Как только за окнами начало светать, Иззи взяла за плечо спящего возлюбленного и попыталась разбудить его. Она отважилась на это не сразу: он лежал такой прекрасный, раскинув смуглые руки среди белоснежных простыней и пуховых подушек.
Герцог мирно спал.
Но ему предстоял по меньшей мере непростой день. Проспать его было бы немыслимо.
– Рэнсом. – Она осторожно потрясла его за плечо.
Он вздрогнул.
– А? Что такое?
– Просыпайся и одевайся. Сегодня приедут поверенные. Не знаю, где Дункан, но он наверняка скоро появится.
– Иззи, ради бога! К чертям поверенных. Дункан потребовал расчета. И я думал, мы уже обо всем договорились. Я не собираюсь отказываться от того, что у нас есть.
– И я ни от чего не отказываюсь. – Она присела рядом с ним на постель и взъерошила его волосы. – Просто пытаюсь поторопить тебя. Если ты хочешь блинчиков, заняться ими надо сейчас же.
– Что?.. Тогда сейчас встаю.
Несколько минут спустя, облаченный в измятую одежду, но с улыбкой на лице, Рэнсом спустился вместе с Иззи в кухню, находящуюся неподалеку от большого зала.
Иззи развела огонь и принялась вынимать из буфета миски и ложки.
– Так как же ты догадался?
– Хочешь сказать, как я понял, в чем дело? Первые подозрения у меня появились еще давно. Ты сравниваешь закаты с умирающими воинами, читаешь с выражением, меняя голос, подсказываешь дурацкие реплики для диалогов. А когда я наконец услышал эти сказки, все стало очевидно. Я понял это, потому что знаю тебя, Иззи. Тебе давно пора прекратить отрицать свое авторство и притворяться.
Хорошо, больше она не станет притворяться. По крайней мере с ним.
Пусть даже весь остальной мир так и не узнает истину, ей все равно: главное, чтобы знал единственный человек, мнением которого она дорожит. Он сумел разглядеть ее сквозь ожидания и представления публики. Увидел настоящую Иззи.
– Тебе правда понравилось? – спросила она. Глупейший вопрос, и ответил он на него в том же духе.
Он потрепал ее по голове.
– «Понравилось» – не то слово.
«Тогда какое же? – Иззи задумалась. – Он восхищен? В восторге? Умилился? Ему полюбились ее сказки?»
«Нет, пусть лучше не отвечает», – сказала она себе. Но втайне ждала продолжения.
– Но почему ты мне сразу не сказала? – спросил он. – И если уж на то пошло, почему не объявила об этом всему миру? Если бы я написал самую популярную книгу Англии, я кричал бы об этом на каждом углу!
Он что, спятил?
– Разве я могла об этом рассказать? Я испортила бы всем удовольствие и выставила своего отца обманщиком.
– Он и был обманщиком. Трусливым и бесстыдным мошенником, который присвоил себе всю славу, которая причиталась тебе за усердный труд.
Иззи покачала головой, доставая из буфета яйца.
– Поначалу он просто старался защитить меня. Я была еще слишком молода. Издатели даже не взглянули бы на «Сказки», если бы знали, что их написала я. Мне не нужны были поклонники и внимание. А отец искренне радовался преклонению читателей. Мне же больше нравилось писать.
– И так продолжалось, пока он не умер, а ты не лишилась всего сразу. Неужели ты не скучаешь по прежним временам?
– Конечно, скучаю. Ужасно скучаю. – Даже теперь, по прошествии более чем года, ее не покидало ноющее чувство тоски от потери, которую, как она твердо знала, не восполнить ничем. – Но что я могу поделать? Я не могу публиковаться под именем отца: все его произведения по закону принадлежат Мартину. А если я отправлю их в издательство под своим именем, рукопись отошлют обратно. Скорее всего, так и не заглянув в нее.
– Откуда ты знаешь, если ты даже не пробовала?
– Ты не понимаешь, Рэнсом. Ты просто не видишь.
Он обидчиво вскинул голову.
– Не понимаю, при чем тут моя слепота.
– При всем. – Она вздохнула.
Его слепота имела к этому разговору самое прямое отношение.
Ни один мужчина никогда еще не обращался с ней так, как Рэнсом. Для всех она оставалась маленькой, непривлекательной и незаметной. Но ее слова на странице значили гораздо больше. Они могли внушать восхищение и оказывать влияние. Они казались могущественными.
Но только когда все считали, что это не ее слова.
Иззи смирилась с тем, что так всегда было и будет. Лучший выход для нее – оставаться невидимой. Вот почему она описала себя как красавицу с изумрудными глазами и гладкими волосами цвета янтаря. Настоящая Иззи просто была недостаточно хороша.
Так было до недавнего времени. Но для Рэнсома хороша оказалась настоящая Иззи. Он даже представить себе не мог, как много это значит для нее. А она всеми силами старалась объяснить это.
Она пожала ему руку.
– Подожди, сейчас я испеку тебе блинчики.
Он наблюдал, как она разбивает яйца в миску.
– Кто научил тебя печь их? – спросил он. – Ваша кухарка?
Иззи усмехнулась.
– У нас не было кухарки. Единственным источником дохода моего отца были занятия с полудесятком учеников. Пока сказки не приобрели популярность, нам никогда не хватало денег на слуг. – Она налила в миску молока, просеяла туда же мерку муки и принялась мешать тесто ложкой. – У нас не было ни кухарки, ни горничной, ни гувернантки. Только мы с папой. Я сама многому научилась, но печь блинчики мне особенно нравилось.
– Значит, все свое детство ты была сама себе кухарка, горничная и гувернантка. А в тринадцать лет стала обеспечивать семью. – Он обнял ее за талию. – Меня так и подмывает забрать у тебя эту ложку и выкинуть ее в окно. Больше тебе никогда не придется печь блинчики.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку.
– Это совсем другое дело. Готовить для тебя – это удовольствие.
Рэнсом обнимал ее, пока она добавляла в миску щепотку соли и немного сахара.
А Иззи, мешая тесто, решила поделиться с ним еще кое-чем, и немедленно.
– Хочешь узнать продолжение? И о том, кем был Рыцарь-Тень?
– Ты шутишь? – Он сжал ее талию. – За это я готов отдать что угодно! Кроме блинчиков. Отдать блинчики даже не проси.
– Когда Ульрик повис на парапете… – Иззи нашла в одном из горшочков сливочное масло, – и уже начал было подтягиваться на руках, Рыцарь-Тень выхватил меч и одним ударом отсек Ульрику кисть одной руки.
Рэнсом нахмурился.
– Господи, какие же у тебя кровожадные фантазии!
– И Ульрик повис уже на одной руке. Шел дождь, над парапетом свистал ветер. А Ульрику приходилось удерживать на руке не только вес тела, но и всю тяжесть доспехов. Это слишком много. Пальцы уже не выдерживали. Все было кончено, и это понимали они оба – и Ульрик, и Рыцарь-Тень.
Иззи отставила миску с тестом и протянула Рэнсому выпачканные сахарной пудрой пальцы, чтобы он облизнул их.
Рассказ продолжался:
– «Скажи мне, – попросил Ульрик, с трудом держась на последних двух пальцах, – скажи мне, прежде чем я умру, кто ты такой». И тогда Рыцарь-Тень поднял забрало своего шлема, открывая хорошо знакомое Ульрику лицо, и объявил… – Иззи понизила голос до зловещего шепота: – «Ульрик, я твой брат».
Рэнсом выпустил изо рта ее палец.
– Нет!
– Да.
– Нет…
– Да, – повторила она. – На самом деле поворот не такой уж и неожиданный. Похожий мотив часто встречается в рыцарской литературе. Заклятым врагом странствующих рыцарей нередко становятся их отцы, братья или же давно потерянные сыновья.
Она смазала маслом разогретую сковороду и вылила туда же полную ложку жидкого теста.
– А я думал, брат Ульрика погиб в крестовом походе, – заметил Рэнсом.
– Вот и Ульрик так думал. А Годрик, которого считали погибшим на поле боя, выжил. Ему понадобилось несколько лет, чтобы вернуться в Моранглию, и все это время он мечтал отомстить брату, который бросил его умирать.
Рэнсом покачал головой.
– Скажи еще, что Крессида на самом деле их сестра.
– Крессида – их сестра? Господи, конечно, нет! С чего вдруг ты об этом подумал?
– А что, был бы неплохой сюрприз, – заметил он. – Согласись.
Иззи с отвращением передернулась и перевернула блинчик.
– Они никак не могут быть братом и сестрой. Ведь они целовались.
– Поцелуй был так себе.
– И все-таки он был. Так что они не родственники. – Она засмеялась. – Странное предположение.
Готовый блинчик она выложила на тарелку. В этот момент дверь кухни скрипнула, открылась, и Иззи подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть знакомую фигуру, увенчанную узлом белокурых волос.
– Вот вы где, Иззи!
Абигейл.
Иззи закусила губу, не зная, какого мнения о ней теперь дочь викария. Вчерашнее заявление Рэнсома не оставило простора воображению, вдобавок сегодня Абигейл застала их обоих полуодетыми в кухне за выпеканием блинчиков. Любой на ее месте поверил бы, что они любовники.
В довершение всего Рэнсом обнял Иззи за плечи, притягивая к себе.
– Абигейл, доброе утро, – начала Иззи. – Я просто… то есть мы…
– Все хорошо, Иззи. – Абигейл вошла в кухню. – Я никому не скажу. Вообще-то я хотела попросить вас об одолжении. Если кто-нибудь спросит, скажите, что прошлую ночь я провела здесь, в замке.
– Здесь?.. – внезапно Иззи осенило. – А-а, ну конечно!
– И конечно, ноги моей не было минувшей ночью в лагере моранглиан. – Абигейл перешла на шепот: – И я вовсе не позволяла мистеру Баттерфилду вольности отнюдь не рыцарского свойства. – На ее щеках проступил легкий румянец.
Иззи улыбнулась.
– Разумеется, нет.
– Спасибо.
– Не за что. Для этого и существуют подруги.
Абигейл крепко обняла ее и вздохнула с облегчением.
– Итак, – оживленно продолжала она, – что будем делать с поверенными? Как докажем, что герцог вовсе не помешанный? Не можем же мы просто взять и сдаться.
Иззи переглянулась с Рэнсомом.
– Сдаваться мы и не думали. Верно?
– Верно, – согласился он. – Пусть приезжают. Но и ломать комедию мы не станем. Хватит притворства. Я честно отвечу на все вопросы. А если они и после этого будут оспаривать мое право сохранить за собой титул, мы встретимся в суде лорда-канцлера.
– Мне нравится этот план, – отозвалась Иззи. – Абигейл, мы можем рассчитывать на вашу помощь?
– Конечно!
– Дункан просил расчет, – объявил Рэнсом, почесывая небритую щеку. – Но я, наверное, смогу убедить его остаться. На правах друга. Однако без лакеев нам все равно не обойтись. – Он повернулся к Абигейл. – Говорите, моранглианская армия расположилась лагерем неподалеку? Возможно, я сумею убедить их вернуться.
Иззи усомнилась в том, что это разумное решение.
– Рэнсом, вчера ты очень обидел их. Бог знает, что они думают обо мне. Что бы ты ни собирался им сказать, начни с искренних извинений. И не забудь сказать «пожалуйста».
Прожевывая блинчик, он пожал плечами.
– Они разумные люди. Уверен, после краткого разговора мы придем к взаимопониманию.
Но достичь взаимопонимания оказалось не так просто.
Предыдущие два часа Рэнсом провел в лагере моранглиан. А теперь его плотно окружили, связали руки за спиной, завязали глаза и под усиленной охраной куда-то повели.
По всей видимости, в лес.
Рэнсом повысил голос, чтобы его услышали, несмотря на накинутый на голову мешок и лязг доспехов:
– Право, добрые сэры, я знаю, что вчера наговорил немало обидных слов. Но сегодня я пришел с миром. Я хочу присоединиться к вам.
Что-то острое кольнуло его в спину.
– К рыцарям Моранглии нельзя просто присоединиться. Для этого есть особая церемония и клятва.
– С испытанием, – добавил другой голос.
– Хорошо, я согласен пройти ваши испытания. Но зачем мне завязали глаза и надели на голову мешок? Я и так слепой.
Его снова кольнули в спину.
– На колени!
Он встал на колени. Кто-то снял мешок и повязку с его головы.
Рэнсом жадно глотнул свежего воздуха.
– Итак, что я должен делать? Что говорить? – Он прокашлялся. – Сим клянусь в верности своему господину…
Ему снова надели на голову мешок.
– Смилуйтесь! – запротестовал он. – Не соблаговолите ли вы промедлить секунду, черт бы вас побрал…
– Брат Уэнделл, он не воспринимает происходящее всерьез, – заявил кто-то из рыцарей. – Наш орден – тайное общество. Мы здесь потому, что нас объединяет высшая цель.
Кто-то добавил:
– Если мы примем его в наши ряды, то должны будем относиться к нему, как к равному. Как к брату. Думаете, он намерен так же относиться к нам?
Наклонив голову, Рэнсом ухитрился избавиться от мешка и заговорил, обращаясь к окружающим его мужчинам, лица которых видел как белесые пятна:
– Послушайте, я все понимаю. Я вам не друг. Я негодяй, который колотил вас в школьные годы и отбирал карманные деньги. Но теперь я стою на коленях. Среди леса. Мало того, не далее как вчера мой камердинер потребовал расчет. Это не шутка. Я искренне прошу прощения за все, что наговорил. Мне необходима ваша помощь.
Впервые в жизни Рэнсом выговорил «мне необходима ваша помощь». И как ни странно, пережил это унижение.
Первый рыцарь снова подал голос:
– Не соглашайся, брат. Он не настоящий моранглианин.
– Сейчас уже настоящий, – настаивал Рэнсом. – И сэр Уэнделл об этом знает. Он присутствовал на ужине у викария, когда мы прочли первую часть «Сказок».
– Тогда докажите это, – вмешался второй рыцарь. – Какие три ингредиента Ульрик принес в семнадцатой части для эликсира греймерской ведьмы?
Проклятье. Там было что-то этакое… Рэнсом принялся рыться в воспоминаниях о предыдущей ночи. Он слушал внимательно – честно говоря, даже увлекся, – но ничего не старался запоминать.
– Палец ноги тролля, щетину тритона и… мочу единорога? Черт, не помню.
– Видите? – подхватил рыцарь. – Он говорит неискренне. Ручаюсь, он даже не помнит монолог «Вне всяких сомнений».
– Постойте! – встрепенулся Рэнсом. – Я помню его.
Он и вправду помнил этот момент – удачный, выразительный, с Ульриком, прощающимся с Крессидой перед тем, как отправиться убивать Камбернотское чудовище. Во время этого прощания Ульрик произнес настоящую речь.
– «Вне всяких сомнений, – процитировал Рэнсом, – вне всяких сомнений, я вернусь, миледи. Вне всяких сомнений, мой клинок…»
– «Мое оружие», – поправил кто-то, сопроводив свои слова увесистым тумаком. – «Вне всяких сомнений, мое оружие…»
– Да-да. – Рэнсом сосредоточенно уставился в землю. – «Мое оружие, моя сила…» И еще что-то там про короля, потом «вы останетесь королевой моего сердца», и наконец – «за миледи и за Моранглию». – Он поднял голову. – Ну как, годится?
– Нет, – он узнал голос Уэнделла Баттерфилда. – Это было жалкое зрелище.
– Да он же нас просто использует, – снова послышался голос первого рыцаря. – Он забудет о нас, как только получит то, что хочет. Выкинет нас на улицу. Будет высмеивать наши церемонии в своих шикарных клубах джентльменов. Он понятия не имеет, кто мы такие.
Рэнсом покачал головой.
– Нет, в клубах меня тоже никто не любит. Поверьте мне, я знаю, что такое оскорбления. Я был тяжело ранен семь месяцев назад – угадайте, сколько гостей и доброжелателей навестило меня с тех пор? Ни единого. Так что я тоже изгой.
– Богатый и знатный изгой с полудюжиной поместий, – возразил Уэнделл.
– В настоящий момент – да. Но если мои поверенные и наследник добьются своего, я потеряю все. Заметьте, я прошу у вас помощи не ради себя. А ради мисс Гуднайт. Если визит пройдет неудачно, она лишится дома своей мечты. Позвольте мне вступить в ваши ряды, и я клянусь: мы объединимся ради высокой цели. Ради нее.
Последовало продолжительное молчание.
Рэнсом не знал, что еще сказать.
– Я принимаю эти слова как вашу торжественную клятву, – сэр Уэнделл положил меч плашмя на плечо Рэнсома. – Нарекаю тебя сэром Рэнсомом из Ордена Макового цветка и истинным рыцарем Моранглии.
Слава богу.
– Орден Макового цветка? – пробормотал Рэнсом, пока ему развязывали руки. Он потер онемевшие запястья. – Значит ли это, что мы курим опиум?
– Нет, – ответил Уэнделл и добавил, обращаясь к одному из товарищей: – Подайте ему медовый напиток.
Рэнсому передали флягу со сладким густым вином. Он сделал глоток.
– Неплохо. Примите мою благодарность, сэр Уэнделл.
– Брат Уэнделл, – поправил тот. – Теперь вы один из нас.
И вправду. Теперь он с ними. Какая неожиданность. Стоя на коленях в лесу, в окружении бывших учеников закрытых школ, ныне неудачников, Рэнсом понял, что его охватывает удивительное, совершенно непривычное чувство.
Его приняли как своего.
– А когда мы не настороже, – продолжал Уэнделл, – тогда зовите меня мистер Уэнделл Баттерфилд, эсквайр.
– Эсквайр? – переспросил Рэнсом. – Но… значит ли это, что вы адвокат?
– Да, так и есть.
– Не знал, что адвокатам позволительно в свободное время разгуливать по лесам в самодельных доспехах.
– Почему бы и нет? – отозвался Уэнделл. – Ведь в рабочей обстановке мы вынуждены носить длинные черные мантии и пудреные парики.
Рэнсом признал довод логичным.
– Хоть лакей из меня никудышный, когда требуется прислуживать за столом, я мог бы разобраться с вашими юридическими делами. Конечно, если вы примете мою помощь.
Уэнделл протянул Рэнсому что-то размытое, телесного цвета.
Свою ладонь.
Уязвленное самолюбие Рэнсома в последний раз укололо его в самое сердце, прежде чем скончаться в муках. Ему не нужна помощь, чтобы подняться на ноги, уверяла гордыня. Он не инвалид и не дитя.
Однако он человек. Впервые за всю жизнь безнадежно влюбленный. И рискующий лишиться всего сразу. Как сказал Дункан, ему понадобится любая дружеская помощь, какую он только может заполучить.
Подавив в себе желание отказаться, он принял протянутую руку.
Как только Рэнсом поднялся на ноги, Уэнделл созвал рыцарей. Обступив Рэнсома, его похлопали по плечам и спине.
– Рыцари, общий салют!
Кулаки грохнули о панцири.
– За миледи и за Моранглию!