Часом позже Бел уже сомневалась в том, что доживет до вечера, не говоря уже о том, чтобы дожить до июня.

— Так что же?.. — Сэр Тоби удобнее уселся на сиденье фаэтона. — Чудесное утро, не правда ли?

Бел молча кивнула. На большее она не осмеливалась. Она все сильнее нервничала, так что о разговорах с женихом не могло быть и речи. А Тоби, повернувшись к ней, спросил:

— Дорогая, в чем дело? — Он положил руку на спинку сиденья. — Вы хорошо себя чувствуете?

Тут фаэтон подпрыгнул на булыжнике, и Бел швырнуло в сторону. Снова вскрикнув, она повалилась на Тоби. Его рука тотчас же легла ей на плечи, и он крепко обнял ее. Затем остановил экипаж у тротуара и с беспокойством в голосе спросил:

— Изабель, дорогая, вы не заболели?

— Н-нет… — Бел никак не могла отдышаться. От этой ужасной тряски у нее кружилась голова. Впрочем, не только от тряски, но и от ощущений, которые она испытывала, сидя рядом с красавцем женихом. — Нет-нет, я не больна, вот только… Видите ли, я не привыкла ездить так быстро. У нас на Тортоле нет таких быстрых колясок и таких резвых лошадей. Ведь Тортола — очень маленький остров.

— Какой же я болван! — воскликнул Тоби. — Мог бы и догадаться! Смотрите-ка, как вы побледнели. — Он снял шляпу и принялся обмахивать ею Бел. — Отвезти вас домой?

— Нет-нет. Прошу вас, не надо. Я сейчас прекрасно себя чувствую. — Бел поправила шляпку.

— Вы уверены?

— Да, абсолютно уверена, — ответила Бел. Ей было приятно от того, что голубые глаза Тоби смотрели на нее так заботливо. София была права. Из него получится добрый и участливый муж. — Поверьте, я не хотела жаловаться. У вас чудесный фаэтон, — добавила она, проводя ладонью по кожаному сиденью.

Экипаж снова тронулся с места, но теперь лошади шли спокойным, неспешным шагом.

— Нам не обязательно ехать в коляске, — неожиданно сказал Тоби. — Почему бы нам не оставить где-нибудь коляску и не прогуляться по магазинам?

— По магазинам? Полагаю, мы могли бы… Но только мне ничего не нужно в магазинах. А вам?

Тоби весело рассмеялся:

— Поверьте, лучшее время для прогулки по магазинам наступает именно тогда, когда вам ничего там не нужно! Хотя… По правде говоря, я собирался купить себе новую трость. Недавно я присмотрел одну трость с набалдашником из слоновой кости.

— Вы хотите купить тросточку? — удивилась Бел. — У вас что, нога болит? — Она украдкой посмотрела на ноги сэра Тоби. Ноги казались вполне здоровыми, и девушка, покраснев, отвела глаза. — Или, может быть, вы страдаете от подагры?

— От подагры? — Он снова засмеялся. — Нет, дорогая, я не настолько предан пороку чревоугодия, чтобы заработать подагру к двадцати девяти годам. И ни от каких ран я не страдаю, если не считать ту небольшую рану, что вы только что нанесли моей гордости.

— О!.. Но тогда зачем же вам нужна тросточка, если вы уверенно держитесь на ногах?

— Ну, никаких особых причин для этого нет. Просто время от времени трость бывает полезна — чтобы указать на что-нибудь интересное, например, или же для того, чтобы постучать в дверь. — Тоби пожал плечами. — Кроме того, трости прекрасно смотрятся. Они, знаете ли, в моде.

— А… Понимаю, — кивнула Бел. Потом вдруг нахмурилась и заявила: — Выходит, абсолютно здоровый джентльмен собирается носить при себе трость с единственной целью — продемонстрировать свое богатство.

Тоби тоже нахмурился.

— Трость нужна еще… и для жестикуляции, — пробормотал он себе под нос.

Бел промолчала, хотя ей очень хотелось сказать, что для этой цели человеку обычно хватает собственных рук.

— Что ж, хорошо… — Тоби деланно улыбнулся. — Тогда мы пройдемся по магазинам в другой раз. Скажите, вам нравится искусство? Хотите, я поведу вас на выставку?

Бел встрепенулась. Под влиянием Софии она стала больше ценить искусство, поскольку ее невестка была неплохой художницей.

— Спасибо, я бы очень этого хотела.

— Вот и прекрасно. — Тоби склонился к ней и прошептал: — Я устрою для вас настоящий праздник. У меня есть друг, который может провести нас на закрытый показ скульптур Парфенона.

— Это те скульптуры, которые лорд Элгин привез из Греции?

— Да, те самые.

— Те самые, что парламент купил от имени английского правительства?

— Да, верно. — Тобиас внимательно посмотрел на Бел. — А вам что, не нравится такая сделка?

— Очень не нравится, — заявила Бел, не в силах скрыть раздражение. — Сэр Тоби, вы ведь прекрасно понимаете, что лорд Элгин просто украл эти статуи у их истинных владельцев, у греков. А парламент выбросил миллионы фунтов на приобретение этих скульптур. И все это происходит в то время, когда английским фермерам не хватает зерна, чтобы засеять поля, а сироты голодают на улицах. Это просто возмутительно!

Тоби остановил экипаж. Взглянув на свою спутницу, спросил:

— Выходит, вы не хотите их увидеть?

— Нет, разумеется! — воскликнула Бел с возмущением. Как он вообще посмел задать ей такой вопрос?!

Воцарилось тягостное молчание. Смущенная своей резкостью, но не желавшая извиняться, Бел старалась не смотреть на Тоби, но она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Наконец фаэтон снова тронулся с места, и девушка вздохнула с облегчением.

«Наверное, сэр Тоби счел меня непростительно грубой, — думала она. — Он предложил мне на выбор два разных способа приятно провести время, а я на оба предложения ответила ему отказом. Да еще и отчитала его». Бел решила, что если Тоби сейчас предложит ей еще что-нибудь, то она непременно согласится, что бы он ни предложил.

— Прямо по курсу Беркли-сквер, — сказал он через некоторое время. — Могу я предложить вам перекусить?

Бел захлопала в ладоши и радостно воскликнула:

— О, это было бы великолепно! — В тот же миг она почувствовала, что действительно проголодалась, так как не успела закончить завтрак.

Умело лавируя между экипажами, Тоби выехал на середину площади и остановил лошадей у зеленого островка, в тени раскидистого дерева. Выскочив из фаэтона, он бросил вожжи и монетку подбежавшему к нему мальчишке, затем подозвал к себе официанта, стоявшего в дверях заведения. Что-то сказав ему, Тоби с широкой улыбкой вернулся к Бел.

— Ну вот… Подождите минуточку, и вам принесут чудесное угощение.

— А разве мы не зайдем внутрь? — спросила она.

— Нет, не стоит. — Тоби швырнул свою шляпу на сиденье экипажа. — Видите ли, так не принято. Леди обычно угощаются на свежем воздухе, здесь, в сквере, где они могут все видеть и где их могут видеть.

Бел молча кивнула и сложила руки на коленях. Она прекрасно знала, что невозможно стать влиятельной леди, не привлекая к себе внимания. Знала она и другое: для того чтобы тебя заметили, порой необходимо выставлять себя напоказ. Главное — все время помнить, что она преследует благие цели. Тогда она сумеет убедить себя в том, что тщеславие — вполне простительный недостаток.

Вскоре появился официант с подносом, на котором стояла стеклянная вазочка. В вазочке же было нечто… напоминавшее детский мячик — что-то идеально круглое бледно-желтого цвета.

— О, какое чудо! — Бел взяла с подноса вазочку с лакомством и маленькую серебряную ложку. Посмотрев на Тоби, спросила: — А что это?

— Мороженое, разумеется. Заведение Гантера славится своим мороженым. А это новый сорт, с лимоном и лавандой.

— Мороженое? — в задумчивости пробормотала Бел. Вазочка холодила пальцы в перчатках. — Я никогда не ела мороженого. В Вест-Индии, знаете ли, никогда ничего не замерзает. Я впервые увидела лед, когда приехала в Лондон. И уж конечно, я никогда не видела лед с лимоном и лавандой. — Она надломила ложечкой хрустящую льдистую корочку, обнаружив под ней нечто, весьма напоминавшее ванильный крем.

— Лучше вам побыстрее его съесть, — сказал Тоби. — Иначе оно перестанет быть мороженым и превратится в сироп.

Бел подняла глаза.

— В сироп? В сахарный сироп?

— Да, наверное, — с улыбкой кивнул Тоби. — Но уверяю вас, мороженое — гораздо вкуснее.

Ложечка замерла в руке Бел. Ей очень хотелось попробовать лакомство, но все же она протянула вазочку сэру Тоби.

— Мне очень жаль, но я не могу, — прошептала она со вздохом.

— Не можете? — Он взглянул на нее с удивлением.

Она покачала головой, чувствуя себя ужасно невежливой из-за того, что отказывает Тоби в очередной раз. Но почему он предложил ей именно это?

— Дорогая, но почему вы не можете есть мороженое? — Тоби окинул ее взглядом. — Только прошу вас, не говорите мне, что переживаете из-за фигуры.

Бел густо покраснела и опустила глаза. Она стеснялась своих роскошных форм, унаследованных от матери, — слишком пышной груди и широких бедер. Но от мороженого она отказалась совсем по другой причине.

— Я не ем сахара, — объяснила Бел. — Да, не ем, если только он не завозится в Англию компанией моего брата.

— Отчего же так?

— Потому что сахар, который везут сюда мои братья, выращивается и собирается свободными людьми. — Она посмотрела на мороженое. — А вот это скорее всего продукт рабского труда.

Тоби тоже посмотрел на стремительно таявшее мороженое.

— Дорогая моя, но ведь работорговля отменена больше десяти лет назад.

— Может, торговлю рабами и отменили, но само рабство закон не запрещает, и оно все еще существует почти везде, где производится сахар, — заявила Бел. С упреком взглянув на жениха, она добавила: — Неужели вы считаете, что порядочный человек может лакомиться продуктами подневольного труда?

— Я… не знаю. Но полагаю… То есть я хочу сказать… — Тоби в смущении пожал плечами. — Но ведь это всего лишь мороженое.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Бел уже спрашивала себя: не совершила ли она роковую ошибку? Конечно, сама помолвка была ошибкой, но она надеялась, что эта ошибка вполне исправима. И ее нисколько не смущала репутация Тоби, во всяком случае, почти не смущала. Но одно дело — беспутство, и совсем другое — реакционные взгляды. «Всего лишь мороженое…» — сказал он.

Впрочем, для него это лакомство действительно всего лишь мороженое. Он не видел в нем несчастья тысяч людей, как видела она. И он не знал ни одного из этих несчастных по имени.

— Оно сейчас совсем растает, если вы его не съедите, — сказал. Тоби.

Бел вздохнула. Пожалуй, он был прав. Исправить несправедливость, совершенную при изготовлении этого мороженого, уже нельзя. И все же она покачала головой:

— Поверьте, я действительно не могу.

— Если не можете, то не надо. — Тоби протянул мороженое мальчику, державшему за поводья лошадей. — Бери, парень. Ешь.

— Вы серьезно, сэр? Вы даете мне его, чтобы я его съел? — Грязная ручонка сомкнулась вокруг вазочки.

— Да, конеч… — Еще до того как Тоби успел закончить фразу, мальчик с жадностью проглотил половину порции. Орудуя ложечкой как садовыми вилами, он пожирал мороженое с такой быстротой, словно оно могло исчезнуть само по себе, если не поторопиться. Взглянув на мальчишку, Бел не удержалась от смеха. И тут вдруг заметила, что сэр Тоби внимательно за ней наблюдает.

— Наконец-то вы улыбаетесь, и даже смеетесь, — сказала он. — Слава Богу! А то я уже почти впал в отчаяние.

— Ах, простите… — пробормотала Бел. — Я знаю, что вы хотели как лучше. Но поверьте, я не могла бы получить удовольствия от мороженого.

— Однако вы можете получать удовольствие от удовольствия мальчишки?

— Да, пожалуй, — кивнула Бел, явно озадаченная собственным ответом. Она привыкла считать, что все жизненные удобства и удовольствия достаются одним в результате тяжкого труда и унижения других людей. Но быть свидетелем того, как кто-то получает удовольствие, — это совсем не то. Ощущения совсем другие. Вчера на балу она получала куда больше удовольствия, наблюдая, как танцуют другие, а вовсе не тогда, когда танцевала сама. А сегодня она не могла получить удовольствие от мороженого, однако ей было приятно наблюдать, как лакомится мальчик.

Но как же объяснить такой парадокс? На этот вопрос у нее не было ответа, и она в смущении пробормотала:

— Вы, наверное, считаете меня ужасной лицемеркой?

— Вовсе нет. — Тобиас взглянул на нее с ласковой улыбкой. — Я считаю вас настоящим ангелом, бескорыстным и самоотверженным. И я не могу не спросить себя: смогу ли я заслужить вашу любовь?

Бел тут же почувствовала, как при этих словах Тоби по телу ее словно растеклось что-то приятное и теплое. И ощущение было таким сладостным, что даже голова немного закружилась.

— Знаете, дорогая, вы навели меня на прекрасную мысль, — неожиданно сказал сэр Тоби.

— Я навела?

— Да, вы. Вернее — вдохновили. — Он подозвал официанта и что-то тихо сказал ему. Официант кивнул и удалился. Тоби же обошел фаэтон и, сев на свое место, заявил: — Кажется, я знаю, как вас развлечь. Надеюсь, на сей раз вы действительно получите удовольствие. Но для этого ехать придется быстро. Вы сможете это пережить?

О Боже! Глаза Тоби горели радостным предвкушением, и Бел не осмелилась его разочаровать. Она храбро кивнула и вцепилась в дверную ручку.

— Нет-нет, — сказал Тоби, взглянув на ее руку. — Так вас будет еще сильнее болтать. — Он взял вожжи. — Лучше держитесь за меня. За локоть.

Бел уставилась на него в испуге:

— Что ж, если вы настаиваете…

— Да, настаиваю. Держитесь, Изабель!

Она молча кивнула и обхватила его руку. В этот момент к ним подошел официант с огромной плетеной корзиной в руках. Тоби велел закрепить корзину на запятках фаэтона. Затем, расплатившись с официантом, хлестнул вожжами лошадей. Экипаж тут же сорвался с места, и Бел еще крепче сжала руку Тоби. У первого же поворота он взглянул на нее и спросил:

— С вами все в порядке?

— Да, в порядке… — ответила она слабым голосом.

Тоби снова хлестнул лошадей, и фаэтон понесся еще быстрее. Бел судорожно сглотнула и зажмурилась. И оказалось, что в темноте — гораздо лучше. Так и тряска чувствовалась куда меньше. И чем крепче Бел прижималась к своему спутнику, тем спокойнее становилось у нее на душе. В какой-то момент она вдруг поняла, что страхи ее преувеличены — ведь Тоби очень ловко управлял экипажем. К тому же от него исходил такой чудесный запах… «И вообще, с ним очень даже приятно», — говорила себе Бел, мысленно улыбаясь. Она почувствовала, как экипаж сделал еще несколько поворотов, а потом они остановились и послышался голос Тоби.

— Вот мы и приехали! — объявил он.

«Ах, ну почему так быстро?» — подумалось Бел. Ей хотелось, чтобы это поездка продолжалась как можно дольше. И было такое чувство, будто у нее отняли книгу на самом интересном месте.

Открыв глаза, Бел увидела перед собой глухую кирпичную стену.

— Что это за место? — спросила она.

— Это детская больница доктора Дэвида, — ответил Тоби, выскакивая из фаэтона. — Быстрее, дорогая. Нам надо поторопиться. — Он помог Бел спуститься на тротуар, затем подозвал слугу, стоявшего у входа в больницу.

С помощью слуги Тоби снял корзину, стоявшую на запятках экипажа, затем взял свою спутницу под руку и повел к двери.

— Быстрее, пожалуйста. Мы же не хотим, чтобы все растаяло, верно?

Бел в ответ закивала, хотя совершенно ничего не понимала. Они вошли в прохладный вестибюль с полом из керамической плитки и тут же свернули налево. Позади них, едва за ними поспевая, шел слуга с тяжелой корзиной в руке.

— Теперь сюда. — Тоби подвел Бел к крутой лестнице. Поднявшись по ступеням, они зашагали по длинному коридору, наполненному неприятными больничными запахами. Наконец вошли в довольно просторную комнату, вдоль стен которой стояли узкие койки, занятые бездомными детьми с бледными лицами и широко распахнутыми глазами. По сигналу Тоби слуга начал открывать корзину. Сам же Тоби вышел на середину комнаты и, хлопнув в ладоши, объявил:

— Дети, пора принимать лекарство!

Все малыши тут же насупились, а один из них в возмущении закричал:

— Нам уже давали лекарство!

— Но это лекарство совсем другое. Оно сделано по особому заказу вашей новой няни мисс Грейсон. — Покосившись на Бел, Тоби продолжал: — Не волнуйтесь, дети. Я знаю, что она выглядит строгой, но обещаю, что на самом деле она добрая и ласковая, как котенок. — Он подошел к корзине, вытащил оттуда ворох соломы, а затем достал огромный пакет из вощеной бумаги, внутри которого находились разноцветные шарики мороженого, сверкавшие как драгоценности. После этого Тоби достал из той же корзины две покрытые инеем вазочки и, протянув их Бел, прошептал: — Раскладывайте и наслаждайтесь.

«Несносный человек», — подумала Бел с улыбкой. Наверное, эти дети нуждались в чем-то другом, более необходимом им в данный момент, и он мог бы потратить деньги на то, что им действительно требовалось — на бинты, на белье, на еду, на настоящее лекарство. Но он казался сейчас таким довольным, таким радостным, таким красивым…

Снова улыбнувшись, Бел взяла вазочки и мороженое из рук Тоби.

— Вот и замечательно, — сказал он, подмигнув ей. И сердце ее радостно подпрыгнуло в груди. Тоби же снова повернулся к детям и громко спросил: — Кто любит клубничное?!

Какое-то время в палате стоял радостный гомон — дети получали вазочки с лакомством и с жадностью его уплетали. Осмотревшись, Бел присела на кровать к худенькому мальчику, обе руки которого были перевязаны, и стала кормить его из ложки абрикосовым мороженым. Тоби тоже присел на кровать мальчика с другой стороны.

— Ну, получаете удовольствие? — спросил он.

— Вы же знаете… — Бел улыбнулась. — Спасибо вам огромное.

— В этой палате лежат дети, которых скоро выпишут. Возможно, в следующий раз мы навестим тех, кому действительно очень плохо.

Бел внимательно посмотрела на мальчика с перевязанными руками. Доев мороженое, он уснул с ангельской улыбкой на губах.

— «Питер Джефферс, девять лет, трубочист», — прочла она надпись на табличке, висевшей в изголовье кровати. — Девять лет? На вид ему не больше шести.

— Скорее всего это от недостатка питания. Мальчики-трубочисты должны быть худыми, иначе они не пролезут в дымоход.

— Не пролезут в дымоход? Что вы хотите этим сказать?

— Полагаю, вест-индские дома углем не отапливают?

— Нет, конечно. — Бел покачала головой.

— Ну а эти мальчики залезают в трубы со щетками, чтобы вычистить сажу. Дымоходы узкие и часто забиваются, поэтому такая работа очень опасна. По-видимому, этот мальчик получил ожоги.

Глядя на пожелтевший синяк на щеке мальчика, Бел прошептала:

— Не только ожоги, но и побои. — Закрыв глаза, она попыталась представить, что испытывает тот, кто вынужден пролезать в узкий дымоход. — Когда он поправится, его снова отдадут тем, на кого он работает? — спросила девушка. — Но он ведь снова получит ожог, возможно, даже погибнет! Неужели ничего нельзя с этим поделать?

— Есть одно общество с невообразимо длинным названием, деятельность которого направлена на то, чтобы заменить труд детей, прочищающих дымоходы, современными машинами. Моя сестра Августа состоит в этом обществе, но, насколько мне известно, пока что они не очень-то преуспели. Труд таких мальчишек традиционно используется для прочистки труб, а мы, англичане, привержены традициям.

— Традиции? — переспросила Бел. — Преступная глупость, а не традиции!

— Тихо! — Тоби указал на мальчика, зашевелившегося во сне. — Вы его разбудите.

Бел нахмурилась и стиснула зубы. Тоби внимательно посмотрел на нее, потом прошептал:

— Вы очень красивая, когда сердитесь.

Бел презрительно фыркнула. Нашел время для глупых комплиментов!

— Я вовсе не сержусь, — возразила она.

— Однако признаете, что вы красивая, не так ли? Что ж, очень хорошо.

— Нет-нет. — Бел покачала головой. — Я не признаю и того, что я красивая. — Может, фигура у нее действительно неплохая, но это не делает ее красивой.

— Дорогая, если вы не признаете, что красивы, я вынужден буду обвинить вас в нечестности.

— Обвинить? — Она пристально взглянула на Тоби. — Вы надо мной смеетесь?

— Да, совершенно верно.

— Но зачем?

— Вы снова сделались слишком уж серьезной. Словно у вас на плечах все несчастья и горести мира. Видите ли, если я не буду над вами смеяться, то мне придется вас целовать. — Он одарил ее ослепительной улыбкой. — А мы ведь не хотим шокировать детей, верно?

Сердце Бел гулко застучало. «Это ведь просто чудовищно! — думала она. — Как он может в таком месте говорить о поцелуях?!» Но еще ужаснее было то, что теперь и она стала думать о поцелуях. О том, что чувствовала вчера на балу, когда его губы прижимались к ее губам. Интересно, какой вкус будет у его губ, если он поцелует ее сейчас? Привкуса бренди, наверное, не будет…

Ох, что за мужчину она выбрала себе в мужья?! Он становился то невыносимо тщеславным, то ужасно легкомысленным. И при этом всегда оставался необыкновенно обаятельным. Поначалу сэр Тобиас разочаровал ее своим тщеславием, но теперь Бел благодарила Бога за то, что в характере Тоби было столько недостатков. Если она, увы, была обречена на то, чтобы желать его, то по крайней мере полюбить она не сможет — это ей не грозило.

— Как вам пришло в голову привезти меня сюда? — спросила Бел. — Не думаю, что в привычки большинства мужчин входит посещение детской больницы.

— Если быть до конца честным, то и у меня нет такой привычки. Я вхожу в попечительский совет этой больницы, поскольку вношу ежегодные взносы в размере десяти гиней, но я был здесь всего дважды. И никогда не участвовал в заседаниях попечительского совета. На самом деле это моя…

— Что тут происходит?!

Дверь внезапно распахнулась, и дети в испуге переглянулись. Кто-то даже уронил на пол ложечку.

Бел подняла глаза и увидела в дверях элегантную стройную женщину средних лет. На ней было зеленое платье безупречного покроя и очень простого фасона. На плечах же — темно-серая пелерина. И держалась эта женщина с истинно королевским достоинством. Казалось, что даже шорох платья свидетельствовал о непоколебимой уверенности в себе и силе характера.

— Сэр Тобиас Олдридж, — произнесла дама, приблизившись к кровати, на которой сидели Тоби и Бел, — потрудитесь объяснить, что это значит.

— Да, разумеется, — кивнул Тоби, поднимаясь с кровати. Бел тоже встала и расправила юбку. — Но сначала я должен представить вас друг другу. Это мисс Изабель Грейсон, а это Лидия, леди Олдридж. То есть моя мать.

Онемев от удивления, Бел не слишком элегантно сделала реверанс. Его мать! Да, конечно, она предполагала, что вскоре ей придется познакомиться с родственниками жениха, но ей казалось, что она успеет подготовиться к этой встрече. Знала ли леди Олдридж об их помолвке? Судя по выражению ее лица, она ничего об этом не знала.

— Моя мать в отличие от меня проявляет повышенное внимание к больнице, — пояснил Тоби. — Она приходит сюда каждый четверг, когда живет в Лондоне.

Бел переводила взгляд с матери на сына. «Может, он привез меня сюда специально ради этой встречи?» — думала она.

— Очень рада знакомству с вами, леди Олдридж.

Тут Тоби взял девушку за руку и объявил:

— Мама, мы с Изабель помолвлены. А в июне собираемся обвенчаться.

Дети вокруг них радостно закричали и захлопали в ладоши. Бел же опасливо поглядывала на мать жениха, приготовившись к выражению неудовольствия с ее стороны.

Леди Олдридж окинула сына внимательным взглядом, в котором если и был упрек, то лишь притворный. Потом вдруг улыбнулась и сказала:

— Тоби, ты все такой же несносный мальчишка. — Повернувшись к Бел, она взглянула на пустую вазочку из-под мороженого в ее руке, потом перевела взгляд на спящего ребенка. — Что ж, Тоби, я одобряю твой выбор. — Леди Олдридж обошла кровать и, взяв Бел за плечи, поцеловала ее в щеку. — Приходите к нам на ужин, дорогая. Знаешь, Тоби, если она придет в воскресенье, то сможет познакомиться с Августой и Реджинальдом. Но разумеется, нам придется организовать что-то более изысканное, чем жареный цыпленок, если мы хотим заманить в город и Маргарет.

— Да, конечно, — кивнул Тоби. — Как ты думаешь, Фанни и Эдгар сумеют приехать на свадьбу?

— В июне? — Леди Олдридж задумалась. — Думаю, что да. Малышу к этому времени будет уже шесть месяцев.

Бел слушала этот разговор матери с сыном затаив дыхание. То, что они в ее присутствии обсуждали свои семейные дела… О, это было замечательно! Это было… словно чудо! И, конечно же, эти люди не знали, что испытывает одинокий ребенок, лишенный друзей. Не знали, потому что жили в совершенно другом мире — уютном, радостном и безопасном. И ни Тоби, ни его мать… они никогда не поймут, что сейчас, в эти самые мгновения, произошло чудо. Они пригласили ее, Бел, на свой семейный ужин, и это действительно было настоящее чудо!

Только сейчас Изабель наконец-то осознала: брак означал нечто большее, чем просто выбор мужа. Брак означал приобретение семьи.

Как неожиданно! И как… замечательно!

Тоби улыбнулся ей и сжал ее руку.

— С тобой все в порядке, дорогая?

— Да, конечно. — Бел заставила себя ответить улыбкой. — Я только… немного удивлена.

Леди Олдридж легонько похлопала ее по плечу — словно знала, как не хватало Бел материнской ласки.

— О, я знаю, дорогая, что вначале нас трудно выносить. Но потом вы привыкнете.

— Уверена, что привыкну. — Бел в смущении откашлялась. — Леди Олдридж, а вы не возражаете, если я буду присоединяться к вам во время ваших еженедельных визитов в больницу?

— Изабель решила посвятить себя благотворительности, — пояснил Тоби.

— Да, разумеется. А как же иначе? — Леди Олдридж одарила сына многозначительной улыбкой. — Она же выходит замуж за тебя.