Вечной памяти Натаниэля Кэмпбелла и Розмари Кэмпбелл, любящих родителей Томаса, Калеба и Ханны.

Мы с братом и сестрой посчитали нужным завершить дневник отца записью, касающейся его смерти. Возможно, следующие поколения почерпнут мудрость из этой жертвы. Оставшиеся страницы написаны пятнадцатилетним Томасом Кэмбеллом осенью 1692 года.

Той ночью, когда мы с братом освободили отца из темницы, в деревне начался хаос. После того, как отец встретился с судьями и убедил их, что Прюденс — ведьма, большая часть жителей скрылась. И правильно, ибо они неделями сидели совсем рядом, очарованные, и верили каждому ее слову. Будучи обличенной, Прюденс ускользнула, а следующая ночь стала последней, которую наши родители провели в царствии земном. И вот, как это случилось.

Вернувшись домой, мы открыли дверь и поняли, что ведьмы побывали здесь до нас. Наша мать исчезла, но перед этим она оставила тайный знак, который поведал нам, что случилось нечто плохое, так что мы знали, что ее либо забрали, либо она мертва. Об этом сигнале было условлено, когда мы еще были маленькими, а родители уходили на охоту. Если что-то плохое случилось, мы должны были перевернуть чайную чашку и оставить ее в таком виде на кухонном столе. Этот знак мы и увидели, войдя в погруженный в молчание дом.

Мой отец ослаб от усталости и недоедания, но не захотел отдохнуть. Он сразу же открыл потайную дверь под столом, за которой хранилось оружие для особых случаев. Сейчас именно такой случай и настал. Мы вооружились и, заставив отца выпить чашку теплого бульона, собрались к дому Констанс. Мы знали, что Констанс и Прюденс задумали совершить необыкновенно злое дело. Настолько злое, что мы с братом даже думать о таком не хотели. Отец не обучал нас, что делать, если кто-то освободит дьявола. Если это случится, на земле воцарится ад. Мы понимали, что должны победить ведьм, иначе весь Новый Свет погрязнет во зле.

Ханна убедилась, что все мы тепло оделись, и мы оставили ее, хорошенько вооруженную, охранять наш дом. Перед тем, как уйти, отец поцеловал ее в лоб и сказал:

— Милая моя, ты самая сильная и умная девушка на всем белом свете. Такой и оставайся.

По щеке Ханны скатилась слеза, ибо она знала, что отец оставил ее себе на замену.

— Не веди себя так, будто мы больше не увидимся, — ответила она. — Я позабочусь о том, чтобы тебе всегда было, куда вернуться.

Мы взяли с собой отцовскую лошадь, самую крепкую и тихую на случай, если кому-то из нас понадобится скрыться или отправиться за помощью. Хотя мы понимали, что помощи взять неоткуда. А когда мы приблизились к дому Констанс, сотни ведьминских фонариков мигали за деревьями. Большую часть сборища скрывал холм, так что матери не было видно. Отец приказал нам выжидать. Мы разложили оружие на влажной земле, а спустя несколько минут ведьмы начали читать заклинания, все возвышая жуткие голоса. А потом рощу пронизал звук, который навеки отпечатался в моей душе — крики матери. Мы подхватили ружья и на животах поползли на холм. С вершины нам открылось ужасное зрелище: около сотни ведьм хором произносили заклинание, многие из них представляли собой просто гниющие тела, жалкие полуразложившиеся создания, снова возвращенные к жизни. Низкие угрожающие голоса становились все громче, пока наши уши не заполнились этим отвратительным звуком.

Ведьмы кружились у костра, разбитого в форме кольца. В кольце была яма, заполненная идеально круглыми камнями, а перед костром они воздвигли большой помост, на котором на коленях стояла моя несчастная мать. Я понимал, что она напугана. Каким бы опытным охотником она не была, оказавшись лицом к лицу с сотней ведьм, поневоле начнешь бояться за свою жизнь.

На лице отца читался ужас. Ведьм было намного больше, чем мы ожидали, а воскрешенных — больше, чем мы даже представить могли. Должно быть, убийств было много больше, чем нам удалось раскрыть. Всех этих людей, включая Эбигейл Фолкнер, принесли в жертву.

Я вспомнил всех невинных людей, которых судьи отправили на виселицу. Их среди ведьм не было. Все осужденные были добрыми богобоязненными прихожанами, и все же их обрекли на смерть. В этот момент из леса вышли еще две ведьмы, которые волокли за собой человека. Кажется, живого. При ближайшем рассмотрении он оказался преподобным Паррисом. Его поставили перед ведьмой, одетой в церемониальные одежды. Когда она повернула голову, я с содроганием узнал Прюденс. Другие ведьмы затихли, и до нас донесся ее насмешливый голос:

— Чего же вы так напуганы, преподобный? Это ведь я, маленькая невинная Прюденс. Вероятно, вы удивлены, но вы ведь не думали, что все те бедняги действительно были ведьмами? Или думали? Тем не менее, все так и должно было случиться. Вы бы обязательно обратили внимание на мертвые тела вокруг Салема, если бы мы не отвлекли вас, подогрев ваши глупые предрассудки. Вы, сэр (а я знавала многих церковников), самое жалкое корыстное существо. Вы не заслуживаете ничьего уважения.

Преподобный Паррис выкрикнул, как дитя:

— Зачем вы привели меня сюда? Я не состою в вашем порочном клане!

— Состоите, преподобный, — улыбнулась Прюденс. — Вы слепо следовали причудам истеричных детей и обратили это в свою пользу, одним за другим уничтожая своих врагов.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — простонал Паррис.

— Ай-яй-яй, преподобный. Конечно же, знаете. Разве вы не помните ночи, проведенные у огня с вашей милой племянницей? Вы тогда безмятежно рассуждали, кто, по вашему мнению, может оказаться ведьмой. Ну, какая же впечатлительная девушка не захотела бы угодить вам, особенно если она такая внушаемая. Так вы и подстроили, чтобы каждый, с кем у вас вышло непонимание, был заключен в тюрьму или повешен.

— Неправда! Я не такой! — воскликнул Паррис.

— Не пытайтесь отрицать это, преподобный. Пришла ваша последняя ночь, так что помиритесь с Господом: скоро вы его увидите.

Она махнула рукой, и преподобного подбросило в воздух. Когда он упал, то закричал от боли, и нога его была вывернута под неестественным углом. Больше не обращая на него внимания, Прюденс повернулась к нашей матери. Та молчала, но явно была напугана.

Отец обратился к нам с Калебом:

— Мальчики, их слишком много. Мы трое против сотни могущественных ведьм. Ступайте и попросите помощи у Короля Филиппа: нам нужны люди. К несчастью, мы расстались не очень дружелюбно, когда виделись в последний раз, но попытайтесь убедить его, что нам необходима помощь. Если мы не остановим ведьм, его племя тоже пострадает. «Некрономикон» способен уничтожить весь мир. Прошу, приведите его и его людей. Они просто обязаны прийти.

Мы согласно кивнули. Индейцы-вампаноаги были жестокими воинами, они убили многих поселенцев от Бостона и до северных поселений. Мы с Калебом никогда не путешествовали через их земли и более того, никогда не преодолевали такие расстояния в одиночку. Король Филипп водил дружбу с отцом и часто бывал у нас дома. Долгая скачка верхом в ночи пугала, но луна даст нам достаточно света. Мы распрощались с отцом и тихо спустились с холма. Лошадь мы некоторое время вели под уздцы, чтобы ведьмы не услышали стука копыт. А потом, сев друг за другом, отправились на восток. Мы неслись, пересекая темные поля, еще более темные леса и ручьи. Вскоре мы выехали к скале, под которой текла река, а дальше деревья обозначали границу владений Короля Филиппа. Мы преодолели реку вброд, поджав ноги, чтобы не промочить их, и знали, что один из разведчиков Филиппа наверняка заметит нас. Вскоре мы оказались на поляне, и вампаноаги тут же окружили нас. Это были свирепые гордые люди, в каждом их движении проскальзывали ловкость и сила. Мы спешились и, успокаивая взволнованную лошадь, дождались Короля Филиппа.

— Смиренно прошу простить нас за то, что мы явились без приглашения, — учтиво начал я. — Но мой отец, ваш друг Натаниэль Кэмпбелл, чрезвычайно нуждаются в вашей помощи.

Король Филипп был красив и высок, он умело правил своим народом и мог вести переговоры не хуже любого из колонистов. Я не знал, сумею ли убедить его помочь нам. Любой пятнадцатилетний парень волновался бы, и меня буквально трясло.

— Почему я должен подвергать моих людей опасности? Ваш отец очень добр и умен, но я не могу вести свой народ в бой, который их не касается.

Я на момент задумался, что бы такое ответить. Он был прав, разумеется: с какой стати подвергать опасности своих людей. Надо ответить хитро, но так, чтобы ответ не выглядел оправданием или грубостью.

— Милостивый Король, салемские ведьмы намереваются открыть ворота в Преисподнюю… они пытаются призвать дьявола. Если у них получится, зло распространится за пределы колонии и на ваши земли тоже. Вашим людям придется сражаться с адскими тварями. Ведьм не удержит река, что разграничивает наши земли и ваше племя.

— Христианские боги нас не пугают: у нас есть собственные духи-защитники, — отозвался Король Филипп.

— Я уважаю их, — подхватил я. — Так же, как и мой отец. Но зло, которое обрушится на эти земли, будет не по зубам даже самым сильным вашим защитникам. Я понимаю, что такое предосторожность, мой отец часто говорит о ней. Но сейчас не время для раздумий — надо действовать. Я прошу вас дать нам людей.

— Я не должен присутствовать?

— Мы были бы чрезвычайно рады, потому что вы — могущественный воин, однако отец даже думать не стал о том, чтобы подвергать опасности вашу жизнь. Вы должны править великим народом.

Король Филипп немного подумал:

— Я всегда ценю учтивые речи колониста, однако вынужден отказать в вашей просьбе. Мое племя и его безопасность превыше всего, и я не могу пойти на такой риск.

Я вежливо кивнул. А что еще оставалось делать? Калеб хотел было возразить, но я взглядом приказал ему молчать. Мы поклонились, приняли в дар от жены Филиппы кожаный бурдюк с водой и отправились обратно. Когда мы отошли настолько, чтобы нас не было слышно, Калеб расплакался.

— Прекрати, — сказал я. — Мы найдем способ победить ведьм. Но только если ты не будешь распускать нюни.

Калеб вытер слезы, и мы погнали лошадь к реке. Но тут сзади послышался стук копыт: то Король Филипп позволил своим людям помочь нам, и они прибыли в полном боевом убранстве. Сердца наши преисполнились надеждой, и мы поблагодарили воинов. А потом они последовали за нами.

Чтобы добраться до деревни, а оттуда до владений Констанс, потребовалось больше часа скачки во весь опор. Мы все спешились и дальше лошадей вели. Хорошо обученные индейские кони держали себя очень тихо. Отец заметил нас и вышел навстречу. Он поприветствовал военачальника — брата Короля Филиппа — и при помощи жестов (тот не говорил по-английски) они разработали план: индейцы окружат ведьм, а мы с Калебом освободим мать. Индейцы тихо разошлись по местам. Когда я снова взобрался на вершину холма, мне открылось чудовищное зрелище: ведьмы ввели мою мать в кольцо огня и стали вокруг, громко читая заклинания. Констанс начала призывать Принцев Ада, и первым был Велиал. Увидев, что ситуация катастрофическая, отец подал сигнал к атаке.

Индейцы выскочили из-за деревьев, оранжевое пламя освещало их смуглые раскрашенные тела так, что они казались чем-то потусторонним. Они накинулись на ведьм, орудуя копьями и дубинками. Полетели пули. Воспользовавшись суматохой, мы с Калебом сбежали с холма и, спотыкаясь, бросились к костру. Воскрешенным ведьмам, кажется, вполне достаточно было выстрелить в голову или проткнуть сердце. Однако с Прюденс и Констанс справиться было не так просто. Едва мы достигли подножия холма, Прюденс набросилась на нас сбоку. Калеб хотел стрелять, но она выхватила его ружье, и оно звонко стукнулось о камни в кольце огня. Калеба она схватила за шею и откинула с такой силой, что, упав, он оставил след на земле. Тогда я выхватил из костра тлеющее поленце и замахнулся на Прюденс сзади. Но она уклонилась и, невредимая, встала ко мне лицом и схватила за горло. Задыхаясь и кашляя, я сообразил, что враг мой, должно быть, ослаб, раз использует физическую силу, а не заклинания. Кажется, большая часть ее энергии ушла на ритуал, который все еще продолжался в нескольких метрах от схватки.

Краем глаза я видел, как мама бьется в могучей хватке Констанс, удерживающей ее над большой медной чашей. Отблески костра играли на лезвии большого ножа, который ведьма сжимала в свободной руке. Но едва они занесла нож для удара, как отец напал на нее со спины. Констанс отпустила мать, и та упала чуть ли е в костер — откатилась, однако подняться не могла, потому что ее руки и ноги были связаны. Я сражался отчаянно, желая предостеречь мать от надвигающейся опасности, однако Прюденс была слишком сильна, и я в ужасе увидел, как старуха хватает мать за шею сзади. Она казалась крепче прочих воскрешенных, легко закинула свою жертву на плечо и снова склонила над чашей. Извернувшись, я сумел на мгновение освободиться и хрипло закричать, но Прюденс, опомнившись, так ударила меня в висок, что потемнело в глазах, и снова поймала. Отец, все еще пытаясь вырваться из хватки Констанс, бросился было к ней, но поздно: старуха занесла нож и принялась читать из лежащего рядом «Некрономикона». Я боролся с Прюденс отчаянно, но она только крепче держала меня. Калеб, окруженный тремя ведьмами, выстрелить не мог. Еще одна ведьма налетела на него и едва не сбила с ног, но Калеб сумел устоять, опершись на камень. Не переставая начитывать, ведьма перерезала горло моей несчастной матери, и кровь ее хлынула в чашу. В тот же момент по роще разнесся глухой гул. Стряхнув с себя Констанс, отец опустился на колени около матери. Ее голова склонилась набок, и жизнь покинула ее доброе сердце. Отобрав у ведьмы «Некрономикон», отец выстрелил ей меж глаз. Констанс отвлек индейский воин, поэтому отец, прихватив книгу, скрылся в темноте. В «Некрономиконе» были могущественные заклинания, но там же содержались и другие, способные обратить их вспять.

Внезапно камни в центре огненного кольца начали проваливаться, будто внизу открылась глубокая дыра. Гул все усиливался, а земля под нашими ногами потеплела. Разверзшаяся дыра излучала жар, с каким не мог сравниться зной даже самого горячего июньского дня. Костер почти потух: казалось, исходящий снизу жар горячее огня. Я пытался откатиться, но Прюденс накрепко прижала меня к земле. Индейцы Короля Филиппа, эти смельчаки замерли, уставившись на дыру. В направлении огненной ямы было больно даже смотреть, но никто не был в силах оторвать взгляда от медленно поднимающейся из-под земли фигуры. Констанс оттолкнула своего противника и закричала:

— Велиал, я призываю тебя! Я подняла тебя, я твоя Королева, я привязываю тебя к этой земле!

Она повторяла эти слова снова и снова, все громче и громче, а рогатое существо тем временем принимало человеческие очертания.

Констанс поймала за руку одного из молодых рабочих, подтянула поближе и, схватив нож, снова начала читать заклинание, намереваясь, очевидно, вызвать второго Принца, имя которому было Левиафан. Но тут из темноты появился отец, держа в одной руке «Некрономикон», а в другой — собственный нож.

— Злое нечистое создание! — крикнул он Констанс. — Ты не обрушишь на землю Ад! — и он начал читать из книги: — О, бог света и бог тьмы, вас больше не зовут сюда. Укройте свою злобу в клетке, из которой вы явились, вы не нужны в тварном мире. Я запретил vos of atrum pergo huic regnum. Vos es inconcessus ut ingredior inter lux lucis. Vos es inconcessus ut futurus in is terra. Vado tergum qua vos venit. Vado tergum ut vestri cage. Vos es non volo. Per vox of lux lucis quod filiolus of Olympus quod bonus verto tergum ut atrum.

Договорив, отец полоснул себя ножом по горлу и упал, кровь его смешалась в чаше с кровью матери.

Из центра огненного кольца донесся нечеловеческий вопль. Со всех сторон ударили порывы холодного ветра, задули огонь, и фигура снова скрылась в адском пламени у ее ног. Земля закрылась, камни возвратились на место, заточив Принца Ада в его огненном царствии. Едва тварь исчезла, воскрешенные ведьмы начали явственно терять энергию, и убить их стало намного легче. Так Калеб, освободившись, обезглавил множество этих старых мешков с костями. Я вырвался из ослабевших рук Прюденс и развернулся, приготовившись сойтись с Констанс, но обе они бросились в рощу, и двое индейцев, кинувшиеся следом, вернулись через несколько минут ни с чем. Мы быстро добили ведьм, сложили их тела на камни, навалили сверху дров и заново разожгли огонь. Не было толку оставлять тела: если их кто и найдет, то лишь испугается. Мы и так располагали всем необходимым, чтобы остановить панику в деревне. Я приблизился к дрожащему преподобному Паррису. Он пытался подняться, но не мог. Я помог ему, довел до лошади и подсобил взобраться на ее спину, однако когда преподобный решил уехать, я придержал поводья.

— Преподобный Паррис, что вы скажете о случившемся сегодня?

— Юноша, я едва верю собственным глазам, — проговорил он, отводя взгляд. — Мне нужно вернуться домой и помолиться.

— Я не это имел в виду. Вы сейчас же остановите ведьмовские процессы и будете ходатайствовать о том, чтобы невинных людей освободили из темницы. Так?

Он кивнул, все еще не глядя на меня.

— Скажите вслух, — приказал я.

— Я сделаю все возможное, чтобы освободить невиновных, и скажу судьям, что девочки были исцелены по воле Господней. В Салеме более нет прибежища для Сатаны.

— Очень хорошо. Безопасной вам дороги, — пожелал я. — Никогда не знаешь, что бродит в темноте.

В выражении лица преподобного промелькнула паника, и он, нетвердо держась в седле, направился через луг домой. К тому времени на сцену побоища пролился утренний свет. Калеб, склонившись над телами наших бедных родителей, читал «Отче Наш». Я встал рядом и присоединил свой голос. Индейцы соорудили носилки из сучьев и еловых лап. Мы уложили на них мать и отца и накрыли их разорванной курткой. Воины пообещали поведать Королю Филиппу о доблести Натаниэля. Я поблагодарил их за помощь, и индейцы быстро погнали лошадей прочь, не желая, чтобы их застали на территории колонии при свете дня. А мы с Калебом отправились домой.

Ханна встретила нас в дверях. На лице ее читались облегчение, ибо мы оба остались в живых, и скорбь по нашим погибшим родителям. Мы внесли тела в дом и подготовили к погребению. Мы хотели похоронить их недалеко от дома, а не на деревенском кладбище. На сердце у нас было неспокойно той ночью, но одно было ясно: отец хотел бы, чтобы мы продолжали охотиться на зло, живущее в этом мире. Мы говорили об этом с Калебом. Мы спорили о том, когда и как именно рассказать обо всем сестре, спящей в соседней комнате. Я знал, что она поймет, почему нам следует покинуть Салем и искать тех, кто нуждается в нашей помощи. И хотя я опасался, что ей будет одиноко, я понимал, что ей важно будет остаться и убедиться, что преподобный сдержал обещание.

Я оставил ей письмо.

Дорогая Ханна.

К тому времени, как ты проснешься, нас с Калебом уже здесь не будет. Надеюсь, ты понимаешь, что после ночных событий прощаться с тобой слишком тяжело. После сражения с салемскими ведьмами мы с Калебом осознали, что все городки и деревни страдают от зла, с которым мы умеем бороться. Было бы очень хорошо остаться с тобой, увидеть, как ты выйдешь замуж, заведешь семью. Нам с Калебом следовало бы поступить так же. Но это будет неправильно и эгоистично с нашей стороны. Мир за пределами Салема нуждается в нас.

Прошу, пойми, что выбор наш был не из легких, и едва ли мать с отцом хотели бы, чтобы ты осталась одна, но ты знаешь, что это ради благой цели.

Мы надеемся, что Бог дарует тебе долгую и счастливую жизнь. И если мы когда-нибудь вернемся, пожалуйста, пусть в окне горит для нас свет. Ты навсегда будешь в наших сердцах и молитвах. Не бросай латинский: ты самая умная в нашей семье.

Храни тебя Бог.