Резко захлопнув пухлый, пропыленный том, Джеффри Морхауз с обреченным видом швырнул его на огромный деревянный стол, за которым Джудит Рейли прилежно переносила на чистые листы последнюю порцию морхаузовских заметок. Унылую тишину залы нарушало негромкое потрескивание то обращающегося в угли, то вспыхивающего вновь камина. Расточаемое им тепло было излишним — на улице стояла необычайно мягкая для марта погода. Яркий солнечный свет вторгся сквозь забранные решетками окна, позолотив ряды доспехов лучами. По возвращении в Челси-Саут Джеффри Морхауз немедленно вызвал Джудит в рыцарскую залу для продолжения работы. Едва препоручив ей свои записки, он устремился к вороху книг и рукописей, которыми была завалена его парта и большая часть стола. Очевидно, в шкафах и на полках их нашлось порядком, чтобы не отрываться от переписывания как минимум еще два года.

После нескольких часов сосредоточенных занятий, когда оба напряженно трудились, не прерываясь ни на секунду, первым не выдержал Морхауз. Приближалось время чаепития, и Джудит, отодвинув кресло и расправляя затекшие мышцы, чувствовала, что готова отдать полжизни за чашку ароматного напитка, приготовленного Диккенс. От предвкушения пощипывало язык.

— На сегодня, полагаю, достаточно, — объявил он, возвышаясь над грудами сваленных книг. — Чертовски неблагодарная работа!

— Я так не думаю, ведь мы занимаемся ею. Из меня скоро получится настоящий писатель. Удивительно каким тяжелым может казаться иногда карандаш или ручка.

— Готов подтвердить ваши слова, — он улыбнулся, доставая из кармана часы. Вежливая, в меру суховатая улыбка. Джудит все еще не освободилась от угнетенного состояния духа, однако не могла не отметить, как элегантно он выглядел в своем темно-синем сюртуке и таких же брюках, сшитых у Севиля Роу. — Должен сказать, что мы продвигаемся успешно. Я почти разделался со всеми саксонцами. Бог мой, вы когда-нибудь задумывались, сколько у них королей, имена которых начинаются на букву «Э»? Эгберт, Этельвульф, Этельболд, Этельред I, Эдвард Седой, Эдгар Миролюбивый, Эдвард Мученик…

— Не забудьте об Альфреде Великом, — заметила она, неожиданно уступая его настроению. — И об Ательстане. Они нарушают монополию буквы «Э».

— Действительно! Остается только гадать, как им удалось родиться с такими именами. Может быть, их так назвали просто от скуки?

Они рассмеялись вместе. Их голоса слились в унисон, и под сводами студии пробежало негромкое эхо. Джудит не могла не почувствовать, как теплая волна отозвалась в ее сердце, когда Джеффри Морхауз обошел стол и остановился рядом. Перестав смеяться, он внимательно посмотрел на нее своими темно-карими глазами.

— Приятно видеть улыбку на вашем лице. Вы очень привлекательная женщина, мисс Рейли.

Снова! Он говорил с ней, как прежде, когда встретил ее на лестнице. Тот же ласкающий слух голос, доверительные интонации. Она одернула себя. Руки трепетали, пришлось положить их на колени, сплетя пальцы. Трудно было поднять глаза, когда он разговаривал так.

— Пожалуйста, мистер Морхауз… ваши комплименты… вы заставляете меня краснеть.

— Вы запрещаете мне говорить правду?

— Нет, но я не знаю, что ответить. Вы влиятельный человек…

— Вот как? — его голос снова обрел язвительную надменность, хозяин дома словно обращался к служанке. Джудит ненавидела этот тон — оскорбительный и… жестокий.

— Хорошо, мисс Рейли, — продолжал он отрывистым голосом. — Тогда расскажите мне, как вы провели время в мое отсутствие. Вы уже видели сад? или розы Диккенс? Они превосходны, когда цветут, скоро начинается их сезон.

Джудит с благодарностью приняла перемену разговора. Просветлев, подняла глаза. Джеффри Морхауз стоял, держа в руках высокую овальной формы вазу, рисунок и пестрота которой часто привлекали внимание Джудит. Как-то он сказал, что это этрусская древность, завоеванная кем-то из крестоносцев Ричарда Львиное Сердце. Сейчас он рассматривал ее, поворачивая в руках, словно бочонок с пивом.

— Нет… я еще не осматривала достопримечательностей. Но я навестила Оливию… миссис Морхауз. Мы поболтали с ней.

— О? Это звучит интересно.

— Бедняжка. Ей очень тяжело.

— Да, — его тон показывал, что он не желает разговаривать на эту тему. — И о чем же беседовали две леди?

— О, о многом. Америка, «Титаник», моды и обычаи моей страны. Что значит быть женщиной в самом центре прогресса.

— Прогресса? — эхом повторил он, презрительно фыркнув. — Это безбожное электричество до сих пор не функционирует. На мой взгляд, газовые рожки и свечи гораздо экономичнее. Индустриальная революция не что иное, как пустой звук. Меня вполне устраивает правление Георга Пятого.

Джудит с серьезным видом кивнула.

— Все это так, мистер Морхауз, но конные повозки и экипажи эдвардианской эры переживают, вероятно, последние дни. В Америке автомобили стали уже привычным явлением. Мистер Генри Форд…

Хозяин дома продолжал невозмутимо улыбаться. Джудит замолчала, видя, что его бесполезно в чем-либо убеждать. Тело, душа и мозг этого человека принадлежали прошлым эпохам. Возможно, седой древности. Он был человеком вне своего времени.

— Ливви хорошо себя чувствовала сегодня?

— Да, мне показалось, что совсем неплохо. Очень приятный собеседник. И очень тепло отзывалась о вас.

Джеффри Морхауз кивнул, с легким беспокойством во взгляде.

— Вы не знаете всего, что произошло, мисс Рейли. Болезнь Оливии отчасти объясняет мое уединение. Я больше не мог заниматься проблемами исторического общества, когда с ней случилось несчастье. Она была певицей, имела успех. В Ковент-Гардене она участвовала в оперном репертуаре. Под сценическим именем Оливии Далль. Вам стоило услышать ее, чтобы оценить ее искусство. У нее был замечательный голос.

Джудит не сразу нашлась что сказать от изумления.

— Значит, миссис Морхауз была актрисой? Какое совпадение!

— Совпадение? Не понимаю, мисс Рейли.

Он нахмурился, перестав вращать пальцами вазу. Его недоумение казалось неподдельным.

— О, извините, — пробормотала Джудит с неожиданным смущением, которое не смогла бы объяснить, даже если бы захотела это сделать. — Мне следовало бы сказать вам с самого начала, что я тоже была актрисой… — Наскоро пересказав свою короткую карьеру, она завершила рассказ описанием грандиозного провала «Геннези’с Опера» на лондонской сцене. Удивление, становившееся все заметнее на его лице, наконец успокоилось, сменившись иронической усмешкой.

— Сцена — и вы? — в его голосе было недоверие.

— Да, — внутренне она похолодела от его вопроса. — Надеюсь, вы не считаете, что для женщин это…

Он почти не слушал ее, снова сосредоточившись на вазе, которую осторожно поворачивал пальцами. Джудит, недоумевая, смотрела на него.

— Сцена, — тихо проговорил он. — Театр. Арена, где мы играем страх, надежду, возвышенные мечты. Почему бы и вам не принять участие? Весь мир — огромный балаган, и если это не так, значит, мой друг Шекспир сильно заблуждался. А мы, униженные смертные, бездарные актеры…

Неожиданно и совершенно необъяснимо он замолчал, поднял вазу и с силой швырнул ее в противоположную стену. Вместе с раскатившимся грохотом во все стороны брызнули осколки. Стремительно повернувшись на каблуках, Джеффри Морхауз, не оглядываясь, вышел из комнаты. Тяжелая дверь захлопнулась за ним, словно подъемный мост надо рвом. Гулкое эхо отразилось под старинными сводами студии.

В комнате воцарилась тишина.

Джудит Рейли, побледнев, осталась сидеть в кресле, потрясенная неожиданной вспышкой хозяина Челси-Саут. Измученный человек, еще раз уступивший изнурявшим его демонам.

Казалось, они пожирали его живьем.

Что толкнуло его на подобный поступок? Человек-загадка, переполняемый противоречиями. Ей никогда не разгадать его тайны.

Возможно, даже разгадка ее не принесет избавления от кошмара.

Но почему?

Джудит не знала. Медленно поднявшись с кресла, она собрала бумаги, над которыми просидела весь день. Чаепитие было безнадежно испорчено. По крайней мере на сегодня.

Разбитое вдребезги настроение, казалось, лежало вперемешку с черепками на каменном полу самой большой залы Челси-Саут.

Когда кончится это безумие, если ему суждено закончиться?

Возможно, ему не будет конца.

Джудит поежилась от этой мысли. Мир за окном помрачнел, словно в рассказах Эдгара Аллана По. Мертвые сосны, леса, населенные призраками и феями, и дома с роковыми проклятьями… о нет!

Лучше вспомнить Марка Твена или сэра Вальтера Скотта. Романы надежды вместо отчаяния. Жизни, а не смерти. Любви, а не ненависти…

Камин потух, и серые тени протянулись от оконных решеток. В воздухе стало холоднее. Сохраняя невозмутимый вид, Джудит вышла из залы и длинным коридором направилась в заднюю часть дома. Старинные часы в прихожей пробили четыре.

* * *

Некоторое время она провела во дворе дома, наслаждаясь спокойствием мраморного патио, расположенного под ее окнами. Тенистую сторону Челси-Саут обрамляли вьющиеся побеги плюща, на ветках живой изгороди набухли почки. От прохладного ветерка защищал вязаный свитер, надетый поверх блузки. Выбросив из головы случай с вазой, Джудит погрузилась в созерцание ландшафта за домом. Пологий склон зеленеющей травы упирался в плотную стену деревьев на горизонте. Из патио они казались выше, чем из окна спальни.

Уютно расположившись в белом плетеном кресле, обращенном к роще, Джудит прикрыла глаза. Легко было вообразить шумящую вокруг вечеринку, чету Морхауз, принимающих гостей. Да, это была самая настоящая сельская Англия. Она улыбнулась; грезить наяву не было в ее привычках.

Едва брезжившее солнце склонялось на запад, изредка заслоняясь серыми облаками. Без покрова тумана вид Лондона был прекрасен. Удивительно, сколько красоты и очарования мог скрывать туман. Теперь была видна даже, крохотная малиновка, припавшая к карнизу окна спальни. Где-то далеко раздавался лай пса, напомнивший ей о первом вечере в Челси-Саут. «…Проклятый пес Элберта…» В ушах звучал голос Морхауза. Элберт, имя, достойное древних саксонских королей!

Откинув голову, она посмотрела на небо. Бездонная глубина манила и зачаровывала. Тихо шелестел бриз, игравший золотистыми волосами, задевавший подол юбки.

Полное, дородное лицо Диккенс, материализовавшееся перед глазами, закрыло часть голубого фона. Ее появление было столь неожиданным, что Джудит вздрогнула от испуга.

— Прошу прощения, мисс Джудит…

— Вы меня напугали. Я совсем не слышала, как вы подошли.

Экономка кивнула, складывая на груди руки. Уголки ее губ тронула неуверенная улыбка.

— Наверное, у меня легкая походка.

Джудит улыбнулась.

— Меня снова зовут?

— Видите ли… хозяин куда-то уехал, а в гостиной его дожидается молодой джентльмен. Честно говоря, он приходится мне племянником, так что я могу поручиться за его манеры, хоть он и адвокат. Он привез какие-то бумаги для мистера Морхауза, но хозяина нет, и я хотела, чтобы вы составили ему компанию.

Джудит, едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться, коснулась ее руки.

— С удовольствием. Так он ваш племянник? И к тому же адвокат мистера Морхауза? Сильная комбинация.

Расплывшись довольной улыбкой, Диккенс направилась к стеклянной двери на террасу, Джудит последовала за ней.

— Джеймс мой единственный родственник. Сын покойной сестры, упокой Господи ее душу, — экономка вздохнула. — Вылитый портрет.

— Джеймс, вы сказали?

— Да. Джеймс Денем, славное имя. Его отец погиб в англо-бурской войне.

— О, мне жаль…

Еще до знакомства Джудит с приязнью подумала о Джеймсе Денеме. Каким бы он ни был, у них было много общего. Как и она, молодой адвокат был сиротою. И этим вызывал сочувствие и расположение. Родственные узы с Диккенс лишь усиливали симпатию.

В противоположность чувствам, которые Джудит испытывала по отношению к Джеффри Морхаузу, эсквайру. Потеряв в раннем возрасте мать и отца, он не производил впечатления осиротевшего. Совершенно. Это определение просто не шло к нему.

О хозяине Челси-Саут было невозможно думать как о сироте.