08.08.1946 г.

Нюрнберг.

Заседание Международного военного трибунала.

Допрос свидетеля Вольфрама Зиверса.

– Свидетель, повторяйте за мной… – Хорошо поставленный голос председателя четко и внятно, словно забивая гвозди в крышку гроба подсудимого, зачитывал слова присяги.

Эти граненые, словно могильные камни, слова вялым эхом подхватывал человек с потухшим взглядом, съежившийся на жесткой скамье в ожидании каверзных вопросов обвинения.

– Слово предоставляется мистеру Джонсу – представителю обвинения от Великобритании, – отчеканил председатель.

Обвинитель поднялся со своего места, чопорно поприветствовал присутствующих и начал допрос:

– Вы – Вольфрам Зиверс, бывший штандартенфюрер СС, с 1935 года занимающий пост имперского директора «Аненербе»?

Обвиняемый нервно дернул щекой и произнес:

– Да.

Джонс удовлетворенно кивнул. Вопросы посыпались на обвиняемого словно из рога изобилия. Они касались многочисленных опытов СС над заключенными концлагерей. Джонса интересовало многое: сколько человек было убито в ходе опытов, какова судьба Страсбургской коллекции скелетов доктора Хирта, какое отношение имел обвиняемый к исследованиям, проводимым на живых людях. Зиверс все отрицал. Он утверждал, что осуществлял лишь общее руководство «Наследием предков», насчитывающим более пятидесяти научно-исследовательских институтов, не вдаваясь в частности. Он отрицал свое непосредственное участие в зверствах, воплощенных в жизнь в концлагерях Дахау, Освенцим, Натцвайлер и других, не менее известных институтах смерти. Зиверс пытался переложить свою вину на других, обвиняя во всех грехах рейхсфюрера СС Гиммлера, профессора Хирта, адъютанта Гиммлера – Брандта, гауптштурмфюрера СС доктора Рашера, Гравица, Плетнера… А он, Зиверс, занимался лишь изучением духовных и исторических традиций германской расы, археологией, поиском сакральных знаний Шамбалы, Агарти и Святого Грааля.

Но обвинителя не так просто оказалось обвести вокруг пальца. На каждое заявление бывшего руководителя «Аненербе» о собственной невиновности в том или ином преступлении он с глубочайшим удовлетворением от хорошо проделанной предварительной работы доставал из пухлой папки очередной документ, уличающий подсудимого в лжесвидетельствовании. В какой-то момент Зиверс понял, что все его старания выйти сухим из воды напрасны. Его никто не спасет, ни соратники по партии, ни друзья, ни даже сам Господь Бог, в которого Вольфрам уже давно не верил. Это конец. Конец всему: планам, амбициям, будущему, жизни… Осознав весь ужас своего положения, Зиверс решился. Терять ему было нечего, и он решил пролить свет на то, чем в действительности занималось «Наследие предков». Все обвинения трибунала, предъявленные бывшему руководителю «Аненербе», были смехотворны по сравнению с истинными целями и размахом проекта. Штандартенфюрер решил уйти из жизни (в том, что его казнят, он уже не сомневался), погромче хлопнув дверью. Он решил остаться в истории не примитивным маньяком, одним лишь росчерком пера отнимающим сотни, пусть даже и тысячи жизней, а преданным адептом идеи, оценить которую в данный момент способны лишь посвященные! Ну ничего, сейчас он откроет глаза всем этим мелким людишкам, считающим, что они вправе судить… Зиверс расправил плечи, горделиво задрал вверх подбородок. Его глаза зажглись мрачным маниакальным блеском.

– Ваша честь! – решительно обратился он к председателю звенящим он напряжения голосом. – Я вынужден просить трибунал разрешить мне сделать личное признание!

Джонс удивленно взглянул на обвиняемого – он не ожидал такого поворота событий.

– Трибунал считает, что вы можете говорить в этом отношении все, что хотите! – ответил Зиверсу председатель.

Но представитель обвинения неожиданно возразил:

– Я бы хотел заявить, милорд, что у меня есть еще вопросы, которые я хочу задать свидетелю!

– Пусть он делает свое заявление сейчас, – после секундной паузы решил председатель.

– Хорошо, милорд! – недовольно произнес Джонс, всеми силами пытаясь скрыть охватившее его раздражение. – Свидетель, вы готовы сейчас сделать свое признание трибуналу?

– Да! – по-военному коротко ответил Зиверс. – Я вступил в партию, как и в СС, только как видный член тайной организации Сопротивления, получив от нее задание. Именно мой пост в «Аненербе» давал мне возможность вести подпольную работу внутри нацистской системы…

– Постойте, свидетель, – резко прервал Зиверса обвинитель, – когда вы сказали «движение Сопротивления», я не совсем вас понял. В каком «движении Сопротивления» вы участвовали?

– Я имел в виду тайную организацию, возглавляемую доктором Хильшером, – уточнил Зиверс.

При упоминании Хильшера Джонс вздрогнул, что не укрылось от штандартенфюрера, продолжающего говорить:

– Хильшер был задержан Гестапо в связи с событиями 20 июля и просидел в тюрьме продолжительный срок. Но это не то, о чем я хочу рассказать…

Джонс неожиданно занервничал и принялся бесцельно перебирать лежавшие перед ним бумаги.

– Настоящие цели «Аненербе» определяла не нацистская партия, как, наверное, думают все здесь присутствующие, – на одном дыхании произнес Зиверс, – а тайное общество…

– Я не знаю, милорд, – беспардонно перебил подсудимого Джонс, – желает ли трибунал заслушивать далее этот бред! Мне кажется, что это скорее попытка уйти от признания, чем признание!

– Но я сейчас собираюсь сделать признание…

– У меня еще есть много вопросов, которые я хочу задать этому свидетелю! – Джонс не давал возможности Зиверсу произнести еще хоть что-нибудь.

– Господин Джонс, трибунал с вами согласен, – бесстрастно произнес председатель, – продолжайте ваш перекрестный допрос. Если свидетель желает что-нибудь добавить, трибунал заслушает его в конце заседания.

Зиверс ошеломленно замолчал. Ему не дали возможности пролить свет на истинное положение вещей в «Наследии предков». Такое поведение обвинения могло означать только одно – тайными исследованиями общества заинтересовался кто-то из союзников-победителей Рейха. И они не заинтересованы, чтобы правда о «Предках» стала достоянием широкой общественности. А раз так, закончить свое признание ему не позволят. Зиверс вновь съежился на скамье подсудимых – боевой задор куда-то испарился. Больше о докторе Хильшере штандартенфюрер не вспоминал.

* * *

Каменные стены одиночной камеры сочились влагой и могильным холодом. Нынешней ночью Зиверс чувствовал его каким-то обострившимся чутьем. За время, проведенное в тюрьме с момента вынесения приговора, Вольфрам уже свыкся с мыслью о скором расставании с жизнью. Привык чувствовать бесплотное присутствие в камере демонов смерти, караулящих его грешную душу. Временами ему казалось, что он уже мертв и похоронен, а толстые могильные черви глодают его бренное тело. Щелкнул отпираемый немногословным толстым охранником замок камеры.

– Последний завтрак? – не вставая с лежанки и не открывая глаз, поинтересовался узник. Если так, то до казни, назначенной трибуналом, оставалось не более пары часов.

– Ты ошибся, Вольфрам! Надо всегда надеяться на лучшее! – произнес до боли знакомый голос.

Зиверс резко вскочил на ноги, но, почувствовав слабость, вновь рухнул на лежанку. Протерев дрожащей рукой глаза, эсэсовец завозился на жестком ложе, пытаясь привести неожиданно ослабшее тело в вертикальное положение. Наконец он уселся на лежанке, упершись спиной в шершавую холодную стену.

– Фридрих? – до сих пор не доверяя собственным глазам, выдохнул Зиверс. – Но как?

– Так, – односложно ответил Хильшер, проходя в камеру.

Он подошел к лежанке и остановился. Несколько бесконечно долгих секунд они смотрели друг другу в глаза. Первым сдался Хильшер.

– Прости, старина, – прошептал он, бережно опуская на пол сумку, которую сжимал в руках. – Я ничего не смог сделать для тебя.

Он тяжело вздохнул и уселся на нары рядом с Зиверсом.

– Я думал, что смогу повлиять на решение трибунала… Но я где-то просчитался…

– Не надо извинений, – глухо отозвался штандартенфюрер, – это я должен просить у тебя прощения. Я… Я – предатель! Ведь я чуть было не поставил под удар всю нашу работу! – голос Вольфрама окреп. Последние слова он прокричал в промозглый полумрак каземата.

– Да, – согласился Фридрих, – и львиную долю своих сил я потратил на то, чтобы закрыть тебе рот.

– Как тебе удалось повлиять на Джонса и остальных? – Зиверс постепенно оживал, присутствие рядом верного друга, соратника и учителя вселяло в него пускай зыбкую, но надежду.

– С этим как раз проблем не возникло – способ старый, проверенный неоднократно. Помнишь, как мы в тридцатых привлекали в орден нужных людей? Финансовых воротил, политиков, ученых…

– Помню. Но у тебя не было времени да и возможности для полной обработки…

– Хорошо, что ты это понимаешь, – одобрительно улыбнулся Хильшер. – Но, повторюсь, – я, увы, не всесилен!

– Процесс внушения не так прост и требует длительной предварительной подготовки всех объектов.

– Я не виню тебя, Вольфрам. Ты и так долго держался. Но, потратив остаток сил, я ничего не смог сделать для тебя лично! – Заметив, как дернулся Зиверс, доктор успокаивающе положил ладонь на его дрожащее колено. – Своим невольным признанием ты поставил меня перед выбором: защитить тебя или дело всей нашей жизни…

– Я знаю, – произнес штандартенфюрер, – что ты лично прибыл в Нюрнберг, пытаясь защитить меня. Твои показания на процессе…

– Эта попытка заранее была обречена на провал! – безжалостно перебил своего ученика Хильшер. – Без наших наработок…

– Тогда зачем?

– Я не мог бросить тебя на произвол судьбы! То, что мне удалось добиться встречи с тобой, – удача. Большая удача! – воодушевленно произнес Хильшер.

– Не вижу повода для радости! – раздраженно заметил Вольфрам. – Завтра меня все равно повесят!

– Повесят, – согласился Фридрих. – Я даже провожу тебя до виселицы… Но перед этим мы с тобой кое-что сделаем.

Хильшер нагнулся и поднял с пола объемную сумку, которую принес с собой. Поставив ее на колени, он вытащил на свет толстую книгу в потертом кожаном переплете.

Зиверс на мгновение потерял дар речи.

– Это же тайные таблички Вейстхора! – наконец справившись с волнением, потрясенно воскликнул он.

Об этих древних табличках, как, впрочем, и об их загадочном владельце – бригаденфюрере СС Карле Марии Виллигуте, в «Аненербе» ходили легенды. Его знали как выдающегося специалиста в области черной магии и называли Распутиным Гиммлера из-за непомерного влияния на нацистскую верхушку. Даже в официальных списках руководителей СС он числился не под настоящей фамилией, а под псевдонимом Вейстхор, одним из имен скандинавского бога Одина. Сама же фамилия этого таинственного генерала – Виллигут – переводилась как «бог воли», что согласно мистической терминологии означало «падший ангел». Корни рода Виллигута терялись во тьме веков. На его родовом гербе, известном историкам с десятого века, были изображены две свастики. Все Виллигуты из поколения в поколение передавали наследникам загадочные таблички с тайными магическими письменами. В Средние века род Виллигутов подвергался гонениям со стороны католической церкви и был проклят Папой Римским за еретические обряды и нежелание уничтожить дьявольскую книгу. Эту ненависть к роду Виллигутов христианская церковь пронесла сквозь века. Во времена Первой мировой один из епископов, присутствующий при вручении награды некоему гауптману Виллигуту, не удержавшись, спросил офицера:

– Тот самый Виллигут?

– Да! – гордо ответил гауптман.

– Дьявольская семейка! – в сердцах сплюнул епископ и покинул расположение части.

К священной книге Виллигут не давал прикасаться даже самым близким соратникам по ордену. И тот факт, что тайные таблички оказались в руках доктора Хильшера, был событием, не влезающим ни в какие рамки.

Не обращая внимания на нервную дрожь ученика, Хильшер расстегнул плащ, затем выудил из-за пазухи замысловатый ключ, висевший на грубой золотой цепочке. Прошептав несколько непонятных слов, Фридрих открыл ключом вычурный массивный замок, защищающий содержимое фолианта от чужих глаз.

– Этого не может быть! – вновь воскликнул Зиверс. – Если книга у тебя, значит, Карл… мертв?

– Да, – невозмутимо ответил Фридрих. – Он умер третьего января.

– Тогда я ничего не понимаю, – признался штандартенфюрер. – Старик даже копии с табличек никогда не разрешал делать! Неужели он сам отдал их тебе?

– А у него не было иного выхода, – усмехнулся профессор. – За всю жизнь он не сумел обзавестись наследниками мужского пола…

– Но ведь ты не родственник Виллигута! – перебил Зиверс Фридриха. – А наследие передается только кровной родне!

– Он передал мне лишь книгу и ключ. И всего лишь несколько дней назад я смог сделать полный перевод… А что касается старика – он не мучился, – бесстрастно произнес профессор. – Он ушел тихо и незаметно. Я был с ним до самого конца… Так же как буду с тобой, – прошептал Хильшер.

– Что ты задумал, Фридрих? – пристально глядя в глаза Хильшеру, решил расставить все точки над «i» штандартенфюрер.

– Тебе известно что-нибудь о последней экспедиции Отто Рана? – игнорируя вопрос Зиверса, спросил Хильшер.

– Да, – немного подумав, ответил Вольфрам, – прежде чем отправить отчет рейхсфюреру Гиммлеру, я с ним ознакомился. Это был неофициальный отчет участников экспедиции – Отто к тому времени разорвал все связи с СС. Ничего заслуживающего внимания в этом отчете не было.

– Смышленый был мальчишка, жаль, что все так получилось… – вздохнул профессор.

– Цианид – серьезная вещь, – согласился Зиверс. – Отчет о его самоубийстве я тоже читал.

– Отчет? – переспросил профессор. – Ах, вот ты о чем! – дошло до Хильшера. – Отчет был липой с первой и до последней буквы! С людьми из его команды мы основательно поработали. Отто нашли на вершине одной из гор возле Куфштайна. Оледеневший и нагишом, он сидел в позе лотоса… Что он пытался этим доказать? – Фридрих пожал плечами. – Не знаю. Но перед самой смертью он сделал величайшее открытие! О чем тут же оповестил меня и Карла.

– Неужели Грааль? – ахнул Вольфрам. – Его Пиренейские экспедиции все-таки принесли плоды! – удовлетворенно отметил Зиверс. – Значит, все-таки катары в тринадцатом веке вынесли из осажденного Монсегюра эту культовую чашу. Но почему я об этом ничего… Ведь Отто погиб в тридцать девятом! Вы молчали целых семь лет! – взорвался Вольфрам.

– Извини, друг, эти сведения могли погубить и тебя, и все наше дело, – чистосердечно признался Хильшер. – Вспомни, сколько раз ты ходил по краю? Арестов не смогли избежать многие из наших братьев, но они мало знали. Еще до ухода Отто из рядов СС мы начали подготавливать почву для увольнения Карла из «Аненербе». Для этого Гиммлеру через Марию Виллигут были переданы некие документы, весьма смутившие рейхсфюрера. И уже в феврале тридцать девятого все службы «Наследия» были информированы о том, что бригаденфюрер СС Вейстхор уволен на основании собственного прошения, возраста и слабого здоровья. Все прошло как по маслу – все-таки семьдесят три года – это возраст!

– Так что же все-таки нашел Отто? – нетерпеливо ерзал на нарах Зиверс. – Грааль?

– Ну, в том, что это Грааль, я глубоко сомневаюсь, – признался Фридрих. – Но вещь явно неординарная… Гляди сам.

Он вновь открыл сумку и извлек из нее несколько фотографий. На тисненой бумаге был запечатлен грубый каменный котел, сплошь покрытый руническими письменами.

– Дьявол! – выдохнул штандартенфюрер, с интересом рассматривая изображения древнего артефакта. – Это чудо! Настоящий раритет! – не сдерживаясь, воскликнул Зиверс.

– Теперь обрати внимание на фотографию внутренней поверхности чаши. Видишь, чем ближе к донышку, тем темнее камень. Мы взяли пробу вещества, окрасившего камень. Это субстанция очень похожа на кровь…

– Человеческую кровь? – удивленно протянул Вольфрам, отрываясь от созерцания артефакта.

– Очень похожа, – вновь повторил профессор, – но не принадлежит ни к одной известной группе. – Возможно, это кровь Бога, Вольфрам! Легенды, как обычно, не врут!

– Неужели кровь иудейского Христа?

– Вольфрам, Вольфрам, – укоризненно покачав головой, произнес Хильшер, – даже беглого взгляда на эту посудину достаточно, чтобы понять – она намного древнее не только пресловутого назаритянина, но и Вавилона с Шумером, вместе взятых. Старик Виллигут считал, что в ней хранилась кровь прабога Криста, чье имя нагло узурпировали первохристиане. Отсюда и путаница! Я согласен с покойным Отто – катары знали правду. Иначе как объяснить столь истовое желание церкви искоренить Лангедокскую ересь? Представляешь, какой удар по церковным догматам можно нанести этой посудиной?

– Чем же это открытие может мне помочь? – спросил Зиверс, снова вспомнив о своем незавидном положении.

– Сейчас – ничем, но в будущем… – загадочно пообещал Хильшер.

– Ты забыл, Фридрих, у меня нет будущего! – с надрывом произнес Вольфрам.

– Не суди поспешно, мой мальчик, – Фридрих отечески обнял бывшего ученика за плечи. – Нам помогут тайные знания старика Вейстхора! Методика манипулирования человеческим сознанием, заключенная в этих древних дощечках, превосходит все, чем мы пользовались до этого, в разы! Старик не зря так трясся над ними, выдавая знания по крупицам. Он даже нам, своим собратьям по ордену, не доверял до конца. Только перед смертью он доверил мне ключ.

– Чего тогда он ждал столько времени? На что надеялся? Ведь годы все равно взяли свое.

– Открытие Отто Рана…

– А при чем здесь чаша? – не понял штандартенфюрер.

– Та субстанция, напоминающая человеческую кровь, оказалась мощным биологическим стимулятором, способным творить настоящие чудеса! Первые опыты, проведенные с этим веществом на животных, дали поразительные результаты: ускоренная регенерация тканей, сопротивляемость к любым вирусам и бактериям и, самое главное, – эффект омоложения!

– Черт побери, но почему я об этом слышу первый раз?

– Я уже говорил, Вольфрам, что эти знания могли погубить и тебя, и наше дело!

– Да-да! Прости, – поспешно кивнул Вольфрам. – А на людях его испытали?

– Да, было несколько испытаний препарата на людях, – ответил профессор. – В Натцвайлере. Но закончить испытания нам было не суждено…

– Почему? Если использование этого поистине волшебного препарата сулило такие перспективы…

– Во-первых, – начал загибать пальцы профессор, – исследования проводились с абсолютной секретностью. Мы не могли допустить, чтобы результаты опытов попали к Шикльгруберу. Во-вторых, полученного препарата было крайне мало, а нового сырья взять попросту негде. Ну и, в-третьих, крах Рейха и победа русских…

– У вас еще остался препарат? Или сырье? Ведь опыты можно продолжить.

– Сырье у меня есть, но…

– Что? – вскинулся Зиверс.

– Во всей этой круговерти исчез профессор Йохан фон Крезе, наш ведущий специалист, со всеми результатами опытов. Пока мне так и не удалось его найти. Сейчас в Германии творится нечто невообразимое!

– Я в курсе, – грустно согласился с учителем Вольфрам. – Я тоже попал в эти жернова.

– Йохана мы найдем, – заверил Зиверса Хильшер. – Только сначала я вытащу тебя отсюда. Таблички старика нам помогут!

– Можно я взгляну? – Вольфрам потянулся к фолианту.

– Конечно! – Хильшер с готовностью подвинул книгу ученику.

Зиверс взял увесистый том в руки и раскрыл его наугад. Листы книги – тонкие деревянные дощечки, скрепленные меж собой позеленевшими медными кольцами, оказались сплошь покрыты замысловатой резьбой. О чем повествовали неизвестные символы давно забытого языка, Зиверс не знал. Но нечто подобное он уже видел, причем не так уж и давно.

– Знаешь, Фридрих, я уже видел подобную манеру письма, – признался штандартенфюрер.

– И где же? – заинтересовался профессор. В его глазах загорелись огоньки неподдельного исследовательского интереса.

– В сорок втором… Нет, в сорок третьем году, – вспомнил Зиверс. – В бывшей барской усадьбе одного села на территории оккупированной нашими войсками Украины были найдены странные деревянные таблички. Их бывший владелец утверждал, что это очень древняя вещь, передающаяся по наследству от отца к сыну на протяжении чуть не тысячелетия…

– И что? – с возрастающим интересом поторапливал ученика профессор.

– На поверку эти дощечки оказались липой – новодел – семнадцатый-восемнадцатый века. Но даю голову на отсечение – эта книга и те украинские дощечки написаны на одном языке! Они как близнецы…

– Не может быть! – воскликнул Хильшер. – Что стало с хозяином?

– По-моему, его расстреляли… Не помню точно… Потеряв свою книгу, он обезумел. Начал бросаться на охрану, проклиная всех именем какого-то их бога…

– Он называл его имя? – отрывисто, словно на допросе, поинтересовался Хильшер.

– Называл… Это было в отчете, – Зиверс потер виски пальцами, пытаясь вспомнить трудное имя чужого языка, – Ви… Ве… То ли Велос, то ли Волес…

– Велес-Волос! – Хильшер вскочил с лежанки и принялся возбужденно ходить из угла в угол. – Черт! Почему ты сразу не сообщил мне об этой находке?

– Замотался, – честно признался Зиверс. – Были проблемы… На фронтах… Гиммлер, злой как черт, мне продохнуть свободно не давал… Если я ничего не путаю, книгой занимался Герберт Янкун… Но он признал ее подделкой… Неужели это так важно? – не выдержав, воскликнул Зиверс.

– Да, черт возьми! – выругался профессор. – Скорее всего в ваши руки попала копия пресловутой славянской Велесовой книги. Был на Руси такой бог, – пояснил он. – И если эта книга, как ты утверждаешь, написана на том же языке, что и таблички старика Вейстхора… Значит, прав был Герман Вирт, утверждая, что все сакральные знания происходят из одного источника – наследия нордической расы… И оно равномерно распределено между всеми национальностями – а не только среди германских народностей.

– Ты будешь смеяться, – сказал Зиверс, – но точно к такому же выводу пришел доктор Хирт! А уж он-то был нацистом до мозга костей. Так вот, на основании исследования скелетов большевистских комиссаров он пришел к заключению, что процент истинных арийцев в их среде ничуть не меньше, чем среди немцев.

– И как на это отреагировал рейхсфюрер? – ухмыльнулся профессор. – Ведь не Гитлеру он его принес?

– Рейхсфюрер пришел в ярость. Он порвал доклад и бросил все, что от него осталось, в лицо Хирту.

– Забавно это, должно быть, смотрелось со стороны, – улыбнулся Хильшер. – Ладно, шутки в сторону, – вновь посуровел профессор, – времени у нас в обрез! А дел невпроворот.

– Фридрих, ты думаешь, что мне еще можно как-то помочь?

– Надеюсь, что мы договоримся со старухой Смертью и отсрочим твой конец, – ответил профессор и отточенным движением взмахнул рукой, указывая мизинцем вверх – знак воскрешения из мертвых.

Такие жесты практиковали тибетские дукпа – освобожденные. Зиверс в свое время просмотрел немало кинопленок, снятых в Лхасе, священной столице Тибета. Он сразу узнал этот жест – ведь идея бессмертия ариев была одной из главных в рунической магии Виллигута. Именно вокруг идеи бессмертия и сосредотачивали усилия основатели «Аненербе» Дарре, Вирт, Хильшер, Гиммлер и многие другие, присоединившиеся к ним позже.

– Ты уверен, Фридрих, что у тебя получится?

– У нас, Вольфрам, у нас! – Хильшер по-отечески обнял Зиверса за плечи. – Вспомни, с чего мы начинали? И чего достигли?

– Достигли, – глухо отозвался Зиверс. – Скажи, Фридрих, где мы просчитались? Почему все пошло наперекосяк? Почему мы, взрастившие и СС, и «Аненербе», в конце концов оказались не у дел?

– Понимаешь, Вольфрам, – многозначительно произнес Хильшер, – некоторые личности, которым мы всецело доверяли, поставили свои амбиции и мелкие сиюминутные выгоды выше наших духовных идеалов, выше поиска истинных сакральных знаний. Падать, Вольфрам, всегда легче, чем подниматься! Создавая черный орден СС, мы смотрели в будущее сквозь века и тысячелетия, – высокопарно произнес профессор. – В нем должны были пестоваться новые повелители мира – элита Тысячелетнего Рейха! Рыцари без страха и упрека! Старый Виллигут, Герман Вирт, да и я тоже, – без ложной скромности заявил Фридрих, – поделились с ними самым сокровенным – Истинной Верой и Истинной Религией, очищенной от шелухи христианских догм и добродетелей! Мы возродили из небытия тысячелетий древние обряды наших Истинных Богов, сдули вековую пыль с традиций нордической расы… Мы породили не только СС, мы породили и сам Рейх… А он, как и всякая бюрократическая машина, склонен упрощать идеи, не наблюдая за деревьями леса… Мы также породили и самого фюрера… Но, – Хильшер виновато развел руками, – сознание, закуклившееся в жестком коконе нацистских убеждений, не может охватить полноценной картины мира. Шикльгрубер был склонен считать себя не менее чем новым мессией, пришедшим спасти германскую расу. Мания величия свела его с ума… Но он был сильным медиумом – этого у него не отнять. Он, как никто, умел чувствовать толпу, ее настроение, тайные желания и страсти. Он просто гипнотизировал массы, как удав кролика перед обедом! А если бы он еще обладал этими знаниями… – Хильшер хлопнул ладонью по потертой коже фолианта. – Не знаю, сумеем ли мы найти подобного проводника в будущем, – с сомнением покачал головой профессор. – Ах, какой был размах! – поцокал языком Фридрих. – И ведь все могло пойти по-другому. Ладно, ближе к делу! Нам нужно немного подождать…

– Чего ждать?

– Для начала дождемся охранника.

Наконец щелкнул отпираемый надзирателем тугой замок и на пороге возник толстый коротышка.

– Завтракать буде… – коротышка запнулся, на мгновение встретившись с ледяным взглядом Хильшера. А через секунду его маленькие поросячьи глазки уже бегали из стороны в сторону, пытаясь понять, куда делся узник. Он хорошо помнил, как накануне вечером провел в камеру посетителя, но заключенного он никуда не выводил. Он должен быть здесь… Если только… Левая щека толстяка забилась в нервном тике, когда он заглянул под кровать, а потом за низенькую перегородку параши. Арестанта не было в камере!

– Где… Где Зиверс?! Куда он мог подеваться, черт возьми? – неожиданно тонким голосом пискнул надзиратель, пятясь к дверному проему.

Профессор удовлетворенно наблюдал, как надзиратель старательно ищет «пропажу», не замечая Зиверса, удивленно стоящего прямо в центре камеры.

– Смотри мне в глаза! – приказал надзирателю Хильшер.

Смотритель остановился, словно натолкнулся на стену. Застыл, не мигая глядя в глаза профессора.

– Приведи из соседней камеры Адольфа Фогеля. Его сегодня не должны допрашивать?

– Нет.

– Веди! После этого забудь, что ты его приводил.

Надзиратель безропотно выполнил распоряжение, через несколько минут в камере Зиверса появился еще один арестант.

– Какого дьявола вам от меня нужно! – возмущался Адольф. – Оставьте меня в покое…

– Молчать, – мягко произнес Фридрих.

Он подошел к Фогелю и провел пальцами по его лицу, нашептывая при этом на ухо Адольфу что-то чуть слышное.

– Зиверс! – неожиданно расплылся в глупой улыбке надзиратель, «узнавая» в Фогеле потерянного узника. – Как я тебя сразу не заметил?

– Да я все время здесь! – возмутился «Зиверс». – Я бы с удовольствием свалил отсюда куда подальше…

– Да-да, я понимаю, – притворно посочувствовал арестанту надзиратель. – Вас ведь сегодня… – Слуга закона замялся, не зная, как озвучить сей прискорбный для преступника факт.

– Ты хотел сказать, что меня сегодня повесят? – ощерился лже-Вольфрам. – Я уже привык к этой мысли… Гори оно все зеленым огнем!

Пока Фогель переругивался с надзирателем, Хильшер вывел из камеры до сих пор пребывающего в ступоре Зиверса. Миновав все посты охраны – никто не обращал внимания на двух странных людей, спокойно прогуливающихся по одной из самых охраняемых тюрем мира, – Хильшер посадил Вольфрама в автомобиль.

– Домой! – произнес он, и бессловесный водитель умчал бывшего арестанта в неизвестном направлении.

Сам же Хильшер вернулся обратно в камеру ученика. Он едва не опоздал – возле камеры Фридрих столкнулся с мрачным комендантом тюрьмы, скупо кивнувшим в ответ на приветствие профессора. Внутрь они зашли вместе. Хильшер все-таки немного побаивался – он сомневался: все ли он сделал правильно. Но его сомнения оказались напрасными – комендант тоже «узнал» арестанта.

– Вольфрам Зиверс, – невозмутимо произнес он, но по подрагивающим пальцам рук было заметно, какими усилиями дается ему эта показная невозмутимость. – Вам пора.

– Мне разрешено проводить Зиверса до эшафота, – официально заявил Хильшер.

– У вас есть соответствующее разрешение? – бесстрастно поинтересовался комендант.

– Извольте. – Профессор протянул ему удостоверенный большой гербовой печатью документ.

Комендант быстро пробежался по нему глазами и согласно кивнул.

– Следуйте за мной!

Хильшер вышел из камеры вслед за комендантом тюрьмы, а «Зиверса» остановили на пороге вооруженные охранники, прибывшие вместе с комендантом.

– Лицом к стене! Руки за спину! – рявкнул один из них.

Фогель послушно отвернулся. Охранник запер разгромленную камеру, а затем хлопнул «Вольфрама» по плечу:

– Вперед!

«Штандартенфюрер» шел по тускло освещенному коридору навстречу смерти. Он наслаждался каждым мгновением, оставшимся ему в этой жизни. На его губах играла загадочная улыбка. Он не боялся предстоящей казни. Так же без страха он взошел на эшафот и замер с гордо поднятой головой.

Внутри Хильшера все пело и ликовало: методика внушения, полученная из глубины веков, поражала воображение! Никто из присутствующих на казни не заподозрил подмену. Ни один гипнотизер в мире, даже пресловутый польский еврей Мессинг, сбежавший от Гитлера в Россию, не смог бы провернуть такого!

– Вольфрам Зиверс, – прозвучал сухой голос председателя, – Международным военным трибуналом вы приговариваетесь к высшей мере наказания…

С отсутствующим выражением лица Зиверс-Фогель выслушал весь список преступлений, монотонно зачитываемый председателем трибунала. Игнорировал палача, деловито накинувшего мешок на его голову, а затем затянувшего на шее грубую пеньковую петлю.

– Приговор привести в исполнение!

С грохотом провалилась вниз дощатая крышка люка. Обреченное человеческое тело забилось в петле, словно большая рыбина, выдернутая из родной стихии умелым рыболовом. Легкие обожгло нехваткой кислорода, а мелкие сосуды в глазных яблоках лопнули, заливая белок кровью. Язык вывалился наружу и посинел. Хрупнули шейные позвонки, прекращая агонию. Через несколько минут бездыханное тело вынули из петли и положили на носилки. Присутствующий врач констатировал смерть и закрыл тело простыней. Переговорив о чем-то с председателем трибунала, Хильшер подошел к носилкам. Откинув материю, профессор закрыл мертвецу глаза и тихо прошептал:

– Прости, Фогель, это, как говорят американцы, бизнес, ничего личного!