– Должна сказать, я разочарована. У него нет фаллоса.

– Как? – переспросила Кейт и засмеялась.

Когда они вышли к месту, где решили устроить пикник, Хэтти, подбоченившись и зажав в зубах сигару, окинула взглядом убегавший вниз зеленый склон с несколькими пастбищами.

– Вообще нет фаллоса. – Она выпустила облачко дыма. – А я так надеялась, учитывая, что он известен как «Длинный человек».

Кейт и Ларк обменялись веселыми взглядами и обе обернулись, чтобы лучше разглядеть гигантский контур человека, высеченный в меловом грунте. Древняя фигура протянулась через весь склон, и белая линия четко выделялась на фоне зелени.

– Мы с Эймз ездили в Дорсет, чтобы увидеть «Грубого мужика» в Серн-Аббасе, – продолжила Хэтти. – Гигант, изображенный там на склоне холма, – великолепный язычник, причем совершенно голый, с жуткой гримасой на лице и здоровенной суковатой дубиной в руках. Можно не упоминать, что эрекция у него просто монументальная.

Лорд Дру нахмурился.

– Ну в самом деле, Харриет! Хватит обсуждать фаллосы. Не пойму, с какой стати вас с Эймз это так волнует.

Хэтти послала брату многозначительный взгляд.

– Я говорю о художественном впечатлении. – Она показала на древнюю фигуру на склоне. – Вот это – просто силуэт. Никаких персональных черт. Поза у него жесткая и статичная, не правда ли? И помещен он между какими-то двумя прямыми линиями.

– Я бы сказала, что это дубинки, – предположила Кейт. – Возможно, что-то вроде компенсации. У него отсутствует монументальная эрекция, зато есть две длинные дубины.

Вытащив сигару изо рта, Хэтти в шоке уставилась на нее.

– Да неужели, мисс Кейт Тейлор!

Кейт была раздосадована на себя. О чем она только думает, что пытается доказать своей грубостью? Грамерси аристократы. В лучшем случае она им дальняя родственница, а в худшем – совершенно чужой человек. И пусть Хэтти позволяет себе сомнительные шутки, это вовсе не означает, что ей можно следовать ее примеру.

Хэтти повернулась к брату.

– Она мне нравится. Пусть остается.

– Кейт останется в любом случае, нравится она тебе или нет.

– Я думаю, это правильно, – согласилась Хэтти. – Если бы дружелюбие являлось непременным требованием для того, чтобы войти в нашу семью, Беннета уже несколько лет назад нужно было бы отправить в постоянную ссылку.

Кейт облегченно выдохнула, хотя еще не перестала удивляться, что может оказаться членом этой семьи, родственницей этих буйных, сумасбродных, эксцентричных, творческих личностей. И она им нравится.

Только бы Торн присоединился к их компании! Языческая фигура, высеченная на дальнем склоне, куда более активный участник беседы, чем он.

Торн отделился от их группы под предлогом, что Баджеру нужно побегать по вересковому лугу. Приглядевшись повнимательнее, Кейт подумала, что он собрался заняться натаскиванием щенка, однако чему конкретно Торн учит Баджера, понять так и не смогла, потому что ее все время отвлекали его туго обтянутые ягодицы, когда он садился на корточки, чтобы похвалить щенка или, напротив, внести коррективы в его поведение.

Ее привлекала в нем не только физическая стать, но еще и цельный, хотя и непростой, характер. Она знала, что он суров и непреклонен, но после вечеринки начала открывать в нем и другие качества, которые скрывались за маской молчуна. Терпение, уверенность в себе, твердость – такие черты характера не требовали к себе всеобщего внимания, а просто… существовали и ждали момента, когда их заметят.

За последние несколько дней наблюдать за ним превратилось в хобби Кейт. И чем больше она для себя открывала, тем больше хотела узнать.

– Прелестное место для пикника, – похвалила тетушка Мармозет, присоединившись к ним. – Мне нравится вид на ту фигуру.

– Ее называют «Длинный человек из Уилмингтона», – заявила Ларк и сделала какую-то пометку в своем блокноте.

– Как странно. У меня было полное впечатление, что его зовут капрал Торн. – Старушка подошла к Кейт и засунула руку к ней в карман. – Моя дорогая, вцепись в этого мистера Суровость и держись за него руками и ногами.

Кейт вспыхнула.

– Не понимаю, о чем вы.

– Все ты понимаешь. У нас с тобой одинаковый вкус.

Тетушка Мармозет вытащила руку из кармана, и Кейт почувствовала, как он потяжелел. Это, наверное, пряные леденцы, подумала она.

– Запомни, что я тебе сказала, – прошептала старушка. – Сильный. Подавляющий сначала. Но при небольшом усилии ты откроешь в нем бездну нежности.

Кейт вынужденно засмеялась.

– Еще немного, и я начну обожать вас, тетушка Мармозет. Даже если вы окажетесь не настоящей моей теткой.

В последние дни она начала распутывать сложную сеть отношений внутри семьи Грамерси. Кейт понимала, что Хэтти пошутила, говоря об этом в первый вечер, но она действительно нарисовала себе схему. Тетя Мармозет, сестра матери Эвана, приехала, чтобы жить при детях, когда их отец тяжело заболел. Однако старая дама не принадлежала к Грамерси и, как бы там ни было, не могла состоять в кровном родстве с Кейт. Но, казалось, этот факт не уменьшает желания тетушки Мармозет отнестись к ней по-доброму, ласково пошутить и снабдить огромным количеством пряных леденцов.

Все Грамерси влились в жизнь Спиндл-Коув. Дру совершенно справедливо как-то заметил, что эта деревня – тихая пристань для необычных леди. А Хэтти, Ларк и тетя Мармозет полностью соответствовали этому стандарту. Они с удовольствием принимали участие в регулярных мероприятиях вместе с другими дамами – в загородных прогулках, морских купаниях, подготовке к ярмарке.

Сегодня же семейство решило выйти на природу не только из желания удовлетворить любопытство Хэтти по поводу «Длинного человека», но и чтобы побыть одним. В деревне они держали в секрете возможность родства с Кейт, а здесь могли говорить совершенно свободно.

Она нерешительно приблизилась к лорду Дру. Как всегда, его аристократические манеры и мужской шарм подавляли ее. Одни его перчатки чего стоили. Она восхищалась ими. На них не было швов. Цвета жженого сахара, они как влитые сидели на проворных элегантных руках.

– Есть какие-нибудь новости от ваших партнеров по бизнесу? – Она ненавидела просить о чем-нибудь, но от Салли ей стало известно, что ему несколько раз приходила почта, с тех пор как семья остановилась в Спиндл-Коув.

– Из Маргита пока нет никаких сколько-нибудь стоящих известий, – с сожалением сказал он. – А конкретно – вообще никакой информации.

Кейт понадеялась, что ей удалось скрыть удивление.

– Но ведь сейчас они объезжают местность вокруг Амбервейла, разыскивая слуг, которые могли работать у Саймона. Вдруг кто-нибудь вспомнит Элинор и ребенка.

– Вполне возможно. – И не более того.

Кончиком пальца руки, затянутой в перчатку, он дотронулся до ее локтя. Она подняла взгляд и заглянула ему в лицо.

– Я знаю, что неопределенность трудно переносить. Всем нам. Ларк в особенности, потому что она все больше и больше привязывается к вам. Но сегодня давайте просто наслаждаться природой.

– Да, разумеется.

На зеленой поляне двое слуг, одетых в ливреи, в это время заканчивали установку парусинового шатра, украшенного красными стягами, которые весело полоскались в голубом небе.

Грамерси ничего не делали без того, чтобы не продемонстрировать свой блеск, начала понимать Кейт. Из карет лакеи выгрузили две огромные плетеные корзины, под завязку наполненные разной посудой и сладостями, только что приготовленными в «Быке и цветке». Этот пикник должен быть совсем не похож на деревенский.

Пока они с Ларк помогали распаковывать корзины и раскладывать на подносе блестевшие, словно драгоценные камни, тартинки с разноцветными джемами, Кейт поняла, что ей не дает покоя один вопрос.

– Кто такой Эймз, о котором все время говорит Хэтти? Еще один кузен? Друг семьи?

– Нет, – откликнулась Харриет, услышав их разговор. – Не кузен и уж, разумеется, никакой не друг.

– Но, Хэтти, – возразила Ларк, – из-за того, что у вас возникают небольшие споры…

– Небольшие споры? – фыркнула тетушка Мармозет. – Их отношения больше похожи на сухопутную Трафальгарскую битву с летающими чашками и блюдцами вместо снарядов.

– И с Эймз в роли Нельсона, – добавила Хэтти. – Теперь она умерла для меня. Навсегда!

– Она? – Кейт несказанно удивилась, будучи уверенной, что речь шла о мужчине.

Ларк вздохнула и объяснила:

– Когда мы с сестрой были еще девочками, к нам пригласили Эймз в качестве платной компаньонки. А сейчас… сейчас она стала просто компаньонкой Харриет, компаньонкой по жизни.

Когда до Кейт дошел смысл сказанного, она едва не лишилась дара речи.

– Понимаю, выглядит не совсем обычно, но только не для нашей семьи, – пожала плечами Ларк. – Ты шокирована?

– Нет… не очень. – Хотя задуматься стоило. – Тогда о каких помолвках шла речь? И о каких дуэлях лорда Дру?

– Хэтти попыталась провести свой сезон на высшем уровне, и ей нравилось наблюдать за стычками претендентов на ее внимание. Но она никогда не согласилась бы заключить брак, – объяснила Ларк. – Ее сердце целиком принадлежало мисс Эймз. Пусть ее тирады не вводят вас в заблуждение. Они преданы друг другу. Да, бывает, ссорятся, но всегда мирятся.

– Я все слышу, – откликнулась Хэтти. – И ты не права, Ларк: на этот раз мы расстались. Будь она настоящей компаньонкой, позволила бы мне поехать с ней в Херефордшир.

Ларк склонила голову набок.

– О, Хэтти! Ты же знаешь, что семья мисс Эймз не настолько терпима, как наша.

Что совсем неудивительно, подумала Кейт.

– Я прекрасно это понимаю. Они чудовищно к ней относятся. – Квадратным носком сапога Хэтти поддела шест, на котором крепился шатер. – И всегда так относились, иначе ей не пришлось бы наниматься в компаньонки. Если бы мы поехали вместе, я стала бы защищать ее.

– Я уверена, что она скучает по тебе, – сказала Ларк.

Вперив глаза в горизонт, Хэтти тяжело вздохнула.

– Пойду прогуляюсь. Наверное, фаллос у «Длинного человека» настолько мал, что заметен лишь с близкого расстояния.

Хэтти двинулась прямиком через выпас, широко шагая в своей оригинальной юбке. Кейт проводила ее взглядом, полным печали: вероятно, она очень переживает разлуку со своей любовью.

И она искренне сочувствовала ей. Эти люди стали небезразличны Кейт. Будет очень горько, если она их потеряет.

Словно почувствовав, что пора поднять ей настроение, Баджер стрелой выскочил из зарослей вереска и бросился к Кейт, пачкая ей юбки своими грязными лапами, обнюхал разложенные закуски, а потом принялся тыкаться в ее руки восхитительно прохладным носом.

Вскоре появился Торн, но не стал прыгать вокруг нее и тыкаться прохладным носом, чем весьма разочаровал.

Тетушка Мармозет похлопала Кейт по плечу.

– Вон в той стороне стоит потрясающе красивая церковь. Я обратила на нее внимание, еще когда мы добирались сюда, но не знаю, в честь кого она. Будь лапочкой, Кейт, удовлетвори мое любопытство. А вы, капрал Торн, соблаговолите обеспечить даме эскорт.

Кейт улыбнулась, радуясь представившейся возможности прогуляться, и, поднявшись, сунула в карман несколько кусочков мяса для Баджера. Втроем они через поле двинулись в направлении церкви, а когда отошли на расстояние, когда их уже не могли услышать, Кейт осторожно заметила:

– Немного общительности вам бы не повредило, как мне кажется.

Торн сердито фыркнул:

– Никогда не стремился стать душой компании.

Что ж, вполне откровенно, подумала она.

– Почему вам так не нравятся Грамерси?

– Моя цель – оберегать вас. – Обернувшись через плечо, он посмотрел на группку людей, расположившихся для пикника. – Что-то с ними со всеми не так.

– Да, они весьма необычны, но это лишь проявление эксцентричности. Именно это делает их такими забавными, интересными и милыми. Именно это дает надежду на то, что они примут и полюбят меня. Для них семейные узы намного ценнее скандалов, ссор и традиций. И лишь из-за того, что они кажутся немного странными, я не вижу причин их в чем-либо подозревать.

– А я вижу. Я не доверяю ни им, ни их сомнительным историям.

– Почему? – Ей стало обидно, и чем больше она волновалась, тем быстрее шла. Они уже почти добрались до церкви, Баджер бежал рядом. – Только потому, что вы не верите в мое родство с лордами и леди?

Торн резко остановился, обернулся и напряженно глянул на нее.

– Если бы весь этот год я не считал вас леди, то, уверяю, у нас все сложилось бы по-другому.

Ее лицо вспыхнуло, прочие части тела тоже охватило жаром. Она уже несколько дней стояла так близко к нему и не смотрела в эти глаза…

Как же он хорош!

Сейчас до нее вдруг дошло, что, при полном отсутствии аристократических манер и знания этикета, Торн в своей тщательно подогнанной форме всегда выглядел безукоризненно. Впрочем, и сегодня, в бриджах и простом черном сюртуке, плотно облегавшем широкие плечи, он смотрелся весьма элегантно: никакой вычурности и манерности, только аккуратность. Создавалось впечатление, что даже материя не смела мяться на его теле, не говоря уже о том, чтобы хоть одна пуговица выступила из ровной линии или пылинка упала на сапоги, начищенные до ослепительного блеска.

А лицо… Почти неделя прошла с того дня, как он привез ее из Гастингса, и каждый раз, глядя на Торна, Кейт находила его неизъяснимо и невыносимо красивым.

– Неужели это трудно? – спросила она. – Да будет вам известно, я вся на нервах из-за Грамерси. Они так добры! Мне хочется быть с ними честной и открытой, и, однако, я боюсь, что мои надежды излишне велики. Я все никак не могу понять, какое место занимаю среди них, и это трудно само по себе, а тут еще вы своим поведением все время смущаете меня. Я разрываюсь между ними и вами.

– Я тут ни при чем: просто ради вашей же безопасности нахожусь рядом и ни во что не вмешиваюсь.

– Еще как вмешиваетесь, причем во все, да еще любите поиздеваться. У меня не получается не обращать на вас внимание, Торн, и никогда не получалось, даже когда вы мне не нравились. А сейчас я у вас вроде бубенчика на веревочке: тренькаю и бренькаю при малейшем вашем движении и отзываюсь на каждое слово. То вы совсем не обращаете на меня внимания, то… поедаете взглядом, как сейчас. Как будто вы голодное ненасытное животное, а я…

Он стиснул зубы.

Кейт схватила открытым ртом воздух и закончила:

– …лакомый кусочек.

Торн выдохнул: медленно и осторожно, – подтвердив тем самым, насколько владеет собой.

– И что дальше? – не унималась Кейт. – Вы же не можете отрицать: между нами что-то есть.

– Конечно, есть, и даже более чем достаточно. Это опасность. В вашем гардеробе найдется что-нибудь поскромнее? Только взгляните на свое платье.

Она оглядела себя. Сейчас на ней было ее самое лучшее платье для прогулок из серого, как крыло дикого голубя, шелка. Цвет был скромный, рукава даже длинноваты для лета. По направлению его взгляда Кейт поняла, что он рассматривает ряд бантиков из лент, который спускался спереди вдоль лифа.

– Вы словно подарок в обертке. – Голос у него был слегка хриплым. – Упакованный для кого-то другого. Мужчина не может смотреть на вас и не думать, чтобы распустить все эти бантики один за другим.

– Они фальшивые, – едва выдавила Кейт. – И пришиты намертво.

Он не отрываясь смотрел на ее лиф, словно что-то прикидывая в уме.

– Я могу оторвать их зубами.

«И что потом?» – так и подмывало ее спросить.

Так они и стояли лицом друг к другу: молча и задыхаясь, – в то время как их воображение унеслось куда-то вдаль.

Баджер, которому явно надоело стоять на месте, ткнулся носом в ее сапожки. Ведь невозможно целый день пялиться друг на друга!

– Это все физиология. – Торн снова двинулся вперед. – Скоро пройдет. И вы отпустите меня.

Мысль была удобная, только вот Кейт не убеждала.

До церкви дошли молча, и лишь потом Кейт заговорила:

– Мне нужно, чтобы вы кое-что рассказали о себе. Ларк все время донимает меня расспросами о вас… о нас. И я не знаю, что отвечать. Для начала, когда у вас день рождения?

– Не знаю.

Ей вдруг стало жаль его, но потом она вспомнила, что и сама прожила двадцать три года, не зная собственной даты рождения, и ничего.

– Какой у вас любимый цвет?

Он искоса взглянул на ее платье.

– Серый.

– А если серьезно? Я помолвлена с вами, пусть и временно, но ничего не знаю ни о вашей семье, ни о вашем детстве, ни о вашей жизни.

– Да нечего тут рассказывать.

– Быть того не может. Я выросла в убогой школе для девочек, и все равно у меня в памяти остались кое-какие веселые истории из детства. Как-то раз наступила моя очередь помогать на кухне, и мне захотелось добавить приправ в наш вечерний суп. Случайно я бухнула в бульон содержимое всей банки с перцем и побоялась признаться. Потом подошло время ужина, а я так и не проронила ни слова. Никогда не забуду, какой вид был у моих подруг и учителей, когда они попробовали первую ложку супа…

Она вдруг расхохоталась.

– О, я заработала кучу проблем. Все отправились по постелям голодными, конечно. Меня потом заставили каждый день переписывать книгу «Экклезиаст».

Кейт подождала: может, тоже расскажет какую-нибудь похожую историю про детские дурачества, у любого человека должна быть хоть одна такая, – но так и не дождалась.

Не успела она задать свой следующий вопрос, как неожиданно Баджер вновь обратил на себя внимание. Его потешные ушки стали торчком, указывая в небо как двойная церковная колокольня, потом прижались к голове, и пес кинулся в сторону церкви, только его и видели.

– Баджер, стой! – крикнула Кейт, бросившись вслед за щенком.

Торн легко нагнал ее.

– Не останавливайте его. Он кого-то заметил: кролика или, скорее всего, крысу. Он же охотничий пес, выслеживать дичь – его предназначение.

Щенок нацелился на маленький дворик, скрывавшийся за главным зданием церкви. Его добыча, судя по всему, ускользнула через небольшую дыру в основании каменной стены. Баджер протиснулся в отверстие и исчез из вида.

– Вот пропасть! – задыхаясь, произнесла Кейт. – Пойдемте в обход.

– Это сюда.

Они быстро миновали ограду маленького кладбища и оказались у кованых железных ворот. Торн отворил их, и она торопливо прошла вслед за ним в огороженный высокими стенами церковный дворик. Все его пространство было заставлено могильными памятниками, изъеденных временем и покрытыми мохом, которые торчали в разные стороны как гнилые зубы.

– Баджер, ты где? Куда ты подевался? – Она побежала вдоль ряда памятников, наклоняясь и заглядывая между ними, а вспомнив, что припасла для пса кусочки мяса, выудила их из кармана и выставила перед собой в качестве приманки. – Вот посмотри, дорогой: у меня кое-что есть для тебя на ладони.

Торн обошел могильную плиту и, остановившись посреди дворика, свистнул. Не прошло и минуты, как из-за груды разбитых памятников показалась морда щенка.

– Слава богу! Ну что, он поймал кого-нибудь? – Кейт боялась взглянуть сама.

– Нет, но это к лучшему: в следующий раз будет проворнее.

В его голосе прозвучала настоящая гордость, а в том, как он гладил собаку и чесал за ухом, и вовсе проявлялась любовь. Торн действительно был привязан к щенку, хоть и утверждал обратное, и это говорило о нем больше, чем он позволил бы о себе узнать.

Сейчас рядом не было Грамерси, где-то далеко остались сплетни обитателей Спиндл-Коув. Они были одни в целом мире, и Кейт не могла не воспользоваться удобным случаем.

– Расскажите о себе, чем занимался ваш отец, как звали ваших сестер и братьев, каким был дом, в котором вы выросли, с кем дружили и во что любили играть, – да что угодно.

Лицо у него тут же превратилось в маску.

– Ради бога, Торн! Я ведь даже имени вашего не знаю. У меня чуть мозг не вскипел, пока пыталась вспомнить, как вас зовут. Наверняка в деревне кто-нибудь называл вас по имени хоть раз. Может, что-то записано в гроссбухе Салли. Или лорд Райклиф употреблял его как-то. Возможно, в церкви. Но чем дольше я старалась вспомнить, тем больше уверялась в том, что никто в Спиндл-Коув тоже не знает, как вас зовут.

– Это совсем не важно.

– Неправда. – Кейт схватила его за рукав. – Все, что касается вас, – важно. И вы должны позволить хоть кому-то узнать вас.

Его глаза впились в нее, пригвоздив к месту, голос упал до тихого рычания.

– Прекрати давить на меня!

Когда этот мощный и непредсказуемый мужчина навис над ней, первым инстинктивным движением было отступить. Он это понимал и пользовался своим преимуществом.

– Я не уступлю, – заявила Кейт, – пока не расскажете хоть что-нибудь.

– Ладно. – Он заговорил отстраненно, голосом, абсолютно лишенным эмоций, как будто зачитывал список учебных команд или перечень галантерейных товаров. – Я никогда не видел своего отца, да и не хотел ничего о нем знать. Он вне брака прижил ребенка с моей матерью, которая в то время была слишком молода, а потом бросил нас. Она подалась в проститутки, в дом терпимости. Мне приходилось спать на чердаке, пока я не начал работать, чтобы обеспечивать себя, – это спасало от созерцания всех кошмаров. В школу я не ходил, ремеслу меня не научили. Пристрастившись к джину, мать возненавидела меня – чем старше становился, тем больше напоминал ей моего отца – и никогда не упускала шанса сказать, какой я никчемный, глупый, отвратительный. Если ей под руку подворачивалось что-нибудь тяжелое, била меня, чтобы сделать свои слова более весомыми. Я ушел от нее при первом же удобном случае и даже ни разу не обернулся.

Кейт молчала, не зная, что сказать.

– Вот и все. – Торн забрал у нее кусочек мяса и кинул терпеливо ждавшей собаке. – Прелестная история, как раз для разговора за завтраком.

Собственное молчание угнетало ее. Она добилась чего хотела, а теперь не знала, что с этим делать.

«Скажи же хоть что-нибудь! Что угодно!»

– Я… – Кейт с трудом проглотила комок в горле. – Я считаю вас весьма и весьма привлекательным, даже красивым.

Торн уставился на нее.

– Мисс Тейлор…

– Правда-правда! Хотя так было не всегда. – Слова слетели с языка неожиданно для нее самой. – Но после Гастингса… Мне временами даже стало трудно взглянуть на вас. Для меня это настоящий сюрприз. Вы, должно быть, знаете, что нравитесь многим женщинам.

Он саркастически рассмеялся.

– Это не из-за моей неотразимости, уверяю вас.

Кейт опять промолчала, вдруг сообразив, что у него масса достоинств: сильное тело, властная натура, инстинктивное желание защищать, не говоря уже о других талантах, которые давали пищу всем тем «историям», о которых шептались дамы в лавке Салли.

– Я уверена, что женщины без ума от вас по множеству причин, – гнула свое Кейт. – Но я говорю не о них – о себе. Мне вы кажетесь очень красивым.

Торн нахмурился.

– Зачем вы мне это говорите? Странно это слышать от вас.

– Возможно.

«А может, как раз наоборот».

Ей было трудно представить все ужасы, с которыми он столкнулся на полях сражений, но что такое быть нежеланным ребенком, она прекрасно понимала. Она знала, как чувствуют себя те, к кому относятся как к бессловесным и отвратительным тварям. Она знала, как действует каждое грубое слово на ребенка, разъедая его уверенность в себе в течение недель, месяцев и лет. Синяки сходили быстро, но вот обиды как черви вгрызались в детскую душу.

Кейт по своему опыту знала, сколько доброты требуется, чтобы нейтрализовать проявление всего лишь легкого презрения. И понимала, почему, даже став взрослой, терпеть не может комплименты, считая их проявлением жалости и неискренности. И как в таком случае они могут быть искренними? Обидные слова продолжали свое существование где-то в глубине, пережив все на свете. Как скелеты на этом кладбище. И не важно, под сколькими слоями земли они захоронены. И не важно, сколько чудесных цветов положили на их могилы. Они все равно здесь.

Слова, полные ненависти, могли пережить все.

Кейт это знала, потому и не могла спокойно наблюдать, как он страдает, и ничего не противопоставить этому.

– Я действительно считаю вас красивым. Понимаю, вы скромны и самодостаточны и вам ни к чему слушать подобные комплименты, но мне нужно было высказать это. Вот и все.

Кончиками пальцев Кейт дотронулась до его щеки, и он вздрогнул, судорожно сглотнул.

– Остановитесь.

«Заставь меня».

Наслаждаясь ужасом от собственного неповиновения, Кейт взяла его лицо в руки, коснулась черных волос. Кусочки льда в его глазах вызвали мурашки на спине.

Она опустила глаза на его губы. Уже не в первый раз ей стало интересно, сможет ли эта мрачная складка его рта превратиться в нечто привлекательное и теплое, когда они поцелуются. Подушечкой большого пальца она коснулась впадины на щеке в том месте, где появится ямочка, если он вдруг решит улыбнуться.

Ей так хотелось увидеть его улыбку! Так хотелось заставить его смеяться долго и громко!

– Ты просто красавец.

– Хватит повторять эти глупости.

– Если я говорю глупости, то только по твоей вине. Этот упрямый подбородок… – Она провела по нему кончиком пальца. – Он не дает мне покоя. И твои глаза. Я вижу в них какую-то загадку, которую хочется разгадать.

– И не пытайся. Ты меня не знаешь. – Говорил он хрипло, но взгляд был полон желания. Откровенного, неистового желания.

Да! Кейт содрогнулась от чувства триумфа. Чего-то она все-таки добилась.

– Я знаю, что ты закрыл меня собой от удара, пусть всего лишь арбуза. – Она засмеялась. – Это было начало. А когда ты смотришь на меня, вот как сейчас, я с трудом себя узнаю и ощущаю женщиной, чего никогда не было раньше. И неопытной девчонкой тоже. Мне все время приходится напоминать себе не делать глупостей – например, не крутить на пальце волосы, не скакать на цыпочках. Я думаю, уже одно это служит доказательством твоей привлекательности, по крайней мере для одной женщины.

И если она права и эта искорка в его глазах говорит о глубоко запрятанном желании…

Кейт подумала, что могла бы прожить всю жизнь счастливо, даже если бы ее считал красивой один-единственный мужчина.

Он положил руки ей на талию и привлек к себе. Кейт ахнула от неожиданности и его силы, которую, как ей показалось, он продемонстрировал специально.

– Я тебя не боюсь.

– И напрасно. – Подхватив ее за талию, он сделал три шага и прижал ее спиной к каменной стене. – Ты должна бояться вот этого. Одна минута, проведенная здесь со мной, может разрушить твою жизнь. Ты потеряешь все, чего так хочешь добиться.

Кейт понимала – он говорит правду. В каких-нибудь ста ярдах отсюда находятся люди, которые предложили ей человеческое общение и любовь семьи, о чем она мечтала и на что надеялась с детства. Грамерси воплотили ее сердечное желание.

А она здесь с ним обнимается, попирая освященную землю, не думая ни о чем. Она что, сошла с ума?

Наверное.

А может, нашла другое сердечное желание?

Неужели на такие желания существует лимит и девушка не может иметь их больше одного?

Грамерси дали ей поддержку семьи, но Торн подарил способность чувствовать себя желанной, нужной ему. В детстве она даже не представляла, что такое можно пожелать.

– Что ты делаешь со мной? – прошептала Кейт.

– Ничего из того, что хотел бы.

Она улыбнулась. И опять эта вспышка обезоруживающей трезвости. О, в какой беде она еще может оказаться! Пытаться добиться от этого человека проявления чувства – это то же самое, что выжимать мед из камня. Но он так крепко ее обнимает, а она не может отказать себе в желании добиться от него большего.

«Только не замыкайся в себе, – мысленно приказала ему Кейт. – Только не ускользай от меня».

И взялась за дело, как мастер берется за долото и молоток, чтобы обработать камень, освободив его от всего лишнего.

– Красавец. Соблазнительный. Изумительный. Благородный. Волнующий до обморока. Великолеп…

Торн прервал ее словоизвержение, и ей стало понятно, что она, оказывается, лгунья.

Кейт опрометчиво сказала, что не боится его, но это было до того, как ее коснулись его губы, до того, как его язык вторгся к ней в рот: глубоко, потом еще глубже, исследуя, лаская, что-то требуя, пробуждая такие чувства, которые она не знала, как удержать под контролем.

Низкий стон вырвался у него из груди. Тяжелое мускулистое тело навалилось на нее, прижало к стене, а ветви старого дерева, возвышавшегося над ними, прикрыли их со всех сторон. От этого ей показалось, что и воздух стал темным и глянцево-зеленым. От ветерка жесткие узкие листья цеплялись за нее, царапали ей кожу, словно коготки неведомого существа. Она вдруг ощутила себя свободной, будто она часть чего-то большого, изначального, естественного и древнего, как само время.

Их поцелуй длился, его руки блуждали по ее телу. Наверное, это предосудительно, но ей нравилось. Стало даже интересно: что, если бы она была более опытной, сумела бы дотронуться до него? Обняла бы за талию, например? Засунула бы руку под сюртук, чтобы оценить скульптурную лепку груди?

Пока нет. Кейт удовольствовалась тем, что коснулась его подбородка, крепкого, тяжелого, уже покрытого новой щетиной, хотя только что миновал полдень, обняла руками за сильную шею, погладила осторожно и нежно стриженые волосы на затылке. Каждый в этом мире заслужил свою частичку нежности: она понимала это, как никто.

Торн же вел себя куда менее сдержанно: сжав ее в объятиях, целовал, издавая хриплые стоны, и все крепче прижимал к своему телу. Соседство с силой рождало в ней трепет. Дрожь пронзала до самых кончиков пальцев, обостряя все чувства.

Соскользнув губами на шею, как будто целовал против воли, нарушая правила морали и приличий, он пробормотал проклятие, Кейт вздрогнула от этого богохульства, но разволновалась еще больше. Ей стало понятно, что здесь, в крошечном церковном дворике, со всех сторон ограниченном стенами, она смогла наконец избавить его ото всех внутренних барьеров. Доспехи были сняты, о долге или каких-либо обязательствах позабыто. И все благодаря ей.

А Торн и не думал на этом останавливаться. Его поцелуи спускались все ниже и ниже вдоль левой стороны ее шеи, а правая рука от талии стала подниматься выше, к груди. Губы и рука, судя по всему, вознамерились встретиться в одном месте, на чувствительной вершинке, которая вдруг затвердела и стала болезненной, ограниченная тканью платья.

«Я должна его остановить», – как-то отстраненно подумала Кейт. Мысль как пришла, так и ушла.

Когда его рука легла на обтянутую платьем грудь, она едва не задохнулась от наслаждения и облегчения, а когда сжала нежное полушарие и чуть прихватила пальцами возбужденный сосок, содрогнулась всем телом от глубокой и сладостной муки. Он уткнулся лицом ей в грудь, туда, где билось сердце. И столько в этом жесте было нежности и доверчивости, что Кейт едва не заплакала. Кто мог предположить, что этот холодный, суровый человек способен на такое? Никто!

– Кэти, – простонал Торн. – Я весь пылаю тобой.

Всего несколько слов, произнесенных хриплым голосом, прозвучали для нее как самые сладостные стихи: «Я весь пылаю тобой».

Такие жаркие слова! Полные опасности. С непредсказуемым эффектом.

Ей показалось, что сила его желания что-то изменила в ее ощущениях. Чулки почему-то начали вызывать зуд, и захотелось от них избавиться. Между ног набухло и заныло. Корсет стал тесным и при каждом вдохе давил на грудь. Внутри росло нетерпение, и до дрожи хотелось, чтобы он продолжал ласкать ее, не отвлекаясь ни на что.

Запустив палец в вырез платья, Торн провел вдоль кромки, обнажая плечо, одновременно продолжая целовать шею, спускаясь губами все ниже и ниже.

Он собирался коснуться ее обнаженной груди.

Она собиралась позволить ему это.

Это должно было случиться. Уже скоро.

«Пожалуйста! Прямо сейчас».

Он снова поцеловал ее в губы, в то время как рука оказалась внутри лифа и нежное полушарие легло ему в ладонь. Кейт с наслаждением услышала его какой-то темный, полный чувственности стон. Удовольствие было настолько велико, что, оттолкнувшись от увитой ивой стены, она выгнулась и прижалась к нему. И ощутила животом, как он велик и возбужден.

О боже!

Кто-то должен обратить на это внимание леди Харриет: в конце концов, в Уилмингтоне кое у кого тоже найдется фаллос монументальных размеров.

Не отрываясь от ее губ, Торн зарычал, продолжая сжимать грудь, подушечкой пальца ласкать сосок, чертить вокруг него круги. Кейт казалось, что она того и гляди выскочит из кожи от наслаждения.

– Мне нужно… – Он оторвался от нее, задохнувшись. – Кэти, я хочу попробовать тебя на вкус.

– Да! О да!

Кейт просунула руку между их телами и на ощупь нашла самый верхний бант на лифе. Она не обманула его – все банты на платье были декоративными, нашитыми.

Все, кроме этого.

Торн широко открыл глаза, когда она потянула за ленту и распустила бант. Вид у него был такой, словно она сделала ему сразу два подарка – на Рождество и день рождения. И собственная неуверенность из-за того, что у нее маленькая грудь и коричневые соски, куда-то пропала в тот же момент, когда он спустил платье вниз. Обнаженной грудью Кейт ощутила прохладу воздуха и одновременно жар, которым лучился его жадный взгляд.

Она, может, и не совершенство, но ему явно понравилось увиденное: Кейт это поняла по восторженному шепоту Торна: «Господь всемогущий!»

Он потряс головой, будто освобождаясь от наваждения и все с тем же восхищением разглядывая ее обнаженную грудь.

– Но мы не можем…

– Должны. – Кейт очень надеялась, что сейчас произойдет что-то необыкновенное.

– Я не пользуюсь женской слабостью. Никогда.

– Это не слабость.

– И не соблазняю неопытных невинных девушек. Никогда.

Ох, ради бога! При чем здесь неопытность? Она давно вышла из юного возраста. Может, стоит его попросить?

Чем дольше Торн мешкал, тем больше напрягался сосок и теперь походил на ягоду малины, которой украсили бланманже, так и просившуюся в рот.

– Мне нужно… кое-что, – решилась наконец Кейт, прижимаясь к его руке, так и лежавшей на груди.

Он поднял глаза и пристально посмотрел на нее.

– Я знаю, что тебе нужно. – Его низкий голос словно омыл ее.

– Тогда пожалуйста. – Она вцепилась в его сюртук, пытаясь подтянуть к себе вплотную. – Пожалуйста.

После некоторых колебаний он натянул ей рукав на плечо и стянул на груди ленту платья.

– Тебе требуется много больше, чем какой-то момент украденного наслаждения. Ты нуждаешься в заботе и ласке, нежности и любви.

Неуклюже завязав бант, он отступил в сторону.

– Тебе нужен другой мужчина. Лучше меня.