Два императора исчезли, «два богоугодных мужа», по Евсевию, еще остались «Памятуя об оказанных им Богом благодеяниях, прежде всего они очистили (!) мир от вражды к Богу» Всегда важнейшее дело на Земле. И действительно, в 316 г (хорошо, не в 314 г) Константин пошел войной против Лициния на Балканах ведь ему, как выразился он сам, «высшее божество своим небесным повелением доверило управление всеми земными вещами» 8-го октября близ Кивале на Саве произошла битва, в которой Константин, «сияющий образец христианства» (католик Штокмейер), уничтожил более 20 000 своих врагов. Затем под Филиппополем последовала самая страшная резня того времени, которая, однако, закончилась вничью. Все же Константин отнял у шурина почти все европейские провинции (сегодняшние Венгрию, Болгарию, Румынию, Далмацию, Македонию и Грецию), вновь достиг соглашения с ним, который теперь не был больше «богоугодным», а «злобным врагом» (Евсевий), десятилетие вооружался, одновременно бил в барабан во имя христианства (на Востоке, например, в Малой Азии, уже были регионы, где христиане составляли почти половину населения) и десятилетие спустя добился окончательного решения.

«Спаситель и благодетель» подготовил решающую битву религиозно - политическими акциями, в том числе в стране дьявола, где многие христиане стали на сторону Константина, ославили Лициния как «всеобщего врага цивилизованного мира», блокировали его союзом с армянами, которые уже были христианами (глава 6), и провел войну уже как крестовый поход, как «религиозную войну» (католик Францен), «certainly as a war of religion»1 (KTXP Эрхард) с военными священниками, лабарумом2 , инициалами Христа, походным символом лейбгвардии, и вообще «полными высокого воодушевления» (Евсевий). На другой стороне (где Лициний возвращает к жизни язычество и борется с церковью, запрещая синоды, увольняя христиан из армии и государственной службы, препятствуя богослужению штрафами и разрушениями) страховали себя изречениями оракулов и жертвоприношениями, изображения богов маршировали теперь против крестного знамени, против «чужого бога» и его «постыдных знаков». В действительности речь шла о единовластии, монархии. Непривычно огромная воинская масса - даже границы оголены - двигалась летом 324 г. навстречу друг другу как утверждают 130 000 человек и 200 кораблей, равно как более 2000 транспортов на стороне Константина, 165 000 человек (в числе которых сильный готский контингент, предводительствуемый князем Аликой) и 350 кораблей на стороне Лициния, что предполагало сильное разграбление всей империи. 3 июля при Адрианополе была разбита армия Лициния, под Геллеспонтом его флот, а 18 сентября он проиграл и последний и тяжелейший раунд при Хризополисе (Скутари), как раз напротив Золотого Рога, уже на азиатском берегу Босфора.

1 «несомненно как религиозную войну» (англ)

2 Воинское знамя с инициалами Христа, введенное Константином

Совершенно очевидно приговор неба. Ведь не только Константин снова молился, «свято и чисто», но и его войско, трижды подряд, как было настойчиво рекомендовано, и с громкими возгласами «Единый Бог, тебя мы признаем Царь Господь, в тебя мы верим! Помощник в беде, к тебе мы взываем! С твоей помощью мы надеемся на победу и разобьем врага божественной силой». 40 000 трупов покрыли вскоре после этого поле. Потом, под водительством семнадцатилетнего Криспа, протаранили вражеский флот, остатки которого ураган чудесным образом разбил о крутые берега Галлиполи, 130 кораблей и 5000 матросов пошли на дно. (Однако даже в 1959 г католический теолог Штокмейер комментирует константиновские побоища так «Следовать этому великому образцу стремился каждый христианский император, любой также может на него ссылаться, чтобы дать государям наглядный идеал». У Лициния после Хризополиса осталось едва ли 30 000 человек. По просьбе Констанции Константин клятвенно обещал ему жизнь, год спустя он велел удавить его в Фессалониках (Салониках), где тот, как говорили, подготавливал заговор с готами, а также его генералиссимуса Мартиниана. Вообще теперь во всех городах Востока были убиты многие знатные приверженцы Лициния, по суду и без него. После более чем десятилетия гражданской войны, исключительно наступательных войн Константина этот «победоносный полководец всех народов» велел титуловать себя «руководитель всего мира», а христианство окончательно победило в Римской империи.

1 «образец добродетели и благочестия» (англ)

2 «чудовищем порочности и похоти» (англ)

Когда позиция Константина была неясной, Лициний казался защитником Христа, Евсевий, естественно, льстил Лицинию. Знаменитый епископ, который позднейшие издания своего труда переиначивал не только согласно «своим соответствующим познаниям», но и согласно своему «политическому расчету» (Фогт), осыпал в ту пору Лициния угодливыми похвалами. После того как оба императора заключили союз, Евсевий и Лактанц оценивали обоих также как избранников Бога, «оба отмечены умом и богобоязнью», это были «два богоугодных мужа», с помощью которых ныне Бог очистил «весь мир» «от всех безбожников и падших людей». Признавал также Евсевий за Лицинием и то, что он «постоянно» действовал в пользу христиан, - законами, почитанием епископов, денежными дарами. Поэтому появилась и его голова, как Константинова, на монетах с «nimbus», сиянием святости - символом их внутреннего божественного просветления. Но когда Лициний стал противником Константина, «отцы» скорректировали свои тексты и предали Лициния проклятью. Более того Евсевий вычеркивает в дальнейших изданиях своей церковной истории целые куски о нем. Только что еще «а paragon of virtue and piety 1 , Лициний становится теперь «а monster of depravity and lust»2 (Барнес), «бесстыдным», «безбожником», «ненавидящим Бога человеком», «беззаконнейшим человеком», «человеконенавистником». Он в силу «врожденной злобности поражен ужасной слепотой», «стал добычей без умия», «непомерности жестокости» Каждому, кто вновь поступит к нему на службу, Нисский собор угрожает отречением от церкви.

Насколько жестоким мог быть Лициний, показала уже кровавая расправа над императорскими семьями, по поводу чего отцы церкви, конечно же, ликовали (стр. 197 и след.). Говорили, что совершенно невинные философы стали его жертвой. Однако он вообще был врагом высшего образования, особенно правовых наук, «этой заразной чумы государства», как он сказал. С другой стороны, он пошел христианству навстречу (несмотря на его широкое распространение на Востоке не так далеко, как Константин. И уж совсем не думал он о том, чтобы наделить церковь государственными функциями. В дальнейшем он проявил себя лучше в области управления и хозяйственной политики. Он ограничил придворный штат, расходы, траты и жестко атаковал владельцев больших состояний Одновременно он пытался, будучи связанным происхождением с крестьянством, помочь этому сильно обобранному сословию.

Но всехристианнейший император и быстро богатевшая ecclesia1 действовали совсем по-другому, а их глашатаи к тому же различали человечество в добре и зле, - хорошо знакомая по Старому, Новому Завету, а также нехристианским частям света схема, которая соответствовала исторической теологии самого Константина. Это осталось, особенно по отношению к натравливаемым друг против друга коллективам, церковной практикой, никогда не прерывавшейся до сегодняшнего дня, когда мир, вновь расколотый на Восток и Запад, вновь слышит из уст своих вожаков многое такое, что не так уж отличается от давнишней стратегии оболванивания Дьяволом становился в свое время всякий, кто боролся с церковью и христианством, многие императоры предконстантиновской эры, потом и Максенций, Максимин Дайа, наконец Лициний, - в то время как на собственной стороне фигурирует «всемудрейший и богоугодный вождь», «всемилостивый император», который даже оказывал дьяволу «знаки искреннего благоволения», удостоил «высшего родства», приобщения «к коренной знати и императорской крови» (ср. стр. 185 и след.).

1 церковь (греч)

Однако мракобес отплатил за это злом «подлостью безбожной тирании», «безбожной и ужасной войной», «не взирая на клятвы, кровь и договоры» Естественно, напрасно, ведь сам Бог «был другом Константина и оплотом и защитником», так что он избежал «коварных ударов нечестивого», чтобы появиться на арене и поле боя истории, «как из глубокого мрака и темнейшей ночи яркий свет и освободитель одновременно», чтобы он, «благодетель» и «защитник добра», «превосходный государь», «спаситель», «добился как заслуженной платы за свое благочестие триумфа и победы над безбожными» и лишь «благодаря устранению некоторых (!) злодеев так быстро» (мог «спасти (!) большую часть человечества». Лициний лежал «пораженный на земле. Но Константин, могущественнейший победитель, отмеченный всегдашней добродетелью богобоязни, вместе со своим сыном Криспом, бо-юугодным императором, который во всем был подобен отцу, взял во владение принадлежавший ему Восток У людей был отнят всякий страх перед теми, кто их недавно притеснял. В блеске и великолепии встретили они торжественные дни. Все было наполнено светом.