась моя мать – это освобождение собственного духа. – В голосе Эмили послышалась горечь. – А этим заниматься гораздо проще, когда рядом нет настырной дочери, требующей внимания. Меня воспитывали в основном дед с бабкой. Когда Глинис решала поиграть в дочки-матери больше, чем на пару месяцев, ее не хватало. И я ехала обратно к бабушке с дедушкой.

Дрю никогда не думал, что его может связывать что-либо общее с кем-то, помимо братьев и, может быть, Тилли. И вот еще человек, как и он, воспитывавшийся не родителями. В те времена он, еще маленький мальчик, не понимал, что он с братьями значит для будущего тетки. Еще совсем молодой Дебби взвалила на себя бремя воспитания племянников и ни разу не показала им, что недовольна жизнью.

– Я знаю, как это бывает, – проговорил Дрю и удивился: никогда он не говорил о своих личных делах с посторонними. – Меня вырастила тетя. Меня и братьев, когда умерли родители. Была нам матерью, отцом и другом.

Заметив сострадание в ее глазах, он почувствовал себя неловко.

– Как печально, – сказала она. – Сколько вам было?

– Мне восемь к тому времени, как она нас забрала. Наверно, ей было нелегко. Она была тогда молодой, примерно вашего возраста, но ни разу не пожаловалась.

Губы Эмили тронула легкая улыбка.

– По вашим словам получается, что ваша тетя – необыкновенная женщина.

– Так и есть. – Дрю некоторое время задумчиво смотрел на собеседницу. – Вы ей понравитесь.

Эмили закатила глаза, сняла ноги с колен Дрю и спустила их на пол.

– Это вы говорите каждой очередной девочке, ясно. Часть общей программы обдуривания. Очень эффективно, надо признать.

Ему это не понравилось. Выходит, он выглядит в ее глазах соблазнителем – сплошной имидж и ничего за душой.

– Нет, – сказал он, тоже вставая, – каждой девочке я этого не говорю.

Эмили спрятала лицо в ладонях и громко зевнула.

– Извините меня. Был довольно тяжелый день.

Да, пора отдыхать. И они еще не решили, стоит ли Эмили одной оставаться в пустом бабушкином доме.

– Поедем ко мне, или я заночую здесь? – спросил Дрю.

Она задрала кверху подбородок, явно готовясь к очередному спору.

– Ни то, ни другое. – Твердый тон соответствовал решимости во взоре. – Со мной все будет в порядке.

Хорошо бы целовать эти сжатые губы, пока они не станут мягкими и податливыми. Как привлекательна она, когда раздражена. Дрю был готов стоять тут и пререкаться с Эмили всю ночь напролет. Но девушка утомлена, вон у нее какие синяки под глазами, да и не получится у него держать руки при себе, если он здесь застрянет. Надо бы втолковать ей, что негоже быть в этом доме ночью одной, но это, похоже, тоже не получится.

Он вытянул из бокового кармана бумажник, из бумажника – визитную карточку.

– Здесь номер моего сотового. – Он передал ей карточку. – Чуть где-нибудь зашуршит, звоните. Испугаетесь, звоните. Вообще звоните по любому поводу.

Эмили вставила карточку между восковыми яблоками, красовавшимися в вазе на кленовом кофейном столике.

– Вот и кончился супергерой. Я-то думала, у вашего брата радарное зрение, а слух улавливает все на много миль вокруг.

Поддразнивание его не позабавило – слишком серьезно он относился к этому делу.

– Обещайте, что будете звонить, если надо, Эмили.

Она вздохнула.

– Ну хорошо. Обещаю.

Хилое обещание, но что делать? Не хватать же ее в охапку и не волочь в безопасное место силой.

– Это не забудьте, – окликнула она, когда он уже стоял у двери. – Здесь персональные дела и учебные планы бабушки. В понедельник они вам понадобятся.

Он сунул папки подмышку.

– В какое время вы собираетесь завтра к бабушке?

Она потянулась мимо него, чтобы открыть дверь.

– Часов около десяти. А что?

– Я заеду за вами в это время. Остаться не смогу, потому что обещал забрать торт для девичника, но после полудня могу приехать и отвезти вас обратно.

– Так вы собираетесь на девичник? – Эмили слегка улыбнулась. – Разве мужчин туда пускают?

– Это скорее обычная гулянка, – ответил он, проскальзывая в дверь. – Утром увидимся.

– Необязательно.

Щелчок затвора на сетчатой двери отдался в темноте эхом.

– Возможно, вы этого не заметили, но машина вашей бабушки приказала сегодня долго жить, – напомнил Дрю. – До больницы отсюда добрых десять миль, которые не стоит одолевать по такой жаре пешком – особенно после вашего вчерашнего приключения.

Эмили сунула руки в карманы юбки и прислонилась к дверному косяку.

– По сравнению с Нью-Йоркской подземкой здешний экспресс – детская прогулка. Не забывайте, что я здесь выросла.

Он неохотно сошел со ступенек, качнул головой.

– Тогда до понедельника.

– Дрю.

С пробудившейся надеждой он остановился и повернулся к ней.

– Спасибо вам, – тихо произнесла она, – за все. Я действительно ценю это, очень.

Он кивнул и направился к своей машине. Надежды пошли прахом, она так и не пригласила его остаться.

 

Глава седьмая

– На что ты согласился? С какой стати ему понадобилось портить себе вечеринку и отвечать на вопросы Тилли об Эмили, Дрю сам не мог понять. Друзья и родные собрались в воскресенье, чтобы отметить предстоящую свадьбу Кэйла и Аманды. Самое время изливать душу!

Ну хорошо, ну спросила его Тилли об Эмили. В конце концов, это она занималась с ней в приемном покое. Можно бы и простить ей любопытство, только Дрю был не в настроении прощать. Тилли прекрасно его знает, пожалуй, получше родни, и конечно, ее удивило, что он второй день подряд просиживает в больнице, хотя больниц терпеть не может.

– Мне уже приходилось преподавать на курсах, – оборонялся Дрю, – так что я знаю, что делаю.

Тилли положила себе на тарелку три миниатюрных пирожка, подумала, добавила еще один.

– Рассказывать новичкам о расследовании пожаров – это одно, а показывать, как делать пироги, – другое. И потом, это Кэйлу положено приходить на помощь всякой невезучей бабенке, а не тебе. В отличие от него ты никогда не считал себя обязанным спасать бродячих котят.

– Было положено, – поправил Дрю. Кэйл, можно сказать, забросил свои рыцарские доспехи с той поры, как в его жизнь вошла Аманда. По крайней мере, попавших в беду принцесс он больше не спасал.

Дрю считал, что его будущая сноха заполнила пустоту в душе брата, побуждавшую его ранее улучшать окружающий мир. Наверно, как и большинство коллег, поработав фельдшером еще несколько лет, Кэйл перейдет на преподавательскую работу… А насчет котят он так и не исправился. Только на прошлой неделе Аманда говорила о еще одном пушистом бродяжке, пополнившем его зоопарк.

Тилли поймала выбившийся локон и заправила за ухо.

– Пожалуй, тебе следует обследоваться. Подозреваю, что ты серьезно болен.

Он скрестил руки на груди, не обижаясь на добродушную насмешку.

– Ну, еще укуси меня.

– Что-то тебя уже укусило. Или кто-то. – Тилли оперлась бедром о стол и улыбнулась. – Может, это Эмили Дуган?

Не надо было ему втягиваться в этот разговор. Ведь он чувствовал, что будет форменный допрос.

– Ну и что? Видная женщина.

– И неглупая. – Тилли не унималась. – Я сразу поняла. Чего твоим обычным подружкам обычно не хватало.

– Я и раньше встречался с умными женщинами, – обидчиво заявил он.

– И как же их звали?

Дрю честно попытался вспомнить хотя бы одно имя… и не смог.

Тилли запихнула в рот очередной пирожок.

– Я скажу тебе, как их звали. Телки. Понимать, что на красный свет нужно стоять, а на зеленый – ехать, это еще не интеллект. Всего лишь искусство выживания в городе.

– О, конечно, на свидания с тобой являлись исключительно умники, – нанес он ответный удар. Дрю отлично помнил, сколько раз Тилли плакалась ему в жилетку, когда очередной кавалер ранил ее гордость. – Кстати, а как Шкварка с тобой обращается?

– Только не надо изображать тут старшего брата. Я прекрасно справляюсь с Томом Макдоно.

В чем Дрю не сомневался. Она встречалась со Шкваркой уже месяца два, и оба помалкивали о встречах. Все это вызывало подозрение, что на сей раз дело намечается серьезное.

А если Тилли счастлива, все остальное неважно.

В гостиной засмеялись, и Дрю обернулся. Кэйл и Аманда сидели в двухместном кресле, окруженные свертками, букетами и подарками невесте. Гостями были, в основном, пожарники и их родственники, а среди подарков преобладали шуточные вещички с сексуальными намеками – такая уж сложилась традиция. Даже торт, который Дрю привез утром, блистал оригинальностью: его украшал шуточный рисунок кремом, изображавший мужчину, выбегавшего из горящего дома с блондинкой на плече.

Аманда очаровательно покраснела, когда Кэйл поднял в одной руке лоскуток черного кружева, а в другой – увеличенное картонное изображение рецепта на «виагру». Тетя Дебби сделала очередной снимок.

Дрю высмотрел и Шкварку, стоявшего у лестничной стойки с бутылкой пива в руке. Его густо усеянное веснушками лицо выглядело расстроенным. Не иначе из-за Тилли, подумал Дрю.

– Сколько ты еще будешь его мучить? – спросил он, имея в виду промашку парня с ее днем рождения.

– Я еще не решила, – сощурившись, ответила Тилли.

Бедняга, подумал Дрю, не в силах сдержать улыбку. Он прекрасно изучил Тилли и по собственному опыту знал, какой упертой она может быть.

– Ты так серьезно к нему относишься?

– Найти подходящего парня – это как покупка обуви, – легкомысленно проворковала она. – Нужно примерить несколько пар, прежде чем найдешь подходящую.

– Это не ответ.

– Пока что это все, что тебе полагается знать, – отрезала Тилли и проглотила еще один пирожок. – Теперь расскажи мне про Эмили Дуган.

– Уступаю тебе первую очередь. Тилли рассмеялась.

– Ты честно старался, но последний раз я купилась на это в четвертом классе. – Она посерьезнела – благополучие друга ее явно заботило. – Что с тобой творится? На моей памяти ты никогда не предлагал женщине что-то большее, чем ресторан, кино или ночь любви.

Тилли, конечно, права. Разумеется, не дело хватать первую попавшуюся пару, не примерив, – кроссовки или рабочие ботинки, все равно. Но только, если он превысил свою стандартную норму на этот раз, не надо считать, что Эмили – самый подходящий вариант. Хотя он и находит ее более приятной, чем его обычное женское общество.

Опустошив тарелку, Тилли принялась за вино. Отхлебывая из бокала, она испытующе поглядывала на Дрю. Тот молчал.

– Она не такая, как остальные, да? – Не дождавшись исповеди, Тилли попробовала метод допроса.

Дрю только повел плечами. Еще один взрыв смеха – весело сегодня у тети в доме.

Действительно, как объяснить его интерес к девушке? Он сам не понимает. Девушка толковая, что и говорить. Заботится о бабушке, а Дрю всегда уважал семейные ценности. И она сильна духом – прекрасное качество, даже если довольно сложно переносить ее упрямство. Еще ни одна женщина из тех, кому он назначал свидания, не отказывала ему. Но также ни одна из них не бывала к нему близка и не задерживалась достаточно долго, чтобы зацепить за живое.

– Дрю.

Ему не хотелось отвечать Тилли, он чувствовал, что его ответ не понравится ему самому.

– Угу, – буркнул он, – она не такая.

И ощутил невольное раздражение. Пока Эмили не вошла в его жизнь, женщины оставались не более чем развлечением, мимолетной забавой. Тилли глотнула еще вина.

– И это так неприятно?

Да, черт возьми! – мысленно заорал он. Я не позволю опутать себя! Я получаю удовольствие, и до свидания! Я не забиваю себе голову бабами! А теперь вот влип, сам не знаю как.

– Ничего из этого не выйдет, – сказал он вслух, и неожиданно почувствовал разочарование.

– Да почему? Я, правда, мало с ней общалась, только тогда, в приемной, но с первого взгляда она мне понравилась. Про большинство твоих пустоголовых девиц этого не скажешь.

В чем Тилли нельзя упрекнуть, это в неспособности изрекать горькие истины. Врежет правду-матку, аж перья летят. Как сейчас.

Отойдя от холодильника, Дрю перебрался на табурет рядом со стойкой.

– Хотя бы потому, что она живет в Нью-Йорке. Жила, – поправился он. – Возможно, она переедет в Калифорнию.

– Так или иначе, проблемы я не вижу. В Нью-Йорке тоже случаются пожары, и кому-то надо заниматься расследованием причин.

Но здесь живет вся его родня, и он не намерен уезжать от нее на три тысячи миль, только, чтобы не расставаться с женщиной. И речи быть не может.

Конечно, если она переедет, другое дело…

– Она порвала одну связь и ищет теперь новую, – сообщил он. Вывертываться так вывертываться.

Тилли сложила руки на груди и одарила его долгим, мудрым взглядом. Вижу тебя насквозь, – говорил этот взгляд, – и все твои выкрутасы, все это, как дырявый лоскут черного кружева, с которым сфотографировался Кэйл.

– Не мне тебя просвещать, – проговорила она наконец, – но не все вторичные связи неудачны.

Это она про себя со Шкваркой? Тилли как раз находилась в процессе налаживания второй связи, и Дрю не осуждал ее за суровость к фельдшеру, когда тот проявил к ней интерес. На то, чтобы уговорить ее пойти с ним, потребовались недели. Но Тилли можно понять. Когда обнаруживаешь своего бойфренда в чужой постели, это производит впечатление.

– Правда? – Дрю не сдавался, хотя сам не понимал, за что воюет. За свою свободу? На нее никто не посягает. Ну, нравится ему Эмили. Не она первая, не она последняя. – А как насчет беременности?

– Почему это проблема?

– Потому что будущий ребенок имеет где-то там отца, и этот тип может захотеть вернуться к ней, когда она ему скажет, что он отец. Вообще-то он ушел от нее к другой, но, узнав о ребенке, вполне может все переиграть.

– Господи боже мой. Она что, сказала, что хочет выйти за этого типа?

– Нет… да нет, – задумчиво признал он. Но Эмили и не говорила, что не хочет.

– Она может носить ребенка от того парня, и это вовсе не означает, что она собирается к нему возвращаться, – настаивала Тилли.

Может, не собирается. А может, и наоборот. Какое ему, Дрю, дело? Не будет он во все это ввязываться.

Тилли оттолкнулась от стола и подошла к стойке.

– Знаешь, что у тебя неладно? Сказать? – Она наклонилась над ним, облокотившись на пластиковую поверхность.

– Не хочу. – Их беседа ему уже совсем перестала нравиться. – Но ведь ты все равно скажешь.

– Именно. – Ласковые карие глаза Тилли стали серьезными. – Ты специально выбираешь неподходящих женщин.

– Они мне нравятся.

– Правда? Тогда почему ты не продолжаешь с ними встречаться? Почему никто тебя не видел с одной и той же женщиной больше одного раза?

Потому что я остаюсь свободным. Потому, что мне по душе легкие, необязательные отношения. Потому, что я вам не кукла на веревочке и не хочу плясать ни под чью дудку.

– Потому что они скучны до смерти, Дрю. Вероятно, с Эмили тебе не скучно, и это действует тебе на нервы. – Тилли вздохнула. – Ты славный мальчик, веселый и заботливый. Сделай для себя доброе дело. Найди себе женщину, с которой у тебя будет что-то общее, для разнообразия. А вдруг окажется, что это совсем не так страшно.

– Ты не понимаешь, Тилз, это не…

– Все я понимаю, – прервала она. – Больше, чем ты думаешь. – Она взяла его лицо в ладони. – Дрю, ты и твой отец – совершенно разные люди.

Дрю ощутил вспышку злости и отстранился. Она нажала на больное место.

– А я и не говорил, что я такой же.

– Тогда объясни, почему ты боишься близких отношений с женщиной?

Дрю вскочил.

– Поговорили – хватит. – Он схватил из холодильника бутылку колы и быстро пошел в крытый дворик.

Тут ему стало жарко, и настроение окончательно испортилось. Когда умерла мать, ему было шесть лет, но он уже понимал, что творится с отцом. Тот топил свое горе в джине и заодно шел на дно сам. Потеряв жену, Алекс Перри отказался от всего, что составляло его жизнь: от работы, детей, а со временем и от самой жизни. Он не пошел на самоубийство, но результат вышел тот же. Только он растянул свою гибель на годы, и заброшенные сыновья наблюдали это медленное самоуничтожение.

Дрю стоял на краю дворика, внутри все кипело. Стиснув в кулаке бутылку с неповинной колой, он мрачно смотрел в темноту заднего двора, где когда-то играл маленьким с братьями и Тилли. Позади него открылась и закрылась стеклянная дверь.

– Никак не успокоишься? – спросил он, не поворачиваясь.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – спокойно ответила Тилли. – Мне не все равно, что с тобой будет, тебе это известно.

– Тогда перестань меня терзать.

– Расскажи наконец, в чем дело. – Тилли не уговаривала и не упрашивала – она требовала.

Дрю выругался себе под нос и повернулся к ней. Не отвяжется, пока не добьется ответа, уж он это знал. Не зря же они столько лет дружили.

– Я не хочу, чтобы из-за меня так мучились, как мучился отец после смерти мамы, поняла? Его же убила эта потеря, и ты это отлично знаешь.

Глаза у Тилли раскрывались все шире.

– Так значит, – задумчиво начала она, – не за себя ты боишься, ты не хочешь, чтобы из-за тебя страдали другие?

Дрю почувствовал, что удивил этим заявлением не только ее, но и себя. Его злость начала утихать.

– Я не согласен, чтобы кому-то по моей вине было больно, – уже мягче произнес он.

Тилли глубоко вздохнула, сунула руки в карманы шортов и покачалась на пятках.

– А знаешь что? – сказала она после нескольких секунд молчания. – Я обожаю тебя, Дрю, ты мой самый старый и самый близкий друг. Но, извини, ты дурак.

Он повернулся и взглянул на нее.

– Это как? – Он ожидал увидеть улыбку, но встретил серьезный, даже мрачный взгляд.

– А вот так.

– Ну, знаешь…

Она подняла руку, не давая ему возразить.

– Полный идиот. Неудивительно, что Эмили тебя пугает. Она умнее.

– Ты закончила? – прорычал он. Хватит с него этого психоанализа на ночь глядя.

Тилли посмотрела на него с отвращением. Она пошла к дому, но остановилась у самой двери и зло произнесла:

– Ты не можешь управлять чужой любовью. – Она бросала в него словами, точно тяжелыми гирями. – Ты не отвечаешь за это, понял? И постарайся это уяснить до того, как совершишь последнюю глупость, – упустишь эту девушку.

– Очень она мне нужна. – И впрямь не нужна, уговаривал он себя.

Тилли лукаво усмехнулась.

– Побарахтайся. – (Ее самоуверенность вновь подняла в нем волну раздражения.) – Если она тебе не нужна, так о чем спорим? Нам было бы все равно, не так ли?

Допивая воду, он отвернулся. Не хотел смотреть Тилли в глаза. Или не хотел открывать свое сердце?

Нечего каждый раз заглядывать к нему в душу. Даже таким, как Эмили: большие карие глаза, насмешливый язык, роскошное тело.

Похоже, она уже много значит для него, независимо от того, признает он это или нет.

Может быть, сказал он себе, доставая зазвонивший телефон. Может быть.

Звонили издалека, и это могло значить все, что угодно. Он не на дежурстве, так что может не отвечать, пусть сообщение запишется… если это не Эмили.

– Да? – рявкнул он в телефон, все еще раздраженный.

– Дрю.

Ласковый голос Эмили пробудил в нем инстинкты защитника и заставил забиться сердце.

– Что случилось?

– Да ничего. Ну, не совсем ничего. – Она звучно выдохнула. – Я заблудилась. Ну, не совсем заблудилась. Села не на тот автобус. Попала в не очень хорошее место.

Его охватила тревога, мгновенно вытеснившая всю злость и досаду.

– Где ты сейчас?

– Китайский театр Граумана. – Еще один шумный вздох. – Сегодня воскресенье, автобусы кончают ходить рано. Извини, что я тебя беспокою, но я просто не знаю, что делать.

Может, Голливудский бульвар в темное время суток и интересное место для туристов и местных оригиналов, но одинокой женщине там делать нечего.

Он прикинул расстояние от Санта-Моники и приплюсовал время на борьбу с уличным движением.

– Буду через тридцать минут.

Ее облегчение можно было почти пощупать.

– Спасибо. Я буду в наружном комплексе, торчать у дороги я больше не собираюсь.

– Как у дороги? – Дрю нахмурился.

– Я хотела поймать такси, а дождалась только неприличного предложения от одного лысого толстяка, – весело поделилась она.

Тревога за безопасность Эмили не помешала ему хохотнуть.

– Уже выезжаю, дорогая, – проговорил он на ходу, направляясь в дом, чтобы распрощаться.

А интересно, может рыцарь натереть себе зад на воображаемом белом коне?

 

Глава восьмая

В сгустившейся над городом темноте Эмили любовалась мишурой огней, превращающих город в призрачную сказочную страну. Уличные артисты, выманивающие деньги у простодушных туристов, любознательные пешеходы, глазеющие на красоты исторических памятников.

С каждой минутой ее охватывали все большие тревога и страх. Прижавшись к стене театра под разукрашенным медным карнизом, поблизости от бетонной плиты с отпечатком следов Лиз Тэйлор, она с нетерпением дожидалась Дрю. Было неловко звонить ему после того, как она заявила, что без труда обойдется местным транспортом. И она бы обошлась – если бы думала, что делает, а не погружалась в грезы о нем!

У нее болели ноги. Нужно было разносить как следует новые сандалии, прежде чем мотаться в них по всей Калифорнии. Голубая безрукавка и теоретически свободные «плотницкие» джинсы липли к влажному телу. И вдобавок она не выспалась.

Ну, что до больных ног, виновата она сама, мокрая одежда – это погода, а вот спать ей не давал Дрю – черт бы его побрал.

Обычно она спала довольно крепко и засыпала без труда. Но прошедшей ночью, стоило ей закрыть глаза, воображение подсовывало такие картины…

Ну, не совсем воображение, мысленно поправила она себя, а повторяющееся воспоминание того поцелуя – оглушающего и завораживающего. Ощущение его рук на теле… Даже теперь она чувствовала шероховатость его кожи, что не давало обрести хладнокровие. А как забыть электрический разряд, пронзивший ее, когда он привлек ее к себе так близко, что их разделяла только одежда – да и ту Эмили охотно скинула бы. Вот только он слишком быстро очухался…

Эмили не была скромной девственницей. Возможно, список бывших любовников у нее не такой длинный, как у некоторых ее подруг, но свое она получила, пусть и выбирала мужчин по-глупому. Однако ее беспокоило, что один-единственный поцелуй смог привести ее в подобное состояние. Такого еще не случалось.

Но что за поцелуй! Только подумать об этих соблазнительных губах, и грудь уже поднимается, а по коже бегут мурашки, невзирая на адскую жару.

И этот его ужасный массаж. Хорошо бы о нем не думать, так же, как и о собственном поведении, – но не выходит. Эмили никогда раньше не массировали ноги.

Ясно, что она стала жертвой чувственного обаяния Дрю. Добровольной жертвой. Но что может поделать женщина, когда ее так целуют, а потом делают массаж ног?

Дрю появился совсем не вовремя. Ей и так хватает проблем, нужно принимать важные решения, зачем все усложнять, вступая в связь с мужчиной? Да и не просто с мужчиной, а с таким, какому женщины дюжинами кидаются на шею. Или, по крайней мере, оставляют ему телефонные послания.

Правда, сама Эмили упала к его ногам вполне реально, без намека на притворство, но это еще не значит, что она хочет стать очередной строкой в его записной книжке.

Мимо проплыли две женщины: слишком много краски, гигантские парики, пятидюймовые каблуки с платформами, мини без намека на скромность. Эмили подхватила с земли рюкзак и отошла подальше во дворик, к плитам с именами Натали Вуд и Джейн Уаймен.

Может быть, Дрю присваивает своим дамам определенное число звездочек? Или у него своя система классификации самочек, добивающихся его внимания?

– Он может, – буркнула она себе под нос. Одна звездочка для тех, кто всегда говорит «нет», две – для женщин, достойных сопровождать его на семейное торжество.

Она не спускала глаз с двигающихся машин, высматривая большой черный автомобиль Дрю. Наверно, что-то случилось с ее гормонами. Вполне нормальное объяснение. Или же она просто давно не имела секса.

Впрочем, никакие умственные выверты не могли прогнать беспомощную уверенность, что ее к нему безжалостно влечет. И еще одно осложнение: вопреки себе, Эмили верила, что Дрю вполне способен оказаться Настоящим Мужчиной.

Сегодня, беседуя с бабушкой, она сказала, что жизнь никогда не бывает такой, какой должна быть. Вот и ее пятилетний план разлетелся вдребезги; оттого что персонал фирмы сократили, любовник оказался неверен, а она – беременна.

Эмили уже собралась, по примеру туристов, сравнить размер своей ноги с отпечатком, оставленным Джейн Уаймен, когда в поле ее зрения попал Дрю. Он направился к ней, и она сразу приободрилась. При этом тут же сказала себе, что попросту рада видеть его, поскольку он может погрузить ее полуживое тело в машину и отвезти домой.

Все ты врешь, Эмили Дуган. Один его вид восхищает тебя – вот и вся твоя радость.

На лбу у Дрю появилась складка, и взгляд его стал озабоченным.

– С тобой все хорошо?

– Прекрасно, – ответила она, улыбаясь, и подтянула рюкзак повыше. – Устала, но чувствую себя нормально. – Теперь, когда ты здесь, мысленно добавила она.

Он забрал у нее рюкзак.

– Сейчас доставлю тебя домой, – мягко проговорил он, переплетая ее пальцы со своими.

Пульс у Эмили ускорился. Нет, нарушенный гормональный баланс ни при чем. Ее реакции, физические и эмоциональные, вызваны непреодолимой притягательностью этого человека, магическим током, пробегавшим между ними, а также ее всепоглощающим желанием, сконцентрированным на этом соблазнителе. Который, без сомнения, разобьет ее бедное сердце, дай ему только возможность.

Без ответа оставался лишь один вопрос: как далеко она готова зайти, повинуясь этой притягательности, этой магии и своему желанию?

Тремя днями позже Дрю все еще не продвинулся в своем предприятии – изловить поджигателя, орудующего в «Кулинарной академии Норрис». Он успел поговорить с Марго и Ритой, двумя преподавательницами, которых оставили на летний сезон. Он соблюдал осторожность, чтобы его вопросы не вызывали нежелательных подозрений, но не вытянул из них ничего, кроме беспокойства за благополучие Вельмы и за безопасность всех, посещающих школу.

В понедельник вечером, закончив уроки, Дрю взял с собой копии документов, сделанные для него Эмили. Дома просмотрел записи о служащих школы и учениках, бывших и нынешних, и не нашел ничего, что бы могло вызвать тревогу. Он даже попросил помощи у другого пожарного инспектора, Дэйва Берда. Тот опросил владельцев соседних заведений, но не добыл никаких полезных сведений. Даже криминальная лаборатория не смогла дать ни одной ниточки для расследования.

Если Дрю не захочет раскрывать себя, Дэйву придется вести официальные допросы преподавательниц.

С того дня, как сгорел гараж, дальнейших происшествий не случалось, но Дрю все равно не нравилось, что Эмили оставалась в здании одна. Коль скоро поджигатель хочет добраться до школы или до ее хозяйки, это только вопрос времени, он опять примется за свое – так подсказывал Дрю служебный опыт.

Он закончил убирать оборудование и посуду, которыми пользовался на занятиях, запер учебную комнату и прошел опустевшим коридором в кабинет Вельмы, где его ждала Эмили. Странно, но ему нравилось преподавать нечто отличающееся от основ расследования поджогов, хотя он никогда бы не признался в этом. Группы ему попались маленькие, ученицы – внимательные, и основной работе эта дополнительная не мешала. Было и еще кое-что заманчивое – Эмили. Премия, так сказать.

С той знаменательной ночи, когда он безуспешно спорил с Тилли, в его отношениях с Эмили наступила перемена. Не в любовном смысле, хотя атмосфера становилась пожароопасной, и игнорировать этот факт становилось все труднее.

В последние дни они ни разу не поцеловались.

Это не означало отсутствие желания или возможностей. Он безумно хотел ее, но Эмили действительно отличалась от других его женщин. Дрю хотел дать себе время, чтобы узнать ее лучше, – идея, как оказалось, неплохая. Постепенно их отношения продвинутся на следующий уровень, ну а пока он останется безукоризненным – пусть втайне и недовольным – джентльменом.

Конечно, у медленного продвижения есть свои достоинства, но смятение и страсть в ее глазах, появляющиеся каждый раз, когда он снижал обороты, мучили его.

Довольно. Сегодня он решил сделать первый шаг к этому самому следующему уровню.

На подходе к кабинету он услышал раздраженный голос Эмили. Дрю стало любопытно, и он остановился у открытой двери. Девушка сердито расхаживала взад и вперед вдоль письменного стола, прижимая к уху телефонную трубку.

Увидев Дрю, она остановилась и жестом пригласила его войти.

– Нет, я остаюсь в Калифорнии, – говорила она в трубку.

Дрю сел на край стола. Вчера вечером Эмили рассказала ему, что ждет собеседования, назначенного ей рекламной фирмой в Венис-Бич. Два дня назад она связалась с организацией по подбору управленцев, надеясь найти сдельную работу. Это дало бы ей доход и оставило достаточно времени, чтобы присматривать за Академией, пока бабушка не поправится.

Сейчас Эмили сжимала и разжимала кулаки.

– Да, у меня есть работа. Хотя тебя это больше не касается.

Агентство позвонило ей сразу и сообщило название фирмы, где требовался сотрудник на отдельные проекты. Слушая Эмили, Дрю сначала подумал, что речь идет о работе.

Неожиданно в ее глазах вспыхнула злость.

– Разумеется, я сохраню ребенка!

Значит, она разговаривает с отцом ее будущего ребенка. Чтобы не мешать, Дрю поднялся, собираясь уйти, но Эмили пригвоздила его к месту разгоряченным взглядом и ткнула в него пальцем: «Оставайся! Не смей удирать!»

– Я не собираюсь с тобой спорить, у меня будет ребенок. Ребенок этот от тебя. Я, дура, посчитала, что тебе это интересно.

Она выгребла из стакана на столе горсть ручек, потом с силой воткнула их обратно.

– Разумеется, я уверена. Это не я трахала всех встречных и поперечных, если помнишь!

Она фыркнула, что обычно означало у нее недовольство.

– Мир вертится не только вокруг тебя, Чарли. Сейчас речь идет о ребенке. – Тон у нее повышался с каждым словом. – О ребенке, которого создали мы с тобой вместе.

Опять она слушала, нетерпеливо притопывая ногой.

– Ничего, – яростно заявила она, – ничего я от тебя не хочу, абсолютно.

Тут рот у нее открылся, глаза расширились.

– Я думала, ты имеешь право об этом знать, наконец выговорила она после минуты ошеломленного молчания, – а что ты с этими сведениями сделаешь, это уж тебе решать.

Эмили отдернула телефон от уха и ткнула в кнопку с такой энергией, что трубка вылетела из руки и загремела по полу. Похоже, ее бывший любовник воспринял весть о своем надвигающемся отцовстве, мягко выражаясь, без восторга.

– Ублюдок. – Она наклонилась и подобрала трубку. – Не разбираюсь я в мужиках, это точно. Если бы не беременность, ушла бы в монастырь. Меня нужно спасать от меня самой. – Эмили втянула воздух и медленно выдохнула. – Извини, – произнесла она спокойнее. – Не надо было заставлять тебя выслушивать все это.

Дрю прочистил горло.

– Все это не смертельно. – Ему было неприятно, но, по его мнению, Эмили нуждалась в моральной поддержке, и потому он не ушел.

– Сама не знаю, зачем мне понадобилось звонить ему сегодня. Хотелось со всем этим разобраться. Я не права?

– Нет, все правильно, – заверил Дрю. Он прекрасно понимал ее чувства. В жизни Эмили все пошло кувырком, а она была не из тех, кто безвольно покоряется обстоятельствам. Дрю видел, как она берет на себя ответственность в отношениях с учениками и сотрудниками школы.

Эмили еще раз вздохнула.

– Может быть, следовало подождать.

Дрю потянулся к ней, повернул спиной к себе.

– Чего подождать? – Он положил руки на ее напряженные плечи и слегка погладил. – Пока ребенок не родится? Чем дольше будешь ждать, тем это будет тяжелее. Ты сделала все, как надо, а дальше уж его дело.

Эмили опять вздохнула, теперь уже облегченно. Дрю нестерпимо захотелось прижаться губами к ее шее. Даже просто касаться ее было для него мучительно. Нет, пора переходить на новый уровень отношений.

Сегодня!

Судя по разговору, который он только что услышал, вмешательства Чарли Пруитта можно не опасаться. И она не уедет в Нью-Йорк, раз нашла себе здесь работу. Теперь единственное препятствие – он сам, его нежелание рисковать.

Он нажал большими пальцами на основание ее черепа и потер.

– Можно спросить?

– Умм, – промурлыкала она. – Только не останавливайся, и получишь от меня ключи от Форт-Нокса со всем золотом.

– Успокоившись, Пруитт может захотеть опять быть с тобой. Что тогда?

– Что тогда? Да ничего.

Он опустил руки.

– Ты здорово ошарашила его сегодня, Эм. Когда он одумается…

Дрю пожал плечами. О чем тут говорить. Он сам не взялся бы угадать, как прореагировал бы на подобные новости. Но обдумав дело, он, конечно же, почувствовал бы ответственность.

Эмили повернулась и посмотрела ему прямо в лицо.

– С Чарли и у меня все в прошлом, – проговорила она. – Наверно, между нами все кончилось уже давно, только я не сумела найти время, чтобы это понять.

– Перестань, Эм, – возразил он. – Не скажи он тебе, что у него любовница, ты бы сразу после отпуска покатила в Нью-Йорк. Ты ведь жила с ним, и это, как я понимаю, было серьезно.

– Но я его не люблю. Я… – Она не договорила и отвернулась, но Дрю успел уловить выражение ее лица.

Она – что? Любит его, Дрю? Ну нет, это уже наглость с его стороны… Она не это хотела сказать. Конечно, нет.

Они знакомы всего несколько дней. Их влечет друг к другу, их сексуальные устремления совпадают, но это и все. Она очень привлекательна и постоянно занимает его мысли. Особенно ночью, когда сидишь один в квартире… Или в постели. Или, принимая холодный душ – чтобы избавиться от тех же мыслей. Черт, даже когда варишь себе утренний кофе.

Ну да, ему не безразлично, что с ней случится. Потому, что она остается одна ночью, это небезопасно и тревожит его, но это вовсе не значит…

Он влюблен? Ни в коем случае.

Ну, думает о ней, ну и что? Хочет ее, сильно хочет, но это секс, а не любовь.

Любить – это не для него.

– Если бы я была влюблена в Чарли, – продолжала Эмили, – он не стал бы искать на стороне того, чего я не могла ему дать. Нам было удобно вместе, но это не любовь.

– Но он обидел тебя, и ты была крепко зла на него еще два дня назад, – напомнил Дрю.

– Конечно, я расстроилась, но лишь потому, что доверяла этому мерзавцу, а он выставил меня дурой. Сердца он мне не разбил. – Она вздохнула. – Потому что оно ему не принадлежит.

Что было положено чувствовать Дрю при этом признании? И почему вдруг душа его запела от восторга?

Эмили задумчиво нахмурилась.

– Ты когда-нибудь любил?

Дрю отрицательно качнул головой. Сказать что-нибудь не получалось. Странно.

– Я как-то раз спросила мать, почему она развелась с отцом. А она ответила: потому, что могла вообразить свою жизнь без него. Глинис обычно несет чепуху, но тогда мне показалось, она сказала правду.

– То есть? – спросил он, хотя знал и так. Боже, помоги мне грешному.

– Она объясняла так: чтобы понять, любишь по-настоящему или нет, попробуй вообразить свою жизнь без этого человека. Если можешь обойтись без него, значит, не любишь. – Эмили с улыбкой обняла Дрю за шею. – Но, – продолжала она, – если только подумать, что этого человека рядом нет, и внутри тебя образуется пустота, словно лишилась чего-то жизненно важного, значит, ты точно влюблена.

Он положил ладони ей на бедра и крепко прижал к себе. Однако теплота ее тела не прогнала холодный страх, нагло ползущий к сердцу.

Как бы Дрю ни желал иного, он уже никогда не сможет представить себе жизни без Эмили.

 

Глава девятая

Через двадцать минут они заперли школу и направились через двор к дому. Эмили поняла, что что-то изменилось, их отношения стали другими. За весь вечер Дрю не сделал даже попытки бросить ее и удрать, что, как она уже заметила, было его обычной манерой.

Два предыдущих вечера, закончив занятия, он провожал Эмили до двери ее комнаты. В понедельник ушел, сказав, что хочет прочесть документы. Вчера они сидели на ступеньках и разговаривали, вспоминали истории из детства, из семейной и профессиональной жизни, наслаждаясь теплым вечером. Но он ни разу не попытался ее поцеловать.

Эмили страдала от разочарования. Ведь она ясно видела, что он хочет ее поцеловать, но старается потушить разгорающийся в ней пожар, изображая платоническое бесстрастие. Когда разговор иссяк, он погладил ее по плечу, подержал ее пальцы в своей теплой ладони и проводил до дома, оставшись по другую сторону сетчатой двери.

Но в этот вечер Эмили наконец почувствовала перемену. То, чего она так долго ждала. Она обрадовалась, когда он принял ее приглашение зайти на чай с пирогом. Сегодня. Сегодня должно произойти то, что должно. Завтра бабушку выпишут из больницы, и Эмили уже пригласила человека, чтобы обеспечить Вельме профессиональный уход; так что остаться одни они больше не смогут.

Она отрезала два толстых ломтя пирога с белым шоколадом и малиной, купленного после визита к акушеру. Два дня назад, когда она созналась бабуле в своем интересном положении, та уговорила дежурную сестру дать список местных специалистов. Эмили назначили прием на среду.

Бабуля поддержала ее намерение сохранить ребенка и воспитывать его в одиночку. Правда, прочитала мораль: Чарли-де следует ознакомить с его новым статусом будущего отца. Старушка была рада, что получит правнука, а узнав, что Эмили остается в Калифорнии, чуть не прослезилась от счастья. Она пригласила внучку поселиться у нее постоянно, но та отказалась. Одна работа уже нашлась, значит, наверняка найдется еще такая же, так что имеет смысл присмотреть недорогой домик поблизости. Тем более есть сбережения и небольшой портфель инвестиций на черный день.

По дороге домой Эмили заметила булочную и была неспособна устоять перед ароматом свежего хлеба. Она испытала первое, свойственное беременным женщинам, непреодолимое желание.

Теплые, политые глазурью пончики, пирог с творогом, шоколадом и ягодами.

– Что ты собираешься делать в субботу? – неожиданно поинтересовался Дрю.

Она положила кусок пирога на тарелку и пожала плечами.

– Ничего, собственно. Работы у меня пока нет, в агентство я иду только на следующей неделе. А что?

Он прокашлялся и перенес вес с одной ноги на другую. Эмили подняла на него взгляд, удивленная этой явной нервозностью. Вот уж чего не ожидала от перворазрядного соблазнителя. Армии женщин изнывают от желания упасть к его ногам, а он волнуется, собираясь пригласить знакомую на свидание.

– Я должен… я буду… – пробормотал Дрю и опять прокашлялся. – Мой брат… – Он снова начал переминаться.

– Чего ты должен? – мягко поощрила она.

– У моего брата в субботу свадьба, – выпалил он. – Пойдешь со мной?

Провести время вместе с Дрю, в романтической обстановке? Конечно, Эмили не откажется.

– Буду очень рада, – произнесла она равнодушным тоном, испугавшись, что он увидит дурацкое возбуждение, охватившее ее. Это всего лишь приглашение пойти вместе и встретиться с его родными.

Нет, ей вовсе не надо «отныне и навсегда», особенно с таким типом, как этот Дрю. Но это не значит, что она не может получать удовольствия от его общества. А вдруг она заведет себе собственную записную книжку. Розовую. И первым запишет Дрю, окажет ему такую честь. И нарисует четыре поцелуйчика рядом с его именем.

Дрю вздохнул с таким облегчением, что Эмили улыбнулась.

– Венчание назначено на шесть, но Бен заедет за мной в три, чтобы мы с ним успели привезли Кэйла в церковь. Давай встретимся в церкви? А потом поедем на прием в твоей машине.

После своих опасных экспериментов с общественным транспортом Эмили решила быть умнее и взяла машину напрокат.

Она кивнула и подала ему тарелки с восхитительной едой.

– Прекрасно.

Дрю отнес тарелки на круглый стол в углу кухни.

– Как они познакомились? – спросила Эмили, когда они уже сидели за столом.

Дрю рассмеялся. Открыто, искренне.

– Мадж – одна из принцесс, которых Кэйл спасал от драконов.

– Мадж? Я думала, ее имя Аманда.

Дрю отрезал кусок пирога и положил в рот.

– Так и есть, – сказал он. – Мадж – это женщина, которой она себя вообразила, пока к ней не вернулась память.

Эмили смаковала вкуснейший пирог и с восхищенным вниманием слушала, как Дрю описывал прежнюю страсть Кэйла – спасать попавших в беду женщин. Он, не задумываясь, предложил Аманде пожить у него после несчастного случая на складе красок, в результате которого она потеряла память. По словам Дрю, Аманда представила себя персонажем своего романа. К изумлению Эмили, имя одного из ее любимых писателей, Адам Лоуренс, оказалось псевдонимом невесты Кэйла.

– Кэйл втюрился по уши, – выдавал брата Дрю. – Боюсь, он предложил бы ей руку и сердце, даже если бы она действительно являлась закоренелой преступницей, как хотела всем внушить.

Эмили не стала пододвигать ему остаток своего пирога. Она отрезала кусочек и на вилке поднесла к его губам.

– А твой старший брат женат? – спросила она.

Он отказался от кусочка, взял у нее вилку и поднес лакомство к ее рту. Она взглянула ему в глаза, приоткрыла рот и, бесстыдно сомкнув губы вокруг вилки, осторожно сняла кушанье, застонав от удовольствия. Теперь его воображение взовьется, подумала она.

И действительно, взгляд Дрю зажегся желанием. Эмили еще подлила масла в огонь, слизнув кончиком языка крохотный мазок крема, оставшийся на вилке.

Надежд на совместное будущее с Дрю она не питала, но решила, что не стоит жить, если все время бояться печальных последствий очередной неудавшейся связи. И потом, говоря по правде, ее предыдущие любовники не были такими плохими людьми. Просто они ей не подходили.

Может, и Дрю ей не подойдет, но Эмили не хотела дальше противиться его магнетизму. Кроме того, приходилось признать, что ее чувства не ограничиваются элементарным сексуальным влечением.

Дрю кашлянул.

– О чем ты спросила? – В его голосе пробилась хрипотца.

– Я спросила, женат ли твой старший брат.

– Чтобы притащить Бена к алтарю, надо его сперва связать и законопатить рот.

Немного не тот разговор с мужчиной, которого ты намерена уложить в свою постель.

– Убежденный холостяк?

Он взглянул на вилку в своей руке и положил ее на салфетку. Уголки губ у него приподнялись в улыбке. Не спуская глаз с Эмили, он окунул палец в десерт.

– Бог с ним, с моим братцем.

Дышать стало трудно. Дрю принял ее вызов, и не такова Эмили, чтобы идти на попятную. Он протянул ей палец, и Она взяла его в рот. Медленно, дразняще пососала, потом принялась водить языком по губам, пока сладкая смесь не растворилась во рту.

– Люди слишком высоко ценят разговоры, они того не стоят, – пробормотала она.

Не отводя от нее взгляда, Дрю встал и медленно пошел вокруг стола. Она встретила его на полдороге и обхватила за шею. Он приподнял ее за бедра, сажая на прохладную поверхность стола, и нетерпеливо раздвинул ей ноги.

Она хотела Дрю. Хотела его внутри себя, хотела, чтобы жар страсти вспыхнул пламенем и поглотил их.

Такого страстного, первобытного стремления Эмили никогда еще не испытывала. Вот и будь тут начеку; все равно, Дрю проник сквозь придуманную ею защиту и добрался до самого сердца.

Его рот соблазнял ее, как и руки, скользящие вдоль тела. Все запреты рассудка остались позади.

Эмили выдернула рубашку из его брюк и ощутила, как гладко его тело; она теряла голову, пока Дрю покусывал мочку ее уха, потом продвинулся к подбородку…

Как массивны мускулы под ее пальцами! И этот запах! Прижаться грудью к этой живой стене – и больше ничего не надо в мире!

Эмили слегка отстранилась и сорвала с себя футболку. Потянулась руками назад, чтобы расстегнуть бюстгальтер.

– Нет, – шепнул Дрю, – не сейчас.

Обжигающие поцелуи провели эротическую тропу вниз по шее к груди. Эмили вскрикнула – сводящее с ума наслаждение смешалось в сознании с нетерпеливой досадой.

– Еще, – пробормотала она в ухо Дрю. – Хочу больше.

Он шептал ей что-то, но помутившийся ум улавливал только мягкий тембр голоса и тепло дыхания.

Дрю вернул ее к реальности с необычайной нежностью, заставляющей тосковать сердце. Девушка с трудом успокоилась и почувствовала смущение. Как это она повела себя так дико, словно животное? И это при том, с какой невероятной самоотверженностью Дрю лишил себя удовольствия от любовной игры, стремясь лишь доставить удовольствие ей.

Он, видимо, почувствовал ее замешательство, протянул руку и приподнял ей подбородок. Его нежная улыбка, ласковый взгляд, заботливость, с которой он привел в порядок ее одежду, довели бедняжку до крайности. Слезы замутили ей глаза.

– Не надо смущаться, дорогая, – спокойно произнес Дрю. – Ты очень красивая и очень страстная женщина, и стыдиться тут нечего.

Одевшись, Эмили постаралась быстренько выскользнуть из кухни. Ей нужно было восстановить самообладание, успокоить и загнать на место свое глупое сердце, которое, казалось, билось у нее в горле.

Но ускользнуть не удалось. Ей на руку легла ладонь.

– Эмили? Что с тобой?

– Этого не должно было случиться, – ответила она невнятно.

Секс и ничего более – вот что она планировала.

– Чего именно не должно было случиться?

– Давай поговорим о чем-нибудь другом…

Он нахмурился.

– Ты жалеешь о том, что сейчас было?

Эмили вздохнула.

– Конечно, нет.

Как можно жалеть о чем-то столь целомудренном и прекрасном? Нет, жалела она только о том, что не в силах избавиться от отчаянной сердечной боли.

– Тогда в чем дело?

Ну к чему такая настойчивость? Почему нельзя все сделать легко, как другие? Но нет, это не для Дрю, ему обязательно нужно добраться до ее сердца.

– Я немного взволнована, больше ничего.

Надо же было натолкнуться на такого упрямца. Его внимание выглядит, конечно, весьма трогательно, но можно не сомневаться: почуяв рядом влюбленную представительницу женского пола, он кинется наутек, только пятки засверкают.

– Смысла никакого нет, понимаешь? Мы с тобой знакомы сколько? Пять дней, шесть?

Эмили поспешила обойти его кругом и зашла за стол, как будто массивное дерево могло защитить ее от нее самой.

– В чем нет смысла? – настаивал он с плохо скрытым раздражением.

Она набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.

– В моих к тебе чувствах.

Его дьявольски самоуверенный рот изогнула нахальная улыбка неисправимого плута.

– Да? – Он обошел стол кругом, подходя к ней вплотную. – И какие же это чувства?

Роковые слова уже готовились сорваться с ее языка, но он посмел дразнить ее, и слова признания остались непроизнесенными.

– Неважно. – Эмили улыбнулась, глядя на него снизу вверх. – Нечего раскармливать твое эго, оно и так раздуто до безобразия.

Дрю засмеялся и притянул ее к себе, окутывая мускусным теплом своего тела. Его жаркий поцелуй качнул под ее ногами землю, и горячая струя забурлила в крови.

– Никто и никогда не говорил, что в этом должен быть смысл.

Эмили судорожно сглотнула.

Они живут в разных мирах, это ясно. Если бы только не нежность, с какой он держит ее в объятиях… Может, она и не говорит о перспективе семейного счастья, но, очень похоже, не одна Эмили страдает здесь галлюцинациями. Похоже, кому-то еще померещилось, что в его сердце вошла любовь.

 

Глава десятая

Эмили застегнула на запястье браслет с ониксом, позаимствованный у бабушки, и бросила последний внимательный взгляд в большое зеркало. Забавно, но она и вполовину не выглядит такой взволнованной, какой себя чувствует.

Свой основной гардероб она оставила в Нью-Йорке, так что пришлось отправиться по магазинам. Из того, что она привезла в расчете на отпуск, ничего для данного случая не годилось. Добро бы свадьбу назначили днем, тогда сошла бы мягкая цветастая юбка; но после пяти вечера положено что-нибудь поизысканнее.

Позавтракав вместе с бабушкой, Эмили отправилась на Монтана-авеню, побродить по заведениям попроще вперемешку с эксклюзивными бутиками. Наконец, она нашла облегающее, с короткими рукавами платье из льна, глубокого сине-зеленого тона – и с большой скидкой. Потом увидела изумительные модельные туфли – черные ремешки и высокий каблук, – и решимость экономить ее покинула. Правда, поторговавшись, она убедила менеджера уступить туфли ниже указанной на этикетке цены, но вся экономия пошла прахом, когда глазам предстала украшенная бусами вечерняя сумочка.

Брызнув лаком на волосы, чтобы французская укладка, на которую ушел почти час, оставалась на месте, Эмили решила, что готова. Только бы еще не тряслись так руки. Конечно, она немного волнуется оттого, что встретится с родными Дрю, да и с самим Дрю. Ведь в последнюю встречу он ясно дал понять, что она окажется в его постели, как только счастливая невеста бросит гостям букет и будет прикончена последняя бутылка шампанского.

С того вечера она Дрю больше не видела. Ни в четверг, ни в пятницу вечерних занятий не было, а расследованием пожарной эпидемии занимался Дэйв Берд, так что предлога увидеться не подвернулось. Вечером в четверг она хлопотала об устройстве бабушки, а прошлую ночь Дрю был на мальчишнике у Кэйла.

Эмили удивилась, когда он позвонил ей вскоре после полуночи, и еще больше тому, что он совершенно не казался выпившим.

Итак, они с Дрю собираются стать официальными любовниками и извлечь из этого максимум удовольствия.

Хватит обо всем этом думать, а то чокнешься. Надо успокоиться, стать беззаботной, иначе вечер окажется испорченным. Как и предстоящая ей невероятная ночь с мужчиной, доводящим ее до беспамятства.

В гостиной бабушка лежала на диване, гипсовая корка закрывала ее ногу, приподнятую на подушки, от щиколотки до колена. Рита рассказывала ей об экзамене, которому подвергла своих учениц вчера.

Она повернулась к Эмили:

– Ой, как ты здорово выглядишь!

– Спасибо. Я не знала, что ты здесь.

– Я заглянула ненадолго. – Рита посмотрела на часы, поднялась и распрощалась.

Эмили села в освободившееся кресло.

– О чем шла речь?

– Рита решила, что неплохо бы мне взять партнера.

Пожалуй, толковая идея.

– И что?

– Мне бы этого не хотелось.

Эмили кивнула.

– Мне кажется, Рита несколько склонна к панике, но она собрана, знает дело и с ответственностью относится к ученикам. Она бы вполне справилась.

Бабуля тяжело вздохнула.

– Ты, наверно, права, но…

– Но Академия – все равно, что твое дитя, которое не хочется от себя отпускать?

– Да вроде того. – Бабуля хохотнула. – Вот если бы ты заинтересовалась…

– Я? – Теперь была очередь Эмили смеяться. – С чего вдруг такое ко мне доверие?

Старушка потянулась за пачкой бумаг на кофейном столике.

– До того как пришла Рита, я читала твое резюме. Хватило недели, чтобы ты доказала: не обязательно уметь готовить, чтобы эффективно управлять кулинарной школой.

Ничего особенного Эмили не совершила, просто собрала данные из разных записей и докладных, которые просматривала на неделе, и кое-что обобщила. Число учащихся обычно подходило к сотне, но в последнее время упало почти на сорок процентов.

Бабуля постучала пальцем по бумаге.

– Одно это объявление в «Таймс» дало нам восемь новых учениц на осенний курс, а прошло всего два дня.

Эмили небрежно махнула рукой.

– Я же специалист по рекламе, бабуля. А это значит, что я неплохо разбираюсь в том, как привлечь внимание людей. Если бы тебе были по карману объявления по радио, думаю, можно бы принимать вдвое больше учащихся.

– И сколько это стоит?

Эмили пожала плечами.

– Некоторое представление у меня есть, я уточню и скажу тебе. Но предупреждаю сразу: радиопередачи бывают и очень дороги. Лучше, наверно, подождать и посмотреть, сколько найдется желающих на осень. Если объявление в печати даст еще студентов, может быть, мы покроем расход для рекламы весеннего семестра.

– Будем об этом помнить.

Эмили попыталась изобразить строгость.

– Тебе следовало отойти от дел уже давно.

Бабушка умела хмуриться не хуже.

– Я меньше занимаюсь учебной работой, чем раньше.

– Администрация – это сама по себе работа с полной загрузкой. – А восемьдесят – это более, чем пенсионный возраст, пусть даже бабушкина энергия и заслуживает всяческого восхищения. – Наверно, все-таки следовало бы подумать, как нанять еще одного преподавателя, или в самом деле взять партнера.

Бабушка гордо скрестила на груди руки.

– Не понимаю, с чего это вдруг всем чудится, будто я стала беспомощной.

– Ты не станешь беспомощной, как бы ни была стара. – Эмили засмеялась, хотя разговор шел серьезный. Она поднялась, подошла поближе и присела перед бабушкой на корточки. – Я люблю тебя, бабуля, и хочу, чтобы ты получала от жизни удовольствие. Устрой себе каникулы. Путешествуй. Просто обеспечь себе побольше свободы – деловой партнер даст тебе хотя бы такую возможность. Подумай об этом…

– Ты – единственный партнер, моя сладкая, о каком я согласна думать. А ты не хочешь. Это тебе надо подумать, не мне.

Эмили встала и провела по платью ладонями, разглаживая.

– Надо идти, а то опоздаю. Где Сьюзет? – В самом деле, куда запропастилась сиделка?

– Не надейтесь, молодая леди, что наш разговор окончен.

– Да, мэм.

– Я отправила ее на пристань за жареными креветками и картошкой для ужина. – Бабушка заговорщицки подмигнула. – Сейчас вернется. А ты иди, не заставляй своего красавца ждать.

В этот момент тихий стук в дверь возвестил о возвращении Сьюзет.

– Я оставила номер Дрю у телефона, это его мобильник, – сказала Эмили сиделке. – В случае чего, сразу звоните.

– Убирайся, – погнала ее бабуля, – у нас все будет в порядке.

У двери Эмили все же задержалась. Всю неделю было тихо, но она все равно волновалась, тем более, что бабушка вернулась домой. Расследование пожаров до сих пор ничего не дало. Хорошо, хоть полиция посылала сюда лишний раз патрульных.

– Не позволяйте ей отговорить вас от звонка, если будет надо, – сказала она Сьюзет, и вновь взглянула на бабушку: – Я звякну позже.

– Не вздумай, – сурово запретила бабуля.

– Не волнуйтесь, – заверила Сьюзет, – все наши планируемые подвиги – это поиграть в «слова» и посмотреть телевизор.

Эмили открыла дверь и вышла в душную послеполуденную жару. Легкий ветерок шевелил листья шелковицы: верный знак, что жарища подходит к концу.

Эмили пошла к машине.

Дрю догадывался, что свадьба Кэйла и Аманды скромной не будет, но не мог не восхищаться, насколько новоприобретенная сноха оказалась внимательной к мелочам. И потом: устроить все это, да в таком грандиозном масштабе, всего за три месяца! Отец невесты, Лоренс Хэйз, не пожалел денежек для свадьбы единственной дочери. Не менее четырехсот гостей наслаждались самыми тонкими блюдами, приготовленными лучшими поварами города. Шампанское лилось щедрой струей из искусно украшенного хрустального фонтана. Говорили, что в фонтане плещется ни что иное, как знаменитое «Дон Периньон». Впрочем, Дрю к шампанскому не притронулся.

– Хорошо тебе? – шепнул он на ухо Эмили, когда они покачивались в ритме старой любовной песни.

– Умм, – промычала она. – Лучше не бывает. Только мои ноги недовольны.

Он слегка отстранился, чтобы глянуть на ее ноги.

– Новые туфли, – объяснила она.

– Может, посидим и подышим воздухом?

Держа руку у нее на спине, Дрю вывел ее из толпы, заполнившей танцевальный зал. Музыка сменилась, стала живой, синкопированной.

Ночной воздух был теплым, насыщенным резким запахом моря и густым ароматом роз. Они молча прошли по плоским камням до знаменитого розария и дальше, туда, где стояла беседка из камня и витого железа. Эмили уселась на нижнюю ступеньку и похлопала рядом с собой. Но Дрю опустился на камни позади и привлек ее к себе.

– Говорил ли я тебе, как ты прекрасна? – прошептал он ей в ухо, нагнувшись вперед.

Она откинула голову назад, чтобы посмотреть на него.

– Конечно, говорил. – Глаза у нее насмешливо сверкнули. – Всякий раз, когда я пыталась тебя расспрашивать про мальчишник.

Дрю усмехнулся.

– Это называется сменить тему.

Эмили приподняла брови.

– Скорее, избегать темы. Так были там голые женщины?

Он не скажет ей, что их было множество, обнаженных в разной степени. Правда, только на сцене. Мальчишники, проводимые «У Лулы», вошли в традицию. На этих мероприятиях могло быть шумновато, но дальше малопристойных реплик дело не доходило.

Дрю хитро улыбнулся:

– Тетушка от тебя в восторге.

Дрю сидел за одним столом с новобрачными, а Эмили оставил на попечение тетки. Не успел он освободиться от своих обязанностей шафера, как Дебби сообщила ему, что общество Эмили пришлось ей по душе. Дрю не собирался искать одобрения тети, но, неожиданно для него, эти слова его обрадовали.

– Славная женщина. – Эмили придвинулась ближе. – Все время про тебя говорила, рассказывала мне истории, в которые вы с Тилли влипали. Жуткие существа вы были в детстве.

Они с Тилли действительно в свое время терроризировали всех соседей.

– Ну, не такие уж мы были плохие. Полицию из-за нас вызывали только однажды.

– Мало? – Эмили рассмеялась, и этот мелодичный смех обволакивал Дрю, затягивая все глубже в ее колдовские сети. – Закопать у соседки всех садовых гномов или пересадить все розовые кусты? Ничего себе шуточки.

– Нам же нужно было отомстить за Кэйла. Старая карга донесла, что у него развелось слишком много животных. Тилли с отцом жили в соседнем доме, поэтому она много времени проводила у нас. Она мне как сестра.

Дрю умолк, прислушиваясь к звуку приближающихся шагов, и увидел Бена: бутылка темного стекла в руке, галстук-бабочка развязан. Бен махнул им и повернул к лодочной пристани.

– С ним все нормально? – тихонько спросила Эмили. – Я заметила, что он не привел женщины.

– Он уже некоторое время ни с кем не встречается.

– Какая-нибудь дамочка подвела?

Скорее Бен какую-нибудь дамочку подведет. У старшего брата была пара серьезных связей, но, стоило ему почуять, что запахло супружеством, он эту связь прерывал.

– Нет, – ответил Дрю, – наш старик его подвел.

Эмили не поняла. Она откинула голову, ожидая продолжения.

Дрю провел ладонями по ее плечам вниз и переплел ее пальцы со своими.

– Когда мама умерла, отец плюнул на все и вся, – проговорил он. – Я был еще маленьким, не понимал, что происходит, но Бен, как старший, пережил это тяжелее, чем Кэйл или я.

Она поудобнее устроилась у него на груди.

– Ты говорил, что твоя мама работала пожарником.

– Она была одной из первых женщин-пожарных в графстве, когда женское движение еще только начиналось. Тетя говорила мне, что ее хотели перевести на административную работу, но она не согласилась. Нашла известного адвоката по правам женщин, тот пригрозил судебным иском, и они отстали. Мама была настоящим борцом с огнем.

– Ты должен гордиться ею. Она отстояла свои женские права.

– Конечно, – сказал он совершенно искренне. – Но в то время я понимал только, что у мамы и папы одинаковая работа.

Она начала поглаживать его палец.

– Ты помнишь свою маму?

– Кое-что. Запах свежего белья и цветов сирени. Но больше я знаю из того, что мне рассказывали. Больницу помню. – Он вздрогнул при мысли о самом мрачном, что было в его жизни. – До сих пор терпеть не могу больниц.

– Я не знала, прости, – прошептала она, прижимая к себе его руки. – А ты все время оставался там со мной и бабулей. Тебе надо было сказать.

Он тихо засмеялся, без особого веселья.

– И признаться, что в моей броне есть прорехи? Не выйдет, детка.

– Могу представить, как было тяжело тебе и братьям.

– Да, нам было плохо. Мама жила еще три дня, это долго для человека с обширными ожогами третьей степени. Врачи могли только немного облегчить ее страдания.

– Как жаль.

Сострадание в ее голосе его ободрило.

– Мама была в первой команде, приехавшей на большой пожар в районе, где продают готовое платье. К тому времени огонь уже перешел на соседний склад, пустой, как считалось. Горело очень сильно, и машины вызвали со всего графства. В пустом складе, оказывается, жили бездомные, их отрезало на верхнем этаже. Мама, папа и еще двое пожарных пошли их выручать и выручили, но мама не успела выйти. Обрушился пол, или может быть, крыша, в общем, она там застряла. Папа не смог до нее добраться. – Он судорожно вздохнул и прижал девушку крепче. – Она надышалась дыма, и ожоги оказались слишком сильными.

– Вам разрешили ее видеть?

– Нет. Она этого не хотела. Не хотела, чтобы дети помнили ее, как что-то кошмарное. Но она говорила с нами по телефону. Тетя держала для нее трубку, и мама смогла каждому из нас сказать несколько слов. Попрощалась. Она умерла тем же вечером.

Эмили задрожала в его руках. Дрю понимал ее чувства. Он сам покрывался гусиной кожей каждый раз, когда думал о той ночи и о страшных днях после нее.

– Папа так и не пришел в себя после этого. Он старался что-то делать, собраться ради нас, но даже мы, малыши, понимали, что у него ничего не получается. Года через два он скончался – обширный инфаркт. Во всяком случае, так написано в свидетельстве о смерти.

– То есть?

– Папа в последний раз надел свою форму в день похорон мамы. Потом он принялся за джин, да так больше и не протрезвлялся. О нас заботился Бен. Воевал с нами, чтобы делали домашние задания, умывались, надевали чистое, смотрел, чтобы нам было в чем ходить в школу и что есть. А в свободное время держал отцовскую голову над унитазом, чтобы тот не выблевал последние мозги. А еще отваживал кредиторов. Много лет спустя я узнал, что Бен подделывал папину подпись на чеках, чтобы счета оплачивались вовремя каждый месяц.

– О боже, – ахнула Эмили. – Сколько же ему было?

– Десять. Когда ему исполнилось двенадцать, мы переехали к тете. Любой другой мальчишка был бы рад, что его освободили от забот, а Бен не хотел этого. Наверно, так долго нес на себе ответственность за семью, что потом уже не мог ее скинуть. Дебби от него досталось поначалу. Уже потом он научился ей доверять и позволять о нас всех заботиться.

Дрю неожиданно для себя улыбнулся. Эмили только слушала его рассказ, больше ничего, но ей удалось сделать то, чего не могли сделать детские психологи, – изгнать злых духов, так долго мучавших его душу.

– Бен так до конца и не отучился нами помыкать. Пора бы ему устроить свою собственную жизнь и дать жить мне и Кэйлу.

– Может быть, ему посчастливится, – со вздохом сказала она. – Когда-нибудь он найдет себе подходящую женщину.

У Дрю имелись на этот счет сомнения, но он не собирался разубеждать Эмили.

– Хватит о Бене. – Прическа Эмили ему сегодня очень нравилась, особенно открытая сзади шея, к которой можно прижиматься губами, чтобы пробудить в ее обладательнице желание – чем он и занялся.

Эмили задохнулась и откинула голову на бок. Не поворачиваясь к Дрю, она высвободила руки и закинула их ему на шею.

– Вот вы где!

Внезапно раздавшийся рядом бодрый голос, принадлежал Тилли и заставил их отскочить друг от друга как подростков, пойманных за тисканьем на заднем сиденье машины.

– Чего тебе? – прорычал Дрю.

Тилли не обиделась. Таких вещей они между собой не признавали.

– Нас послали спасать пропавших без вести, – робко вставил Шкварка, вместе с Тилли приближаясь к беседке. – Аманда будет бросать букет невесты.

Похоже, эти двое помирились. Эмили попыталась влезть в туфлю и сморщилась.

– Идите, – предложила она. – Я в эти приспособления для пытки больше не влезу.

– Кошмар, – посочувствовала Тилли. – Брось их, Эм. – Она шагнула и, взяв Эмили за руку, помогла подняться. – Раз приказано, надо идти, хотя бы в одних чулках.

Дрю ухмыльнулся. Традиционный обряд означал, что новобрачные удаляются к себе. Значит, Эмили остается всецело в его распоряжении.

 

Глава одиннадцатая

– Дорогая, перестань ерзать. Если Эмили будет продолжать тереться об него, никаких сил не хватит, чтобы держать себя в руках.

– Это так неприятно, – пожаловалась она. – Наверно, ты слишком много положил.

Он поправил прижатый к ее виску сверток со льдом.

– Еще немного.

Она сердито фыркнула, и Дрю хихикнул.

– Была бы повнимательней, ничего бы не случилось.

Эмили выдернула у него из рук лед, зашвырнула его в раковину и очень осторожно потрогала небольшую шишку у себя на голове.

– Откуда я знала, что у твоей снохи замах, как у бейсболиста?

Строго говоря, невестин букет поймала Тилли – приведя Шкварку в ужас. Эмили достался лишь удар по голове твердым пластмассовым зажимом от букета, летящего с большой скоростью. Дрю не знал, в кого конкретно метила Аманда. Он не особенно верил, что поймавшая букет женщина окажется следующей невестой, но жалел невезучего Шкварку, а сам чувствовал облегчение, что Эмили оказалась невнимательна.

Он протянул ей стакан с безалкогольным напитком.

– Жить будешь?

– Да буду, наверно. – Эмили отпила глоток и улыбнулась. – А знаешь, пожалуй, я смогу использовать приключение с опасным букетом в рекламе болеутолителя.

Дрю взял ее за руку и повел из кухни в гостиную. Разместившись на диване, обитом черной итальянской кожей, он включил стереосистему. Зазвучал легкий джаз. Лампа на столе бросала ненавязчивый маслянисто-желтый свет, добавляя атмосфере сексуальности.

Эмили свернулась на диване рядом с ним. А к этому можно притерпеться, подумал Дрю. Вообще, каково это – каждый день приходить домой, и тебя ждет одна и та же женщина?

Эту идею он отверг. Глупости какие приходят в голову из-за этих свадеб! Допустим, Кэйл решил податься в женатики, а при чем тут он?

– Так как называлась твоя дизайнерская фирма? «Пусто, голо и нет ничего»? – Эмили подобрала под себя ноги и положила голову ему на плечо.

Дрю обнял девушку и оглядел комнату.

– Неужели так плохо?

– Да, так плохо.

Ну допустим, его квартира действительно смотрится нежилой в сравнении с уютным домом ее бабушки. Но не так уж она нехороша. Гостиная, обеденный уголок и кухня соединены широкими проемами, высокие потолки закрыты пластинами мореного дуба. Ряд окон, выходящих на восток, дает много света, а вечером – роскошный вид на город, расстилающийся внизу.

– Здесь свободно, – сказал он. – Почему тебе не нравится?

Вот чего Дрю не признавал – это считаться с чьим-то мнением о его жилье. Но то, что думала о нем Эмили Дуган, неожиданно стало важным.

– Квартирка хорошая, – ответила она, – но на твоем месте я бы обязательно добавила несколько ярких пятен. Может, всю эту черную мебель выкидывать не стоит, но столики из металла и стекла – лишние, и можно улучшить вид какими-нибудь личными вещами, а то не похоже, что тут вообще кто-то живет.

Возможно, она права, подумал Дрю. У Кэйла и Бена дома висели фотографии родственников, а он не придумал ничего лучшего, как повесить абстрактную гравюру над каминной полкой из черного с серым мрамора. Гостиную Кэйла и Аманды заполняли книги, а в последнее время журналы для новобрачных и брошюры туристских агентств. А вскоре, чего доброго, добавятся издания на тему ухода за ребенком и детские книжки-раскраски. Прозрачную поверхность его коктейльного столика не затемняло ничего.

Черные торшеры кованого железа с простыми белыми абажурами нацеливали свет на подобранные в унисон придиванные столики. Воображение Дрю нарисовало, как Эмили убирает с них кучу игрушечных автомобильчиков и недоеденное печенье. В столовой под лампой, движущейся по круговому черному рельсу, не было ничего, кроме стульев и опять-таки стеклянного стола, со столь же пустой поверхностью. Женские руки поставят на него глиняную вазу с фруктами.

Скучная обстановка никогда Дрю не мешала. Простые, чистые линии, никакого хаоса, ничего лишнего. Разве не так?

Но это не помогло. Все равно представлялось, как кто-то, очень похожий на Эмили, преобразует это бесцветное пространство и наполняет его смехом, яркими красками и невообразимым беспорядком.

А Эмили тем временем поставила стакан на боковой столик позади себя, взяла напиток у Дрю и поместила его стакан рядом.

– Не хочу разговаривать об украшении жилища. – Она приподнялась на колени, поддернула юбку, чтобы не мешала, и уселась верхом на колени Дрю. – Вообще ни о чем не хочу разговаривать.

В ее глазах замерцал задорный огонек, заставив его сердце забиться быстрей. Уголки губ приподнялись в улыбке, говорящей о намерении, которому он не собирался противостоять. Уже дважды Дрю пресекал любовный акт, но сегодня их ничто не остановит.

– Чего ты хочешь? – спросил он, хотя разве что мертвый не понял бы ее намерений. Он мучительно хотел ее с того самого дня, когда они впервые увидели друг друга на ступенях дома ее бабушки.

– Наслаждения. – Одну за другой она расстегивала пуговицы на его рубашке, отстраняя мешающую ткань.

– Наслаждаться – хорошо.

Ее руки гладили его тело, разжигали желание. Он поддержал ладонью ее затылок, наклонил голову и ответил на это требование, своим, еще более страстным.

Дрю совсем не так представлял их первое настоящее любовное свидание. Тихая музыка, мягкое освещение и алые простыни из египетского хлопка. Вновь к вновь он представлял себе: вот она внизу под ним, вот он овладевает ею, смотрит ей в глаза, когда она бьется в судороге наслаждения. Но что все фантазии перед реальным мигом.

Это элегантное платье… женское тело под ним… и ничего больше… захватывает дух! О, какая же она страстная, и как это его возбуждает!

Желание буквально грызло его изнутри. Но не надо пока давать ему волю, пусть продолжается восхитительное напряжение. Не торопись, крошка, не двигайся так резко, сдержись немного…

– Хочу тебя во мне, – требовала она. – Хочу чувствовать тебя там.

– Почувствуешь, – обещал он, – почувствуешь.

Снова и снова он поднимался ей навстречу, толчок за толчком, пока страсть не захватила Эмили безраздельно. Она напрягалась, мотала головой с распустившимися волосами, упавшими ниже плеч пушистым золотым облаком. Жар возбуждения нарастал, крик женщины заполнил весь его мир – и секундой позже этот мир взорвался. Казалось, каждая клеточка в его теле ожила; тяжкие удары сердца отдавались в ушах, заставляли трепетать вены; энергия страсти охватила его с поразительной силой.

Он обнял ее, наслаждаясь продолжающимся соединением тел, затихающими содроганиями законченного любовного акта, медленным расслаблением.

Его шеи слегка коснулись теплые губы, дыхание овеяло кожу, принеся едва различимые слова. Три слова, таких коротких, таких ужасных. «Я люблю тебя».

Опершись о кухонный стол, Дрю нетерпеливо постукивал пальцами по незапятнанно белым глиняным плиткам, ожидая, пока кофеварка закончит работу. За все время, что он потратил на душ и одевание, Эмили, кажется, не пошевелилась. Будить ее не хотелось.

По-хорошему, надо было отослать ее еще вечером, сразу после тех слов, произнесенных шепотом. А он притворился, будто не слышит, увел ее в свою постель и занимался любовью до самого рассвета. Надо же быть таким дураком.

Дрю принялся рычать сквозь зубы. Наговорив достаточно, чтобы устыдить даже Джильду (этого исключительно непристойного в речах попугайчика Кэйл также взял под опеку), он вовсе не устыдился сам. Его раздражение достигло края. Ну вот что теперь делать? Ладно бы, сам начал влюбляться, но чтобы она… Ни в коем случае. Уже очень давно он поклялся, что никогда не примет ответственности за любовь к нему, за боль, не оставляющую возможности жить.

– Доброе утро.

Тусклый со сна и все-таки приятный голос заставил его вздрогнуть. Конечно же, он кончит тем, что сделает ей больно. Лучше немного помучиться сейчас, чем серьезно страдать в дальнейшем.

Не снимая рук со стола, он повернул голову. Взъерошенная, Эмили пробуждала в нем совершенно нежелательные чувства, так близкие ощущениям минувшей ночи. А как сексуальна эта улыбка!

Из выходивших на восток окон лилось солнце, пробиваясь сквозь белую ткань парадной рубашки, позаимствованной из его гардероба. Роскошные формы, просвечивающие сквозь хлопок, манили, и Дрю отвел взгляд. Непослушное тело напряглось, оно помнило ночь, и Дрю стало еще хуже. Эти длинные, безупречных очертаний ноги больше не для него…

Он выпрямился и достал из буфета большую черную кружку.

– Тебе пора домой. Бабушка, наверно, беспокоится.

Он не собирался отсылать ее так резко, но так уж вышло. В конечном счете, оно, пожалуй и лучше. Хватит им заниматься ерундой и взращивать в себе чувства, которых нельзя себе позволять.

Не надо только было смотреть на нее при этих словах. Занялся бы своим кофе и не видел, как изумление на ее лице превращается в страдание.

– Дрю? – Настороженность голоса его добила. – Что происходит?

Он наконец налил себе горячего варева.

– Мне надо поспеть ко второму завтраку у тети. Кэйл с Амандой будут разворачивать подарки, потом уезжают в свадебное путешествие. Я обещал проводить.

А еще обещал, что будет там с Эмили.

Что ж, ничего не поделаешь.

Она скрестила на груди руки.

Дрю отхлебнул кофе, оттягивая момент. Ну что тут такого, прямо так и скажи ей, что намерен пройтись по ее сердцу грязными башмаками. Она – первая женщина, о которой он не побоялся задуматься, но какая разница? Белый рыцарский скакун брыкнул и сбросил его.

– Не умеешь брехать, вот что. – В ее глазах читалось подозрение. – Думаю, моя бабушка и твой завтрак ни при чем, ты выставляешь меня не поэтому.

Паровой молот – это ты, Дрю. Та же деликатность. С тяжелым вздохом он поставил кружку. Началось плохо, будет еще хуже, и ничего с этим не поделаешь.

– Послушай, Эмили…

– Нет, это ты послушай, – загораясь возмущением, перебила она. – Ночью все было прекрасно. Что стряслось? Услышал, как я сказала «люблю»? Поэтому удираешь на четвертой скорости?

Зазвенел телефон. Отрицать или признаться? Поговорить с тем, кто звонит, чтобы выиграть время и найти подходящие слова? Ведь если избегать объяснений, это не приведет ни к чему хорошему, для обоих. Лучше уж покончить с этим и продолжать жить – у каждого своя жизнь и свое дело.

Звонок смолк. Эмили глянула на красные цифры дисплея и заметила, что ответа дожидаются целых семь посланий. В ее взгляде засветилась насмешливая брезгливость.

– Держу пари, с тобой хотят говорить все бедняги, которых обожгло веревкой, когда ты вырвался у них из петли, – так ты боишься, что тебя заарканит женщина.

– Ничего подобного, – запротестовал он, правда, без особой уверенности. Она действительно угадала, не один год ему приходилось внимательно следить, чтобы не вступить ни с кем в более или менее прочную связь.

Эмили сердито откинула с лица волнистую светлую прядь.

– Поэтому ты холоден со мной? Боишься, что я тоже припасла аркан в сумочке? Или я ошибаюсь и я тебе тоже не безразлична? Ведь так?

– Нет… не то, чтобы безразлична. – Слова не пролезали в горло. Не безразлична… очень даже небезразлична. Было бы по-другому, не шел бы сейчас этот разговор.

– Я что, требовала от тебя сжечь твою записную книжицу? – Она оттолкнулась от стола и подошла вплотную, пальцы ног уткнулись в его уличные туфли. – Я хоть раз намекнула, что рассчитываю на брас или на постоянную связь?

– Нет, – признал он. Не будь дело таким серьезным, он бы порадовался этой ярости и злости.

– Так что, – она попыталась проткнуть в нем пальцем дырку, – ты такое забил себе в голову?

Он вздохнул, понимая, что это конец.

– Я не хочу твоей любви, Эмили.

 

Глава двенадцатая

Если бы он ударил ее, Эмили не оказалась бы более оглушенной. Эмоционально, во всяком случае. Эти негромко произнесенные слова, точно прямой удар в сердце, разбили ее мир на миллион осколков.

Я не хочу твоей любви, Эмили.

Она попятилась, медленно переступая отяжелевшими ногами, пока не наткнулась на шкафчик. Страшные слова эхом отдавались в душе. Дальше от него, забыть, пусть онемеет измученное сердце, пусть не будет этого ужаса, холодом вползающего в тело. Как же можно до такой степени ошибиться – в который уже раз!

– Тогда мне нечего больше сказать. – Странно, но голос у нее даже не дрожит. Вот только руки и ноги… – Пойду заберу вещи.

И пошла, хотя хотела бы сесть прямо тут и заплакать. А еще хотела быть подальше от Дрю, в надежде, что расстояние ослабит боль.

Она успела добраться до гостиной, когда его голос остановил ее:

– Эмили, погоди.

– Не говори больше ничего. Пожалуйста. – Она не могла смотреть на него. Зачем лишний раз напоминать себе о собственной глупости? Надо же, вообразила, что он может оказаться другим.

– Мне страшно жаль.

Извинение не успокоило, а только разозлило. Она засмеялась, и смех прозвучал холодно.

– Ага, мне тоже.

И кинулась в спальню, боясь, что сделает что-нибудь поистине идиотское, – например, заплачет у него на глазах. Возмущение, обида, разочарование и стыд смешались во взрывчатку, готовую разнести все вокруг от малейшей искры.

Дрожащие руки не справлялись с пуговицами мужской рубашки. Сердито зашипев, она стащила рубашку через голову и швырнула на кровать. Смятые, скатанные в клубок простыни, казалось, смеялись над ней.

– Черт возьми, – пробормотала она. В очередной раз обмишурилась. Пора уж бы привыкнуть и не расстраиваться, даже не удивляться. Но в этот раз все вышло иначе, в этот раз ей хватит последствий надолго. Потому что в этот раз – в отличие от предшествующих – она по-настоящему влюбилась.

Подобрав с пола бюстгальтер, она голышом зашлепала в другой конец комнаты за платьем. Ну хорошо, ты не можешь представить себе жизни без него – но что же делать?

Он объяснил предельно ясно, что выбора у нее нет. Он не хочет ее любви.

Он не хочет ее.

Эмили была зла на обоих, на кого больше, она не знала. На себя – за то, что имела глупость влюбиться. На него – за то, что выставил ее за дверь. Оставив у нее на заднице отпечаток кроссовок.

Она шагнула в вырез платья и подтянула до таллии, села на край кровати, чтобы застегнуть бюстгальтер.

– Эмили.

Она подняла глаза. Следовало бы утешиться, видя, как несчастно это красивое лицо, но не получалось. Стало только хуже, так плохо, что захотелось чем-нибудь кинуть в него.

– Я знаю, о чем ты думаешь.

Почему Дрю не оставит ее в покое? Он ведь ясно обозначил позицию. Он ее не хочет и прекрасно, она все поняла.

– Да? – Бретельки заняли свое место на плечах. – И о чем же я думаю?

– Что я хам и скотина. Кто бы спорил.

– Добавь еще пару ласковых и будешь первым мужчиной в истории, оказавшимся правым.

От ее резкости его передернуло.

– У меня сейчас нет настроения препарировать нашу связь, – добавила она. Этим можно заняться потом – запастись коробкой бумажных носовых платков и тонной жалости к себе для полного удовольствия.

Она встала и просунула руки в рукава платья. Надо убраться отсюда, подальше и побыстрее, а то как бы не сделать былью прекрасную сказку о нанесении телесных повреждений одному нахальному дылде.

Дрю не разделял ее вкус к иронии, о чем говорила глубокая складка между его бровей.

– Мне не все равно, что будет с тобой. – Он шумно вздохнул, провел рукой по густым, пышным волосам. – Черт, может, я даже влюбился. Не знаю. Никогда никого не любил, кроме членов своей семьи.

– Ну, повезло. Я влюбляюсь, он влюбляется, но моей любви он не хочет. Ради бога, Дрю, ты с каждой минутой делаешься все более вразумительным.

Эмили застегнула молнию на платье, оглядела комнату, ища туфли. Разве полагается объясняться в любви с обиженным видом? Похоже, правила на этот предмет нуждаются в дополнении.

– Ты не хочешь мне помочь, – пожаловался он.

Ага, вот он – носок туфли, выглядывает из-под кровати.

– Нет, не хочу.

Она встала на колени, чтобы вытащить из укрытия вторую туфлю, откинула в сторону свисающую простыню.

– Подожди, пожалуйста, я тебе все объясню!

Выловив наконец туфли, Эмили выпрямилась так поспешно, что комната вокруг покачнулась.

– Ни к чему, – ответила она и быстро вышла.

Воспоминания не желали отставать. Дрю тоже.

Заколки для волос она отыскала на диване и на полу, вечернюю сумочку – на столике.

Ей на плечо легла большая рука, заставляя остановиться. Она повернулась, но смотреть в лицо не стала. Еще начнешь реветь, и тогда – конец самоуважению.

– Посмотри на меня, Эмили.

Нет. Не смей глядеть в эти невероятные зеленые глаза.

Он зацепил пальцем ее подбородок и мягко приподнял голову. Она глядела, онемевшая от боли, которую увидела в его глазах, от боли, отражавшей ее собственную. Как можно? Почему он делает так больно – им обоим?

– Мой папа любил маму. – Бархатный голос, окрашенный волнением, смягчил ее гнев. – Она была для него всем, – продолжал Дрю, опустив руки. – Когда она умерла, кончилась жизнь и для него. Не буквально, физически, он умер внутри. Я, правда, не лезу больше в огонь, как остальные пожарные, но моя работа все же небезопасна. Я вхожу в выгоревшие здания, чтобы определить, отчего они сгорели. Есть государственные ограничения и меры по обеспечению безопасности, но несчастный случай со мной тоже может произойти.

Непонятно.

– При чем тут наши чувства друг к другу?

– А если что-то случится? А мы живем вместе, поженились, завели детей? И твой ребенок, которого ты носишь? Я не собираюсь делать его и тебя несчастными, как это было после смерти мамы.

У Эмили отвалилась челюсть. В буквальном смысле. Сумочка и полоски кожи с приделанными к ним высокими каблуками выпали у нее из рук, со стуком ударившись о пол.

Он, конечно же, шутит.

Или нет?

Эмили потерла виски кончиками пальцев, медленно опустилась на край дивана и потрясла головой, совершенно одурев от этого признания.

– Давай по порядку, – сказала она, немного оправившись. – Ты не хочешь, чтобы я любила тебя, потому, что считаешь, мне будет плохо, если с тобой произойдет несчастье?

Дрю заметно напрягся.

– Примерно так.

Значит, из-за этого он ее мучит?

– Такой несуразицы в защиту безответственности я еще не слышала.

– Я это пережил, понимаешь? – Он заговорил громче. Похоже, обиделся. – Видел своими глазами, что получается, когда любят слишком сильно.

– Ты пережил тяжелые времена, это верно. Мама умерла, потом отец опускался у тебя на глазах. Такое детство – травма для любого. Но ты не задумывался никогда, могут ли одни люди быть душевно сильнее других?

Он повернулся и пошел к пустому камину. Встал перед ним, по другую сторону комнаты – руки опять в карманах, плечи ссутулены.

– Смерть – это часть жизни, – продолжала Эмили. – Она приходит, забирает близких, но ты продолжаешь жить. – Она встала и двинулась к нему, вовсе не уверенная, что сможет изменить убеждения, сложившиеся за двадцать с лишним лет – убеждения, которых сама толком не понимала. – Да, все мы безмерно грустим о потере любимых, но твой папа жалел только себя. И, вместо того, чтобы хранить благодарную память о твоей матери, он опозорил ее.

Дрю глянул вниз, на нее, и в этом взгляде таился ледяной холод.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. – Он произнес это спокойно. – Тебя там не было.

– Не было, но ты же сам сказал: он махнул на себя рукой. И на своих сыновей тоже, что еще хуже, ведь в то время он больше всего был им нужен. И ты больше всего нуждался в нем именно тогда.

– Это так, – резко ответил он. – Будь я проклят, если когда-нибудь… если я устрою такое кому-то, кто любит меня.

Ясно!.. Оговорочка по Фрейду. Так вот почему он ее выпихивает.

– Вот в чем дело! – Его свирепо насупленные брови Эмили проигнорировала. У нее не было выхода, она билась за свою жизнь – за свою жизнь с ним. – Ты струсил потому, что боишься кончить, как он. Хотя ты и думаешь что, возможно, влюбился в меня, но оставить меня все же легче, чем признать правду. Так ты ничем не рискуешь, верно?

В его глазах мелькнула паника, мгновение он выглядел ранимым, но к нему тут же вернулась твердость.

– Глупости.

– Правда? – Эмили была настроена решительно. – Ты до смерти боишься, что уничтожишь сам себя, как сделал твой папа, и этот страх сделал тебя беспомощным. Так вот, если ты не поумнеешь, кончишь тем, что к старости останешься один-одинешенек.

– Пожалуй, тебе лучше уйти.

Холодная угроза в его голосе предупреждала, что она зашла слишком далеко, ковыряясь в открытой, все еще болезненной ране. Потерпит, легкомысленно решила Эмили. Ей и в самом деле было все равно. Не то, чтобы она хотела делать ему больно; но ведь если не открыть ему глаза сейчас, он так и не увидит истинного положения дел.

Глянув в его грозное лицо, Эмили поняла, что ей лучше бы сейчас пулей вылететь за дверь. Вместо этого она уперла руки в бока и приняла не менее грозный вид.

– В чем дело? Не хочешь сознаваться себе в том, что творишь? Или не хочешь видеть, от чего отказываешься, потому что кто-то оказался эгоистом и решил, что имеет право сходить с ума и губить себя, не считаясь с другими?

Дрю грязно выругался и потянулся за загудевшим пейджером, висевшим на поясе. Выругался еще несколько раз, отошел от нее, поднял телефонную трубку и принялся тыкать кнопки. Эмили надела туфли и подобрала сумочку. Дрю не желает видеть истину, и ей ничего не остается, как уйти.

– Еду, – сказал он, кладя трубку.

Простейший, выход, подумала она. Повезло парню, кто-то спас его от дальнейшего самоанализа. А ей вот не посчастливилось, и придется залечивать разбитое сердце… ну, лет так пятьдесят-шестьдесят.

Дрю вернулся в гостиную.

– Не знаю, как и сказать…

– Прощай. – Эмили вздохнула, признавая поражение.

Время. Тоже одно слово, и, похоже, его она исчерпала до конца.

Он поймал ее за руку, не успела она повернуться, чтобы уйти.

– Не то. Эмили, подожди.

Спокойствие в его голосе насторожило ее, и сразу откуда-то возникло мрачное предчувствие, не имеющее ничего общего с их совместным будущим – или неосуществимостью такового.

– Случилось что-нибудь?

– Звонил Бен. Твоя бабушка и сиделка в безопасности, но школа горит. – Он подтащил ее за руку вплотную. Наконец-то на Эмили снизошло благословенное отупение вместе с глухим звоном в ушах. – Право, мне жаль, – добавил он. – На этот раз спасти ее не удастся.

Дрю медленно вырулил на стоянку на противоположной стороне от того, что недавно называлось «Кулинарной академией Норрис». Громоздкие красные машины стояли вдоль бульвара, повсюду вились шланги, пожарники браво сражались с огненным чудовищем.

Густой черный дым волнами шел вверх, строение уже полностью было охвачено пожаром. От здания ничего не останется. Все, на что можно надеяться, – это не дать огню распространиться на соседние постройки.

– Как можно нечто подобное устроить специально? – недоумевала Эмили. – Мне это совсем непонятно.

– У поджигателя своя логика. Если он хочет мстить, то всегда найдет оправдание своим действиям. – Дрю поставил машину в дальнем конце стоянки, подальше от жара, и заглушил двигатель. – По его мнению, он исправляет то, что считает несправедливостью. Око за око, так сказать.

Эмили расстегнула ремень безопасности и повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. К беспокойству, читавшемуся в ее глазах, присоединилось нежелание верить.

– Неужели месть?

Дрю не понимал, чему она удивляется. Ведь они уже обсуждали поджоги из мести.

– Поджигали преднамеренно, с определенной целью.

Дрожащими руками Эмили открыла дверь и выскользнула на тротуар.

– Я переселяю бабушку в гостиницу.

– Давно пора. – Дрю сказал это жестко, с упреком. Его охватил страх того, что могло бы случиться. – Строения можно воссоздать, людей нет.

Возмущенный взгляд и хлопнувшая дверь. Он в расстройстве ударил ладонью по баранке. Двух часов не прошло, а его день успел из плохого стать очень плохим, а теперь совсем никуда не годился. Дрю готов был ненавидеть себя за то, что причинил душевную боль Эмили, но и ею он был не доволен. Психоаналитик доморощенный. Объясняй что-нибудь такой… Даже если она права, слушать это было очень горько.

– Нечего читать мне мораль, Дрю, – выпалила она, когда он ее нагнал. – Поймай лучше этого сукина сына, чтобы бабушка могла жить спокойно и не бояться, что какой-то недоделок сожжет и то немногое, что у нее осталось.

И гордо зашагала в сторону, через автостоянку к креслу-каталке, с которого бабушка смотрела на уничтожение ее школы, защищенная тенью большого дерева. Сьюзет стояла рядом.

Дрю приступил к служебным обязанностям, показав свое удостоверение полицейским у заграждения. Когда ему скажут «можно», он, не рискуя излишне, отправится осматривать пожарище, а пока есть свидетели и их надо расспросить.

Он пошел вслед за Эмили. Когда приблизился, внучка старалась утешить бабушку, обнимая ее хрупкие плечи.

– Я так сочувствую вам, Вельма, – сказал он. Эмили выпрямилась и обогнула кресло, подчеркнуто не обращая на него внимания. Прямые плечи, воинственно задранный подбородок – ясно, что он опять умудрился задеть ее.

– Благодарю. – Вельма подала ему руку, неожиданно сильную для женщины ее возраста. – Даже не верится, что все погибло. Сколько лет… Эмили не говорила вам, что я начала преподавать, когда муж был на войне?

Дрю присел рядом на корточки. Бледно-голубые глаза смотрели вдаль. Его собеседница возвратилась в прошлое, в давно прошедшие времена.

– Герберт уехал, а мне пришлось одной смотреть за детьми. Так плохо было с деньгами, и женщины моего поколения почти не работали вне дома, опыта никакого не было. Можно было пойти на фабрику, только не с кем было оставить детей. Я почти ничего не умела делать хорошо, только готовить, так что начала учить этому делу, чтобы свести концы с концами. Учились у меня больше новобрачные да одинокие молодые женщины, которые надеялись найти дорогу к сердцу мужчины через его желудок. – Губы ее тронула улыбка. – Когда Герберт вернулся с войны, – продолжала она, – мы взяли мои сбережения и его демобилизационные, всего хватило на первый взнос за эту старую трехэтажку. Тогда это было много – заплатить десять тысяч долларов за недвижимость. Мы чувствовали себя так, будто купили Замок Херста.

Дрю тихо присвистнул, мысленно оценив нынешнюю стоимость той покупки.

– Нынче вы получите за нее намного больше.

– За то, что останется, – фыркнула Вельма, показывая на второй этаж, тонущий в пламени. – Года через два мы переросли это жилище, но у нас уже собралось достаточно денег, чтобы построить себе отдельный дом. Уже пятьдесят лет я живу здесь. – Она вздохнула. – А теперь все погибло.

– Жилой дом еще цел, – ободрила ее Эмили.

– Все можно выстроить заново, – добавил Дрю. – Главное, что люди не пострадали. Вы знаете, как все случилось? Не видели кого-нибудь или чего-нибудь подозрительного?

– Нет, ничего. Я уже говорила полиции, как Сьюзет почуяла дым и вызвала пожарных. Потом мы вышли из дома и устроились здесь, ожидая их.

Дрю встал и обратился к сиделке:

– Вельма говорит, вы почувствовали запах дыма, это так?

– Да, – подтвердила женщина. – Мы как раз садились завтракать.

– И ничего не слышали и не видели? – Он продолжал расспрашивать, хотя уже знал ответ. – Никто не шнырял вокруг?

– Нет, никого и ничего. Извините, я, право, хотела бы вам помочь.

– Вы сделали более, чем достаточно, – заверила сиделку Эмили, бросив очередной уничтожающий взгляд на Дрю. – Хорошо, что вы были здесь.

– Вельма! Вельма!

Дрю взглянул через плечо Сьюзет и увидел Марго, бежавшую к ним.

– О, Вельма. Какой ужас! – Голос звучал так, будто ей не хватало дыхания. – Я ехала мимо и увидела дым. Ты в порядке?

Дрю нахмурился. Он проник вместе с Эмили за заграждение только потому, что при нем были служебные документы, полиция огородила весь участок. Он окинул взглядом территорию, но голубого седана Марго нигде не заметил.

– Как ты сюда попала? – спросила Вельма у преподавательницы.

– Я собралась к дочери, посмотреть ее новый дом, – ответила Марго. – Надо помочь ей разобрать вещи.

Вот это уже интересно. Из школьных бумаг, которые Дрю видел, ему было известно, что Марго жила в двадцати милях к западу от школы. Он также слышал, как Марго упоминала о своей дочери в беседе с Ритой, но: или у нее есть еще одна дочь, недавно купившая дом, или ехать ей следовало к Окснарду, к западу от ее собственного дома, а не к востоку, где школа.

А сама она смотрит на горящее здание, точно завороженная.

– О, какое несчастье, – бормочет, – страшное несчастье.

Эмили сняла солнечные очки и бросила многозначительный взгляд на Дрю. Затем обратилась к Марго:

– Думаю, вам повезло, что бабуля не согласилась взять вас в партнеры. – Она произносила слова медленно, как бы тщательно их подбирая. – Здесь скоро ничего не останется.

Увлеченная пожаром, теперь уже не грозившим перекинуться дальше, преподавательница не обращала внимания на Эмили, точно не слышала.

Но пожарный инспектор слышал все и все прекрасно понял. Вот и мотив для поджога. Поиски виновного всегда надо начинать в толпе зевак вокруг пожара. Просто, когда он появлялся в предыдущих случаях, там не оставалось никого, кроме Вельмы.

Накатила злость, но Дрю постарался овладеть эмоциями. Он коротко кивнул Эмили и, пользуясь тем, что Марго не обращала на них внимания, отошел подальше, чтобы поговорить по телефону. Через несколько секунд к ним уже направлялась пара полицейских в форме.

Заметив их, Марго начала ломать руки, но взгляд ее не отрывался от того, что она сотворила.

Дрю подошел к Марго сзади, полицейские встали по бокам.

– Что происходит? – спросила Вельма, переводя взгляд с Дрю на полицейских и, наконец, на Марго.

– Мэм, – обратился к Марго Шон Каллахэн, полицейский, с которым Дрю недавно работал по другому делу. – Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

– Марго? О, что же ты наделала, – воскликнула Вельма.

Марго продолжала терзать свои руки.

– Я не хотела, это получилось случайно. Я думала, что огонь потушат вовремя, как раньше.

– Зачем тебе это? – умоляюще проговорила Вельма. – Ну, скажи, зачем ты устроила мне эту подлость?

– Я хотела, чтобы ты продала мне бизнес, Вельма. А ты все отказывалась и отказывалась. Я подумала: если школа будет доставлять тебе слишком много беспокойства, ты захочешь от нее избавиться. Я не хотела, чтобы случился такой страшный пожар.

Каллахэн увел Марго, после того как его товарищ зачитал ей ее права. Правом ничего не говорить она не воспользовалась.

Дрю снова присел на корточки перед Вельмой. Она выглядела такой же расстроенной, как и арестованная.

– Как вы, управитесь? – спросил он.

Старая женщина усмехнулась, хотя в глазах у нее стояли слезы.

– Все будет нормально. Я в свое время разное пережила, переживу и это.

Храбрая старушка. Понятно теперь, от кого Эмили унаследовала такую энергию.

– Внучка заберет вас в гостиницу на пару дней, пока мы тут разгребаем. Сейчас мне надо идти, но, когда кончу, я сообщу вам, что будет с Марго, – обещаю.

– Спасибо, – ответила она. – Я ценю ваше внимание.

Он поднялся и поймал взгляд Эмили.

– Где вы будете?

– Здесь неподалеку есть отель.

– Я свяжусь с вами позже.

Эмили сняла очки.

– Нам нечего сказать друг другу. Только распрощаться.

Верно. Но слова расставания застряли у него в горле. Почему, ведь он сам ей сказал, что не хочет ее любви? Почему он мнется?

Он повернулся и зашагал к автомобилю. Прощай. Только одно слово.

 

Глава тринадцатая

Со дня большого пожара прошло почти две недели. Эмили стояла, прислонившись спиной к перилам веранды, посасывала лимонад из высокого стакана и смотрела, как большой желтый бульдозер сгребает то, что не сжег огонь.

Через два дня после несчастья они с бабкой вернулись в дом. Это упростило жизнь, но Эмили приходилось то и дело встречаться или говорить по телефону с людьми из страховой компании, подрядчиками по самым разным работам, юристами, архитекторами и строителями. К тому же – переговоры с «творческим» директором рекламного агентства на тему ее первого заказа. Среди всей этой лихорадочной активности она умудрилась составить убедительный план рекламной кампании для местной ресторанной сети, восхитивший и заказчика, и агента. А теперь у нее в активе имелись наметки для двух новых работ, надежно спрятанные в портфеле, плюс предложение постоянной работы.

Последнее ее тревожило. Не так-то легко отказаться от места, когда всю жизнь стремился к надежному и прочному положению. Но она твердо решила открыть собственную фирму. Хотя начинать дело с нуля – тоже трудно.

В первый же вечер, который они провели в гостинице, бабушка попыталась соблазнить Эмили на руководство школой, если тот будет отстраиваться. Эмили небрежно откликнулась, что взялась бы, будь у бабушки не кулинарная школа, а рекламная фирма. В результате у них вышло очень серьезное обсуждение, грозившее изменить всю их жизнь. Было принято решение, которое до сих пор кружило Эмили голову, а перспектива стать совершенно самостоятельной погрузила ее в состояние эйфории.

Итак, здание будет отстроено, но уже не как училище, а как обычный офис. Вместо стартового займа, бабуля войдет недеятельным товарищем в новое предприятие – «Реклама Дуган». Предприятие расположится внизу, верх можно будет сдавать.

Эмили чувствовала, как устала за последнее время. Ко всем дневным хлопотам, она еще и не высыпалась. Валясь в постель без сил, она вертелась, не находя покоя, а сны, наконец приходившие, были мучительными. Рано утром звенел будильник, и начиналась новая череда деловых встреч и звонков.

Она тосковала по Дрю. Сильно тосковала. И время не помогало: с каждым днем тоска становилась свирепее.

Дрю выполнил обещание зайти в гостиницу после допроса Марго. Он позвонил из холла, Эмили ответила, назвала номер комнаты и убежала, потому что не могла его видеть. Знать, что никогда не почувствуешь эти сильные руки, не обнимешь это прекрасное тело, не услышишь низкий, успокаивающий голос, беззаботный смех – нет, это было невозможно вынести.

Она тогда очень долго гуляла по берегу и не осмелилась вернуться к себе, не уверившись, что знакомая машина не стоит перед дверями. Бабушка молчала, что само по себе было подозрительно, но хотя бы не донимала вопросами или наставлениями.

Больше о Дрю ничего не было слышно. Он ясно выразил свое отношение к ситуации, до боли ясно.

Комок в горле удалось изгнать большим глотком лимонада, но против слез, застилавших глаза, холодный напиток не помогал.

Эмили со вздохом взглянула на часы. Пора в душ и переодеваться к обеду. Скоро вернутся бабушка с сиделкой, уехавшие на физиотерапию, а Эмили обещала больной приятный вечер на пирсе Санта-Моники.

Протянутая к перилам рука застыла. Среди машин рабочих, убиравших мусор, устраивался на стоянку роскошный белый седан. Дверца открылась, и водитель вышел наружу, заслонив глаза от яркого калифорнийского солнца. Увидев ее, он помахал рукой и направился прямо к ней.

Эмили моргнула раз, другой, третий – не может быть, ее обманывают глаза.

– Что ты здесь делаешь, Чарли? – поинтересовалась она, когда он достиг ступенек.

Она уже меньше злилась, но все же вопрос прозвучал резко. Его появление поразило ее. Чарли Пруитт пожал узкими плечами.

– Да подумалось, что нам надо поговорить.

Эмили уселась, поставила на ступеньку пустой стакан и обхватила руками колени.

– Позвонить было бы дешевле.

Тонкие губы искривила полуулыбка.

– Хочешь поизмываться? А ты хорошо выглядишь. – Он уселся рядом.

Хорошо она не выглядела, но невинная ложь все равно была приятна. Чего красивого в женщине, выжатой, как лимон, от всей этой беготни с одной деловой встречи на другую. Невыспавшаяся, с тоской в сердце, она была вялой, а линялые клетчатые штаны из дешевой ткани со свободной белой безрукавкой были удобны, но отнюдь не создавали престижного имиджа.

– Ты тоже, – сказала она, и это не было ложью. Сколько Эмили его знала, он всегда выглядел как новенький, выглаженный, выбритый. Он проигрывал в умении общаться с людьми, но добирал на внешнем виде.

Чарли смахнул несуществующую пылинку с остроносой туфли, разгладил безупречно ровный желтый с синим галстук.

– Я дурно себя вел при нашей последней беседе.

– Да, – согласилась она. Возмущение опять укололо ее при напоминании, что он не захотел ее поддержать, услышав о ребенке. О его ребенке.

Чарли прочистил горло.

– Извини. Ты… э-э… немного меня удивила этой новостью.

– Я так и поняла. Ты зачем приехал, Чарли?

– Из-за тебя. И из-за маленького.

Брови Эмили взлетели кверху. Их последний разговор оставил впечатление, что ни она сама, ни ребенок его не интересует.

– Тогда тебе лучше следующим самолетом вернуться в Нью-Йорк. Мой маленький и я сама чувствуем себя превосходно, чувствительно тебе благодарны.

Чарли молчал и задумчиво глядел. Если он полагает, что сможет уговорить ее вернуться, его ожидает еще один сюрприз. Даже не в том дело, что он ее обманул и она никогда не сможет поверить ему еще раз. Проблема куда проще: она его не любит и никогда не любила. Относилась с симпатией, да, и его измена задела ее – но только ее гордость, не сердце. Как она сказала Дрю – нельзя задеть то, чего не коснулся. Честь разбить ее сердце досталась Дрю.

– Ты действительно не хочешь возвращаться? В Нью-Йорк, я имею в виду.

Эмили почувствовала облегчение. Она не хотела заниматься анализом еще одной скончавшейся связи. Из этого выходили только безнадежно проигранные сражения.

– Не хочу, Чарли. Я уже сказала тебе две недели назад, что моя жизнь теперь здесь.

– Это осложняет дело.

Эмили нахмурилась.

– Ты о чем?

– О том, как мы это устроим.

– Что значит мы? – С точки зрения Эмили, это местоимение стало к ней с Чарли неприменимо.

– Ну, с ребенком.

Она повернула голову, чтобы посмотреть, как с площадки исчезает очередная порция строительного мусора.

– Я уже сказала, мы ничего не будем устраивать.

– Хороший бы из тебя вышел адвокат, девочка. Ты так любишь бороться. – Чарли безнадежно вздохнул. – Это так неприятно, ведь я приехал решить нашу проблемку по-доброму.

– О, ради аллаха, Чарли! – Эмили закатила глаза. – Проблемку? Ты из какого вообще столетия?

– Нам не о чем, по-моему, спорить.

Чарли не повысил голоса, хотя нотку раздражения Эмили уловила. Всегда спокойный, он никогда не проявлял эмоций. Если подумать, он вышел из себя один-единственный раз – когда по телефону узнал от нее, что станет отцом. Эмоциональности ему не хватает, вот что, решила Эмили. У нее самой этого качества хватало в избытке – пусть это и порок.

– Тогда чего ты хочешь? – резко спросила она. – Чтобы я подписала документик, припрятанный у тебя в кармане, насчет того, что ни я, ни мой ребенок никогда не осквернят твоего порога?

– Нет, – ответил он, поворачиваясь к ней, – это ни к чему. Но тебе надо бы знать, что я не готов к родительской роли.

– Думаешь, я готова? – Эмили расхохоталась. – Если бы все ждали, пока будут к этому готовы, человечество давно бы вымерло.

– Ну да, но я-то этого и не хочу. – Тяжелый вздох. – Эмили, я детей боюсь.

Эта откровенность ее ошеломила, заставив замолчать.

– Я выполню свой долг, в денежном смысле, – продолжал он, – но не буду настаивать на совместном воспитании, или на посещениях.

Излишним оптимизмом Эмили никогда не страдала.

– Ты серьезно?

Он торжественно кивнул.

– У меня было время подумать. Я хочу сделать так, как будет лучше для ребенка. И для тебя тоже, – добавил он.

Вот брякнул, не сразу переваришь.

– Чарли, ты соображаешь, что говоришь? – осведомилась она. – Подумал хотя бы, от чего так легко отказываешься?

Он взглянул на нее опять: брови сведены вместе в очевидном недоумении.

– Честно? Нет, – смущенно признался он. – Это тебя беспокоит?

– Удивляет. – Эмили не вполне понимала, чего же он от нее хочет. Найти для него оправдание? Освободить его?

– Давай и правда честно. – Она старалась тщательно выбирать слова. – Я вот не пойму: ребенок для тебя – неудобство, или он тебе противен, или тебе просто наплевать?

– Сам не знаю, – признался Чарли. Помолчал, пожал плечами. – Не знаю, как мне положено себя чувствовать. Может быть, если бы мы все еще жили вместе, я бы видел все это по-другому.

Для Эмили не имело значения, живут они вместе или нет. Каковы бы ни были обстоятельства, ребенок – бесценный дар и должен приветствоваться с радостью и ликованием. Похоже, Чарли этого не понимает.

Можно, конечно, дать ему пинка раз и навсегда. Но он все-таки отец, это дает ему моральные и юридические права. Надо бы попробовать решить дело полюбовно. Она не станет лишать его его ребенка, но с условием.

– Я не собираюсь препятствовать твоему участию в жизни маленького, – сказала она. – Но и не настаиваю на сильной активности. Все, чего я прошу: если ты участвуешь, то не только тогда, когда тебя это устраивает. Решай сам, но быть отцом – это полный рабочий день, и география не должна мешать.

Вот это его достало.

– Но как же я смогу? Ты здесь, я живу на другой стороне континента.

Эмили уложила скрещенные руки на коленях.

– Позже разберемся с географией. Но, – она сделала паузу, чтобы дождаться от собеседника полного внимания, – я хочу, чтобы ты ответил сейчас: будешь ты отцом этому ребенку или нет?

Кадык Чарли дернулся вверх и вниз.

– Попробую, если ты… – Слова вырвались залпом и окончились другим тяжким вздохом. – Да, – произнес он уже тверже, – буду, Эмили.

Она улыбнулась.

– Так уж это было трудно?

Смутившись окончательно, он кивнул.

– Мерзкий я тип, правда?

– Вовсе нет, – ответила Эмили, и тут до нее дошло, что она действительно не зла на него. – Ты скверно повел себя со мной, но, думаю, теперь мы оба понимаем, что не были парой. Иначе мы никогда не стали бы искать кого-то еще.

И я никогда бы не втюрилась в Дрю – сразу и по уши, грустно подумала она.

Он взял ее за руку, поднес к губам и легонько поцеловал сгибы пальцев.

– Ты удивительная женщина. Невероятная. Упрямая, но… мне кажется, ты без труда найдешь себе подходящего парня. Когда-нибудь.

Много ты знаешь. Я-то уже нашла… вот только не нужна я ему. И это очень плохо.

Тревожный сигнал прозвучал менее, чем через десять минут после того, как Дрю вошел в помещение своей части в четверг утром. В течение последующего часа тревогу давали еще три раза, так что на самый большой в истории Санта-Моники пожар отправились семь команд с насосами, две – с пожарными лестницами и одна спасательная.

Всего повело борьбу с огнем пятьдесят семь человек. Прожорливое пламя захватило четырнадцать частных домов и целые гектары территории. Близкая к морю местность ценилась высоко, и убытки уже считались миллионами.

Сгоревшие дома заменят новыми, молодые деревца и другая зелень закроют обугленную землю, но погибшему человеку жизни не возвратит никто и ничто.

Радиостанции пищали, вращающиеся маячки посылали блики во все стороны, машины продолжали подъезжать, однако место пожара как-то зловеще притихло. Каждый чувствовал утрату. Неважно, что не все постоянно работали с Айвеном Фитспатриком, «Фитсом», не все даже знали его в лицо, но когда кто-то из товарищей погибал, каждый, кто носил форму, тяжело переживал эту потерю. И невольно испытывал вину за то, что сам выжил.

Дрю уже допросил нескольких свидетелей, сделал заметки и, подняв глаза от бумаг, взглянул на старшего брата. Грязь и сажа покрывали его лицо и экипировку. Боль Бена была сильнее, чем у остальных. Ведь это он, командовавший на месте происшествия, вынужден был послать Фитса внутрь дома. На втором этаже огнем оказались отрезаны двое маленьких детей и их мать. Детей спасатель передал в целости из окна сотрудникам, затем вернулся за женщиной.

Дрю, исполняя свои обязанности, расспрашивал свидетелей возгорания, когда заметил рвущееся сквозь крышу мощное пламя. Он немедленно сообщил об этом Бену, тот приказал дать серию коротких гудков, означающую: «Выходи сейчас же!», но Фитсу не повезло. Строение потеряло прочность, и крыша рухнула. Последнее, что они слышали, была оборвавшаяся просьба о помощи по радио. У оказавшегося в ловушке пожарного кончился воздух.

Угрюмый Бен сдернул с себя шлем.

– Я сказал капитану, что к Кристе пойдем мы. Подумал, ты не будешь против.

– Конечно.

Дрю начинал работать в одно время с Фитсом. Всех пожарных связывали дружеские отношения, возникавшие среди тех, кто постоянно ставит свою жизнь на карту, но то, что они пришли на «Тринити стэйшен» вместе, их особенно сдружило. Когда Дрю приняли в группу расследователей, Фитс устроил гулянку, чтобы отпраздновать это событие. Дрю вдруг припомнил, что вечеринка состоялась всего в нескольких кварталах от владений одной знакомой ему бабушки.

Совесть в очередной раз чувствительно напомнила о себе. Его решение относительно Эмили не изменилось. Что не мешало ему думать… о ней…

Желать ее.

Любить ее, черт побери все на свете.

– Ты долго еще будешь этим заниматься? – Бен кивнул на бумаги, лежавшие перед Дрю.

– С полчаса. Встретимся в заднем помещении. Бен кивнул и повернулся, чтобы идти.

– Эй! – окликнул брата Дрю.

Тот остановился и оглянулся через плечо.

– Ты не виноват, – сказал Дрю, – это несчастная случайность.

Бен отвернулся и молча зашагал к машине. Ему и не нужно было ничего говорить: Дрю увидел его глаза, ощутил его тоску и понял, что Бен не принял его слов.

 

Глава четырнадцатая

По дороге к дому Фитспатрика они молчали. Каждый был занят своими мыслями. Разумеется, жена каждого пожарного, каждого полицейского или летчика знает, что работа мужа опасна; Дрю, правда, от этого было не легче.

Капитан при их отъезде сказал: Криста Фитспатрик – сильная женщина, она выдержит эту потерю. Ей просто некуда деваться, у нее два сына, и сейчас они зависят от нее больше, чем когда-либо.

Уж кто-кто, а Дрю знал, что дети могут ничего не значить в подобном случае, знал по собственному горькому опыту. Эмили наехала на него тогда, потому что ей… не понравились его доводы. Правда ей не понравилась, захотелось, чтобы он смотрел на вещи ее глазами.

Чушь. Он не изменит своих взглядов по той простой причине, что прошлого изменить нельзя. Что было, то было. Свершившееся нельзя переиграть вновь.

И цель их нынешней поездки только подтверждает: он прав, разрывая ставшие слишком близкими отношения. И ее выдумки тут ни при чем. А остаться один он не боится.

Бен подрулил к обочине рядом со скромным домиком, каких много на подъездных шоссе к большому городу. Припарковался, заглушил двигатель и вынул ключи из зажигания. Дурные предчувствия Дрю усилились. Он никогда еще не приезжал с подобной миссией, но представлял, чего ждать. Многие воспоминания со временем меркнут, но он никогда не забудет той ночи. Как старший брат пытался утешить безутешного отца, как он сам испугался, когда отец вышел из себя. И как Перри-старший со злостью накинулся на детей, обвиняя их в том, что их мать не хочет больше жить.

Джоанна Перри не умирала три долгих дня. Она не хотела умирать, пока не сможет с ними попрощаться.

– Подождешь здесь? – спросил Бен.

– Нет, – ответил Дрю, – я должен выполнить перед Фитсом последний долг.

Он понял, что Бен имел в виду. Брат от природы был склонен защищать других. С той самой ужасной ночи Бен изо всех сил старался оградить его и Кэйла от суровой прозы жизни, старался все эти долгие годы. А жизнь редко ставит более суровые задачи, чем необходимость сказать жене, что ее муж погиб при исполнении.

Они вместе вылезли из пикапа Бена и, не разговаривая, прошли бетонной дорожкой к передней двери дома. Дрю держался позади и ждал, пока Бен позвонит.

Бен потянулся к звонку второй раз, когда дверь, наконец, отворилась. Криста Фитспатрик сразу поняла, чем вызван их приход, и ее светло-карие глаза наполнились слезами. Кровь отлила от лица, пышные черные волосы по контрасту делали ее бледность еще более пугающей.

– Боже, – прошептала она, качая головой из стороны в сторону. – Нет. Нет!

У нее подогнулись колени, и Бен подхватил ее. Бережно прижал к себе и повел в дом, в гостиную, к дивану.

Дрю охватило ощущение беспомощности. Он смотрел, как Криста всхлипывает, сотрясаясь всем своим маленьким телом, и не знал, что ему делать. Ну что можно сказать, чтобы смягчить чудовищный удар, облегчить невыносимую боль. Только бессмысленные общие фразы.

Телевизор орал: местная станция передавала новости. Внизу экрана красная полоса сообщала о двоих погибших. Вокруг выгоревшего места кружил вертолет, передавая подробности катастрофы. Речь шла о вытекшем газе. По-видимому, незамеченная утечка произошла в трубе, ведущей к сушилке для одежды. Хозяйка дома зажгла сушилку, и взрыв снял с дома крышу. Когда приехала первая машина, огонь уже распространился на соседние здания.

Дрю выключил телевизор, прошел в ванную и вернулся с коробкой бумажных салфеток.

– Мне очень жаль, – тихо произнес он, садясь напротив Кристы и Бена.

Криста смотрела на свои руки, поворачивая на пальце бриллиантовое обручальное кольцо. Наконец она подняла глаза.

– Как это произошло? – спросила она, беря салфетку.

Бен рассказал, стараясь по возможности смягчить детали.

– На него упала крыша, – закончил он, – ничего нельзя было сделать.

– Все каналы передавали о пожаре в новостях, – сказала она. – Что случилось две смерти, один человек в критическом состоянии. Кто в больнице… они сказали и про ту женщину, а… Я поняла, что погиб пожарный. Я молилась Богу, чтобы… – Из глаз снова полились слезы. – Я молилась, чтобы это не оказался тот, кого я знаю. Я помнила, что имя погибшего не называют, пока не известят родственников, но все равно ждешь, пусть скажут, кто, что это не тебя…

– Криста, что мы можем для тебя сделать? – спросил Дрю. – Ты только скажи.

Криста слабо улыбнулась.

– Приведите Фитса домой, – шепнула она, стараясь сдержать очередной прилив слез.

Комок в горле не давал Дрю говорить. Криста судорожно вздохнула.

– Стараешься не думать о том, что может случиться. Каждое утро просыпаешься, целуешь мужа на прощанье и пугаешься только, когда он выходит из дверей. И все, больше ничего нельзя себе позволить, потому что нельзя все время жить в страхе. Это будет уже не жизнь. И морочишь сама себе голову, уверяешь себя, что тебе-то таких новостей не принесут. И знаешь, что это ложь, но ложь, позволяющая жить, потому что по-другому жить невозможно. – Она грустно улыбнулась. – Но теперь, когда невозможное случилось, я не перестаю думать, что Фитс хотел бы уйти из жизни именно так. В борьбе с огнем, спасая жизни. Он так это любил. Был настоящим пожарником, и даже сейчас, в эту минуту, я не хотела бы для него другого пути.

– Мы знаем, как это тяжело, – напряженным голосом заверил ее Бен. – Ты не одна, не забывай этого.

Дрю прокашлялся.

– Ему не было больно, – сказал он, потому что это следовало сказать. – Надеюсь, тебя это немного утешит.

– Мне нужно время, чтобы утешиться хоть чем-нибудь, но все равно спасибо. Хорошо, что ты мне это сказал. Когда-нибудь мне это поможет.

– Позвать к тебе кого-нибудь? – спросил Бен.

Она покачала головой.

– Нет. Я позвоню его родителям позже. Им придется как-то устроиться, чтобы прилететь на… – Ее голос угас, и она прижала руку ко рту, боясь произнести последнее, беспощадное слово.

Дрю протянул еще салфетку.

– Не стоит тебе оставаться одной. Может, попросить твоих родителей или сестру, чтобы приехали ночевать?

– Нет, – твердо ответила она, – со мной все будет в порядке. Мне нужно быть сильной, из-за мальчиков. Я им нужна сейчас больше, чем когда бы то ни было. Фитс никогда бы мне не простил, – добавила она, – если бы я расклеилась и оставила их без поддержки.

Дрю с трудом удалось сделать следующий вздох. Душевная сила Кристы, ее решимость держаться ради детей, как бы тяжело ни приходилось, пошатнули его убеждения. Он берег их, давая им заслонить от него реальный мир. Теперь они рассыпались на глазах.

Тяжело терять самых близких людей. Ему выпало перенести эту боль не один раз, но дважды, и он решил никогда больше не испытывать подобного, ни за что, поставил себе целью жизни избегать этого.

Тилли сказала ему, что он намеренно выбирает неподходящих женщин. Эмили обвинила в нежелании с кем-то себя связать. Что ж, они правы. Он не желал себя связывать. Только в действительности это не было страхом за другого, он сам боялся вновь оказаться поглощенным этой неизбывной болью и тоской.

Криста громко вздохнула.

– Господи, как же я скажу мальчишкам? Они же придут из школы с минуты на минуту.

Дрю наклонился и взял ее руки в свои.

– Ты скажешь им, что их папа был героем. И что он очень их любил.

Это мог бы сказать своим сыновьям его отец, но он был слишком занят собой. Обвинял невиновных! И губил себя, не думая о других. Алекс Перри мог бы хранить память о жене, но вместо этого предал все, во что она верила, за что стояла: честь, долг и самое важное – беззаветную любовь к детям.

Со слепящей ясностью Дрю понял, что ему следует серьезно подумать, как изменить свою жизнь. Иначе он кончит в точности, как отец, – оставшись без единого близкого человека. Как предсказала ему Эмили.

Нет, этого он никогда не допустит.

Бен вышел вслед за братом из дома, вытащил белую визитку и протянул Кристе.

– Воспользуешься, когда будешь к этому готова.

– Что это? – спросила она.

– Группа поддержки. Для семей погибших пожарных.

Неподалеку к тротуару подкатил большой желтый автобус. Двери заскрипели, отворились, послышались крики и смех выходивших детей.

– Ты правда не хочешь, чтобы мы остались? – уточнил Дрю.

Криста сунула карточку в задний карман.

– Спасибо, правда не хочу. Не волнуйтесь. – Она коснулась ладонью плеча Бена. – С нами все будет нормально, не беспокойтесь.

Садясь в кабину грузовика, они увидели, как два темноволосых мальчика – сыновья Фитса – бегут через лужайку к стоявшей на пороге дома Кристе.

Она обняла мальчиков и повела их в дом.

Очередной желтый лист, вырванный из блокнота, скомканный, долетел через кухню в мусорную корзину. Там уже окончили свой путь четыре предыдущих идеи, как рекламировать краску для волос. Идеи, которые Эмили пришлось признать не блестящими.

Из-за стола, где она сидела, был виден телевизор. Бабушка и Сьюзет смотрели комедию. О сегодняшнем пожаре, спалившем целый склон холма, больше не передавали – и на том спасибо.

С той самой минуты, когда она услышала про пожар по радио, она начала беспокоиться о Дрю. Ее автомобиль тогда двигался в общем потоке по шоссе на Санта-Ану, и когда, тремя часами позже, ее встреча с архитектором и строителем закончилась, она кинулась к своей машине бегом – слушать радио. Хотя не знала, заняты ли на пожаре Дрю, Бен, или кто-то еще из знакомых.

Сообщили о двух смертях, не называя имен, и ее волнение усилилось почти до паники. Она пыталась уверить себя, что с Дрю ничего не случилось, повторяла эти слова в уме снова и снова.

Нужно было побывать в других местах, и это метание по городу никак не кончалось. Наконец она добралась до дома, застав бабушку и сиделку прилипшими к телевизору. Эмили уже собиралась звонить в часть, чтобы узнать о Дрю, но в шестичасовых новостях на экране появилась фотография Айвена Фитспатрика. Эмили мысленно помолилась за его жену и детей.

Жаль было Кристу, детей, и особенно Дрю. Она знала, что он болезненно переносит смерти, и ничего не могла с собой поделать: переживала за него. Взял этот тип и поселился в ее сердце. С постоянной пропиской. И даже в суд не подашь о выселении.

Она постучала по блокноту кончиком ручки и уставилась в пустую страницу. Нужно заняться этой краской, а не выписывать воображаемые уведомления: «С такого-то числа в квартире отказываю». Все равно ничего не получится, нет юридических формул, чтобы приказывать сердцу.

В другой комнате бабуля и Сьюзет заливались смехом, глядя комедию.

Веками женщины боролись со старением, и теперь ежедневно реклама предлагала им новое, и, конечно же, усовершенствованное оружие в этой борьбе. Утверждалось, что блондинкам живется на свете веселее, и на это тратились миллиарды долларов. Покупательницам напоминали, что они достойны трат, которые делают на себя, и что они становятся не старше, а только лучше. Добычу ловили на крючок «обновления», «восстановления», «оживления» и «питания» волос.

Идея. Брови у Эмили взлетели вверх. «Оживлять» нужно свою внутреннюю жизнь – при неоценимой помощи краски для волос, конечно, – и, обновившись снаружи и внутри, взять судьбу в свои руки! Эмили записывала и скоро набросала достаточно текста для целой серии объявлений. Для этого клиента рекламная кампания готова.

Довольная, она убрала записи и рисунки и направилась в гостиную. Жаль, что ей эта краска вряд ли поможет.

Бабушка дремала, Сьюзет вязала крючком и одновременно смотрела драму про врачей.

– Пойду немного проветрюсь, – шепнула ей Эмили и тихо открыла дверь.

И взвизгнула от испуга, увидев по другую сторону сетки большую темную тень. Торопливо щелкнула выключателем. Дрю.

– Что ты тут делаешь?

– Надо поговорить.

Этот бархатный голос! Как он заставляет пробуждаться чувства, трепетать каждую клеточку тела! С их последней встречи Эмили продвинулась далеко: ее карьера, вся ее жизнь уже шли верной дорогой и с каждым днем приближали Эмили к успеху. Но сердце не продвинулось к исцелению ни на один малюсенький шаг – и вид Дрю болезненно ей об этом напомнил.

Мало ему, что она постоянно о нем думает?

Неужели необходимо вот так являться, напоминая о том, что у них могло быть – и никогда не будет?

– Что такое? – поинтересовалась со своего дивана бабушка, успевшая проснуться. – Кто там?

– Все нормально, бабуля, – откликнулась Эмили. Между ней и ее нежданным гостем хлипкая, но все же преграда. – Меня напугала крыса, появившаяся у дверей.

В масляно-желтом свете лампочки, освещавшей вход, было заметно, как Дрю передернуло.

– Измываешься?

– Интересно, почему все задают мне один и тот же вопрос?

– Потому что ты не хочешь идти людям навстречу, – пробормотала бабуля громко, чтобы внучка услышала.

– А что, если я не хочу с тобой говорить?

– Не говори. Слушай.

Он открыл дверь, поймал Эмили за руку и вытащил на веранду.

Эмили показалось, что по телу побежали искры. Какое уж тут исцеление, если одно-единственное прикосновение, и все летит в тартарары.

Эмили выдернула руку и отошла к дальнему краю веранды. Надо как-то сохранить трезвую голову и проследить за своими гормонами, чтобы их уровень не вылетел за пределы таблиц. Устроившись на перилах, она скрестила на груди руки, упорно не глядя на Дрю.

– Хорошо, говори. Но не думай, что я подставлю другую щеку, чтобы следы твоих кроссовок выглядели симметрично.

– Ты о чем? – В голосе Дрю звучала растерянность.

Эмили вздохнула и не потрудилась объяснить.

– Ты, кажется, хотел мне что-то сказать?

Скажи, что ты свалял колоссального дурака и не достоин моей любви. Скажи, что твоя жизнь без меня пуста.

И что дальше? Простить его? Кинуться ему в объятья, благодаря богов за такой чудесный шанс, как будто он и не прогулялся по ее сердцу в грязной обуви?

А потом поверить ему и не бояться новой обиды?

Наверное, нет.

Пусть скажет, что хотел, и она над этим подумает.

Он подошел ближе, и она, наконец, смогла его как следует разглядеть. Эмили почувствовала, как гаснет ее злость. Пожалуй, именно о таких говорят: «краше в гроб кладут». Нет больше ни танцующих отблесков в невероятных зеленых глазах, ни игривой улыбки, приподнимающей уголки рта, который так хочется поцеловать. Ему очень плохо – ведь он только что потерял друга.

– Я слышала, что случилось с Фитсом. Мне так жаль.

Руки в карманах, глаза опущены.

– Спасибо. Это был тяжелый день.

И Дрю рассказал ей о пожаре, и о несчастном случае, стоившем Фитсу жизни, о том, как ужасно было явиться к Кристе с сообщением, что ее муж больше домой не придет. Она слышала боль в его голосе, видела волнение в глазах, и последняя баррикада, возведенная ею вокруг своего разбитого сердца и уязвленной гордости, рассыпалась в щебенку.

Он взглянул ей в глаза.

– Я был не прав, Эмили.

– В чем же это?

– Во всем.

– Даже так? – Она еще не желала сдаваться. – Из чего же ты делаешь столь неожиданный вывод?

Он протянул к ней руку, согрел ее щеку ладонью.

– Мне тебя так не хватало.

Мне тоже, тоже, тоже! – кричала бедная душа Эмили.

– Говорят, что кошки – превосходные компаньоны. Может, заведешь себе одну?

Он едва заметно усмехнулся.

– А вот ты оказалась права. – Он провел большим пальцем по ее щеке.

Эмили закатила глаза.

– Это в чем же?

– Во всем.

Эти лаконичные высказывания начинали надоедать.

– Детали, пожалуйста.

В точку попала бабуля. Не хочет она идти людям навстречу – ну никак.

– Я боялся. – Дрю опустил руку и переплел ее пальцы со своими. – Я действительно боялся. И сейчас боюсь, ведь я люблю тебя так сильно, что это болит. Здесь. – Он поднял их соединенные руки и прижал к сердцу. – Мне до смерти страшно любить тебя, но и прожить без тебя жизнь… наверное, этого я тоже не смогу.

– Ты оскорбил меня. – Легко он не отделается. Хотя она и любит его, любит всем сердцем, несмотря на оскорбление, и принадлежит ему. Ибо этот сексуальный волшебник проложил себе дорогу ласковыми словами вокруг ее оборонных редутов, обратил в ничто все ее трезвые соображения и устремился прямиком к ее сердцу, точно по неоспоримому праву, торжественно дарованному Судьбой.

– Да, я жалею об этом. – Его губы скользнули по ее лицу так нежно, что ей захотелось плакать. – Только прости меня, Эмили, и вся моя жизнь будет посвящена тому, чтобы искупить это. Обещаю.

Голосовые связки Эмили отказались служить.

– Скажи же что-нибудь, дорогая.

Волнение не давало ей говорить, и пришлось ответить действием: обвить его руками за шею, прижаться к нему и поцеловать со всей любовью, живущей в ее сердце.

– Эмили. – Неуверенный голос Сьюзет с трудом пробился сквозь пелену уже охватывающего ее желания. – Вельма спрашивает, простила ли ты его, или достать дедушкино ружье для паразитов?

Эмили хихикнула. Давненько ее не ловили с парнем на веранде. Только на сей раз с ней не кто-нибудь, а Дрю. Тот, кто воспламенил в ней желание жарче тропического зноя и наполнил сердце необыкновенной радостью.

– Скажите, что паразита засадили в клетку, – крикнул Дрю. – И паразит донельзя счастлив, – шепнул он.

– Она его простила, – сказала Сьюзет, закрывая дверь и выключая наружный свет.

– А теперь начинай искупать свою вину. – Эмили прижалась к нему теснее.

Он тихо засмеялся и выбрал точку чуть ниже уха. Желание жаркой волной прокатилось вниз по ее спине и теплом растеклось по телу, наполняя его истомой предвкушения. Сексуальный волшебник приступил к выполнению обещанного, и начало явно говорило, что он выполнит свою клятву наилучшим образом.