Пробуждение Рэнсома на следующее утро было одним из самых удивительных в его жизни. Светило солнце, теплые лучи согревали ему лицо. Легкий ветерок приносил аромат трав. Пели птицы.

Волосы щекотали его шею.

– Рэнсом… Рэнсом…

Кто-то тряс его вялую неподвижную руку.

Иззи.

Он открыл глаза. Увидел ореол кудрявых волос над ее бледным лицом. Темные брови. Алые губы.

– Рэнсом, проснись! – Она снова встряхнула его руку. – Что с тобой? Ты умер?

– Нет, – хрипло выговорил он. – Не умер. – В уголках глаз защипало от полноты чувств. И он медленно, с благодарностью повторил: – Я не умер.

Напротив, он давно уже не чувствовал себя таким живым. Он словно заново родился. Сердце как будто стало новым и теперь разгоняло по его жилам бурлящую, как шампанское, чистую радость. Он был готов броситься к окну и запеть.

С женщиной он не был с тех пор, как…

Да, с тех самых пор.

Первые несколько месяцев после ранения он не мог думать ни о чем, кроме боли. А потом… потом он боялся, что близость будет сродни незнакомой комнате. Где ему придется двигаться на ощупь, спотыкаться и чертыхаться. Делать дурацкие ошибки и мучительно медленно осваивать новое пространство. А если это пространство непригодно для него?

А если непригодным окажется он?

Но опасения оказались напрасными. Все получилось. И не просто получилось – все сложилось на редкость удачно для них обоих. Воспоминания возвращались к нему. Ее горячая скользкая плоть, сжимающая его пальцы и манящая оказаться у нее внутри. Первое проникновение, слияние двух жаждущих тел. Последние сладкие объятия.

Иззи, Иззи.

– Вот и хорошо, – отозвалась она. – А теперь одевайся скорее.

– Что?.. – Он заморгал и сел на постели.

Иззи порхала по комнате, торопливо умываясь и одеваясь. Смотреть на нее было все равно что на танцовщицу на сцене. Она обтиралась губкой, капли воды стекали по ее телу. Словно завороженный, Рэнсом наблюдал, как белая рубашка взлетела над ее темной головой, затем сползла по бледно-розовой колонне ее нагого тела. Иззи распустила волосы, и они обрушились на спину темным потоком кудрей, снова преобразив ее силуэт. На ее лице играли свет и тени.

Рэнсом уже нисколько не сомневался в том, что более соблазнительного существа еще никогда не видел. Ее чувственность была безграничной, присущей только ей.

Сдвинувшись на край кровати, он поймал Иззи за талию, притянул к себе и уткнулся лбом в ее живот.

– Иззи…

Она высвободилась.

– Нельзя. Сейчас нельзя. Не знаю, куда ушел Дункан, но он наверняка скоро вернется. Не хватало еще, чтобы он застал нас обоих здесь.

Рэнсом потерся лицом о ее живот.

– Поверь мне, Дункан повидал кое-что гораздо хуже. Он давно разучился задавать нетактичные вопросы.

– Охотно верю, что для вас двоих это утро ничем не примечательно. Но не для меня. – Мягкий ком ткани стукнулся о его грудь. – Одевайся.

В растерянности он принялся распутывать одежду. Он мог бы объяснить, что и для него это утро – нечто из ряда вон выходящее.

Просунув голову в ворот рубашки, он нашел рукава, потом поднялся с постели, натянул брюки и застегнул их.

Он направился к туалетному столику, возле которого Иззи торопливо закалывала волосы, наклонился и поцеловал ее в шею.

– Иззи, прошлая ночь была…

– Я знаю.

– Вот как? – Он подхватил выбившийся из узла завиток. – Сомневаюсь.

Она кивнула и обернулась к нему.

– Все хорошо. Тебе не о чем беспокоиться, Рэнсом. Я все понимаю. Прошлая ночь была чудесной, но…

Но?

Рэнсом не поверил своим ушам. Значит, ночь была чудесной, но?..

В этой фразе не могло быть никаких «но». Только «и». Ночь была и чудесной, и страстной, и нежной, и чувственной, и…

– Но она прошла, как сон, – решительно продолжала Иззи. – А сегодня утром я все вижу ясно и рассуждаю здраво. Тебе не о чем беспокоиться. Я не питаю никаких глупых надежд и ничего от тебя не жду.

Боже милостивый. От потрясения Рэнсом онемел.

Существуют слова, которым любой пресыщенный повеса только рад. Эти слова Рэнсом был бы счастлив услышать от любой другой женщины, в любой другой день.

Но от Иззи сегодня утром… Они неприятно поразили его.

– Сегодня мы вернемся к работе, – продолжала она. – Я умею отделять личную жизнь от деловой. Обещаю, я буду вести себя, словно ничего и не было.

И она ускользнула, торопливо сбежав по лестнице.

Он не стал ее догонять.

Она ничего от него не ждет.

Неужели и вправду ничего?

Значит, она убеждена, что он способен всю ночь предаваться с ней любви, а на следующий день делать вид, будто ничего и не было?

Да, скорее всего, она в это верит. А почему бы и нет? Ведь несколько последних недель она провела, читая многочисленные свидетельства как раз такого поведения. За это время она успела близко познакомиться с его прошлым, его темпераментом, пороками и недостатками. А он лишь подтверждал увиденное разнузданным поведением и дерзкими поступками. Убеждал ее в том, что он обезображенный шрамами слепой негодяй.

А минувшей ночью он лишил ее девственности – не только без обещаний жениться, но и без каких-либо других обещаний. Разве что подарить ей ночь удовольствий.

Естественно, Иззи ничего не ждет.

По мнению Рэнсома, это могло означать лишь одно.

Для того, чтобы удержать ее, понадобятся неожиданности.

Тем утром Иззи остро нуждалась в утешительных привычных занятиях. Слишком многое в ее жизни изменилось со вчерашнего дня. Она перестала быть девственницей. У нее немного побаливало между ног. А в сердце смешались нежность и боль.

Словом, у нее болело все сразу.

Что значила прошлая ночь для Рэнсома? А для нее?

Напрямик задавать себе эти вопросы она опасалась. И потому пыталась хоть немного продлить свое счастливое неведение.

Всем пострадавшим частям ее тела требуется только время, чтобы перестать ныть, вот и все. Когда боль пройдет, можно будет перевести дух и задуматься о том, как быть дальше.

– Ты начала без меня?

Вскинув голову, она увидела перед собой Рэнсома и мгновенно лишилась способности дышать. Пальцы судорожно стиснули перо.

Перо хрустнуло и сломалось.

Сердце глухо стукнуло в груди.

Мужчина просто не имеет права быть таким красавцем. Это несправедливо. В зал он явился одетый в чистую рубашку с открытым воротником, заправленную в серые брюки. Его волосы были еще влажными на висках, солнце высвечивало в них золотистые пряди и играло с ними.

Иззи с трудом отвела от него взгляд и попыталась сосредоточиться на работе. Это было все равно что соседствовать с небольшим сияющим светилом. Даже избегая смотреть на него в упор, она не могла не чувствовать его присутствие и тепло. И не вспоминать предыдущую ночь. Мелкие капли испарины одна за другой скатывались по ложбинке между ее грудей.

– Сегодня утром, – сказала она, кашлянув, – нам надо наконец заняться делом. Хватит просматривать письма и раскладывать их по стопкам. Я прочитала достаточно, чтобы научиться с первого взгляда отличать важное от незначительного. Пора покончить с этой грудой писем.

– Зачем спешить? – Вопреки своему обыкновению, он не стал располагаться на диване, а остановился за спиной Иззи. – До сих пор ты медлила намеренно. Чем больше рабочих дней, тем больше денег для тебя.

Да, но это было раньше. До того, как она уловила общий смысл бумаг и привязалась к Рэнсому настолько, что захотела во всем разобраться.

Ей уже казалось, что она близка к разгадке.

– Нам надо найти все письма от твоих поверенных. – Иззи подала Рэнсому конверт и провела его пальцем по неровной сургучной печати. – Все они запечатаны одинаково, ты сможешь отличить их на ощупь.

Он отложил конверт.

– Я предпочитаю прикасаться к тебе.

Он встал за спиной Иззи, положил руки ей на плечи и принялся осторожно разминать мышцы.

– Расслабься, – пробормотал он. – Нам незачем прямо сейчас браться за работу.

– Наоборот, нам надо спешить. Меня не покидает беспокойство.

– Не беспокойся. – Он поцеловал ее за ухом. – Иззи, я хочу, чтобы ты больше ни о чем не волновалась.

Ее колени опять задрожали. Она положила одну ладонь на стол, оперлась на нее, чтобы не упасть.

– Вот письмо от поверенных. Мне надо прочитать его. – Она придвинула стул, чтобы сесть на привычное место.

Рэнсом обнял ее за талию и отодвинул стул.

– В другой раз.

– Знаешь, читать можно и стоя.

– Стоя можно делать многое. – Он проложил дорожку поцелуев по ее шее, придерживая руками бедра.

Иззи неловко засмеялась.

– Не понимаю, что на тебя сегодня нашло. Где же неприветливый человек, который встречает рассвет руганью? Где привычные мне «черт бы вас побрал, Гуднайт!»? Где очаровательные сравнения с морской живностью?

Он обвил вокруг пальца прядь ее волос.

– Осьминог…

– Нет, не так. Сейчас у тебя получилось почти ласково.

Ее голос звучал укоризненно, а душа была готова запеть. Что бы ни было между ними в прошлом, Рэнсому явно не хватило одной ночи.

Иззи взломала печать и начала читать письмо.

– Оно было отправлено три месяца назад. Начинается так: «Прошу Вашу светлость обратить…»

– Что? – переспросил он. – Повтори. Первые три слова.

Первые три? Иззи заглянула в письмо.

– «Прошу Вашу све…» – Ах, хитрец! Она невольно улыбнулась. – «Прошу Вашу светлость…»

– С удовольствием! – откликнулся он и подхватил ладонью ее грудь. Другая рука устремилась под юбку.

– Рэнсом! – с упреком воскликнула Иззи. – Сюда могут войти в любую минуту!

– Да, могут. Это особенно возбуждает.

Иззи не могла этого отрицать: возбуждение и вправду оказалось сильным. Ее соски превратились в твердые бусинки, а заветное местечко между ног уже с нетерпением ожидало ласки герцога.

– Но не можем же мы… – Она с трудом сглотнула. – Что, прямо здесь?

– О, я намерен предаваться этому занятию где угодно. Для начала – в каждой из комнат замка. Но зачем останавливаться на этом? Можно устроиться на замковой стене под звездами. В парке, расстелив одеяло на траве… – Он поднял юбку до ее талии. – Но начнем мы прямо здесь, и немедленно. Я уже несколько недель мечтаю овладеть тобой на этом столе.

Строчки на бумаге начали расплываться перед глазами Иззи. От неловкого движения руки письма посыпались на пол. Ничего «важного» в них уже не осталось. Не осталось ничего, кроме обольстительных прикосновений его пальцев.

– Эй, есть здесь кто-нибудь?

Незнакомый голос доносился со двора.

Иззи вздрогнула, обрушив на пол еще одну лавину писем.

– Боже мой! – прошептала она. – Кто это?

– Эй! – повторил тот же голос. – Кто-нибудь!

– Неважно, кто он. Ему придется уйти. – Рэнсом шагнул к окну и крикнул в него: – Ради всего святого! Меня ждет на столе прелестнейшая из английских леди, умоляя поспешить. Ступай прочь и приходи завтра!

Иззи в ужасе сжалась.

– Рэнсом!

Оправив одежду, она поспешила во двор. К счастью, гость оказался незнакомым – просто посыльным с почты. Иззи заплатила за письма, дала посыльному несколько лишних монет за труды и извинилась за непристойную шутку герцога.

В комнату она вернулась запыхавшаяся и, пресекая все попытки Рэнсома продолжить прерванное занятие, уперлась ладонью ему в грудь.

– Рэнсом, не смей больше так шутить! Даже не вздумай! А если бы рядом были Дункан или Абигейл? Или, хуже того, кто-нибудь из моранглиан?

– Ну и что? – пожал плечами он. – Почему тебя так волнует, что подумают другие? Почему ты боишься, что они узнают, что ты уже не невинная малышка?

– Потому что я выжила лишь по одной причине: меня считали невинной малышкой.

Вряд ли он способен понять это. Рэнсом богат и знатен, он герцог, он всегда был в привилегированном положении. Ему неизвестно, что значит голодать и дрожать в темноте.

– Вспомни, я пришла сюда с пустыми руками, – продолжала она. – Если тебе удастся отнять у меня этот замок, я снова останусь ни с чем. Но папины поклонники оказывают мне поддержку – на свой лад, конечно, но у них благие намерения. Пусть у меня и нет денег, но по крайней мере тысячи людей желают мне добра.

Он скорчил гримасу.

– Зато у тебя есть горностай. И сладости.

– Это лучше, чем ничего. – Она взломала печать на письме. – Может, мне снова придется питаться одними сладостями. И много недель подряд проводить под чужой крышей, на птичьих правах. Но у меня всегда будет еда. И постель. До тех пор, пока я останусь девочкой, какой меня хотят видеть.

– До тех пор, пока ты останешься малышкой Иззи Гуднайт. А не чьей-то любовницей. И не миссис Иззи с совершенно другой фамилией.

– Вот именно. Так что прошу тебя, Рэнсом, не надо так. Не вреди мне своими бездумными шутками. Не делай этого, если не можешь пообещать, что больше я ни одной ночи в своей жизни не проведу, страдая от холода, голода, одиночества и отсутствия любви.

Некоторое время он молчал.

– Я не знаю, как надо предлагать любовь. Тысячи людей не желают мне добра. Ты же читала мои письма: добра мне вообще никто не желает. Далеко не у каждого в детстве была спальня с потолком, усыпанным звездами, далеко не всех целовали по вечерам и рассказывали сказки на сон грядущий.

Сердце Иззи сжалось.

– А какой же тогда была твоя спальня?

– Богатой.

Повисла тягостная пауза, Иззи перевела взгляд на письмо.

– Я никогда не притворялся романтичным героем. А теперь я – изуродованный, слепой, презираемый всем миром. Но это не значит, что я не могу обеспечить тебя. Я все еще герцог.

– Подожди… – Она напряженно уставилась на письмо, которое держала в руках, быстро пробегая глазами строчки. – Согласно этому письму, возможно, уже нет.

– Что?

– Срочное письмо, которое принесли только что, – от твоих поверенных. В нем идет речь о признании тебя недееспособным. Поверенные сомневаются в том, что ты в здравом уме и способен в дальнейшем принимать решения, как подобает герцогу Ротбери. – Она опустила руку с письмом. – Они выезжают сюда. На следующей неделе.