Совместно с товарищами из чехословацкого Корпуса национальной безопасности чекистами все было тщательно продумано. Задача заключалась не только в предотвращении гнусного преступления, но и в том, чтобы организаторы провокации не поняли истинные причины своего провала. Учитывалось и то, что события могли развернуться в разрез с принятыми мерами. На другой день после встречи Жаворонковой с Олегом Бубасовым стало ясно, что за Гавриловым установлена слежка.

И вот наступил решительный вечер. Гаврилов вышел из отеля на свою обычную прогулку в горы. Но сделав несколько шагов, он резко повернул обратно, намереваясь лично убедиться, взят ли под надзор. Неожиданным маневром он озадачил двух здоровенных верзил, шагавших сзади него. Они по инерции проскочили мимо, а он, делая вид, что не обратил на них ни малейшего внимания, остановился и, артистически изображая рассеянного человека, стал ощупывать карманы своей одежды. Убедившись, что «забытое» находится при нем, Гаврилов повернулся и беспечно стал продолжать путь в прежнем направлении. Верзилы, когда он проходил мимо, усиленно угощали один другого сигаретами. Один из них был в охотничьей куртке, а другой в расшитом цветными нитками жилете. У обоих на ногах были горные ботинки, а на голове одинаковые зеленые береты. Гаврилов больше не оборачивался, будучи твердо уверен, что «ангелы-похитители», как он их мысленно назвал, следуют за ним.

Уже смеркалось. Город был позади. Гаврилов шел по шоссе. Пешеходов не было. Только с шелестом мимо пронеслось несколько почти бесшумных машин, да время от времени мелькали велосипедисты, спешившие в город.

Гаврилов, хотя и не оборачивался, но ощущал на себе взгляды преследователей. «Зачем нарушать их уверенность, — считал он. — Пусть будут убеждены, что советский чекист на мировом курорте погрузился в легкомысленную беспечность».

У Гаврилова действительно было удивительно спокойно на сердце, и думал он не о том, что предстояло через несколько минут, а о том времени, когда он вернется домой. С Ниной Ивановной они условились пожениться, как только он возвратится из Чехословакии. О ней он вспоминал постоянно. Проходя по Карловым Варам мимо санаториев и видя женщин в белых халатах, всякий раз представлял себе Нину Ивановну, тоже занятую своим делом в санатории «Отрада».

Примерно в километре от последнего городского здания Гаврилова обогнала на небольшой скорости длинная открытая машина. Проехав некоторое расстояние, машина остановилась.

За рулем машины сидел мужчина с лунообразным бледным лицом в светлом берете. Когда Гаврилов почти поравнялся, шофер, показывая на зажатую в его губах сигарету, жестом попросил прикурить.

Гаврилов достал из кармана зажигалку и твердыми шагами подошел к машине. Щелчок зажигалки — вспыхнуло пламя. Шофер прикурил и поднял на Гаврилова глаза — маленькие, заплывшие. В это время Гаврилова сзади крепко схватили за локти и ловко опрокинули в открытый кузов машины. Все это совершилось быстро, с поразительной ловкостью. Гаврилов, сопротивляясь, слышал тяжелое дыхание возившихся с ним людей. Когда машина рванулась дальше, Гаврилова уже усадили, а рядом, прижимая его твердыми плечами, поместились конвоиры-верзилы, которых он видел около отеля. На их физиономиях сияли до странности похожие тупые, самодовольные улыбки. Ветер ударил в лицо Гаврилову, а в следующий момент сидевший справа поднес к его лицу комок ваты, смоченной жидкостью, напоминающей запах лимона. Гаврилов потерял сознание.

* * *

Очнулся он ночью в спальне маленького домика капитана Яндера, много юго-западнее Карловых Вар. Первое, что он увидел, — это дверь, в которую выходила женщина в белом халате. Крикнул ли он на самом деле, но ему показалось, что он позвал «Голубушку». Женщина не обернулась и исчезла за дверью, а над ним склонилось знакомое лицо капитана Яндера, с которым он познакомился еще в Праге. Форменный китель капитана висел на стуле около изголовья. На лице Яндера играла приветливая улыбка, он что-то говорил, но слов его Гаврилов не слышал. В голове стоял шум, во рту — неприятный вкус.

— Крепко вы нанюхались, товарищ майор, — наконец различил Гаврилов сказанное Яндером уже в который раз, а вслед за тем прорвались и другие звуки. Где-то тикали часы. Сразу все вспомнилось, и одним взмахом Гаврилов сбросил с кровати ноги. Такое резкое движение ослабило его, и чистенькая комната и сам капитан Яндера начали покачиваться из стороны в сторону.

Яндера снова уложил Гаврилова в постель.

— Вам еще надо лежать, — сказал он.

Гаврилов помотал головой и, поднявшись на локте, спросил:

— Что произошло? Как дела?

— Не беспокойтесь. Вам надо еще побыть в постели.

Сильное головокружение вынудило Гаврилова лечь. Яндера надел китель и, застегнувшись на все пуговицы, сел на стул рядом с кроватью.

Гаврилов схватил руку капитана:

— Рассказывайте, капитан, скорей!

Капитан Яндера долго рассказывал Гаврилову. Гаврилова привезли в лес и, спеленав, усадили на заднее сидение самолета, принадлежавшего Отто Секвенец, сыну бывшего крупного промышленника, который внешне порвал с отцом, удравшим в Западную Германию, но тайно продолжал вести подрывную работу в Чехословакии. При отправке самолета в Германию присутствовал старик Бубасов и Барло. Самолету дали возможность подняться в воздух, а затем в двадцати километрах от места взлета он был прижат к земле истребителями военной авиации. Олег Бубасов пытался скрыться, но, преследуемый пограничниками, покончил жизнь самоубийством, бросившись со скалы.

— Ваше счастье и наше счастье, товарищ майор, — закончил капитан Яндера свой рассказ, — что нашим людям удалось в самый последний момент, как говорится, выкрасть у Бубасова из машины парашют. Если бы не это, то Бубасов, спасаясь, бросил бы самолет вместе с вами…

— Будет ли в газетах сообщение о попытке перелета через границу? — спросил Гаврилов.

— Не знаю. Что-нибудь, несомненно, будет. Мне дано указание переправить вас в Прагу. Показываться вам живым и невредимым в Карловых Варах нельзя.

— Я понимаю.