— Нас приветствовали с «Афродиты», и мы подошли. Убрали лишние паруса, приготовились поговорить. Мерзавцы сделали так, что мы оказались именно в том месте, где они рассчитывали. И прежде чем мой офицер успел назвать порт нашего назначения, он, — Мэллори пальцем указал на Грея через зал судебных заседаний, — снес нашу грот-мачту. Взгляните на наш корабль, и найдете достаточно доказательств моим словам.

Судья Фицхью кивнул с серьезным видом:

— Продолжайте.

Зубы у Грея сжимались, словно жернова. При таком темпе не понадобится повешения. Его скорее убьют усилия сдерживать свой язык, когда прямо в лицо ему говорят такую наглую и грубую ложь.

Но он должен сохранять спокойствие. Будет ли он болтаться на веревке или взорвется от непереносимого возмущения — результат будет один. Все закончится здесь. Здесь, в этой душной комнате с потрепанной обшивкой и запахом гнили. В этой самой комнате, где его столько раз награждали за то, что он грабил незадачливых торговцев, которым выпал несчастливый жребий оказаться на пути у «Афродиты». В этой комнате он заложил свою душу. И была какая-то странная справедливость в том, что здесь теперь будет заложена и его жизнь.

— Он поднялся на борт «Кестрела», — продолжал Мэллори, с усмешкой смотря на Грея. Грей сжал кулаки. — Он и его люди. Они меня связали, взяли под свой контроль корабль и захватили мой груз.

Фицхью поднял брови:

— И все это без какой-либо провокации с вашей стороны?

— Без какой-либо.

Грей сжал кулаки так, что затрещали суставы. Позади раздались громкие протестующие крики матросов с «Афродиты» и «Кестрела». Грей бросил суровый взгляд через плечо, и крики стихли.

Сидящий рядом с ним Джосс слегка подтолкнул локтем мистера Уилсона.

— Лжет, мерзавец. Спросите его про шторм, — прошептал он, — про пожар, про ром.

— Не надо. — Грей прочистил горло. — Он будет лишь плести ложь за ложью. А этот суд не заинтересован в том, чтобы установить истину. Не больше, чем когда мы привозили сюда захваченные корабли. Судей в этом суде интересуют только призы.

— Но здесь на кону стоит не приз, — возразил Джосс.

— Стоит. И не просто корабль.

Судья закончил допрос Мэллори, потом повернулся к Грею:

— Мистер Грейсон, встаньте, пожалуйста.

— Джосс, — тихо проговорил Грей. — Мне не следовало заставлять тебя становиться капитаном «Афродиты». Это я виноват в том, что ты оказался здесь, и я все исправлю. Возьми деньги и занимайся чем угодно, главное — чтобы ты был счастлив. Продавай корабли, выращивай сахарный тростник…

— Что ты задумал? — прошептал Джосс. — Не делай глупостей, Грей.

— Мистер Грейсон, — нетерпеливо повторил Фицхью, — вас попросили встать.

Грей прошептал своему брату:

— Я не собираюсь делать глупости. Впервые я поступаю правильно.

Он отодвинул стул и встал перед судьей, сидевшим на скамье на возвышении.

Фицхью был ненамного старше Джосса. С желтовато-болезненным цветом лица, худой, обильно потеющий из-за парика, он, по-видимому, плохо адаптировался к тропическому климату. Он был похож на мальчишку в одежде взрослого — на мальчишку, который всегда терпит поражение в мальчишеских драках. Очевидно, стараясь казаться старше, а может, и мудрее, он держался с чересчур суровым видом и походил на карикатуру. Но больше всего Грея позабавил взгляд Фицхью: ожидание, смешанное с благоговейным страхом. Судья, несомненно, слышал о нем, каперские подвиги Грея являлись предметом местной гордости.

Однако Грей не рассчитывал, что благоговейный трепет во взгляде Фицхью сработает в его пользу. Скорее, это лишь усилит желание судьи увидеть унижение Грея.

Чтобы еще больше спровоцировать его, Грей заговорил первым:

— Это неофициальное слушание, как я понимаю. Этот суд не вправе выносить обвинение в пиратстве.

Фицхью прищурил маленькие круглые глазки.

— Один суд не имеет права, мистер Грейсон. Но он может это сделать при участии губернатора.

— Который будет чрезвычайно недоволен, если его вызовут из Антигуа без достаточных оснований.

После недолгой паузы Фицхью ответил:

— Это и является целью нашего сегодняшнего слушания, мистер Грейсон. Установить достаточность оснований.

Судья бросил на него сердитый взгляд, а Грей едва не рассмеялся. Какие бы мины ни строил судья, он уже утратил контроль над их разговором. Аудитория принадлежала Грею.

Он принял непринужденную позу и позволил себе улыбнуться:

— Вы кажетесь мне знакомым, мистер Фицхью. Должно быть, мы встречались в Оксфорде?

Судья фыркнул:

— Искренне сомневаюсь в этом.

— Ага. Значит, не в Оксфорде. Кембридж?

— Эдинбург.

— О, Эдинбург! Полагаю теперь, когда война закончилась, Адмиралтейство несколько смягчает свои стандарты. — Грей с изучающим видом смотрел на него, — И все же ваше лицо мне кажется очень знакомым. Может, мы встречались в каком-нибудь клубе? В «Уайтсе», например?

— Нет. — Губы Фицхью вытянулись в узкую полоску. — Уверен, что мы никогда не встречались, мистер Грейсон, но это не имеет никакого отношения к делу.

— Так вы не член этого клуба? Жаль. Должно быть, я вас с кем-то перепутал. — Он увидел, как струйка пота вытекла из-под парика судьи. — В любом случае я находился в дружеских отношениях со всеми судьями, которые занимали эту должность в течение последних лет, и не вижу причины, почему с вами дело должно обстоять по-другому. Надеюсь, мы можем поговорить как джентльмены, учитывая, что это неофициальное слушание.

— Вообще-то это…

— Я вполне понимаю ваше затруднительное положение, мистер Фицхью. В свое время большие деньги переходили из рук в руки в этом зале заседаний. Какие волнующие события здесь происходили, какие громкие дела рассматривались во время войны! Судья мог построить на них свою репутацию, не говоря уж о состоянии. Но теперь… какие дела приходится рассматривать вам? Требования о выплате страховки? На таких делах трудно отличиться. Ваше начальство может совершенно забыть о вашем существовании. И вы будете прозябать на этой должности до конца своих дней. — Он хмыкнул, увидев раздосадованную мину на лице Фицхью. — Но не отчаивайтесь. Если вам повезет, лихорадка сведет вас в могилу прежде чем вы умрете от скуки.

По залу пробежали смешки. Судья постучал своим молотком, и в зале наступила тишина.

— Мистер Грейсон. Вы стоите перед судом и обвиняетесь в пиратстве, вам грозит смертная казнь через повешение. Воздержитесь от речей и извольте отвечать на мои вопросы.

— Если меня должны повесить, то какой смысл соблюдать внешние приличия?

Когда стихла следующая волна смеха, Грей подошел к скамье. В глазах судьи светилось презрение. Хорошо. Он просто горит желанием увидеть Грея мертвым.

— Я знаю, чего вы хотите, Фицхью. И я дам вам это. Я готов признать себя виновным во всех ваших обвинениях. Вы сможете построить свою карьеру на моей могиле, потребовать повышения и вернуться в Англию. Конечно, сомневаюсь, что вас удостоят членства в клубе «Уайте». Но допросы и обвинения ограничиваются только мною. Мы понимаем друг друга?

— Вы признаете себя виновным? В пиратстве?

Грей кивнул.

— Я устрою спектакль, если вы хотите, чтобы сделать все это более эффектным. В конечном итоге вы получите возможность огласить смертный приговор. Но только один. Как только я признаю свою вину, вы заканчиваете это «неформальное слушание» и освобождаете всех остальных обвиняемых.

Фицхью улыбнулся:

— Очень хорошо.

— Вы дали мне слово. И если вы обманете меня, клянусь Богом, я отыщу вас в аду.

— Я дал вам слово. Вы даете мне свое?

Грей непринужденно улыбнулся:

— Мое слово — это слово джентльмена. — Он отошел от скамьи и обратился к присутствующим в зале: — Все, что засвидетельствовал здесь капитан Мэллори, — правда.

В зале поднялся шум. Фицхью стучал своим молотком, но безрезультатно, пока Грей жестом не призвал присутствующих к молчанию.

Было очень трудно не заметить, что Джосс возмущен его предательством. Но Грей сделал вид, что не замечает его гнева.

— Я приветствовал «Кестрел» как дружественное судно. Я поднялся на его борт без разрешения и возглавил экипаж судна. Я сбил их грот-мачту пушечным выстрелом. И я уничтожил большую часть их груза. — Грей перечислял эти факты, загибая пальцы на руке. — Все правда. Если такие действия называются пиратскими, значит, я пират. — Грей перекрыл хор возражений. — И ни я, ни честный мистер Фицхью, — он обвел аудиторию многозначительным взглядом, — не будем утруждать себя выслушиванием иных фактов. Вы меня поняли?

Он посмотрел в глаза своим матросам — О'Ши, Куину, Леви, Стаббу и другим, включая Дейви. И они поняли значение этого взгляда и то, чего он хотел от них. Челюсти его были крепко сжаты, плечи расправлены, взгляд решителен. Никаких колебаний. Напускная храбрость далась ему достаточно легко, ведь до смерти оставалось еще несколько недель. Трудно будет потом, когда он останется один. Тогда, наверное, появится страх, но это будет позже.

Он повернулся и посмотрел на судью:

— Ну что ж, мистер Фицхью, вы получили своего пирата. Полагаю, теперь мы можем закончить это слушание?

— Пожалуй, да. — Фицхью кашлянул. — В свете ваших показаний, мистер Грейсон, которые подтверждаются не только рассказом капитана Мэллори, но и свидетельством вашего собственного первого помощника, мистера Брэкетта, я нахожу достаточно оснований для задержания вас по обвинению в пиратстве — преступлении против Короны. С завтрашнего дня начнутся необходимые приготовления к суду над вами.

В зале царила тишина, нарушаемая лишь кудахтающим смехом Мэллори.

— Грейсон, я спляшу джигу в тот день, когда ты будешь болтаться на веревке.

— Если он будет болтаться, то и я буду болтаться вместе с ним. — Джосс поднялся на ноги.

Грей буквально просверлил своего брата сердитым взглядом.

— Джосс, нет.

«Сядь, черт тебя побери!»

— Я капитан «Афродиты». — Голос Джосса прогремел по залу. — Я несу ответственность за действия пассажиров моего корабля и экипажа. Если мой брат пират, значит, я тоже пират.

У Грея опустилось сердце. Теперь они оба умрут, и он, и его неразумный братец.

Джосс направился в центр зала, медные пуговицы капитанского сюртука заблестели, когда он попал в поток солнечного света.

— Но я требую полноценного суда. Суд обязан выслушать и тщательно изучить все свидетельские показания. Судовые журналы, состояние кораблей, показания членов команды моего корабля. Если вы намерены повесить моего брата, вам придется найти основание повесить и меня.

Брови Фицхью поднялись до самого парика.

— С радостью.

— И меня.

Грей застонал, услышав этот голос. Ему даже не было необходимости смотреть, чтобы убедиться, что это вскочил Дейви Линнет. Смелый, глупый мальчишка.

— Если Грей пират, я тоже пират, — сказал Дейви Линнет. — Я помогал ему целиться и стрелять из пушки, клянусь Богом, это правда. Если вы повесите его, вам придется повесить и меня.

Еще один стул царапнул по полу, а сидевший на нем мужчина поднялся.

— И меня.

«О Господи! Теперь это О'Ши».

— Я поднялся на борт «Кестрела», я стоял у штурвала, и я помог найти этот кусок дерьма. — Ирландец кивнул в сторону Мэллори. — Полагаю, это тоже делает меня пиратом.

— Очень хорошо. — В глазах Фицхью зажегся огонек ликования. — Кто-нибудь еще?

Поднялся огромный Леви. Он заслонил своей широкой спиной окно, и в комнате стало заметно темнее.

— Я, — сказал он.

— И ты туда же, Леви. — Грей досадливо щелкнул языком. — Ты семь лет служил под моим началом и ни разу не противился моим приказам, и вот именно сейчас тебе вздумалось возражать!

Черт побери, теперь они все вскочили на ноги. Сжимая кулаки, проклиная Мэллори, защищая Грея, споря о том, кто из них больше заслуживает звания пирата. Это было бы трогательным проявлением верности, если бы всем им не грозила смерть.

— Вы видите? — Грей узнал голос Брэкетта. — Как я и говорил, это настоящие морские разбойники, попирающие закон!

Фицхью стучал и стучал своим молотком, словно мастерил новую скамью.

— Тишина! Замолчите! — Его голос сорвался от крика. — Замолчите все! Я наведу здесь порядок!

Наконец в этом хаосе наступило затишье — не пауза, а, скорее, все просто переводили дыхание, собираясь вновь поднять крик. Судья воспользовался этим моментом, вскочил на ноги и бросил свой молоток в толпу. Это оказалось гораздо более эффективным применением инструмента. Вопль боли, изданный Мэллори, прорвался сквозь хаос, и все повернулись в его сторону.

— Любой, — Фицхью тяжело дышал, а его парик съехал набок, — кто участвовал в незаконном захвате «Кестрела», будет обвинен в пиратстве и заплатит за это своей жизнью. Мерзавцы, я повешу вас всех!

И эти слова София восприняла как сигнал к своему выходу.

Мисс Грейсон напутствовала ее пожатием руки, и София вошла в зал заседаний. Она громко произнесла:

— Тогда вам придется повесить и меня.

Воцарилась гробовая тишина. Только шелест шелкового кринолина нарушал ее, пока София шла к столу судьи.

С каким же нетерпением она дожидалась своего выхода!

София пригладила рукой в перчатке розовую шелковую юбку, обходя скамьи. Как рада она была сейчас, что, уступив своему тщеславию, не пожалела места в сундуке и взяла это платье с собой! В чрезвычайных ситуациях красота бывает очень полезна.

Подняв подбородок и выпрямив спину, она шла сквозь толпу, чувствуя на себе взоры мужчин. Ей так хотелось ответить на их взгляды, одарить каждого из своих друзей теплой улыбкой. Однако она не поддалась этому искушению, приберегая свой не раз использованный румянец смущения дебютантки для единственного человека, чье внимание сейчас было ей важнее всего.

Для бледного мужчины в парике, который таращился на нее, глупо открыв рот.

— Ваша честь, — мило произнесла она, придерживая одной рукой юбку и ловко приседая в реверансе.

— Кто… кто вы?

София тотчас поняла, что мистер Фицхью подойдет для ее цели идеально. Молодой, весьма непривлекательный и чрезвычайно неловкий. Человек, очень не уверенный в себе, а значит, малоопытный в любовных интригах. Джентльмены такого типа легко ведомы, их нетрудно обмануть.

Но теперь обман больше не является ее целью. Сегодня она наконец раскроет правду.

— Я мисс София Джейн Хатауэй из Кента. И насколько я поняла, следя за ходом этого слушания, мне тоже можно предъявить обвинение в пиратстве.

— Вам, мисс? В пиратстве? София теребила вырез лифа.

— Вы сказали, что любой, кто участвовал в захвате «Кестрела», будет повешен как пират?

Судья сглотнул, затем кивнул.

Она подняла руку и провела по нежной коже шеи.

— О небеса! Значит, вам придется повесить и меня тоже. Вероятно, моя казнь, в отличие от некоторых других, не будет способствовать вашей карьере, но это не так уж и важно, коль речь идет об установлении справедливости. Я права, ваша честь?

— Вовсе нет, — ответил он невпопад, кивая в знак согласия. Его взгляд перебегал от ее шеи к ее глазам. — Э… значит, так…

София наклонила голову и нахмурилась:

— Вам необходимо будет допросить меня, я полагаю? Выслушать мои показания?

— Д-да.

Когда последовавшее молчание позволило предположить, что вопросов ей не дождаться, она предложила:

— Может быть, мне просто начать с самого начала?

Он вздохнул с облегчением:

— Это было бы лучше всего.

— Очень хорошо.

И теперь — только теперь — она позволила себе взглянуть на Грея. Она изо всех сил старалась не поддаться соблазну и не посмотреть в его сторону, хотя с того момента, как она вошла в зал, он действовал на нее словно магнит. Она точно чувствовала, где он находится, знала, на сколько градусов должна повернуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Она лишь не учла того, как трудно будет оторвать взгляд от его лица. В его глазах бурлил вихрь эмоций — вопросы и обвинения, мольбы и обещания, — и теперь ее глаза наполнились слезами.

«Прекрати. У тебя впереди целая жизнь, чтобы плакать».

Чуть слышно шмыгнув носом и приободрившись, София повернулась к судье:

— Мистер Грейсон предоставил вам точное, однако неполное описание событий. — Она достала вышитый носовой платок и, торопливо промокнув глаза, прижала его к декольте. — Надеюсь, ваша честь разрешит мне познакомить вас с остальными подробностями. «Но не со всеми».

— Как я сказала, меня зовут София Джейн Хатауэй, хотя присутствующим я известна как Джейн Тернер. Мой отец Элиас Хатауэй — джентльмен, обладающий значительным состоянием и достаточным весом в обществе. Я путешествовала под вымышленным именем, потому что покинула Англию без его разрешения и не поставив его в известность.

Она почувствовала укол вины за те переживания, которые пришлось вынести ее семье. Возможно, сейчас они считают, что ее уже нет в живых.

Фицхью недоверчиво посмотрел на нее сквозь очки:

— Вы сбежали? Она кивнула.

— Понимаете, мне предстояло выйти замуж. За человека, которого я не любила.

По выражению лица судьи было ясно, что он не понимал.

— Вас должны были выдать замуж против вашей воли. Значит, будем рассуждать логично, вы бежали в Вест-Индию с помощью этих преступников. — Он сердито посмотрел на Грея. — Возможно, я добавлю к обвинениям еще и похищение.

— О нет! Вы меня не так поняли.

София пожевала губу. Ну почему говорить правду гораздо труднее, чем лгать?

— Уверяю вас, ни капитан, ни мистер Грейсон не знали моего настоящего имени. Я ввела их в заблуждение, сказав, что я гувернантка и направляюсь к месту работы.

София подошла на шаг ближе к столу судьи и доверительно наклонилась к нему. Фицхью беспокойно теребил свой парик, явно взбудораженный и польщенный ее близостью. Очень хорошо.

Она постаралась, чтобы ее голос звучал призывно, но и почтительно.

— Ваша честь, я чувствую, что вы человек принципиальный и честолюбивый. Полагаю, вы можете понять, что я искала более высокую цель моего существования. Я хотела испытать настоящую жизнь и найти подлинную страсть.

— И вам удалось? — Он сглотнул. — Найти… эту вашу… страсть?

— О да! — Она блаженно улыбнулась. — Мистер Грейсон открыл ее мне.

По залу пробежал тихий шепот. София отважилась бросить на Грея быстрый взгляд. В его взгляде больше не было обвинений и вопросов — одно неприкрытое замешательство. Да еще жуликоватое обаяние.

— Мистер Фицхью, — сказала она, — я бы хотела рассказать вам о захвате «Кестрела». Я наблюдала его от начала и до конца с борта «Афродиты». — Судья кивнул, и София продолжила: — В тот день был ужасный шторм. Тучи сбивались и были такого же зеленого цвета, как море. А в тот момент, когда два корабля сблизились, небо надвое расколола молния. Она ударила в грот-мачту «Кестрела», и верхушка мачты загорелась. Не думая о своей собственной безопасности, мистер Грейсон и несколько его самых отважных матросов поднялись на борт судна, чтобы оказать помощь. Их целью было помочь потрясенному экипажу «Кестрела» срезать мачту, прежде чем пламя достигнет палубы. Но времени не было, а с трюмом, полным рома, корабль, несомненно, взорвался бы.

Мистер Фицхью ждал ее слов, хотя его глаза были прикованы к ее груди.

— И?…

— В конце концов, оценив опасность, мистер Грейсон отправил всех матросов, за исключением Дейви Линнета, обратно. — Она высмотрела гладкое лицо Дейви в толпе. — А потом вместе с Дейви они сбили горящую мачту, выстрелив по ней из пушки «Кестрела», таким образом сбросив пламя в море.

— Замечательно, — прошептал судья.

— Вы согласны? — Она с гордостью улыбнулась. — Это был самый настоящий подвиг, ничего подобного мне никогда не доводилось видеть. В тот день мистер Грейсон многим спас жизнь. В том числе и капитану Мэллори, который сейчас имеет наглость злобно и трусливо обвинять в пиратстве невиновных людей, спасших его корабль. — София наклонилась еще чуть ниже: — А вы знаете, мистер Фицхью, что капитан Мэллори отказал своим матросам в медицинской помощи, хотя порт находился всего лишь в нескольких днях пути? Вот почему мистер Грейсон остался на «Кестреле», отправив свой собственный корабль с ранеными матросами «Кестрела» вперед. Если считать это пиратскими действиями, то он самый благородный пират на свете. А поскольку я тоже стала членом экипажа захваченного «Кестрела», то с гордостью объявляю себя пиратом.

— Вы стали членом экипажа?

— Да, я стала коком на этом корабле. Понимаете, людей там не хватало.

София сняла перчатку и продемонстрировала загрубелую, шершавую руку.

— Ваша честь, я изнеженная девушка. Никогда в своей жизни я не занималась физическим трудом, но я была рада сделать это, чтобы помочь людям. Мою жизнь переменил тот день, когда случился шторм. Я уже никогда не буду прежней.

«И во многих других отношениях, о которых вы даже не подозреваете», — подумала она с изумленной радостью. Но ее слова были чистой правдой.

Она повернулась к Грею, который улыбался своей полуулыбкой. Утешительно было понять, что у них по-прежнему есть что-то общее, пусть даже и шутка личного характера.

— Даже теперь этот невиновный человек готов пожертвовать собой, чтобы спасти своего брата и членов команды от петли палача. Смелость мистера Грейсона и сила его духа являются для меня примером, — сказала она и промокнула глаза платочком. — И они должны стать примером для всех нас.

«Ну, полно. — Улыбка Грея призывала ее остановиться. — Не стоит заходить так далеко».

— Примером… — Фицхью повторил медленно, не веря своим ушам, — чести?

— Она лгунья! — Мистер Брэкетт протолкнулся в центр зала, пробиваясь сквозь толпу с помощью острых локтей и тонкого как бритва носа. — Она лгунья и шлюха. Они с Грейсоном любовники. Весь ее рассказ — ложь, сочиненная ради спасения его жалкой шеи.

У Софии сжалось сердце.

— Мисс Хатауэй, — судья поправил очки и воззрился на нее, — как можно точно определить характер ваших с мистером Грейсоном отношений?

— Моих… отношений?

Отвернувшись в сторону, София на мгновение закрыла глаза, потом вновь их открыла.

Она должна была произнести эти слова, выбора у нее не было.

— Я люблю его.

Удивление растопило лед во взгляде Грея. И вот уже в его глазах засветилось одобрение. Одобрение и любовь.

Сердце Софии воспарило. В этот момент они признавались друг другу в любви, и им не было никакого дела до остального мира.

— Я люблю его, — повторила она просто потому, что ей хотелось еще раз произнести эти замечательные слова.

Теперь правда была раскрыта, и она висела во влажном молчании зала — но это пока был лишь эскиз, и теперь Софии нужно было наложить тени. Собравшись с духом, она воспользовалась изумленным молчанием.

— Это мой христианский долг, ваша честь. Сказать, что я испытываю к этому человеку что-то меньшее, будет не просто ложью, это будет кощунством.

Судья почесал свой парик.

— Нет, — запротестовал Брэкетт. — Я же говорю вам, она лгунья!

— Уверяю вас, я говорю чистую правду. Какой у меня мотив лгать? — София натянула перчатку, тщательно разгладив дорогую атласную ткань. — Я действительно очень хорошо отношусь ко многим мужчинам в этой комнате. Но любой, кто станет намекать на то, что я даю эти правдивые свидетельские показания в надежде возобновить отношения с мистером Грейсоном — дружеские или какие-либо еще, — будет ошибаться. Я высоко ценю этого человека, ваша честь. Я глубоко восхищаюсь им, а его благородство и отвага изменили ход моей жизни. Но, за исключением сегодняшнего дня, я не рассчитываю встретиться с ним когда-либо.

Грей сделал шаг вперед.

— Ты же не хочешь сказать…

София заморозила его взглядом.

— Да, мистер Грейсон, я хочу сказать, что моя миссия здесь завершена.

Он пристально смотрел на нее, явно сбитый с толку. И это было так трогательно.

— Покидая Англию, я приняла решение никогда не выходить замуж, — сказала она, обращаясь к судье, — и направить свое состояние на благотворительность. У меня есть двадцать тысяч фунтов, точнее, будет через несколько дней, когда я достигну совершеннолетия. Это должно было стать моим приданым, но сегодня утром я направила эти деньги на покупку плантации «Элеонора» у мистера Джорджа Уолтема, чтобы учредить сахарный кооператив вольных людей.

— Сахарный кооператив? — одновременно воскликнули Грей и Фицхью.

Именно так. Теперь у Грея и Джосса не будет повода для споров и ссор, и давние разногласия не будут стоять между ними. Они могут начать все с чистого листа: сесть и обсудить свое будущее с ясной головой и открытым сердцем. Семью Софии, вероятно, уже не примирить, но она не могла упустить шанс воссоединить эту семью.

— Мистер Уилсон и мисс Грейсон могут предоставить вам все необходимые доказательства по этому вопросу, которые могут вам потребоваться. — Она сложила платочек. — Что касается меня, я должна уехать.

— Уехать? — И вновь Грей и Фицхью воскликнули в унисон и сердито посмотрели друг на друга в явном раздражении.

— Теперь, когда моя миссия выполнена, я должна вернуться в Англию. Дело в том, что я внесла только аванс, около шестисот фунтов. Сделка будет завершена в Лондоне. И я… я должна вернуться к моей семье, хотя не знаю, как они меня примут. Сомневаюсь, что после такого приключения меня примут даже мои самые близкие друзья. И уж точно не примут люди вроде родственников мистера Грейсона.

Он должен понять причину, по которой она должна уехать.

— Родственники мистера Грейсона? — переспросил судья.

— А разве вы не знали? Ваша честь, он племянник герцога. Я играла в карты с его тетушкой, герцогиней Элдонбери, каждую третью среду. — Она бросила на Грея осторожный взгляд. — Ее внучка, леди Клементина Мортон, училась со мной в школе. Мне даже повезло гостить в их доме, но такого удовольствия я отныне буду лишена. Ее светлость — дама весьма строгая и не склонная к прощению. Если бы я стремилась сделать карьеру, мистер Фицхью, я не стала бы огорчать ее.

Лицо судьи стало белым как бумага.

Опустив глаза, София теребила шнур ридикюля.

— Нет, моя репутация в свете будет погублена, хотя совесть моя чиста. Я должна отправиться домой и положиться на великодушие моей семьи. Если они отвергнут меня… — она пожала плечами, — возможно, я стану гувернанткой.

Ее наполнило чувство удовлетворения. Еще вчера она собиралась солгать — войти в зал суда и выдать себя за честную самоотверженную и бескорыстную женщину, которая могла бы помочь Грею в его деле. Теперь она отдала все — свое состояние, свою репутацию, свое будущее — во имя правды. Не только для того, чтобы спасти жизнь Грея, но чтобы искупить грехи своей.

Какой глупой она была, когда обвиняла общество в том, что оно не видит человека за его богатством! Правда заключается в том, что она проводила свою жизнь в страхе — прячась за обманами и фантазиями — потому, что не верила в себя, не верила в свою собственную значимость.

Все закончится сегодня. Сказанное ею в этом зале кое-чего стоит. Она сама кое-чего стоит. И пусть свет отвергнет ее. Впервые за долгое время София сама себе нравилась.

Она ни о чем не будет сожалеть.

Она медленно повернулась, последний раз бросив взгляд на каждого из своих друзей.

— Я незамедлительно отплываю в Антигуа, где, насколько мне известно, смогу сесть на английский фрегат. — Ее взгляд остановился на Грее. — Итак, до свидания.

Грей кивнул. Конечно, теперь он все понял — как ее прошлое неизбежно отравит будущее его семьи. И он отпускает ее.

— В таком случае прощайте. Если только… — Она обратилась к Фицхью с выражением абсолютной невинности. — Но ведь на самом деле вы и не собирались предъявлять им обвинение в пиратстве?

Он моргал. София улыбнулась:

— Так я и думала.