Санаторий «Отрада», в котором отдыхала Касимова, находился в пятидесяти километрах от областного города Н-ска. Добрался туда Бахтиаров на другой день вечером.

В конторе дежурной по санаторию не оказалось, и, поджидая ее, Бахтиаров расположился на широком диване.

Прошло минуты три. В комнату вбежала тоненькая белолицая девушка в сером халате. Выбившиеся из-под голубой косынки непослушные черные кудри топорщились в стороны. Встревоженным взглядом девушка скользнула вокруг, отыскивая кого-то.

Бахтиаров поднялся.

— Мне нужно увидеть одну отдыхающую.

— Кого? — рассеянно спросила девушка.

— Касимову Ольгу Федосеевну.

Девушка отшатнулась. Крупные черные глаза ее тревожно смотрели на Бахтиарова.

— Кас… симову… Кас… подождите… я сейчас, — наконец выговорила девушка и, круто повернувшись, бросилась в открытую дверь.

Через минуту в сопровождении все той же испуганной черноглазой девушки в контору вошла молодая женщина. Бахтиаров увидел привлекательное, несколько бледное лицо, полные губы, узкие карие глаза, на голове тяжелый узел темных волос. Белоснежный халат облегал ее стройную фигуру. Поправляя на голове белую докторскую шапочку, женщина издали смотрела на Бахтиарова.

— Вам кого, гражданин? — приблизившись к Бахтиарову, спросила она звучным приятным голосом.

— Ольгу Федосеевну Касимову, — повторил Бахтиаров.

Женщина нахмурилась и, глядя в сторону, сказала:

— Пройдемте со мной.

Они вышли в сад. Бахтиаров оглянулся. Черноглазая девушка осталась на крыльце и по-прежнему испуганно смотрела им вслед. Бахтиаров послушно шагал за женщиной. Наконец она остановилась, убирая руки в карманы халата, спросила:

— А вы кто будете Касимовой?

— Близкий знакомый… Здорова ли Ольга Федосеевна?

Женщина, словно больного, взяла Бахтиарова за руку и молча повела по дорожке, мимо белых скамеек. Только пройдя несколько шагов, она сказала:

— Я старшая сестра, Нина Ивановна Улусова.

— Очень приятно. Но что случилось?

Справа за деревьями послышались голоса, донесся чей-то смех. Когда все стихло, Нина Ивановна, отвернувшись, с заметным усилием проговорила:

— Она умерла…

— Умерла?!

— Да. Все случилось пять, может быть, семь часов назад в одной из дальних аллей нашего парка… Сядем, — перестав смотреть в сторону, мягко сказала она.

Они сели. Возникло напряженное молчание.

— Скоро ночь, — проведя рукой по волосам, рассеянно проговорил Бахтиаров, все еще не придя в себя от неприятной новости.

— Да, — тихо сказала Нина Ивановна. — Через час наступит полный покой…

Помолчав, добавила:

— Вам рассказать о ней?

— Пожалуйста, Нина Ивановна, — поспешно отозвался он.

Прежде чем заговорить, она посмотрела на свои узкие руки с тонкими пальцами и спрятала их в карманы халата. Рассказывала она подробно. Слушая ее, Бахтиаров ясно представил себе жизнь Касимовой в санатории. Он отметил про себя, что рассказчица обладает острой наблюдательностью, а это качество он всегда высоко ценил в человеке.

— Труп в аллее, как я уже говорила, обнаружила группа отдыхающих. По телефону вызвали из города милицию, эксперта. Умершую и ее вещи переправили в город. — Снова помолчав, Нина Ивановна вздохнула и сказала: — Утром она чувствовала себя прекрасно, была обрадована неожиданным приездом дочери…

— Приездом дочери! — воскликнул изумленный Бахтиаров. — Где она сейчас?

— Не знаю. Побыла недолго и уехала.

При всем уважении к Касимовой Бахтиаров уже не мог думать о ее смерти, а весь был во власти другой, более значимой для него новости — Жаворонкова побывала здесь!

— Расскажите о их встрече, — хмурясь, сказал Бахтиаров.

Видя ее замешательство, прибавил тихо:

— Поймите, мне это очень важно знать… Извините! Я не представился вам.

Он показал Нине Ивановне свое служебное удостоверение. Она внимательно посмотрела документ и спросила:

— Вы действительно близкий семьи Касимовой или это было сказано… просто так?

— Действительно. Я вам скажу больше: дочь Касимовой до недавнего времени была моей невестой, — признался Бахтиаров, чувствуя расположение к старшей сестре санатория.

— Вот как! Что же вас еще интересует?

— Простите, я сказал: их встреча. Конечно, если знаете…

— Очень немного, почти ничего, — быстро ответила Нина Ивановна. — Когда утром дочь приехала на городском такси, Касимова была поблизости от ворот. Я застала момент их встречи. Приезд дочери для Касимовой был приятной неожиданностью. Что-нибудь около часа они провели вместе, о чем-то разговаривая на скамейке у клумбы с желтыми георгинами. В палату дочь не ходила. Потом Касимова проводила машину до ворот санатория и долго стояла, помахивая вслед шарфом. После Касимова мне говорила: дочь приезжала в Н-ск по каким-то неотложным делам… Вот и все.

Бахтиаров зажег карманный фонарик и достал из бумажника фотокарточку Жаворонковой.

— Она?

Нина Ивановна склонилась над снимком и, не задумываясь, ответила:

— Да, это она…

Погасив фонарик и спрятав фотокарточку, Бахтиаров тихо сказал:

— Она приемная дочь Ольги Федосеевны. Но это не имеет значения. Они — как кровные родные!

— Я знаю, правда, без подробностей…

— Вы не обратили внимания на душевное состояние дочери?

— Она мне показалась спокойной…

Бахтиаров молчал. Нина Ивановна спросила:

— Как вы будете выбираться отсюда? Автобус придет только в одиннадцать утра…

Бахтиаров пожал плечами.

— Ночью у меня дежурство. Можете воспользоваться моей комнатой, — предложила она.

— А это удобно?

— Конечно.

* * *

Бахтиаров проснулся в шестом часу утра. Комната, в которой он лежал на диване под накрахмаленной, пахнувшей какими-то приятными духами простыней, была чистой и уютной. Через тюлевую занавеску проникали солнечные лучи, и белая стена в углу и белый абажур лампы на маленьком письменном столе казались розовыми и узорчатыми. У противоположной стены, закрытой большим ковром бордового цвета, стояла кровать, покрытая желтым покрывалом. В центре ковра, в овальной бронзовой раме, висел портрет улыбающегося мальчика трех или четырех лет, очень похожего на Нину Ивановну.

«Ее сын», — решил Бахтиаров.

Едва он успел умыться, накинуть на себя пиджак, как в дверь комнаты раздался осторожный стук.

Вошла Нина Ивановна.

— Вы рано поднялись. Как спалось? — спросила она.

— Чудесно!

Вчерашней бледности на лице Нины Ивановны уже не было. Легкий приятный загар, покрывавший ее лицо и шею, гармонировал с естественной яркостью губ. Только карие глаза смотрели с заметной тревогой.

— Как прошло ваше дежурство? — спросил Бахтиаров.

— Оно еще не кончилось, — ответила Нина Ивановна, — но в этом отношении все хорошо. Я по другому вопросу. Вскрылось такое, что я поспешила к вам, Вадим Николаевич.

— Что случилось?

Нина Ивановна, не ответив, вышла за дверь и тут же возвратилась со знакомой уже Бахтиарову черноволосой девушкой. Теперь девушка казалась испуганной еще больше.

— Это санитарка Катя Репина из того корпуса, в котором жила Касимова, — сказала Нина Ивановна, подталкивая вперед смущающуюся девушку. — Ночью она мне рассказала… Говори, Катя.

Катя подняла заплаканные глаза, внимательно, сквозь слезы посмотрела на Бахтиарова, вздохнула и тихим голосом проговорила:

— Самое досадное, что я поступила как круглая дурочка.

Катя помедлила еще немного и заговорила негромко:

— Вчера, в третьем часу дня, когда все отдыхающие были на прогулке, я обходила палаты. В восьмой палате застала постороннего мужчину. Он стоял на коленях возле койки Касимовой и рылся в чемодане. Я испугалась, но все же спросила, что ему нужно. Поднявшись, этот человек засмеялся и шагнул ко мне. Я хотела бежать вон, а ноги не слушались. Тут он оттеснил меня от двери и, сказав, что прислан министерством проверять условия жизни в санатории, сфотографировал похожим на зажигалку аппаратом. Объяснил, что моя фотокарточка будет показана министру. Когда я осталась одна в палате, то закрыла чемодан и задвинула его под койку. Только тут бросилась из палаты, чувствуя неладное. Мужчины нигде не было. Добежав до шестого корпуса, свернула к клубу и увидела его рядом с Касимовой. Они шли в парк через мостик над ручьем. Я сразу успокоилась и вернулась… А узнала о смерти Касимовой, места себе не находила…

— Может быть, мужчина был с какой-нибудь другой женщиной, а вы ее приняли за Касимову? — спросил Бахтиаров.

— Это была Касимова, — уверенно ответила Катя. — На ее плечи был накинут ярко-зеленый газовый шарф, а такого ни у одной женщины в санатории нет. Она говорила, что шарф этот привезла с фестиваля из Москвы ее дочь…

— Когда ее нашли мертвой, — вставила Нина Ивановна, — зеленый шарф был на ней.

Бахтиаров кивнул. Он знал об этом подарке Жаворонковой.

— А вы уверены, Катя, что с Касимовой к парку шел именно тот, которого вы застали в палате?

— Уверена, — коротко ответила Катя.

— Обрисуйте его внешность, как одет?

Катя некоторое время смотрела на окно, губы ее при этом шевелились, будто она произносила одной ей слышные слова. Потом, прямо взглянув на Бахтиарова, ответила:

— Высокого роста, широкоплечий, но сдавленный в груди. Голова маленькая. Вот как шишечка на кофейнике, — кивнула Катя на белую тумбочку с посудой, стоявшую возле окна.

Бахтиаров взглянул на никелированный кофейник и снова перевел взгляд на девушку. А она, довольная сравнением, слегка улыбнулась и продолжала:

— Верно говорю: похожа. Вот какое у него лицо, сказать не могу. Одет в серый костюм, на ногах белые туфли на толстой подошве, а на голове белая шляпа с узенькой черной ленточкой… Вот какой у него галстук… Да, галстука не было! Воротник голубой рубашки расстегнут, и на груди я заметила густые колечки волос.

Бахтиаров задумался. В глазах Кати показались слезы.

— Ну почему я его не задержала… Почему? — всхлипывая, проговорила она.

Бахтиаров ласково сказал:

— Вряд ли бы вам, Катя, удалось задержать… А вы не ошиблись, когда сказали, что он вас сфотографировал?

— Нет. Он же говорил про фотокарточку, которую покажет министру.

Бахтиаров переглянулся с Ниной Ивановной. Старшая сестра серьезно сказала:.

— Катя не фантазерка.

— Катя, а почему вчера следователю из милиции вы ничего не рассказали? — спросил Бахтиаров.

— Сама не знаю. Просто не знаю.

— Вот что, Катя, — проговорил Бахтиаров. — Вы можете идти, но никому здесь об этом случае не рассказывайте. Ясно? Другое дело, если вас вызовут в город, например, в милицию, но в санатории никому. Договорились?

— Я понимаю, — вздохнув, сказала Катя и торопливо выбежала из комнаты.

— Вот, Нина Ивановна, как все оборачивается…

— Вы видите в этом прямое отношение к смерти Касимовой?

— Несомненно.

— В чем же дело?

— Сам бы хотел знать. Посмотрим, что покажет вскрытие. Мне надо посмотреть то место, где она умерла. Вы проводите меня?…

В парке в этот ранний час было пусто. Вот и аллея. Высокие березы образовали длинный коридор, наполненный зеленоватым сиянием и щебетанием птиц. Нина Ивановна шла рядом с Бахтиаровым, заложив руки в карманы халата, и слегка поеживалась от утренней свежести.

— Здесь, — остановилась она, указывая на примятую траву между двух старых берез. — Она лежала на спине, ногами к дорожке.

Бахтиаров осмотрелся. Нина Ивановна, прислонившись к стволу березы, молча наблюдала за ним. К людям его профессии она всегда испытывала живейший интерес, но сталкиваться сними близко в жизни ей никогда еще не приходилось. Ее представление о контрразведчиках было составлено исключительно по книгам и кинофильмам. Часы, истекшие после смерти Касимовой, дали ей столько впечатлений, что она чувствовала себя участницей какой-то пока еще неясной, непонятной истории.

— Интересно выяснить, видел ли еще кто-нибудь из отдыхающих этого мужчину? — спросил Бахтиаров, закончив осмотр местности.

— Я могу поговорить…

— Нет, нет, пока ничего не надо…

Постояв еще немного в глубоком раздумье, Бахтиаров предложил возвратиться в санаторий. Обратно шли медленно и молча.

— Нина Ивановна, если вас не затруднит, то помогите мне разобраться еще в нескольких вопросах, — попросил Бахтиаров.

— С удовольствием, — ответила Нина Ивановна. — Какие у вас вопросы?