Бруклин должно быть знала, что я сомневалась, сильно сомневалась.
Я огляделась вокруг.
Что-то было не так.
Большинство клубов располагались на окраине города, спрятанные в промышленной зоне, но, так или иначе, этот был более темным и более грязным, чем любое из мест, в котором мы когда-либо бывали прежде.
С улиц позади нас доносилось слабое потрескивание громкоговорителя.
Сообщения звучали столь приглушенно и резко, что, если бы я не помнила слов, то была бы не в состоянии разобрать их: “ПАСПОРТА НУЖНО ВСЕГДА ИМЕТЬ ПРИ СЕБЕ”.
Было ощущение, что даже королева плюнула на эту часть города.
— Серьезно, Чарли, прекрати волноваться.
— Это то самое место.
Кирпичные здания были изуродованы слоями выцветающего граффити.
Окна, которые не были разбиты или заколочены досками, были покрыты грязью.
Повсюду был разбросаны окурки, валявшиеся посреди гниющего мусора.
И без того сильный запах разлагающейся еды становился ещё ощутимее, смешиваясь с вонью людских нечистот, вызывая позывы рвоты.
Еще более подозрительным казалось отсутствие новых бездомных из класса Обслуги, которые, наводнив город, спали на улицах и тротуарах, рылись в мусоре, оставленном у домов и на аллеях, выпрашивали объедки и мелочь.
Скоро я услышала — и почувствовала — отдаленное дрожание музыки, вырывающееся из одного из складских помещений впереди нас.
Бруклин остановилась, указывая на что-то красное, резко выделяющиеся на фоне всего остального, в конце переулка.
— Я же говорила тебе! Это здесь.
Я не стала спорить, потому что это была единственная здесь свежевыкрашенная дверь.
Возможно, единственная за долгие годы.
А может быть даже и за десятки лет.
Бруклинн почти вприпрыжку устремилась вниз по переулку, хотя каблуки на её туфлях были до безумия высокими. Эти туфли когда-то принадлежали её матери.
Я взглянула вниз на мои ничем не примечательные сандалии из коричневой кожи с ремешками, обвязанными вокруг лодыжек.
Потянувшись, она постучала в массивную дверь, тарабаня костяшками о красную сталь.
Звук был поглощен басами, резонирующими изнутри.
Она попыталась еще раз, ударяя ребром свернутой в кулак ладони, со всей силы сотрясая дверь.
По-прежнему, ничего.
Я оттолкнула её в сторону.
— Думаю, мы просто войдем.
Схватившись металлическую ручку двери, я с усилием потянула её на себя.
Когда дверь открылась, звук, скрывавшийся за ней, проник внутрь меня, казалось, сотрясая кости.
Маня и увлекая меня.
Подпрыгнув от удовольствия, Брук захлопала в ладоши и вихрем пронеслась мимо меня.
Я поспешила за ней, не желая быть оставленной в одиночестве.
Внутри у двери стоял внушительных размеров мужчина. Он поднял руку, такую большую, что, наверное, ею можно было бы обхватить меня посредине, и потянулся за Паспортом Брук.
Я была уверенна, что его молчание было умышеленым, с целью устрашения. И, надо отдать должное, это у него не плохо получалось — со всеми его мускулами и угрожающей нахмуренностью — но, в то же время, он был всего лишь очередным вышибалой в обычном клубе.
Все шло как обычно, пока его взгляд не упал на Брук — на неё саму, не её паспорт — и тут у меня перехватило в горле.
Вот эту часть я просто ненавидела.
Он знал, что мы несовершеннолетние, мы понимали, что он знает, а значит, делает нам одолжение, разрешая зайти.
Он позволит, но сначала потребует чего-нибудь взамен.
Теперь он изучал её, пожирая глазами, оценивая с ног до головы.
Бруклинн не возражала.
Она расплылась в улыбке, изо всех сил стараясь выглядеть соблазнительно, и, должна признать, это было довольно убедительно.
Более чем.
Стоит ли удивляться, что она привлекала внимание стольких военных по всему городу.
В желудке у меня все переворачивалось от того, как он шарил по её телу полуприкрытыми глазами.
Его взгляд задерживался на тех местах, где кожа её не была прикрыта: на шее, плечах, руках.
Закончив, громила кивнул девушке, стоящей с ним рядом и практически незаметной в тени его огромной фигуры.
Её чернильно-черные волосы были подняты вверх и собраны в хвост, короткие черные пряди слегка касались лица, придавая ей юный вид.
Слишком юна, чтобы находится в клубе.
Прямо как мы с Брук.
Девушка метнулась вперед, схватила руку Брук и поставила на неё печать, чернила которой не были различимы при таком освещении.
Теперь настал мой черед.
Я вложила свой Паспорт в необъятную лапищу, надеясь избежать такого же тщательного осмотра, но он все равно уставился.
Было просто невозможно не почувствовать себя оскорбленной.
Я старалась изо всех сил мысленно отгородиться от него, но по коже все равно бежали мурашки, пока его глаза блуждали по мне.
Почувствовав взгляд на своем лице, я посмотрела на него. Наши глаза встретились.
Я почувствовала, как напряглись плечи, но отказывалась отвести взгляд.
Его позабавило мое вызывающее поведение. Он усмехнулся, при свете красных ламп над нами зубы сверкнули алым, губы вокруг них вытянулись в узкую линию.
Этот человек не относился ни к одному из классов — по крайней мере, уже не относился.
В этом я была абсолютно уверенна.
Все в нем говорила об обратном.
Хотела бы я знать, какой класс отказался от него. А может, он был уже рожден в семье изгоев, невинно обреченный на жизнь, в которой ему никогда не будет позволено говорить в присутствии других.
.
.
Даже на Англайском.
Я старалась не стать первой, кто моргнет, но в этой игре он был лучше, и в очень скором времени я отвернулась, устремив глаза к полу.
Его смех загрохотал громче музыки, и угловым зрением я заметила, как он вновь кивнул.
Хрупкая девушка с хвостом подскочила, схватила мою руку и, поставив на ней отметку, вновь исчезла за вышибалой.
Как обычно, кожа под печатью начала слегка пощипывать от маленькой дозы чего-то, что они добавляли в чернила чтоб расслабить клиентов.
В основном женского пола.
Особенно не достигших совершеннолетия.
Мы рассматривали это как расплату за разрешение быть в клубе.
Сканируя Паспорта перед тем как вернуть их нам, он проигнорировал тот факт, что ни одна из нас могла находиться здесь легально.
Я не имела ни малейшего представления куда поступает информация со сканера, но была уверенна, что это точно не военные проверяют нас, так как клубы не считались абсолютно законными.
Они, в то же время, не обязательно признавались нелегальными, но лишь по той причине, что ни один клуб не просуществовал больше нескольких дней.
Максимум неделю.
Бруклинн взяла меня за руку и потащила прочь от выхода, по направлению к завораживающей музыке, льющейся изнутри.
Я чувствовала четкий ритм, стучащий в моих венах, мое сердце начало биться в такт мигающим огонькам, встроенным в балки под потолком.
И на мгновенье я забыла о раздражении, вызванном досмотром, которому только что подверглась.
Так много времени прошло с тех пор, как я куда-то выходила. Так долго я не слышала настоящей музыки, той, что появляется из электронной звуковой системы.
Она проскальзывала под кожу, находя там теплое безопасное местечко.
— Здесь потрясающе, правда же? Ты тоже обалдела? Тебе нравиться здесь? — Порой речь Брук приобретала оттенок сумасшествия, и никому не удавалось понимать, что она имеет ввиду. Но я знала Брук с тех пор, как мы были детьми.
И спокойно переносила её тирады.
Впечатленная её словами, я обвела взглядом клуб.
Она права.
Здесь было изумительно.
У них был весь необходимый набор.
Темное и чувственное настроение поддерживалось красными, голубыми и фиолетовыми огоньками, пульсирующими под музыку.
Барная стойка из стекла и стали была вмонтирована во всю стену массивного интерьера.
Впечатляюще, учитывая, что еще вчера этого всего, возможно, не было. И уже завтра может не быть.
Огромный танцпол был заполнен телами, трущимися друг о друга, скользя, прижимаясь и качаясь в такт соблазняющему ритму.
От одного только вида как они движутся вместе и вокруг друг друга мне захотелось присоединиться к ним
Ритм продолжал обвивать меня своими пальцами.
— Как ты говорила они называют этот клуб? -
- Жертва, — ответила Брук, и я ухмыльнулась.
Ну конечно жертва.
В этом всегда было что-то темное и опасное.
Первобытный инстинкт.
Бруклинн потащила меня к бару, залезая в карман и вытаскивая несколько банкнот.
— Можно нам два Валка? — Дрожание в её голосе было едва заметным.
Барменша — жилистая женщина с худощавым, голыми руками.
Она была сильной и, судя по всем параметрам могла запросто сама быть вышибалой.
У неё были короткие торчащие во все стороны волосы глубокого синего оттенка и она периодически касалась языком пирсинга на нижней губе.
Она выглядела как гермафродит, но была странно красива и довольна собой. Это скользило в её движениях, когда она потянулась за бутылкой.
Сузив черные глаза, она посмотрела на дерганую девушку напротив её стойки.
Бруклинн распрямила плечи и встретила её прямой взгляд так непоколебимо, как только смогла.
В конце концов барменша поставила два стакана на стойку и наполнила их синей жидкостью.
— Двенадцать, — заявила она хриплым голосом, твердым, но в то же время чувственным.
Она подвинула напитки в нашу сторону, а я вдруг четко осознала насколько мы еще юны.
Бруклинн бросила на стойку одну банкноту, которую женщина тут же сунула в карман.
Сдача или чаевые даже не обсуждались.
Я подняла один из бокалов и сделала глоток.
Сладковатый привкус едва перебивал обжигающий спирт, горячей волной прокатившийся по горлу в желудок.
Бруклинн была более тороплива, с такой жадностью набросившись на свой напиток, что за три глотка отполовинила содержимое бокала.
Я покатала стакан о щиплящую тыльную сторону ладони, куда девушка у входа поставила печать.
Взглянув туда, я увидела сильное покраснение на припухшей коже в форме полумесяца.
И мне не нужен был черный свет чтоб разглядеть его теперь.
Никому бы не понадобился.
Я чувствовала неладное и мне было нехорошо.
Я понимала, что то, что беспокоит меня, было лишь наркотическим средством из печати на руке, которое проникло в кровь.
У паранойи всегда есть побочный эффект.
Бруклинн показала на что-то с другой стороны зала.
— Смотри, у них тут есть из чего выбрать, — сказала она густым, как мед голосом.
Над танцполом, напротив нас, мужчина с вызывающей улыбкой стоял у перил наблюдая за переплетающимися телами внизу.
Он заинтересовал Брук.
Что было не в новинку.
Брук интересовали мужчины всех типов.
Она сходила с ума по мальчикам еще с тех пор как мы были совсем девченками. Ей оставалось лишь подождать, пока её тело разовьется.
И теперь, когда это случилось, ничего уже не могло остановить её.
— Вот, — сказала она, допивая остатки напитка.
— Подержи это, я сейчас вернусь. -
И, уже через плечо, добавила:
— Нам нужна закуска. -
Так похоже на Брук, подумала я, выискивая, куда поставить её пустой бокал.
Я старалась не выглядеть брошеной, продвигаясь к перилам, чтобы посмотреть на танцоров. Устроившись поудобнее, приготовилась ждать.
Я оперлась локтями о стальную балюстраду и опять попыталась понять, что со мной происходит.
Мне должно быть весело. Вышибала пропустил нас.
И, что еще важнее, бармен отреагировала спокойно.
Я уверяла себя, что дело в случившемся раньше в ресторане, а не в сдобреной наркотиком печати на руке.
Вокруг я слышала разговоры, которые велись на разных языках, но не была была на этот раз вынуждена отвернуться или притвориться, что не понимаю о чем речь.
Никто из присутствующих не поймет, что я знаю, о чем они говорят.
Потому что здесь и сейчас не было никаких правил.
Я была рождена в классе Торговцев, в семье коммерсантов.
И кроме Англайского, универсального языка, Парсон был единственным языком, который мне было позволено знать.
Единственным языком, который должна была в состоянии понимать.
Я была не такая, как остальные.
Я была как никто другой.
Для меня привлекательным в подпольных клубах было то, что они были местом, где классовая принадлежность не имела значения, где границы социальных статусов были размыты.
В местах как это, военные сидели бок о бок с разыскиваемыми, изгоями, дегенератами, и все они притворялись, пусть даже на короткое время, друзьями.
Ровней.
И дочь торговцев тоже может забыть о своем положении в жизни.
Это было все, о чем я мечтала.
Но я прагматик.
Мои дни не протекали в мечтаниях о другой жизни, о способах избежания ограничений моего класса. По большей части потому, что таких способов просто не существовало.
Я была тем, кем была, и ничто было не в состоянии это изменить.
Места как “Жертва” были всего лишь фантазией, освобождением всего на одну ночь.
Я двинулась прочь от перил, уносимая морем тел, замечая цвета.
Я всегда обращаю внимание на цвета.
Здесь, одежда не обязательно должна быть практичной — унылых оттенков коричневого, черного, серого.
В месте, где не существовало классовых разделений, появлялись цвета.
Яркие тона изумруда, рубина и сливы огнем выделялись во всех формах одежды, временно окрашенных волосах, подводке для губ и лаке для ногтей.
Каким-то образом даже темно-синий и черный цвета становились более глубокими и интенсивными внутри этих стен.
Бруклинн отлично вписывалась сюда, одетая в золотистое платье, открывающее её загорелые ноги и блестящее под вспышками огней.
На мне же, наоборот, была надета моя обычная серая туника, свисавшая чуть ниже колен.
Я посмотрела на людей вокруг меня.
По большей части, они были такими же как мы — несовершеннолетними.
Переполняемые энергией юности, не имеющие достаточного для неё выхода в обычной жизни.
Они — мы, поправила я себя, несмотря на то, что моя одежда была мрачной и хмурой — создавали волшебную человеческую радугу.
Я прокладывала путь к помостам, установленным высоко над танцполом, где едва одетые девушки танцевали для толпы внизу.
Их тела, то, как они двигались, были абсолютно завораживающими.
Они обеспечивали развлечение вечера.
Одна девушка особенно привлекла мое внимание тем, как её бедра раскачивались в безупречном ритме с песней, пульсирующей в воздухе.
Яркий голубой луч света был направлен на неё, заставляя кожу переливаться неимоверными оттенками сапфира.
На ней были бусы, прикрепленные к тонкому ошейнику. Они обвивали её шею и тянулись к ремню, свободно повязанному вокруг бедер.
Когда она кружилась, бусины стучали друг о друга, перемещались, разделялись.
Так же, как и любой другой девушки на помостах, бусы практически ничего не прикрывали, но я была уверена, так и было задумано.
Она старалась привлечь внимание к своим стройным грациозным ногам, будто специально этому обучалась.
Возможно, так оно и было.
Жизнь изгоев полностью отличалась от жизни всех остальных. Они выполняли работу, неприемлимую для живущих внутри классовой системы.
Танцы точно попадали в эту категорию.
Особенно вид танца, который исполняла девушка.
Я понаблюдала за ней еще некоторое время, восхищаясь свободой, которой она обладала там наверху.
Дочери торговца ни за что не позволят зарабатывать на жизнь представлениями.
— Я рад, что ты пришла. -
Глубоким голосом кто-то громко произнес за спиной, прерывая мои размышления.
Я резко повернулась, смутившись быть пойманой глазеющей на танцовщиц.
— Мы знакомы? — спросила я, и тут же узнала его.
Я видела его прежде.
— Ресторан, — поправила я себя.
— Вы были там сегодня вечером. -
Мужественные черные брови сошлись вместе. Он смотрел на меня с непроницаемым выражением лица.
Возникло такое чувство, что меня изучают, но совсем не так, как вышибала у входа.
Что-то темное и непонятное зашевелилось в желудке. Какая-то неуверенность.
Он казался больше, чем я его запомнила, слишком большим для заполненого толпой пространства, в котором мы находились, и это заставляло меня чувствовать себя по-детски маленькой.
Он занимал слишком много места, забирал слишком много воздуха.
Кожа у меня на затылке напряглась, наркотик, путешествующий по моей кровеносной системе, испарился в мгновение ока, в голове сразу посветлело, очистилось.
К слову сказать, все ощущения усилились, пока глаза оставались прикованными к нему.
— Я не был уверен, что ты придешь сюда сегодня. -
Его голос был низким — почти приглушенным — несмотря на громкую музыку, гремящую вокруг нас.
— Да, я тоже
не была уверенна, что пойду вообще куда-нибудь сегодня, — резко ответила я.
Он неуверенно поднял бровь.
— Я не вовремя? Если хочешь побыть одна, я оставлю тебя. -
Я посмотрела на неугомонную толпу вокруг нас.
Если бы мне на самом деле захотелось побыть одной, “Жертва” был последним местом, куда бы я пошла.
И вдруг я почувствовала себя в ловушке его холодных глазах цвета кремния.
Они каким-то непонятным образом волновали меня.
Дыханье сперло, появилось ощущение, что я должна отвести взгляд.
И все же не могла.
— Да нет, все нормально, — наконец выдавила я. В животе затянулся узел. Узел из тугих нитей нерешительных эмоций.
Чувство, что от этого парня нужно бежать, укрепилось.
Он нахмурился, но губы изогнулись в ухмылке.
— Хорошо, потому что я все равно не ушел бы.
У меня есть все намерения остаться.
Я Макс.
Его улыбка стала шире, и было видно, что он дразнит меня.
В этот момент мне ужасно захотелось быть больше похожей на Брук.
Захотелось быть более уверенной, когда дело касается парней.
Он протянул руку,
и когда я не взяла, убрал и потер ею подбородок. Ничего особенного, но в то же время я не могла заметить, что двигался он практически слишком грациозно.
Наступила тишина — меняли музыку.
Я понимала, что должна назвать свое имя, но вместо этого притворилась, что заинтересовалась танцовщицами на помостах над нами.
По правде, все, что меня действительно интересовало, был он, поэтому при любой возможности я украдкой посматривала на него.
Его одежда была сшита из материала, прекраснее которого я еще не видела — даже лучше шелка, который подарил мне Арон — бессознательно мои пальцы потянулись вверх, чтобы погладить богатую ткань его куртки.
Хоть разочек.
Я вовремя спохватилась, отдергивая назад руку и вздернув повыше подбородок, благодарная себе за то, что остановилась прежде, чем успела коснуться его и тем самым, выставив себя на посмешище.
И как раз в этот момент, увидела, что он улыбается мне, и мое сердце замерло.
Я обернулась, чтобы взглянуть на него.
Черты его лица смягчились, и от этого оно вдруг стало выглядеть по- мальчишечьи юным.
И красивым.
Даже слишком красивым.
И, так же, как к ткани на его куртке, мне захотелось прикоснуться к нему.
.
.
Пробежать пальцами по коротким темным волосам, по гладковыбритому подбородку, по чуть пухлой нижней губе.
Меня передернуло.
О чём я вообще думала? Может я была слишком похожа на Бруклинн!
— Я…Я передумала.
Думаю, мне пора идти.
Запинаясь, я начала пятиться назад.
.
.
Один неловкий шаг, потом другой.
Нахмурившись, Макс коснулся моей руки, чтоб остановить меня.
— Подожди.
Не уходи.
Я чувствовала тепло — и силу — его пальцев, проникающие сквозь мое скромное платье, и вдруг пожалела, что не дала Брук уговорить себя позаимствовать один из её нарядов.
Они не были новыми, но ткань, из которой они были сшиты, была подороже.
И они были куда более откровенными.
Подумалось, что бы я почувствовала, прикоснись он к неприкрытой коже.
Я подняла взгляд к его глазам, блуждая по краю темных ресниц, и опять почувствовала приступ нервозности от чувства, что не должна делать этого, что мне полагается отвернуться.
И тут же напомнила себе, что здесь, в клубе, нет разделения по классам.
Даже если это была всего навсего иллюзия.
Эта мысль подбодрила меня, и я позволила себе слегка улыбнуться, наклонив голову набок.
— С чего бы тебе переживать из-за моего ухода?
Отпуская мою руку, он одарил меня улыбкой.
Это был справедливый обмен.
— Ну, я надеялся, что ты хотя бы назовешь свое имя.
Это самое малое что ты можешь сделать, ведь я пришел сюда увидеться с тобой. -
Он приподнял бровь и мой пульс участился.
Я покачала головой, уверенная, что он все еще дразнит меня.
Он, без сомнения, надеялся встретить Брук, а не меня.
Но решила подыграть.
— И в чем подвох? У тебя пунктик по поводу неприметных лучших подруг красоток? Или тебя привлек тот факт, что сегодня я чуть не оказалось на виселице? -
Озабоченность промелькнула на его лице, и я поняла, что его, как и Брук совсем не веселит ситуация, в которую я попала из-за девушки Консульского класса.
Но то, что он сказал дальше, не имело никакого отношения к инциденту в ресторане.
— Ты не считаешь себя красивой? — наклоняясь ближе, спросил он.
К лицу прильнула теплая волна, а потом меня бросило в жар.
И тут я услышала Брук. Её голос поднимался над всем остальным, перекрикивая даже музыку.
Её грудной смех разливался ручьем. Как раз то, что надо, чтоб разрушить чары, под которыми я находилась.
Я обернулась чтоб найти её, пробегая глазами по толпе, и, довольно легко, вычислила её черные кудри.
— Извини, мне надо бежать, — спохватившись, уже через плечо бросила я.
Проталкивая путь руками, я двигалась сквозь движущуюся толпу, чтоб добраться до Брук.
И оказаться подальше от незнакомого чувства, осаждающего меня.
Наконец увидела её, стоящую на одной из поднятых платформ, с которой был хорошо виден весь танцпол. Она была зажата между двумя мужчинами из ресторана, теми самыми, которые рассказали ей об этом клубе.
Они были даже выше своего друга Макса, и, находясь рядом с ними и без того миниатюрная Брук казалась совсем крошечной.
Миленькая, хрупкая куколка.
На мгновенье я заколебалась.
Меня было не так легко запугать, но что-то такое было в тех двоих, что заставило меня остановиться.
Голова Брук была заброшена назад, лицо светилось от смеха, в то время пока она обожающими глазами поедала темнокожего мужчину рядом с ней.
Она выглядела маняще и соблазнительно обещающе одновременно.
Но мое внимание привлек другой мужчина. С более светлой кожей, бритой головой и колючими глазами.
Он был так же высок, как и его друг, такой же мускулистый. Рубашка с серебряными пуговицами плотно натягивалась на его широкой груди.
Он поддался вперед, поближе к Брук, и, пока её внимание было отвлечено, поднес один из её темных локонов к своему лицу.
А потом сделал вдох, вбирая ее запах.
Нюхая её.
— Чарли! — Увидев меня, воскликнула Брук, нетерпеливо махая рукой, предлагая мне присоединиться.
— Ты ведь помнишь моих друзей из ресторана? — Так она представила меня мужчинам по обе стороны от нее.
Мурашки пробежали по моим рукам — интуиция предупреждала об опасности.
Я потянулась к её руке.
— Нам пора, — сказала я, пытаясь оттащить её в сторону.
Но Брук вырвала руку. Потом прижала её к груди, словно обожглась.
— Чарли, притормози.
Я не готова еще уходить.
Я узнала этот тон. Доводилось слышать его уже множество раз перед этим.
Уходить она не собиралась.
Раздосадованная, не зная, как убедить её, я мучительно искала довод, а Брук, в свою очередь, пыталась уговорить меня.
— Да ладно тебе, Чарли.
У этих ребят самый прикольный акцент, какой я когда-либо слышала.
Послушай только! — Она повернулась к мужчине, несколько секунд назад нюхавшему её.
— Покажи ей.
Скажи что-нибудь, — сладким голосом приказала она.
И, прежде, чем я успела возразить, он выполнил приказание.
Но он говорил не на Аглайском.
Его речь была многозвучной и резкой.
За всю свою жизнь я не слышала ничего подобного.
Мир вокруг меня задрожал, протестуя.
Его язык был незнаком мне, голос тяжело колебался, становясь иногда грубым, но смысл слов был предельно ясен.
Я услышала то, что Брук не сможет понять никогда:
- Эта очаровательная малышка так вкусно пахнет. -
Мужчины понимающе улыбнулись друг другу, и я убедилась, что все правильно расслышала.
На этот раз, я крепко обхватила запястье Брук и уже не отпускала.
Только от осознания этого мне стало легче.
Я бросила нервный взгляд в сторону мужчины, присутствие которого заставляло саднить мою кожу. И дело было даже не в том что он сказал, а как он это сделал.
Потянув Брук за руку, я тихонько обратилась к ней.
— Мы должны идти.
Я себя не очень хорошо чувствую.
Это была не совсем ложь; мои руки, не переставая, тряслись.
— Неееет! — сказала она громко с раздражением в голосе.
— Давай останемся.
Я хочу потанцевать с… -
.
.
Она остановилась, сбитая с толку.
— Еще раз, как, говоришь, тебя зовут?
— Клод.
Его глубокий бас уродовал слово. И, хоть он и произнес его на Англайском, его имя прозвучало как Клауд.
Бруклинн хихикнула.
— Клад.
Я хочу потанцевать с Кладом.
Клод наблюдал за ней зорким взглядом, ничего не упуская из виду.
— Брук! — настаивала я, глядя только на неё.
— Ты обещала.
Деликатно нахмурив черные брови, Брук прикусила нижнюю губу.
— Но мы же только что пришли.
Что, если я его больше не увижу? — Надув губы, она повернулась к Клоду.
Его губы приоткрылись. Он терпеливо улыбнулся, зеленые глаза загорелись.
Его улыбка могла бы быть красивой, даже милой, но в другой ситуации и на другом человеке.
Когда он вновь заговорил, по воздуху вокруг меня побежали удушливые волны.
И опять его слова не были похожи ни на что услышанное мною до этих пор. И все же я прекрасно их поняла.
- Я буду присматривать за тобой, моя лапочка. -
При этом заявлении второй мужчина прищурил глаза и добавил:
- Её сложно будет упустить из виду. -
Услышав эти странные слова, я быстро моргнула, испугавшись, что могу выдать себя.
Что они могут догадаться — я поняла, хотя не должна была.
Брук выдернула руку.
— Нет! — кромко вскрикнула я, больше не беспокоясь, что могу привлечь внимание находящихся в клубе.
А потом вновь схватила её за руку и притянула к себе поближе.
— Брук, мы должны уйти.
Ты же обещала. — Скрепя зубы, умоляла я.
Бруклинн нахмурилась, но плечи её обмякли, покоряясь судьбе.
— Мне так жаль, — угрюмо сказала она, повернувшись к Клоду.
— Оставишь мне танец? Для следующего раза? — Многозначительная улыбка играла на его губах.
Он наклонился к ней и что-то прошептал на ухо.
И тут до меня дошло, что Макс последовал за мной на платформу.
Я понятия не имела, сколько времени он подслушивал.
Он стоял всего в паре метров от нас, внимательно наблюдая за мной. На лице его было новое выражение — любопытство.
И это совсем не то выражение, которое мне хотелось бы вызвать.
Я успокаивала себя тем, что это лишь померещилось.
Что нет никаких шансов, что он мог догадаться, или хотя бы заподозрить, что я поняла слова его друзей.
Я опять посмотрела на Брук, которая заправляла шелковистый черный локон волос за ухо.
Лукаво улыбаясь, она кивала Клоду.
Не было никаких сомнений, что сейчас Клод говорил на понятном ей языке.
Но я уже тащила её, уволакивая прочь от огроменных мужчин и их таинственного языка.
Подальше от удушливого страха, проникающего в меня.
МАКС
В бараках никогда не было абсолютной тишины, даже посреди ночи.
Вокруг себя Макс мог слышать шуршание постельного белья, не прекращающийся лающий кашель и приглушенные голоса разговаривающих вдалеке людей.
Он лежал на своей койке, стараясь шевелиться как можно меньше, притворяясь спящим, хотя спать абсолютно не хотелось.
Он не пытался выбросить ту девчонку из своих мыслей, просто не хотел делиться ими с остальными.
Лучше притвориться спящим.
Лучше избегать вопросов от тех, кто окружал его, кто держал его под постоянным надзором.
Было бы проще, если бы он был один.
Если бы он был по-настоящему один.
Но он сам выбрал такую жизнь, и поэтому возможности выбора не было. Так что все, что ему оставалось — разбираться со своими мыслями по ночам. Украдкой, и в то же время у всех на виду.
Из глубин памяти на него смотрели чистые голубые глаза. Глаза, которые он мечтал бы никогда не встречать.
И в которые надеялся заглянуть вновь.
Как можно скорее.
От неё будут проблемы. Уже тот факт, что он лежал без сна был тому доказательством.
Они обменялись всего парой слов, улыбкой. Несколько коротких минут, проведенных с ней в клубе, а он уже мучается и не может успокоиться.
Он вновь прокрутил в памяти последние моменты, когда последовал за ней в клубе. Как наблюдал за ней, слушающей игривую болтовню его друзей.
Он сразу обо всем догадался. Этого просто невозможно было не заметить — её широко распахнувшиеся глаза, задрожавший голос, рассыпавшаяся уверенность.
Она была не такой сильной, как бы ей хотелось.
Он волновался за неё, хотя на данный момент она была в безопасности — дома, с семьей, спящая в своей постели.
Ничего не подозревающая о страданиях, которые обрушила на него.