Мы приехали в начале июня, а через полмесяца началась война. Отец, кадровый офицер, сразу явился в военкомат, где получил направление на фронт. Почему-то проводы отца на фронт я запомнила особенно хорошо. Был солнечный день. Поезд стоял посреди поля. Мама обнимала отца и плакала, а я, не понимая, что происходит, прыгала, рвала цветы и пела. Мама окликнула меня: «Иди, попрощайся с отцом, он уезжает».

Он поднял меня, прижался щекой, со слезами на глазах опустил меня на землю и, поцеловав маму, побежал к поезду. Я не могла понять, почему мама, захлебываясь слезами, кинулась вслед уходящему поезду. Ведь небо такое голубое, поле усеяно цветами, яркое солнце, птицы весело щебечут, а мама плачет!

Папа уезжает, но он и раньше уезжал, а мама так не плакала. Мама обняла меня и сказала: «Война, доченька, немцы напали на нашу страну».

Я знала о войне — об этом папа часто говорил с мамой. В ее голосе было пугающее, я расплакалась, и в моей детской душе поселилась тревога.

Мама засобиралась в дорогу, она хотела как можно скорей вернуться во Владивосток. Мой дед сказал ей: «Я уверен, что война долго не продлится, оставайся, куда ты с маленьким ребенком, да еще беременная вторым».

Тогда верили, что Гитлер не решится напасть на Советский Союз, а если и нападет, то война долго не продлится. И мама осталась.

Дед поселил нас в Брянске. Завез большой запас продуктов: овощи, крупы, муку, сало, спички, соль. С таким запасом мы надеялись пережить зиму.

В городе было относительно спокойно. Люди собирались у репродукторов, слушали сводки «Совинформбюро», делились слухами. Сводки были оптимистичными, а слухи — тревожными. Месяца через два в небе над Брянском появились немецкие самолеты, и начались бомбежки. Первое время люди прятались кто куда: в канавы, в подвалы, русские печи, которые когда-то клались прочно и потом не разрушались даже при бомбежках…

Наши зенитные подразделения пытались противостоять немецким самолетам, но боеприпасов не хватало, зенитных установок было мало, и они быстро смолкали.

Поначалу самолеты прилетали ночью, а потом и днем. Сбрасывали бомбы на важные хозяйственные объекты, а на бреющем полете стреляли по людям, разбегающимся в разные стороны. Вскоре были созданы бригады, которые соорудили несколько бомбоубежищ, и самое большое — около вокзала.

Однажды недалеко от дома я, по поручению мамы, собирала щавель, крапиву, лебеду. Вдруг в небе послышался гул самолета. Я подняла голову и увидела низко летящий самолет со свастикой на борту и смеющегося летчика.

Я бросилась бежать, но самолет развернулся и стал стрелять в «мишень». Я побежала, но споткнулась и упала на спину, случайно накрыв себя собранными травами и со страху сжавшись в комочек. Немецкий летчик пролетел надо мной, но не увидел в траве.

В этот момент застучали наши зенитки. Самолет повернул на запад, но ему не дали уйти. Вскоре он загорелся и рухнул на землю. Ярко светило солнышко, только птицы не пели, напуганные. А я лежала в траве и смотрела на небо. Два белых маленьких облачка, кудрявых, как два барашка, которых я видела в соседнем дворе, плыли по нему. Я жива, жива, жива!

Я, совсем маленькая девочка, вдруг не по-детски ощутила радость жизни и полюбила голубое небо и плывущие по нему белые облака…