Словно и не было нескольких дней ссоры. Хотя... Какая уж тут ссора? Она-то за меня же и переживала. Отвлекаюсь от букваря и глажу лежащую рядом Мурысю по спине. Она трётся головой о моё плечо.
— Мурыся, вот объясни: как ты могла такое придумать?
— Какое?
— Чтобы уйти.
— Ну я же тебе стала мешать приводить девочек. Вот я и подумала...
— Глупенькая ты. Девочки приходили и уходили. А ты была со мной.
— Но раньше у тебя были и я, и они. А теперь...
— А теперь ты сама стала похожа на девочку.
Она отодвинулась и посмотрела мне в глаза.
— И ты будешь делать со мной всё, что...?
— Не-не. Ты же не совсем девочка. Ты кошка. Но теперь тебя стало приятнее гладить. Понимаешь?
Она кивает и снова прижимается.
— Понимаю. А девочек ты ещё будешь приводить? Мне интересно было смотреть...
Слегка шлёпаю её по обтянутому штанами заду.
— Так. Вот этого не надо. Ты теперь будешь их смущать. И меня — тоже. Лучше я тебя буду обнимать, пока их нет.
* * *
Уже переодевшаяся для сна котейка с довольным видом проползает на четвереньках по постели и укладывается на меня сверху.
— Мурыся, не наглей.
— Тебе не нравится? — удивляется моя киса, приподнимаясь.
— Ты уже не такая лёгкая, чтобы на мне спать.
На самом деле мне приятно, когда она так взгромождается. Даже слишком. Настолько, что боюсь забыть, что она — кошка. Киса не унимается:
— А почему некоторые твои подружки на тебе так спали? А они были больше.
— Почему-почему... Потому, что они не кошки.
— А почему мне раньше можно было? Я же была кошка.
— Ты и теперь кошка, только очень большая.
— Если я кошка, можно — я разденусь?
— Нельзя!
Мурыся надувает губы и её ушки грустно повисают. Спихиваю её с себя и, приподнявшись на локте, нависаю над ней.
— Будешь меня целовать? — вдруг спрашивает она.
— Чего вдруг?!
— Когда ты так делал с подружками — ты их целовал, — поясняет Мура, прикрывая глаза и с готовностью подставляя губки.
Падаю щекой на подушку и бурчу:
— Ни за что.
— Ты не хочешь играться со мной, как с ними?
— Да. Потому что ты не такая, как они. Ты же не играешь со мной так же, как с мышью.
— А... Тогда понятно...
* * *
Мамин звонок застал врасплох. Ну да — я же ей не звонил с тех пор, как начались чудеса с моей котейкой. Пришлось буровить какие-то невнятные подобия оправданий. Разумеется — они маму никак не удовлетворили.
— В эти выходные — никаких оправданий. Приезжай и привози Мурысю. Я и по тебе и по ней соскучилась.
Вот этого требования я не ожидал.
— Мам... Насчет Мурыси... Ты понимаешь...
— Она что — убежала?
— Нет — вот она. Рядом сидит, макароны трескает.
— Макароны? Женя, ты что — с ума сошел? Кто же кошку макаронами кормит?
— Да она нормально их ест. С сосисками.
Слышу — мама в некотором замешательстве.
— Ты что — приучил её питаться тем же, что сам ешь?
— Да ты понимаешь... Она в последнее время сильно изменилась... — начинаю я формулировать объяснение.
— Отъелась что ли? Конечно — на макаронах-то...
— И выросла. Ты её — наверно — даже не узнаешь теперь.
— Все равно привози. Пока.
Жму отбой и смотрю на свою кошкодевочку. Мурыся смотрит на меня и интересуется:
— Что-то случилось?
— Мама требует, чтобы я приехал к ней и привёз тебя.
— Ура! Мама меня вкусненьким накормит! — радостно восклицает Мура.
— А ты не забыла, что ты теперь не такая, как раньше?
Мура задумывается, свесив уши.
* * *
Проснулись рано утром. Разложили на диване все мурысины наряды. Как-то не думал, что их уже столько. Выбираем. Черное — слишком мрачно. Слишком ярко одевать — тоже маме наверняка не понравится. В конце концов — надеваю на Мурысю её тренировочные штаники и красную майку. Майку мне подарили, но я никогда её не носил. А на Муре она смотрится почти как платье. Подумав — дополняю наряд сарафаном. Так она — почти нормальная девчонка. Нахлобучиваю ей панаму. Ну всё — можно ехать.
* * *
Чем ближе подъезжаем к району, где живут мои родители — тем сильнее Мурыся волнуется. Кончик хвоста так и скачет под сарафаном, хотя она придерживает хвост рукой. Мысленно радуюсь, что у меня хвоста нет. Потому как я волнуюсь не меньше. Ну вот и приехали. У подъезда натыкаемся на соседку.
— Женился, Женёк? — с ходу вопрошает она, коротко оглядев мою спутницу.
— Пока нет.
— Не затягивай, — подмигивает соседка.
Поднимаемся на второй этаж. Звоню в дверь. Мама открывает дверь и... О чём я не подумал — это как Мурысе себя вести. А она просто выпаливает:
— Мама! — хватает мою маму за руку и принимается тереться головой о её плечо. Маманя прижимает её к себе, смотрит на меня с улыбкой и притворно сердится:
— А меня даже и не предупредил.
* * *
— Чего толчешься зря? Иди — девочку свою развлекай, — пытается мама выпроводить меня с кухни.
— Я же говорю тебе: она — не девочка.
— Тем более. Давно?
— Скоро месяц.
— Только не вздумай её бросить.
— Мам, она сама хотела уйти, но я ей не дал.
Мама всучивает мне тарелку с салатом и улыбается.
— А ты меняешься к лучшему. Жениться когда собираешься?
— Да какая женитьба, мам? Мне сперва надо с Мурысей разобраться!
— Так — тарелку на стол!
Отношу салат в комнату. Папа с тетрадкой и ручкой смотрит передачу о футболе, а Мура сидит рядом и помалкивает. Возвращаюсь на кухню. Мать вручает мне следующую тарелку и сопровождает её напутствием:
— Мурыся вам не помешает. Если что — мы её у тебя заберем. А эта девочка мне сразу понравилась. Как ты сказал её зовут?
— Я же и говорю — Мурыся!
— Мне интересно не то, что ты называешь её, как свою кису, а её настоящее имя.
— Мама, да она и есть — Мура!
— А полностью как? Амура?
С шумом выдыхаю.
— Не пыхти над продуктами. Неси на стол, — требует мама.
Отношу и снова возвращаюсь. Но лишь за тем, чтобы получить из маминых рук стопку тарелок.
* * *
— Гена, отлипни от свого футбола и садись к столу.
Папа снимается с дивана и пересаживается за стол, продолжая глядеть в галдящий ящик. Я начинаю накладывать на мурысину тарелку.
— Да ты не стесняйся. Бери, что сама хочешь, — комментирует папаня, не забывая поглядывать на экран.
— Гена, не мешай Жене быть настоящим кавалером, — одергивает его мама. — Амура, тебе горчички положить? Или тебе сейчас нельзя?
— Мам, она же вообще горчицы никогда не ела.
— Ну извините, молодые люди. Я-то откуда знаю?
Закончив накладывать Мурысе, подпираю щеку ладонью и поясняю:
— Мам, вы с папой её уже три года знаете.
— Не говори глупостей, сын. У нас ещё не склероз, — вставляет папа, нащупывая вилкой котлету.
— Ты за своим футболом мог её и не заметить, — вскипает мама.
— А ты — за кулинарией и одноклассниками, — парирует мой родитель, охота которого за котлетой наконец-то увенчалась успехом.
Я, подумав, наконец-то снимаю с сероволосой головы панаму и демонстрирую то, что она скрывала.
— Вот это вам ничего не напоминает? — интересуюсь я, трогая Мурысю за ухо. Мама покачивает головой.
— Напоминает. У моей подруги дочка такие же носит. Не одобряю я эту моду.
— Какую моду, мама? Мурыся, покажи хвост.
Мурыся поднимает хвост и загибает кончик. Мама хватается за сердце.
— Ой... Змея...
* * *
Поправляя сарафан, Мурыся снова садится к столу. Рассаживаемся и мы в прежнем порядке. Только теперь батя наконец-то выключил телевизор и изучающе разглядывает мою спутницу. Мама глядит на неё с недоверием.
— Так как же это произошло? — наконец изрекает мама. Она не поленилась раздеть Мурысю и изучить её во всяческих подробностях. Особенно — уши и основание хвоста.
— Сами не понимаем. Просто я однажды просыпаюсь...
— А я — уже не совсем кошка, — заканчивает за меня Мура.
— Загадка природы, — кивает батя.
— Какая тут природа? Мистика самая настоящая! — возмущается мама.
— Не бывает никакой мистики! — возмущается батя. — Наверняка объяснение есть!
— Гена, как ты это объяснишь?!
— Ну... Пока не знаю. Может быть... Ну вообще говорят, что животные на своих хозяев становятся со временем похожи. Ты же с ней много времени проводил?
— Не очень. Она только спала всегда со мной.
— Вот! — довольно хлопает ладонью по столу мой родитель. — Небось — ещё и обнимала.
— Было дело... — соглашаюсь я.
— И кормил же хорошо, — продолжает папа. — Так?
— Ну я как-то никогда голодная не была... — подтверждает Мурыся.
— Не мели ерунду. Никакая природа не может за одну ночь из кошки человека сделать, — разбивает его рассуждения мама. — Мурыся, ты же любишь моего Женечку?
Мурыся задумывается. Я вспыхиваю:
— Мама, что ты плетешь?
— Что за разговоры с родной матерью?! Я не плету! Я нашла единственное разумное объяснение!
— Ма, по-твоему это — объяснение?
— Конечно! Мурыся очень любит тебя — поэтому она и стала такой! Чтобы быть тебе ближе!
— Катерина, ты что — сериалов обсмотрелась? — косится на маму батя.
— А ты бы меньше в свой футбол таращился! Природа ему видите ли. Да тут...
— Мам, ну что ты — в самом деле? Какая любовь?
— А может быть — мама права? — осторожно предполагает Мурыся, трогая меня за руку.
Как я не рухнул вместе со стулом — осталось для меня загадкой.
* * *
Младшая сестра примчалась через какие-нибудь пол часа. Мы даже ещё не успели встать из-за стола. Влетев в комнату, она моментально сориентировалась в обстановке, обняла Мурысю, почесала её за ухом и выставила нас с отцом в другую комнату. Сидим, глядя в стену.
— И что теперь думаешь с ней делать? — неторопливо интересуется отец.
— Понятия не имею. Но что бы мама про любовь ни плела...
— Я бы тоже на кошке не стал жениться. Правда... Вот я сейчас понял — кого мне твоя мать всю жизнь напоминала. Пантеру. Так что, если что — тебе хоть заранее всё ясно.
— Пока мне ясно только то, что я теперь ни одну девчонку в дом привести не могу. Как Мурысю увидят...
— А — ну это — да... А насчет любви — так тут мама Катя — может — и права. Она же — можно сказать — у тебя на руках выросла, ты для неё — как отец. С чего бы ей тебя не любить?
— Спасибо, батя. Утешил.
— Не ну — смех-смехом, а Мурыся-то уже только на половину кошка. Где-то природа с тобой пошутила. Не находишь?
— Знаешь, я заметил. Кстати, пойду — гляну, что там наши женщины с ней делают.
Открываю дверь без стука. Как я и предполагал — Мурысю опять раздели, и сестрица старательно её изучает. Заметив меня, мать возмущенно восклицает:
— Тебе не стыдно?!
— Ма, во-первых — я её купаю регулярно. Так что ничего нового я тут не увижу. А во-вторых...
— Того, что во-первых, вполне достаточно, — бурчит сестра, разглядывая то место, где заканчивается гладкая девичья кожа, и начинается пушистый кошачий хвост. — Так как это произошло?
— Надюха, ты собираешься попрактиковаться в следственной медицине? Ты же будущий терапевт, — усмехаюсь я.
— Неважно. Прежде всего, я — будущий медик. И я собираюсь исследовать этот феномен.
— Надеюсь — не хирургическими методами?
— Пошляк. Хирурги тоже не только скальпелем орудуют. Давай — колись. Когда ты заметил в ней изменения?
— Да когда... Утром просыпаюсь — она на меня смотрит и ушами шевелит.
— Мордочка уже начинала изменяться?
— Да какое там "начинала"? Вечером нормальная кошка была — а утром уже такая, как сейчас. Всё.
— А до того какие-то изменения были? Отклонения в поведении?
— Какие ещё отклонения?
— Ну скажем — попытки разговаривать, ходить прямо...
— Да на задних лапках она давно научилась ходить. А разговаривать — я с ней часто разговаривал, она слушала.
— Вот! Мама, а ты говоришь — мистика. После изменения она быстро заговорила?
— Сразу. Только пальцами действовать поначалу совсем не могла, учить пришлось.
— Он меня и читать теперь учит, — довольно оглядываясь на меня, сообщает Мурыся.
— Я давно говорю, что тебе пора жениться, Женя, — вставляет мама. — В тебе пропадает образцовый отец. Ты даже кошку смог сделать человеком.
— Пока только наполовину, — поправляет Надька. — Ну-ка, Мура, подними хвост.
Мурыся выполняет приказание будущего медика.
— Да. Удивительно. Впрочем — у людей такое встречается, только хвосты обычно не так развиты.
— Надька, какие хвосты? Ты что — перезанималась?
Сеструха перестаёт говорить со мной затылком и сообщает:
— Тебе бы мои учебники посмотреть — ты бы тоже на Мурысю не удивлялся. Люди бывают и с хвостом, и покрытые шерстью, и с подвижными ушами...
Я чуть не сел на пол.
— Так что — ты считаешь, что Мурыся — нормальная девчонка?
— Я же говорю — природа! — довольно восклицает батя у меня за спиной.
Сеструха встаёт с корточек и принимается разглядывать сквозь увеличительное стекло Мурысины глаза.
— Если не считать того, что она ещё месяц назад была нормальной кошкой... Пожалуй... Разве что — с небольшой натяжкой — да.
— Женя, так значит — ты можешь меня целовать, — подмигивает мне моя киса.
— А же говорю — любовь! — восклицает мама.
Вот тут-то я и сел. К счастью — на диван.
* * *
Снова все вместе сидим за столом. Теперь уже впятером.
— Женя, ты же понимаешь, что несёшь за неё ответственность? — строго глядит на меня моя мама.
— Мать, ты не в своём следственном управлении. Я и у тебя не под следствием.
— Кисонька, не рычи на Женьку. Видишь — он и так с ней возится, — вступается за меня папаня. И добавляет, уже обращаясь ко мне:
— Вот все они такие: до свадьбы мурлыкают, а потом рычать начинают.
— Па, не сравнивай, — недовольно вступается сеструха.
— А чего тут сравнивать? Вот хоть баба Тося — это с вами она мурлыкает. А как со мной разговаривает — так настоящая тигра.
Мурыся поджимает хвост и берёт меня под руку.
— Тигры страшные...
Поглядывая на закипающую супругу, папа весело добавляет:
— А что? Вот женишься на Мурысе — будет у тебя тёща — милая кошечка, белая и пушистая. Сокровище, а не тёща!
— Народ, кончайте прикалываться, — требую я.
* * *
Домой приехали уже под вечер. Только припарковались — из третьего подъезда выскакивает всё та же соседка в очках.
— Мурыся! — орёт она на весь двор. — Ты приглашение получила?!
— Какое ещё приглашение? — удивляется моя киса.
— Кстати — а почему я тебя в контакте не могу найти? — тараторит, подбегая, соседка. — Игра же скоро!
— Какая игра?
— Ты что — с Луны свалилась? Тигра игру проводит!
— Не буду я с тигрой играть. Я бояться буду, — прячется за меня Мура.
— Да не — он прикольный. Он только с виду страшный.
— Анфи, так что за игра? — интересуюсь я, подумав.
— Сама пока толком не знаю. Ещё правила не читала. Кстати — а тебя как звать?
— Чеширский Кот, — выдаю я первое, что пришло в голову.
— Прикольно. Слышь, Кот, а ты на игру — если что — пойдешь?
— Так во что играть-то?
У Анфи звенит телефон, она прижимает его к уху и восклицает, убегая:
— Мяф! Котёнок, я уже на остановку бегу! Ты Чеширского и Мурысю знаешь? Я их тоже на игру пригласила. Как на какую...?
* * *
Готовлю ужин. Мурыся прижалась к моей спине и трётся головой.
— Мррр... — слышу я за спиной.
— Мурыся, прекращай. Потом подурачимся.
— Котик...
Оглядываюсь на неё через плечо.
— С чего это я — котик?
— Ты сам сказал, что ты кот. Этот — че...
— Чеширский. Это из сказки. Ляпнул первое, что в голову пришло. Они — смотрю — себе то кошачьи, то какие-то сказочные имена придумывают.
— А ещё у тебя бабушка — тигр, а мама — киса.
— Папа маму ещё и пантерой сегодня назвал, — ухмыляюсь я и тут же спохватываюсь:
— Только при них это не ляпни.
— Хорошо, — произносит Мура таким тоном, будто она сейчас исчезнет, и в воздухе повиснет её улыбка.