Дурацкие винтовки на стене, тоже украшение! Джиан — первый за долгое время, кто к ним прикоснулся. Парни любят такие игрушки. Даже далай-лама собрал коллекцию военных игрушек и солдатиков. Саи не приходило в голову, что оружие может ожить, что случившееся где-то преступление может привести к порогу их дома.
*
— Дедушка когда-то любил охотиться, — гордо сообщила Саи Джиану. Хотя чем тут гордиться, подумала она тут же. Может, стыдиться надо.
Повар рассказывал:
— Большой шикари был ваш дедушка, Саи-беби. Красавец, храбрец, верхом на коне… Крестьяне всегда звали его, когда рядом появлялся людоед.
— Часто? — Мурашки ползли по коже.
— Часто, часто. Все время. Р-р-р-р-р! Все время рычали в лесу. Сам слышал. А утром следы у реки, иногда у самых палаток.
Повар восхищался своими рассказами, веря им все больше и больше.
*
Полиция обыскала хижину повара, разбросала письма Бижу.
— Что ж, это их работа, — вздыхал повар. — Дело-то серьезное…
Серьезность дела подтвердил визит в Чо-Ойю шефа управления местной безопасности в сопровождении свиты из трех вооруженных полицейских.
— Преступники пока не обнаружены, но вы не беспокойтесь, сэр. Мы справимся с возмутителями спокойствия. Мы уничтожим заразу в зародыше.
— Мой отец тоже был большой шикари, — разглагольствовал он позже, за чаем. — Я его упрекал, что, не будь он таким заядлым охотником, он бы оставил немножко живой природы и нам, ха-ха-ха…
Смех его заставил бы покраснеть лакмусовую бумажку.
— Да, судья-сахиб, вы с ним были великие шикари, леопарды да львы… А сейчас идешь по лесу, и разве курица сбежавшая откуда-то вдруг выскочит…
Никто его шутке не рад. Перестарался, что ли?
— Не беспокойтесь, преступники будут обезврежены. Они используют проблемы Бутана и Ассама. Они оскорбляют чувства таких людей, как мы с вами. Не уважают никого, даже самих себя… Подрывают нашу экономику.
Он повернулся к Саи:
— Три кита нашей экономики: чай, дерево, туризм! Большое ЧДТ!
Покидая Чо-Ойю, остановился перед цветущим вьюнком.
— Прекрасный цветок, судья-сахиб. Смотришь на него и понимаешь, что Бог есть.
Пассифлора, страстоцвет — причудливое создание, полуцветок, полуактиния, пурпур, белизна, чуткие щупальца — действительно достаточное основание для веры.
— Я в Калимпонге стал страстным садоводом, привязался к своим цветам, как к детям.
Тут любитель природы сменил тон:
— Если что-нибудь случится, дайте знать. Не думаю, что на вас еще раз нападут, но все-таки…
Он энергично прыгнул в джип, водитель энергично осадил машину за ворота, энергично взревел двигатель — укатили.
— Может, найдут, — неуверенно начал повар.
— Ничего они не найдут, — отрезал судья.
Саи ничего не сказала, потому что думала о Джиане.
*
Через несколько дней полиция нашла виновного. Непросыхающий алкоголик, вечно пьяный нищий валялся, как всегда, на обочине неподалеку от рынка. Его с почетом доставили в участок, бросили на пол, связанного по рукам и ногам. Постояли над ним. Насмотрелись. И принялись выколачивать истину. В борьбе за истину выбили преступнику зубы, переломали ребра. Вопли разносились по округе, но вопли не те, неправильные вопли. Пьяница нагло утверждал, что ни в чем не виноват, и любой желающий, подойдя ближе к участку, слышал, что он никаких ружей не крал, давно ни в какие дома не заходил, даже в свой собственный.
Вопли его знаменовали все те же эпохальные изменения жизни обитателей склонов.
— Простите! Я не виноват, но простите, простите, простите меня!
Полиции, однако, нужно было практиковаться, укреплять мордобойные группы мышц в ожидании грядущих событий.
Пьяница выполз из участка на своих ногах, белками невидящих глаз обвиняя весь мир в своих злоключениях. Окружающий мир жался, старался сделаться незаметнее и утешался лишь тем, что пьяница не замечал его смущения. Он утешал свои скорби и печали все тем же целебным средством.