Через три минуты Марбери, уложив в карман сваренные вкрутую яйца, спешил вслед за Тимоном к конюшням.
— Когда вы оставили меня с телом Деласандера, — говорил через плечо Тимон, сердясь на отставшего декана, — я тщательнейшим образом его осмотрел. И перенес обратно в сарай.
— И, конечно, ничего не нашли, — тяжело дыша, сказал Марбери, — не то сказали бы мне в погребе, над телом Лайвли.
Тон, каким это было сказано, говорил об обратном: Марбери не сомневался — Тимон что-то нашел и скрывает.
Они были уже во дворе конюшни. Запах сена, щебет прыгавших по плитам воробьев, солнечное тепло — все сложилось в новое видение, возвратившее Тимона во времена детства.
— Я не рассказывал вам, что лет в девять или десять был помощником конюха? — Голос Тимона стал теплым, как солнечный свет. — А потом… потом получил другую работу. Служил кучером у одного человека. Вроде того паренька, что возил вас в Лондон.
Марбери вытащил из кармана яйцо, но оно показалось ему холодным как лед. Тоска по ушедшим временам, звучавшая в голосе Тимона, приковала декана к месту.
— А… — Тимон потер лицо ладонями. — С чего я вспомнил о том мальчике? Тело Деласандера там.
Он уже медленнее вошел в сарай, где стояла королевская карета. Ее успели вычистить, упряжь убрали. У задней стены стопкой были сложены попоны. Тимон встал на колени и отбросил их, открыв тело в простой красной одежде. Два черных жучка, исследовавшие мертвое лицо, шмыгнули в солому на полу и затаились.
Марбери отвел взгляд.
— Зачем он лишил себя жизни? Он что, думал, я его убью?
— Его? — Тимон покачал головой. — Его вы не смогли бы убить.
— Тогда почему?..
— Он убил себя, потому что не мог перенести мысли, что в таком состоянии встретится со мной.
— С вами? — Марбери сглотнул.
— Он знал, что я работаю на вас. Он знал, кто вы такой.
— Как он мог… Погодите. Вы сказали, что при нем было секретное предписание? О чем?
— Вы заметили, что он одет в красное? — Тимон вздохнул. Он словно не слышал вопроса.
— Что? — сбитый с толку переменой темы, переспросил Марбери. — Это одежда священника, не так ли?
— Не совсем так, — наставительно поправил Тимон. — Обычный красный коршун имеет красную, словно покрытую кровью грудку. Его светло-серые крылья — клинки, рассекающие воздух. Он падальщик, стервятник. Он, убитый, любил этих птиц. Он считал их своими коллегами, сотрудниками. Вот почему он одевался в красное.
— Кем он был? — Марбери стоял над телом, забыв спрятать в карман яйцо. Он тихо попросил: — Расскажите мне о нем.
Воробей на солнечном дворе нашел червяка, проглотил его и, чирикая, вспорхнул в воздух.
— А если я вам скажу, — медленно проговорил Тимон, — что этот человек был главным врачом королевы Елизаветы?
Марбери уронил яйцо.
— Лопес?
— Доктор Родриго Лопес не раз спасал королеве жизнь, а позже был обвинен в попытке отравить ее. Лопеса повесили, протащили по улицам и четвертовали — на виду у ликующей толпы, вопившей: «Еврей, ев-рей!»
— Доктор Лопес действительно был евреем, — упирался Марбери, — хотя никто не верил, что он совершил то преступление, за которое был казнен.
— А если я попрошу вас обдумать гипотетический вопрос: что, если он не умер в тот день? Что, если он умер вчера на лондонской дороге?
— Нет, это не Лопес, — опомнился Марбери. — Тысячи людей видели смерть Лопеса.
Тимон снизу вверх взглянул на Марбери.
— Можете мне верить: подмена при подобной казни вполне возможна. Голова человека, которого все сочли Лопесом, была закрыта черным мешком. И одет он был в любимый цвет доктора Лопеса, кроваво-красный.
— Но кто стал бы спасать его таким способом? — Чтобы устоять на ногах, Марбери оперся на борт королевской кареты. — И зачем?
— Многие могущественные особы, — ровно ответил Тимон, — находят полезным вербовать слуг из числа мертвых.
— Я не верю, это не доктор Лопес, — отбивался Марбери. — А если бы и он, я не поверю, что он служил английской короне. Лопес — еврей, обвиненный — пусть несправедливо — в покушении на августейшую особу. Английский монарх не примет такого на службу. А кто, кроме короля, мог обладать такой властью, чтобы выхватить человека из камеры смертников…
Марбери словно громом поразило. Он боялся взглянуть на Тимона. Тот тоже отводил взгляд.
— Что такое, декан Марбери? — Тимон натянул попону на лицо мертвого.
— Папа… — Марбери едва шевелил губами. — Вы хотите меня убедить, что он был агентом папы?
«Что я делаю? — думал Тимон, садясь на сено. — Зачем я пытаюсь подсказать ему, кто я такой? Зачем?»