02.05.2003 г.

Тысячелетний Рейх.

Берлин. Рейхстаг.

– Вольф Путилофф! – звонкий девичий голос заставил вздрогнуть бывалого офицера-Пса, затерявшегося в большой приемной рейхсляйтера среди истинных арийцев.

– Я! – хрипло выкрикнул Вольф, вытягиваясь во фрунт.

– Следуйте за мной, – отрывисто приказала девушка, – фюрер примет вас лично!

Покидая приемную, Вольф чувствовал, как за спиной вытягиваются от удивления холеные лица аристократов – не каждый высокородный удостаивается личной встречи с фюрером. Даже для истинного арийца попасть на прием к главе Тысячелетнего Рейха высокая честь, о чем он будет восторженно рассказывать на старости лет внукам. А уж чтобы этой чести удостоили Пса, которого и за человека-то не считают, – вообще нонсенс. Шагая следом за девушкой, Вольф тщетно старался успокоиться, подавить страх перед неизбежным: шутка ли, первое лицо планеты, почти бог, снизойдет до встречи с ним, неполноценным, славянином. Страх, поселившийся где-то в районе живота, заставлял сердце биться в истерике. Липкий пот холодной струйкой сбегал по позвоночнику. Руки тряслись. Он, прошедший огонь, воду и медные трубы, бравший штурмом Пекин и Вашингтон, усмирявший дикие народы Кавказа, волновался, словно необстрелянный рекрут перед первой боевой операцией. Путилофф незаметно взглянул на провожатую: не заметила ли она его подавленного состояния, но девушка шагала не оборачиваясь. Вольф помимо воли оценил соблазнительно оттопыренную попку и стройные ножки аристократки. Строгая черная форма оберштурмфюрера СС не могла скрыть ее точеной фигурки.

«Хотя не такая уж и строгая, – отметил про себя Путилофф, – юбка на ладонь короче положенной длины, туфли явно не форменные – на высокой шпильке, да и роскошные волосы уложены не по уставу».

Как ни странно, созерцание прелестей девушки отвлекло Вольфа от мрачных мыслей. Миновав многочисленные посты и подвергнувшись всевозможным проверкам, они, наконец, приблизились к святая святых – личному кабинету фюрера. Приемная вождя против ожидания оказалась маленькой: два обшитых черной кожей кресла, диван и стол, заставленный многочисленными телефонными аппаратами.

– Дора, – неожиданно раздался голос из селектора, – Пес прибыл?

– Да, мой фюрер! – отчеканила в микрофон секретарша.

– Пусть войдет! – раздраженно произнес фюрер, видимо утомленный долгим ожиданием.

Дора вскочила со своего места и распахнула тяжелую резную дверь в кабинет главы Тысячелетнего Рейха. У Вольфа вмиг вспотели ладони, а ватные ноги отказались подчиняться, но он заставил себя сделать шаг. Переступив порог, Вольф быстро обежал глазами просторный кабинет, нашел ежедневно мелькающее в сводках новостей знакомое лицо. Истово выбросив в приветствии руку, Вольф с фанатичным блеском в глазах проревел:

– Хайль Гитлер!

– Хайль, – отозвался Карл Лепке, первый после Бога – канцлер и фюрер Великой Германии.

Фюрер с одобрением пробежался по подтянутой фигуре Вольфа.

– Доннерветтер, – выругался он, – если бы не регалии Пса, я бы сказал, что передо мной истинный офицер-ариец! Слишком долго мы пребываем в мире: настоящие арийцы, опорный стержень Рейха, все чаще и чаще начинают прятаться за спины неполноценных! Хотя, – Лепке вновь окинул оценивающим взглядом Вольфа, – если копнуть глубже, то в твоей родословной, Пес, могут найтись и арийские корни. Скорее всего так оно и есть – даже капля арийской крови может сделать из неполноценного отличного солдата, хотя и не поставит его на одну ступеньку с чистокровными немцами.

С задумчивым видом Лепке прошелся по кабинету. Он остановился напротив гигантского полотна, вольготно раскинувшегося во всю стену. Изображенный на нем отец-основатель Третьего Рейха Адольф Гитлер попирал зеркально начищенными сапогами земной шар. Взглянув на Великого Вождя, фюрер горестно вздохнул.

– Учитель не предполагал, насколько далеко мы зайдем. «Дранг нах остен» – лозунг, служивший нам верой и правдой со времен Карла Великого, сегодня не актуален! Нет больше ни Востока, ни Запада! Вся планета у наших ног… но я боюсь, – фюрер понизил голос, – боюсь, что в таком положении Рейху не продержаться даже сотни лет! Уже среди истинных арийцев бродят пацифистские настроения! Да, Рейх растоптал всех врагов… Больше не с кем воевать… Это победа… А быть может – поражение? Армия не может жить без врага, без внешней угрозы! Даже если угрозы нет – нужно ее выдумать! Но слава богу, есть еще светлые головы, – фюрер кивнул в сторону маленького лысого человечка, восседающего в большом кресле, – и благодаря им Рейх незыблемо простоит не одну тысячу лет. Тебе, Пес, выпала уникальная возможность послужить Рейху! – торжественно произнес фюрер, пристально глядя в глаза Вольфа. – Тысячи арийцев без колебаний заняли бы твое место, но… в общем, это твоя миссия. Доктор Штрудель объяснит тебе, в чем она заключается. Вы знакомы?

– Да, мой фюрер! – отрапортовал Вольф. – Научная группа доктора Штруделя проводит исследования в районе вверенного мне блока.

– Ах да, – запоздало вспомнил фюрер, – ты же занимаешь пост блокляйтера, Пес. В случае удачного завершения миссии тебя ждет повышение – примешь под командование весь Дальневосточный гау.

– Гауляйтер – неполноценный! – не сдержавшись, ахнул Штрудель. – Но это же нонсенс…

– Да, – холодно подтвердил Лепке, – но ради процветания Рейха я готов на все. Исполняйте свой долг! С нами Бог! – Пес понял, что аудиенция закончилась.

* * *

Покинув кабинет главы Тысячелетнего Рейха, профессор безапелляционно заявил Вольфу:

– С сегодняшнего дня ты переходишь в полное мое подчинение!

– Так точно, господин Штрудель! – Вольф щелкнул каблуками, почтительно наклонив голову.

– Дальнейшие инструкции получишь в моем институте. Машина нас уже ждет.

Мощный комфортный «Мерседес» домчал их до института в мгновение ока.

– Итак, – инструктировал Вольфа Штрудель, вольготно расположившись в большом кресле личного кабинета, – основная твоя задача – разведка. Ни во что не вмешивайся! Методично собирай сведения и возвращайся обратно!

– Куда меня забросят? – поинтересовался Путилофф.

– Как тебе сказать, – зашел издалека доктор, – ты слышал что-нибудь о параллельных мирах или альтернативных вселенных?

– Профессор, – едко ответил Вольф, – неполноценным не запрещено читать фантастику! Я, знаете ли, на досуге увлекаюсь…

– Отлично! – беспардонно перебил Пса Штрудель, церемониться с неполноценными он не привык. – Это существенно облегчает нашу задачу. Параллельные вселенные не плод больного воображения фантастов, а самая что ни на есть реальная действительность! В посмертных записках Эйнштейна, этого, нужно признать, гениального еврея, было несколько прозрачных намеков. Потратив двадцать лет, я воплотил намеки в четкую формулу перехода между мирами. Но для того, чтобы открыть дверь в параллельный нам мир, требуются колоссальные затраты энергии! Ты даже не можешь представить себе, насколько колоссальные… Человечество еще не научилось вырабатывать ее в таком количестве, но… – Штрудель сделал многозначительную паузу, – на планете существуют так называемые аномальные зоны. В них частенько случаются самопроизвольные открывания переходов, и если чуть-чуть подстегнуть процесс, мы сможем сами открывать эти врата, затрачивая минимальное количество энергии. Но все равно эти затраты остаются значительными. Самое перспективное место вот здесь, – Штрудель подошел к карте Новой Германии, занимающей целую стену, – в районе поселка Терехоффка. В начале девяностых команде ученых под моим руководством удалось собрать и запустить в этом районе сложное оборудование. Ценой неимоверных усилий уже через год нам удалось пробить пятисантиметровый тоннель в альтернативную вселенную. Опытным путем было установлено, что физические законы и атмосфера там схожи с нашими. В противном случае подопытные крысы, используемые нами на первых порах, не выжили бы. Через пару лет проход в параллельный мир увеличили настолько, чтобы переход совершали специально обученные собаки. На сегодняшний день мы имеем портал, через который легко может пройти человек. Тебе выпала уникальная возможность первым пройти сквозь него и оказаться в альтернативной вселенной!

– Но почему я? – задал Вольф давно крутящийся на языке вопрос.

– Есть одно обстоятельство, – не стал скрывать профессор. Он встал с кресла и пошел к небольшому сейфу, вмурованному в стену. Повозившись немного с ключами и кодом, Штрудель распахнул толстую дверь несгораемого ящика. Достал из него тонкую папку, снабженную грифом «совершенно секретно». – В девяносто пятом году, – продолжил прерванный разговор профессор, – одна из собак, используемая в опытах, принесла оттуда вот это… Охотничий патронташ с несколькими патронами. – Он кинул папку на стол, предлагая Вольфу ознакомиться с ее содержимым. – Вместо пыжей в гильзах были использованы обрывки старой газеты.

Вольф открыл папку. В ней, запаянные в прозрачный пластик, лежали мятые обрывки газеты. На пожелтевшей бумаге гордо красовался звездный орден почившей Страны Советов. На ордене был изображен лысоватый мужчина с куцей бородкой-эспаньолкой, лукаво усмехающийся в усы.

– Это «Правда», – подтвердил догадку Пса Штрудель. – А вот на этом кусочке четко видно дату выпуска – 19 ноября 1989 года! Тогда как в нашем мире последний выпуск этой газеты был в шестидесятых. Возможно, это звучит как крамола, но, видимо, там до сих пор, – Штрудель скривился, словно проглотил слизняка, – русишьвайн, коммуньяки. Поэтому мы остановили свой выбор на твоей кандидатуре. Ты – русский. Никто из истинных арийцев не будет мараться, изучая язык и обычаи неполноценных только для того, чтобы разведать обстановку. С языком у тебя проблем не будет, насколько мне известно, в своем кругу унтерменши общаются на родном языке. Твое происхождение лишь одна из причин. Как повернулась история в том мире – мы можем только гадать. А ты стреляный воробей, доказавший верность Рейху личным мужеством. Да и в голове у тебя, несмотря на твою неполноценность, кое-что водится! Ты сможешь раздобыть необходимые сведения о противнике. Так что когда я предложил твою кандидатуру фюреру, проблем не возникло.

– Когда в путь? – по-военному коротко осведомился Путилофф.

– Сегодня в двенадцать будь на аэродроме, – бросив беглый взгляд на часы, ответил Штрудель. – Вылетаем на личном самолете фюрера! На операцию тебе дается ровно месяц. Если не вернешься, следующий раз дверь будет открыта ровно через два месяца. Затем через три. Если ты не вернешься через полгода, значит, не вернешься уже никогда. Постарайся оправдать оказанное тебе доверие! Зиг хайль!

* * *

Самолет разогнался и мягко оторвался от земли. Развалившись в большом кожаном кресле, Вольф прозевал момент взлета. И только когда заложило уши, он, выглянув в иллюминатор, понял, что самолет стремительно набирает высоту. Потягивая из высокого стакана, украшенного вензелями Рейха, настоящую русскую водку, Вольф блаженно расслабился и принялся рассматривать окружающую его роскошь.

– Не очень-то налегай! – сварливо окликнул Вольфа Штрудель. – Завтра ты должен быть в форме!

– Яволь! – поспешно отозвался Вольф, залпом допивая водку. – Завтра с утра буду в форме! Меня одним стаканом водки не пронять!

– Все вы, славяне, дикари, – презрительно фыркнул Штрудель, но к Вольфу больше не приставал.

Это вполне устраивало Пса. Он нацедил себе еще стаканчик и вновь развалился в кресле. Под воздействием алкоголя мысли бежали вяло. Он вновь и вновь проигрывал в мозгу встречу с фюрером. Неполноценный – гауляйтер! Вольф старался не думать о предстоящем задании и трудностях. Это будет потом, и он обязательно справится. Ведь у него появился фантастический шанс – возможность подняться до сверкающих вершин Рейха. И он не упустит его. Судьба всегда относилась к Вольфу благосклонно, невзирая на его происхождение. Сколько раз она выводила его живым и невредимым из таких заварушек, где люди попросту задыхались под грудами мертвецов. Но судьба судьбой, а жизнь унтерменша в Рейхе тяжела. Родителей своих Вольф помнил смутно: их разлучили, когда ему исполнилось семь. Много позже он пытался разыскать их, но безрезультатно. Все дети мужского пола, достигшие семилетнего возраста, согласно Генеральной Генетической Директиве определялись в специальные детские интернаты. Волею случая Вольф попал в «Хундюгендс». «Псарня» была первым военизированным интернатом для неполноценных детей. Из них растили воинов-Псов, готовых по взмаху руки хозяина рвать врага на куски. Выпускники «Псарни» не раз оправдывали вложенные в них средства: Азия, Африка, Австралия, Америка, Япония – где только не воевали фанатически преданные хозяевам Псы. Частенько они служили пушечным мясом: поднимались первыми на штурм, их заградотряды прикрывали отступления элитных войск, обороняли заведомо проигрышные позиции. Они умирали сотнями и тысячами, но на освободившиеся места тут же прибывали новые воспитанники многочисленных «Псарен». После мировой победы Рейха их отряды бросали на подавление мятежей в диких провинциях Новой Германии. Свирепые, с детства натасканные на убийства, они не знали жалости. После их профилактических рейдов вероятность рецидивов восстаний в ближайшие пять-десять лет сводилась к нулю – взрослое население мятежных областей истреблялось поголовно. Их эмблема – собачья голова над скрещенными метлами, карикатурно повторяющая элитную эмблему «тотенкопф», стала символом насилия. Их ненавидели. Их боялись. Неполноценные народности приходили в ужас, едва заслышав, что за порядком в регионе будут наблюдать Псы. Именно карательные отряды собакоголовых уничтожали последних евреев, выискивая их по всему миру, уменьшали многочисленные поголовья китайцев, вьетнамцев и корейцев. После утверждения Рейхом мирового господства Псы остались единственными по-настоящему боеспособными подразделениями, ибо элитные части уже давно не участвовали в боевых операциях, превратившись в атавизм военной машины Вермахта. И опасения фюрера по поводу вырождения боевого духа в рядах настоящих арийцев имели под собой твердую почву. Участившиеся в последнее время массовые выступления пацифистски настроенных аристократов стержневой нации превысили все допустимые пределы. Пацифисты требовали от фюрера сократить расходы Рейха на военные нужды, мотивируя это отсутствием внешнего врага. С полицейскими функциями отлично справляются Псы, не требующие больших денежных вливаний, говорили они. Поэтому Лепке как никогда нужен был реальный враг. Враг, который поможет Рейху не рассыпаться под гнетом внутренних проблем. А тот, кто поможет фюреру, а вместе с ним и всей Великой Германии, может рассчитывать на солидное вознаграждение. С этой приятной мыслью Вольф заснул. Спал он крепко и без сновидений.

Тысячелетний Рейх.

Дальневосточный гау.

Блок «Терехоффка».

Самолет фюрера технично приземлился на маленьком терехоффском аэродроме. Несмотря на свои заслуги перед Рейхом, многочисленные награды и высокий чин бригаденфюрера-Пса, выйдя в отставку, Вольф сумел получить лишь скромный пост блокляйтера в маленьком Терехоффском блоке обширного Дальневосточного гау. Но даже этот мизерный пост был пиком возможностей неполноценного. Высоких гостей возле трапа встречал заместитель и бывший однополчанин Вольфа Петер Незнански. Путилоффу пришлось приложить немало усилий, чтобы пристроить соратника-Пса на это теплое местечко. Незнански поприветствовал прибывших неизменным «Хайль Гитлер», затем они все вместе уселись в черный казенный лимузин и через секунду уже мчались по трассе. Аэропорт находился недалеко от поселка, и менее чем через двадцать минут автомобиль остановился напротив местной блок-канцелярии. Следуя полученным от Штруделя инструкциям, Вольф в ответ на все вопросы заместителя лишь многозначительно улыбался, отвечая, что миссия, ради которой он бросает все дела, абсолютно секретна и находится под личным контролем фюрера. После соблюдения всех необходимых формальностей Вольф передал бразды правления блоком заместителю. Незнански искренне пожелал шефу удачи. На том они и расстались. Возле канцелярии профессора поджидал тяжелый военный вездеход – исследовательская лаборатория Штруделя находилась где-то глубоко в тайге. Пока они несколько часов тряслись по старой просеке, Вольфу пришлось выслушивать многочисленные проклятия Штруделя в адрес всех русских, что жили как свиньи в лесу, не удосужившись за тысячелетнюю историю проложить нормальные дороги. Хотя за более чем двадцатилетнее правление Рейха в бывшей России немцам тоже так и не удалось решить дорожную проблему. Но Штрудель как-то упускал этот момент из виду, а Вольф рылом не вышел, чтобы указывать истинному арийцу. Поэтому до конца пути Пес предпочитал помалкивать.

* * *

Когда в глазах погасли разноцветные сполохи, Вольф нашел в себе силы оглядеться. Переход оказался болезненным. Был момент, когда Путилофф думал, что его разорвет на части. Но, слава богу, все закончилось благополучно! Он огляделся, но вокруг не было ни души: ни доктора Штруделя, ни его помощников, ни его адской машинки. Лес альтернативного мира ничем не отличался от обычного: те же деревья, тот же запах преющей листвы, словно Вольф никуда и не перемещался. Даже дуб, на поляне возле которого Штрудель устроил лабораторию, в этом мире стоял на том же месте. Только здесь могучий исполин был расщеплен вдоль ствола ударом молнии, а в родном мире Вольфа гроза, видимо, обошла дерево стороной.

– Так, – размышлял на ходу Путилофф, поправляя на спине старый брезентовый вещмешок, с какими воевали русские в пятидесятых, – до ближайшего жилья не менее суток ходу. Нужно поторапливаться – времени на выполнение миссии в обрез.

– Эх, сигаретку бы, – размечтался Вольф. Но сигарет ему не дали, опасаясь, что таких марок в альтернативном мире не выпускают.

– Раздобудешь на месте, – бесстрастно заявил Штрудель, – а до этого – потерпишь. От никотинового голодания еще никто не умирал!

Вольф определил направление и зашагал на восток. Он не успел далеко отойти от места переброски – под его ногами неожиданно разверзлась земля, и Пес ухнул в черную неизвестность.

Сознание вернулось с тупой головной болью. Вольф попытался сесть, но, треснувшись обо что-то твердое головой, со стоном повалился обратно.

– Оклемался, кажись, бедолага, – сквозь гул в голове донесся до Вольфа дребезжащий старческий голос. Слова были произнесены на русском языке. – Ты, касатик, не ерепенься, а то с печки сверзишься!

Вольф затравленно огляделся: над ним нависал грубо обработанный бревенчатый потолок, слева – стена из точно таких же бревен, справа обзор закрывали цветастые ситцевые занавески. Неожиданно они распахнулись, и перед Вольфом появилось лицо крепкого седого старика.

– Как я сюда попал? – жмурясь от яркого света, спросил Путилофф по-русски.

– Я тебя, болезный, сюда на собственном горбу притащил! – не без гордости ответил старик. – Угораздило же тебя в старую берлогу провалиться, да еще головой об корягу… Если б не Полкан, лежать бы тебе там до сих пор.

– А Полкан – это кто?

– Пес мой, – охотно пояснил старик, – он-то тебя и учуял. Ты это, давай, слазь с печки, если могешь. Бульончика мово похлебай. А то, почитай, вторые сутки без сознанки валяешься.

Вольф скинул босые ноги с печи, в задумчивости пошевелил пальцами. Срочно нужно было выбирать модель поведения. Их было несколько, и одна из них, симуляция амнезии, показалась Вольфу самой перспективной. Ударился головой – ничего не помню. Определившись, Пес с трудом слез с печи и уселся за стол. Нужно как можно скорее восстанавливать форму. Старик выдернул из печки закопченный чугунок. Запахло одуряюще. Вольф непроизвольно сглотнул слюну.

– Ты это, сынок, не серчай, – проскрипел старик, – я твоего рябчика съел вчерась. Ты где его подстрелил?

– Не помню, – напряженно выдавил Вольф, не зная, чего ожидать от старика, – а что?

– Странный он какой-то был, – задумчиво почесал седой затылок дед, – жирный, словно куря бройлерная, мериканская. И вкуса никакого – как будто кусок картона приготовил.

Вольф опешил: этих рябчиков разводили на ферме рядом с Терехоффкой и навязали ему таки одного. Дескать, охотник, заплутал. Никто ж и не думал, что такая малость способна провалить дело. А этот старый хрыч попробовал птичку и мгновенно определил – не наша. Тут ухо надо держать востро.

– А ты сам-то, паря, откедова? – разливая благоухающий бульон по тарелкам, по-свойски поинтересовался старик.

Вольф изобразил на лице крайнее смятение:

– Не помню!

– Эк, – изумился старик, – как ты головой приложился-то. А хоть как зовут-то тебя, помнишь?

– Во… Вова, Владимир.

– А меня Степанычем кличут. – Старик закинул чугунок с бульоном в печь и протянул Вольфу крепкую сухую ладонь. – Будем знакомы.

Пес пожал протянутую руку, приятно удивившись крепкому рукопожатию – несмотря на годы, старик был в отличной форме.

– Ну, ты, Володька, не тушуйся, пройдет, – добродушно улыбнулся Степаныч. – На фронте таких случаев – сплошь и рядом. Можно сказать, что контузило тебя сильно.

– Точно, – согласился Вольф, – похоже очень.

– А ты что, тоже воевал? – осведомился у незваного гостя Степаныч. – То-то гляжу, у тебя пулевых ранений тьма! Где воевал-то?

Вольф понял, что прокололся еще раз. Он солдат, а не шпион. Если он попадет в руки местным спецслужбам, его вычислят в пять секунд.

– Не помню, – Вольф мучительно соображал, что же сказать, – кажется, Кавказ (русские там всегда воевали), Китай (граница должна быть рядом, может, какие столкновения были)…

– Ну, насчет Китая это ты, паря, загнул! – рассмеялся старик. – Из Чечни, значит. Это надо спрыснуть! – Невесть откуда он вытащил большую запотевшую бутыль. – Фронтовикам не грех, – поучительно сказал он, разливая жидкость по стаканам, – к тому ж завтра праздник!

– Какой? – поспешно спросил Вольф.

– Ну, Володька, я смотрю, ты себе всю башку отбил! Девятое завтра – День Победы! Ну, вспомнил?

– Нет, – покачал головой Вольф.

– Ладно, за победу! – торжественно сказал Степаныч.

Он слегка стукнул о край стакана Вольфа своей посудиной и залпом проглотил ее содержимое. Вольф не замедлил последовать примеру старика. Местный аналог шнапса оказался на удивление крепким, но душистым.

– Хороша, зараза! – выдохнул старик. – Ты огурчиком, огурчиком солененьким закуси! Неужто и это забыл?

– Здорово! – на секунду перестав хрустеть огурцом, с удовлетворением произнес Вольф.

– То-то же! – подмигнул старик. – Эх, а какие моя старуха огурцы мариновала…

– А где она? – спросил Путилофф.

– Почитай, седьмой годок, – вздохнул старик, – как преставилась голуба моя. Давай помянем, – сказал Степаныч, наливая еще по одной. – Пусть земля ей пухом!

Они выпили не чокаясь, помолчали, погрузившись каждый в свои мысли.

– Ладно, – прервал затянувшееся молчание старик, – не время грустить! Праздник все же! Я ить до Берлина дошел! Потоптался своими сапожищами по ихнему Рейхстагу…

– Так здесь Рейх пал?! – словно ужаленный подскочил со своего места Вольф.

– Да я смотрю, ты точно не в себе, – посочувствовал старик, списав непонятное «здесь» на ушиб головы. – Уж больше полувека прошло, как побили мы фрица. Ну, давай еще по одной и на боковую. Завтра в район поедем, авось тебя уже ищут.

* * *

Старик, приютивший Вольфа, оказался егерем. Утром он выкатил из-под навеса видавший виды мотоцикл с коляской.

– «Урал», – с гордостью произнес старик, – тридцать лет на нем езжу, а ему хоть бы хны! Вещь! Умели делать, не то что нонче. Сейчас переоденусь и по коням.

Когда старик вновь появился на крыльце, Вольф присвистнул от удивления: вся грудь Степаныча была увешана многочисленными орденами и медалями, которые в Рейхе можно было встретить разве что у коллекционеров. Одна только Звезда Героя Советского Союза дорогого стоила.

– Ну, как иконостас? – довольно произнес старик, позванивая медалями.

– Нет слов, – развел руками Вольф, – герой!

– Ерой, – с горечью произнес старик, – только цеплять эти побрякушки, акромя как на Девятое мая, некуда.

– Как так? – удивился Вольф. Его, как солдата, покоробило такое отношение к наградам. Своими наградами он гордился. – Ты ж кровь проливал, жизни не жалел!

– То-то и оно, что не нужны ерои этой нонешней сране. – Старик помрачнел лицом и вздохнул.

– Постой, – оторопел Вольф, – разве Союзу не нужны герои?

– Нет, паря, – тихо проворчал Степаныч, – надо тебя врачу показать. Нет Союза уж десяток лет – развалился. Немцы сломать не смогли, а буржуи мериканские за пачку жвачки, булочку с котлетой и газировку с потрохами купили! А эти и рады стараться, ух… – старик скрипнул зубами в бессильной ярости. – В телевизор глянь – срамота одна! Молодежи мозги запудривають! У мово правнука знаешь мечта какая? Мильон или найти, или выиграть, чтоб потом всю жизнь ничего не делать. А, – он махнул рукой, – чего раны бередить. На, шлём одевай, а то менты щас злющие, не посмотрят, что фронтовик, права отберут.

Мотоцикл завелся с первого толчка. Дороги до поселка, можно сказать, не было никакой, та же заросшая просека, что и в родном мире Вольфа. Но старик как-то ухитрялся ехать по ней с довольно приличной скоростью, ловко объезжая ямы и рытвины, с ходу проскакивая грязевые кашицы луж. Через некоторое время выехали на сносную грунтовку, а затем и на асфальтированную трассу. Табличку «Тереховка» Вольф заметил издалека. От непривычной надписи, выполненной на русском языке, ему отчего-то стало легко и весело, словно он попал в сказку. Казалось, что сейчас из-за поворота выскочит на разгоряченном скакуне святой Илия Муромский или не менее чтимый Урий Длиннорукий и восстановит попранную справедливость.

«Да уж, – мысленно одернул себя Вольф, – Рейх, расползшийся по миру, не остановят никакие святые. Они легко подомнут под себя и этот мир, раз уж здесь не ценят своих героев. Есть один выход – верой и правдой служить фюреру! И тебе воздастся! Пусть не так, как истинным арийцам, но и не обидят преданного Пса».

А мотоцикл уже мчал по узким улочкам поселка городского типа, как было указано на табличке. Но как Вольф ни крутил головой, ничего городского он так и не заметил. Однако вскоре начали попадаться и кирпичные дома. Правда, пятиэтажки были верхом архитектурного роста. Вольф понял, что они приближаются к центру Тереховки. Мотоцикл с ревом пронесся мимо здания районной администрации. Путилофф с удивлением узнал в облупленном строении очертания собственной блок-канцелярии. Только в его родной Терехоффке на фасаде дома красовался Имперский Орел с позолоченной свастикой, а здесь – наполовину отбитые серп и молот. Да и вообще все здесь было каким-то неопрятным и грязным: мусорные контейнеры никто не удосужился вывезти даже в честь праздника, кусты не подстрижены, деревья не побелены, центральная улица вся в рытвинах и колдобинах, словно здесь проводились танковые учения. Явно за порядком никто не следит. Да если бы во вверенном ему блоке, даже в самой захолустной деревеньке творилось бы такое безобразие, не видать ему поста блокляйтера как своих ушей. Мотоцикл, проскочив центр поселка, опять углубился в частный сектор. Наконец егерь остановился напротив небольшого аккуратного дома, утопающего в гроздьях распустившейся черемухи. Вольф полной грудью вдохнул чудесный аромат весны.

– Пойдем, Володька, – сказал старик, слезая с мотоцикла. – Товарищ мой здесь живет фронтовой, – он толкнул калитку, пропуская Вольфа вперед.

– Федька, – окликнул кто-то Степаныча, – Балашов! Жив еще, курилка!

– Да и ты, Николаич, – весело отозвался егерь, завидев сидящего на веранде старика, – тож небо коптишь и помирать, гляжу, не собираешься!

– Обижаешь, – делано огорчился старик, – я еще на твоих поминках спляшу!

Опираясь на палку, он с трудом поднялся:

– Ну, хватит зубоскалить, милости просим в дом. Таисья уже все приготовила в лучшем виде.

Старики степенно расселись за столом.

– Знакомься, Николаич, Владимир! – представил Вольфа егерь. – Тоже фронтовик. В Чечне воевал. Я его третьего дня недалеко от кумовой заимки подобрал. Провалился, бедолага, в старую медвежью берлогу. Помнишь, лет пять назад умники одни косолапому заснуть не дали?

– Шатун потом пацанов Матвеевых подрал, – вспомнил Николаич.

– Точно! – обрадовался егерь. – Так вот он в ту берлогу и угодил. Да неудачно – головой о корень. Два дня лежал у меня словно покойник, а сейчас, кроме имени и того, что в Чечне воевал, ничего не помнит.

– Да, тяжелый случай, – почесал в затылке Николаич, – у моей золовки муж – врач по ентой части. После праздников попрошу, пусть посмотрит. А чего, документов с собой не было? – полюбопытствовал старик.

– А на кой в тайге паспорт? – неожиданно пришел на помощь Вольфу Степаныч. – Но парень не наш, городской, новенький. Я-то своих обормотов-охотников наперечет знаю. Ладно, поживет пока у меня, а после праздников пошлем запрос, авось, кто признает. Не пропадет! Ладно, хватит лясы точить, – опомнился егерь. – Николаич, наливай! За победу!

Стариковский шнапс оказался на диво забористым, крепче, чем у егеря. После нескольких стопок в голове Пса зашумело, и он «поплыл». Разговор тек легко и непринужденно.

– Ты вот что скажи, Федор, – ехидно спросил егеря Николаич, – думал ли тогда, в сорок третьем, сидя в раскисшей промозглой грязи, что за такую жизнь воюем? Что на пенсию, которую нам родное государство положило за все заслуги, не то что жить, а помереть по-людски невозможно?

– Да знал бы, где упаду, – невесело усмехнулся Степаныч, – хоть соломки бы подстелил.

– Не лучше ли было, – вдруг встрял в разговор подвыпивший Вольф, – под немцами? Они люди серьезные – вмиг бы порядок навели.

– Тю на тебя, – шутливо отмахнулся от Вольфа егерь, – мы хоть в дерьме, да в своем, отечественном! А быть без роду без племени, – он скривился, – не по мне. Точно, Николаич?

– Чужой земли мы не хотим ни пяди, – пропел захмелевший старик.

– Но и своей вершка не отдадим! – подхватил егерь. – Ты пойми, мы не жалеем ни о чем. Свобода и независимость дорого стоят! Их не грех и кровушкой окропить!

Вольф слушал стариков вполуха – по старенькому телевизору с непривычным названием «Рекорд» транслировалась кинохроника пятидесятилетней давности. Бравые парни в форме Красной Армии бросали к подножию мавзолея регалии поверженного Рейха. Вольф с изумлением узнавал штандарты и знамена победоносных в его мире полков и дивизий Вермахта, втаптываемых на экране в землю коваными сапогами русских солдат. На мавзолее почему-то красовалась лишь одна надпись – «Ленин», тогда как в мире Вольфа имен было два – Ленин и Сталин. К началу войны с СССР, насколько Путилофф знал историю, Сталин был мертв и покоился в мавзолее вместе с Лениным. Да он и сам бывал в мавзолее неоднократно, собственными глазами видел великих вождей. Немцы сохранили сие архитектурное строение, не тронули и его молчаливых жильцов. Они попросту превратили мавзолей в этакий музей павшего величия, куда со всего Рейха съезжались туристы, чтобы позубоскалить над безмолвными телами некогда великих унтерменшей. Картинка на экране переместилась на трибуну мавзолея. С изумлением среди прочих руководителей страны Вольф увидел знакомое усатое лицо.

– Это что, Сталин? – спросил он стариков, тыча пальцем в экран.

– Он, – подтвердил Степаныч.

– О! – довольно воскликнул Николаич. – Вспоминать начинаешь! Надо за это выпить! Наливай, Степаныч!

– А когда война началась? – не успокаивался Вольф.

– Летом сорок первого, – ответил егерь, наполняя стопки водкой.

«Вот, значит, как, – судорожно соображал Вольф, – война в этом мире началась на добрых два года раньше! В его мире Гитлер начал войну с Россией в сорок третьем, сразу после смерти Сталина. А здесь поспешил!»

– А закончилась когда? – спросил он вслух.

– В сорок пятом, девятого мая, – ответил Николаич. – Сегодня потому и празднуем! Не вспомнил?

Вольф удрученно покачал головой.

– Ну, ничего, – утешил его старик, – вспомнишь! Дай бог, чтобы не забывали этот день наши потомки, – сказал Степаныч торжественно, поднимая стопку, – и не дай бог, чтобы этот ужас повторился!

* * *

После праздников Степаныч сдержал обещание – свел Вольфа с нужными людьми. Сославшись на тяжелую амнезию, подтвержденную заключением врача-психиатра – мужа золовки Николаича, Путилоффу удалось выправить документы. В розыске он не значился, запросы с отпечатками пальцев ничего не дали, так что все прошло без сучка без задоринки. Сейчас в нагрудном кармане Вольфа лежала справка, заверенная в местном отделении внутренних дел, о том, что он гражданин Российской Федерации Путилов Владимир Вольфович.

– Ну, хоть какая-то бумажка, – пробежав глазами справку, сказал Степаныч. – Ты пока что у меня живи, вместе веселее будет. А там, глядишь, и найдутся твои сродственники, али сам чего вспомнишь! Жись, она такая…

– Спасибо, Степаныч! – обнял Вольф старика. – Век твоей доброты не забуду!

– А! – отмахнулся старик. – Чего уж там! Слушай, – вдруг опомнился он, – а давай я тебя устрою помощником егеря в нашем лесхозе? Деньга какая-никакая идти будет, да и мне помогать придется не за так! Ну?

– Согласен, – расплылся в улыбке Вольф. – Все равно перспективы никакой! Чем я на гражданке занимался – не помню!

– Вот и ладушки! – от всей души обрадовался старик.

Вольф тоже не скрывал радости, что все разрешилось таким чудесным образом. Безалаберность местной полиции была только на руку Вольфу. Если бы во вверенном ему блоке появилась подозрительная личность без аусвайса, ее бы тут же задержали и быстренько передали в Гестапо, там разберутся, кто ты и откуда. А здесь процветал бардак! Тем лучше – проще будет справиться с заданием!

Первым делом Вольф выяснил у Степаныча, где находится библиотека, если таковое учреждение имеется в Тереховке. Библиотека была, правда маленькая и запущенная. Как сказала старенькая библиотекарша, новых книжек не приходило уже лет пять. Но Вольфа не интересовали новые книжки, его сейчас больше интересовало другое: почему в этой параллели немцам не удалось подмять под себя весь мир? Он принялся штудировать здешнюю историю, сравнивая ее с событиями своего мира. До двадцать третьего года Вольф не нашел сколько-нибудь существенных расхождений, а вот после… Баварский пивной путч, в результате которого Гитлер пришел к власти, в этой альтернативной вселенной провалился с треском. Баварскому правительству, арестованному в пивной, странным образом удалось спокойно уйти от штурмовиков Рема, оцепивших здание. Генерал Людендорф, возглавивший вместе с Гитлером правительство после путча, в этом мире почему-то не поддержал пламенную речь фюрера. Хотя на следующий день они рука об руку шагали в колонне протеста, которую шутя разогнала горстка полиции. В родном мире Вольфа во время шествия вооруженные штурмовики СА устроили грандиозную перестрелку с полицией и подтянувшимися войсками Рейхсвера. Силы были несопоставимы: национал-социалистическая революция в Германии свершилась в двадцать третьем году. Эту дату знал каждый гражданин Третьего Рейха, даже неполноценный. Великое откровение фюрера «Майн Кампф» в этом мире было написано после провала «Пивного путча», в мире Вольфа Гитлер начинает писать Великую книгу только в тридцать четвертом. Людендорф не оправдал надежд Гитлера, и в тридцать третьем Адольф единолично занял пост канцлера и фюрера Германии. Интересно, что и здесь Гитлер, пускай и при других обстоятельствах, стал канцлером именно в тридцать третьем. Далее в событиях разницы практически не было: и тут и там была Ночь длинных ножей, начало военных действий в Европе, подписание договора о мире и дружбе с СССР. Даже даты были близки, словно некая стабильная система после небольшой встряски пыталась вновь прийти в равновесие. Историческая развилка возвращалась в старую колею. Но в родном мире Вольфа Гитлер так и не напал на Союз до самой смерти Сталина в сорок третьем, тогда как здесь нарушил договор и перешел границу в сорок первом. Сталин в этом мире, оказывается, пережил своего двойника на добрый десяток лет и умер победителем Великого Рейха. Вполне возможно, что в мире Вольфа он стал жертвой тщательно спланированной немцами диверсии. Как оно было на самом деле, Вольф не знал, а имперские учебники истории обходили это событие стороной. Но так или иначе, воспользовавшись неразберихой, творящейся в России в связи со смертью великого вождя и отца всех народов, план «Барбаросса» был воплощен блестяще. Руководство страны погрязло в склоках и не имело на тот момент явно выраженного лидера. Русская армия, обескровленная, лишенная высшего эшелона военспецов, долго сопротивляться не могла. Москва пала, а следом за ней рассыпался и весь Союз. Партизанская война в России не затихала лет сорок. Сопротивление было сломлено лишь усилиями карательных отрядов Псов, которые изначально формировались именно для этих целей. Пока на территории России шла затяжная партизанская война, железная машина Вермахта уверенной поступью шагала по планете. Дольше всего, исключая Россию, сопротивлялись китайцы, но устоять против швабов, на которых работал уже практически весь мир, не смогли. Последними Рейх проглотил своих союзников из Страны восходящего солнца. Конечно, всего этого Великий Вождь и Учитель уже не увидел, он умер в преклонном возрасте зимой шестьдесят пятого. И только в восемьдесят девятом году четвертый канцлер и фюрер Великой Германии Карл Лепке объявил о завершении формирования Тысячелетнего Рейха. В мире более не существовало границ, кроме территориальных административных областей Новой Германии. Передел мира закончился. Гербовый орел теперь крепко держал в когтистых лапах маленький земной шарик, над которым безгранично реяла свастика. Здесь же, в этом мире, фашистская Германия оказалась втоптана в грязь, поделена и разорвана на куски победителями. Даже столица оказалась разбитой на секторы и перегорожена Берлинской стеной. На мировой вершине после войны утвердились два государства: Советский Союз, истинный победитель Рейха, и Америка, которую война обошла стороной. Америка! Вольф криво усмехнулся. Это та изнеженная Америка, которую танковые дивизии генерал-фельдмаршала Гудериана прошли за три недели, та Америка, которая практически безропотно приняла господство Рейха! Если русские вели партизанскую борьбу с немцами почти полвека, то Америка чувствовала себя под пятой фюрера почти комфортно: на зачистку американского континента Псов посылали крайне редко. Но это там, в его родном мире, а здесь… Здесь бывшие союзники почти сразу же вцепились друг другу в глотку. Вооруженные до зубов противники так и не решились напасть друг на друга. В этом мире шла другая война. Бескровная. Война идеологий. Война информационная. В конце концов Америка победила, ведь ее идеология была близка и понятна простым обывателям, она не требовала рвать себе жилы в попытке построить светлое будущее. Живи и наслаждайся жизнью, гласила она. Для себя. Не для других. Так сломалось великое некогда государство – Советский Союз, продалось за пачку жвачки и котлету с булочкой, как сказал Вольфу Степаныч. Но больше всего поразило Вольфа то, что старики-ветераны, победители Рейха, которых собственное государство заставило влачить жалкое существование, до сих пор считают, что поступили правильно. И если вновь вторгнутся захватчики, они без лишних разговоров возьмут в руки оружие и пойдут защищать Родину, которая, несмотря на свою несостоятельность, не успела превратиться для них в пустой звук. Из этих стариков еще не выветрился боевой дух тех давних сражений. Его так и не смогли вытравить ни продажные власти, ни годы нищеты. Они так и уйдут в мир иной настоящими мужчинами, воинами, которых не смогла сломить беспощадная судьба! Возможно, там, у сверкающего престола Всеотца, им наконец-то воздастся по заслугам!