Всю дорогу от Мареевки до Дубровска Маргарита по-детски рыдала. Ее опять терзала мысль о том, что она больше не увидит свою Леночку. Она не была готова к разговору со следователем. Она не могла слышать даже упоминания о ребенке. Они опять будут задавать вопросы. Вопросы, вопросы, проклятые вопросы. Как это все вынести? Поведение Риты, естественно, раздражало Игоря. Нервы его были на пределе.

— Ты меня достала. Только домой попадем, берегись!

Рита понимала, что муж не шутит. Тело сотрясала крупная дрожь.

— Что я тебе сделала?

— Заткнись, скотина убогая. Я тебя подобрал, бездомную тварь, а ты мне всю жизнь испортила.

— Разговоры прекратили, — железный голос Яковенко заставил их замолчать.

Однако скоро Рита опять принялась плакать. Истерика нарастала. Игорь опять не выдержал.

— Я сказал тебе, заткнись.

Снова завязалась перепалка, и Яковенко снова скомандовал замолчать. Этому не было конца. Рита совсем перестала себя контролировать, ее супруг тоже сошел с катушек. Казалось, что сейчас он сорвется и надает ей подзатыльников.

Дядя Володя молча смотрел в окно и даже не пытался вмешиваться. Вот попал в историю. Ритку жалко. Бедняга она, сирота. А Игорь этот не внушал старику особого доверия. Черт его знает, на что он способен. Чувствовалась в нем какая-то темная, злая сила. С таким в переулке в поздний час не дай Господь повстречаться. Тяжело было на душе у Владимира Никитича. Жаль беспутную Шурку, а какая веселая и доверчивая была девчонка. Сил нет глядеть на эту Ритку бестолковую.

Нашла себе муженька, нечего сказать. Да и какой он муж, не женится он на Ритке никогда. Поматросит и бросит, на ребенка не поглядит. И свиньи, бедные, не кормленные сегодня останутся. Как бы не перекусали друг друга с голодухи-то. И их жалко. О, Господи, жизнь наша жестянка, и ничего более. За окном расстилалась безрадостная снежная равнина. День пасмурный. Вот и на сердце пасмурно. Март месяц, а снегу-то, снегу. Владимир Никитич вздохнул. Зато урожай будет на славу. Впитает земелька снежок, зазеленеет. Не все так плохо, как кажется. Старик закрыл глаза. Скоро уж и Дубровск.

Когда подъехали к зданию Следственного комитета, Игоря и дядю Володю увели, а Рита какое-то время сидела с оперативным сотрудником в машине. Хорошо, что их с Игорем разъединили. Она просидела так минут двадцать и за это время успела успокоиться. А войдя в кабинет к Павлу Николаевичу Танову, начала снова истерично рыдать. Лицо от слез покрылось красными пятнами, глаза опухли, руки дрожали.

— Я больше не могу! — она закрыла лицо руками, все ее тело вздрагивало.

— Поэтому надо сотрудничать со следствием, а не убегать от нас. Только мы сможем вам помочь. Об этом я говорил с самого начала. Сейчас я просто вынужден задержать вас и отправить в изолятор временного содержания.

— Нет, я ни в чем не виновата! Это все он! — Рита вскочила со стула и пересела на другой, поближе к следователю.

— Кто он?

Рита замолчала, продолжая всхлипывать.

— У вас был любовник? Я правильно понял? Ваш муж ничего об этом не знает?

Она продолжала всхлипывать. Рита испытала настоящий шок, когда полицейский нашел их под полом у дяди Володи на кухне. Ужас, как она испугалась. Да еще Игорь подлил масла в огонь по дороге в Дубровск. Что же делать?

— Я сейчас позову конвоира. Когда окажетесь в изоляторе, сами будете проситься ко мне, чтобы все рассказать.

— Нет, я все скажу, — Рита ладонями вытерла слезы. — Он — настоящий зверь. Он убил Леночку и оставил ее умирать на балконе. Я хотела вызвать «Скорую», но он не разрешил.

— Кто он? — Танов встал. Подошел к Ястребовой вплотную и склонился прямо над ее головой. — Кто он?

— Игорь, — прошептала Рита. И опять потоком полились слезы.

— Кто? — Павел Николаевич не поверил своим ушам.

— Игорь. Я молчала, потому что боялась, он убьет меня, он мне угрожал. После того, как он убил Леночку, я стала бояться его еще больше. Он вернулся с работы пьяный. Когда приезжал из Москвы, постоянно пил. Когда он вошел в квартиру, то сразу начал скандалить. Леночка заплакала, испугалась. Игорь подошел к коляске, в которой она лежала, и ударил дочку по голове. Потом достал ее оттуда и ударил головой об угол.

От этих слов у следователя мороз пошел по коже. Лунов? Не может быть! Не надо подгонять Ястребову. Пусть говорит. Если она врет, то где-нибудь обязательно споткнется.

— Леночку можно было спасти, он не дал мне вызвать «Скорую».

— То есть ребенок был еще жив?

— Она была жива двое суток.

Танову стало не по себе. Со слов Ястребовой получается, что они вместе с Луновым убили своего ребенка. Но ведь у Игоря железное алиби. Он был в Москве, это подтверждается всеми материалами дела.

— А где вы были в это время?

— Дома.

— И смотрели, как девочка умирает?

— Он не давал мне подходить к ребенку. Игорь закрыл ее в ванной, а чтобы не было слышно, как она плачет, включил музыку.

— Музыка играла все двое суток, пока девочка умирала? — следователь взял себя в руки, не позволяя эмоциям одержать верх.

— Нет, назавтра она обессилела и перестала плакать. Но еще дышала. Игорь вынес ее на балкон.

— Значит, смерть наступила оттого, что ребенок замерз на балконе?

— Нет, она все равно бы умерла.

Лицо Риты исказилось, она зажала рот ладонью, словно пытаясь подавить рвущийся крик.

— Что было потом?

— Игорь сказал, что надо избавиться от тела и разыграть похищение, — Рите от этих признаний стало легче.

— Значит, это Игорь, переодевшись в женскую одежду, похитил коляску? — догадался следователь.

— Да, это был он. Через неделю после того, как Леночка умерла, ему надо было уезжать на работу в Москву. А накануне он вывез дочку за город и сжег. Он положил в сумку ребенка, взял лопату и еще что-то. Я вызвала такси, и он уехал. А вернулся только утром.

— Почему только утром? Ездил так далеко?

— Нет. Он сказал, земля была слишком мерзлая, и копать не получалось, поэтому тело пришлось сжечь. Он сказал, что горело долго, часа три.

— А останки? Где останки? Пепел?

— Я не знаю. Он ничего больше не говорил.

— Получается, на той фотографии, которую вы удалили из своего мобильного телефона, был сфотографирован именно он?

— Да.

— Зачем вы его фотографировали?

— Он попросил. Сказал, что хочет посмотреть, как выглядит со стороны.

— Похищение — это его идея?

— Его. Он сказал, чтобы я купила женский плащ, парик, очки, сумку и туфли. Я не сразу поняла, что он задумал. Потом, когда он объяснил, что хочет сделать так, будто ребенка похитили, я отказалась. Но он заставил меня. Сказал, что если я не соглашусь, то заявит в полицию, будто я ее убила.

— Зачем нужна была новая одежда, у вас наверняка все это имеется?

— Я тоже так думала, но он сказал, что его смогут опознать по моей одежде, надо сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил. Он продумал все до мелочей, — Рита опять заплакала. — На следующий день он отправился на работу в Москву.

— Значит, из Москвы он потом вернулся в Дубровск? — забегая вперед, спросил Танов.

— Да. Он уехал. А наутро вернулся. Женские вещи, в которые он переодевался, забрал с собой в Москву. Он сказал, что в час дня мне надо выйти из дома, будто бы на прогулку с ребенком. И еще сказал, чтобы я взяла Леночкин комбинезон и набила его тряпками. Если вдруг кто-то заглянет, чтобы было похоже, что там ребенок. Коляску с комбинезоном надо было прикрыть дождевиком. Потом мне надо было зайти в детский магазин, купить игрушку, ну а потом в зоомагазин, и все.

— Но как же так получается? Перед тем как ребенка похитили, вам звонила подруга, она слышала, как девочка плачет, — вспомнил Танов показания подруги Ястребовой. — А вы рассказываете, что девочка была уже давно мертвой.

— Я рассказала все, как было. Леночка была мертва, мы включали магнитофон с записью ее голоса.

— Стоп, — Танов вспомнил еще одну нестыковку. — Мы же проверяли биллинговые соединения его телефона. В то время, когда похитили ребенка, ваш муж разговаривал с мобильного телефона, который находился именно в Москве.

— Все верно. Это он тоже все продумал заранее. Он уехал с работы, оставил телефон своему отцу. И сказал, чтобы я сразу после «похищения» начала ему названивать. Игорь был в Дубровске, а звонки поступали на его телефон, который находился в то время в Москве.

— Но нам пришел ответ из ООО «Пассаж», где он работал. Они подтвердили, что Игорь был на работе. Там по всей территории установлены видеокамеры.

— Но я же говорю, вместе с ним работает его отец. Они обо всем договорились. Пока Игоря не было, отец его прикрывал. Игорь знал, где установлены видеокамеры, и когда уходил, сумел миновать их.

Танов задумался. Если все так, как говорит Ястребова, то получается, отец Лунова создавал сыну алиби, покрывая сына — убийцу. Выходит, он соучастник этого преступления? Его действия придется отдельно квалифицировать и не иначе как пособничество в убийстве.

Он перешел к следующему вопросу, потому что впереди еще допрос Лунова и дядьки, у которого они скрывались.

— У меня есть допросы людей, которые работали вместе с Игорем. Никто не видел, чтобы он отлучался с работы, — Танов попытался поймать ее на вранье, хотя понимал, что, скорее всего, Рита говорит правду. — Все утверждают, что Игорь не покидал рабочее место.

— Я же вам говорю, там оставался его отец. Он сделал так, что никто не заметил отсутствия Игоря. После того, как Игорь украл коляску, он сразу же отправился на работу. Отсутствовал он не так уж долго.

Надо записать сказанное Ястребовой. Танов склонился над клавиатурой, а Ястребова продолжала рассказывать. Она опять вернулась к тому, как Игорь убивал ребенка.

— Леночка замолкала, потом опять начинала плакать. Я просила Игоря вызвать «Скорую помощь». Но он не разрешал. Он даже не давал мне взять ее на руки. Я то и дело заглядывала в ванную, надеясь на то, что Леночке станет лучше. Но ей становилось все хуже. К утру она совсем ослабела. Даже плакать уже перестала.

Танов перестал стучать по клавишам и задумался. Если Ястребова говорит, что всю ночь ходила в ванную комнату, значит, могла взять своего ребенка на руки и бежать, просить о помощи. Она могла ее спасти, но не стала этого делать. Она позволила девочке умереть мучительной смертью. Она стала соучастником ужасного убийства. Соучастником убийства своей собственной дочери!

Павел Николаевич составил протокол.

— Маргарита Сергеевна, распишитесь на каждом листе.

Ястребова как будто успокоилась. Она, не торопясь, подписывала каждую страницу протокола. А когда все подписала, поднялась и собралась уходить.

— Мне больше не надо к вам приходить?

— Нет, приходить не надо, потому что вы задержаны. Сейчас наша сотрудница проведет личный обыск и оформит протокол задержания.

— Как? Что значит «задержана»? Это что, шутка такая? Я устала! Я хочу домой! Я же вам все честно рассказала! — запротестовала Ястребова.

Павел Николаевич, ничего не ответив, поднял трубку телефона и попросил увести задержанную. В кабинет вошли двое полицейских, взяли женщину под руки, вывели. По коридору неслись крики Ястребовой:

— Нет… Вы меня обманули… Отпустите… Я ни в чем не виновата….

Витков не находил себе места в ожидании результатов допроса. Когда дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Танов, Витков выдохнул:

— Ну что?

— Она дала показания. Вот, — Танов протянул Виткову протокол допроса. Пока Сергей Васильевич знакомился с показаниями Ястребовой, Танов сидел, опустив голову, стараясь переварить только что полученную информацию. Ударить ребенка головой об угол стены, двое суток хладнокровно ждать его смерти, сжечь тельце восьмимесячной девочки на костре, не теряя присутствия духа, инсценировать похищение, организовать алиби, под которое не подкопаешься, — и все это под модные песенки про любовь-морковь, про розы-морозы, про счастье-ненастье. Непостижимо. И никто не сошел с ума. Оба родителя в здравом уме и доброй памяти. Оба собирались благополучно жить дальше — есть, пить, гулять, смеяться, целоваться.

— Кошмар, — произнес Витков, дочитав протокол, и в кабинете воцарилась тишина. — Я все мог предположить: и версию с любовником, и то, что ребенка просто продали, но такое!

Помолчали. Было о чем помолчать.

— Сейчас все просочится в прессу, поэтому завтра будет полно репортеров, нам надо к этому быть готовыми, — сказал Витков.

— Завтра придется проводить следственный эксперимент в квартире родителей — убийц, а также на месте, где захоронено тело ребенка. Поэтому я предлагаю дать в прессу ложную информацию. Скажем, что тело девочки Лунов закопал в могиле своего родственника. Надо узнать, где есть захоронения его близких. Если сказать правду, мы просто не сможем работать.

— Согласен. Да, кстати, привезли еще дядьку Ястребовой, его тоже надо допросить. Предлагаю сначала его, а потом Лунова. Ему ведь как-то в свою деревню добраться надо, пока автобусы ходят. И еще, он у нас соучастник или нет?

— Нет, конечно. Какой же он соучастник?

— А кто прятал Ястребову и Лунова?

— Так разве он знал, что их разыскивают? Мы же им меру пресечения не избирали, в розыск их не объявляли. Что он должен был делать? Приехала племянница с мужем, у них такое горе. На мой взгляд, он ничего противоправного не совершал, так как в его действиях нет никакого умысла.

— В принципе, да. Но тогда надо хотя бы отказной материал подготовить, где подробно написать, что в его действиях состава преступления мы не усматриваем, — согласился Витков.

— Хорошо, я сегодня с ним побеседую, а завтра все оформлю.

Дядя Володя оказался простым деревенским мужичком. Сразу видно — работяга, вены на руках выступают, под ногтями грязь, одежда поношенная. Танов допрашивал его не потому, что хотел получить какую-то ценную информацию, а потому, что так положено. Вольно или невольно человек стал свидетелем в деле.

— Я понял, что-то не так, но не придал этому значения. Когда Риткин муж начал пол вскрывать, я воспротивился. Но он сказал, что так надо. На Риту, мол, полиция наговаривает, хочет сделать из нее дурочку, чтоб в психушку упечь. А дело закроют, и на этом конец. Дочь искать никто не собирается. Ну, я ему и поверил. Рита ведь действительно у нас нервная, бывает, срывается не по делу. Тяжелая у нее судьба. Сестра моя Шура, мать Риты, как ее родила, так сразу и запила. Беды одна за другой на нее посыпались. А она не смогла им противостоять. Шурка замуж рано вышла, уехала в Перелазы к мужу жить. У него в Перелазах был дом — от бабки остался. Познакомились в Дубровске. Сережа учился на тракториста, а Шурка на повара. Жили в общежитии профтехучилища. Жили весело, ни о чем не задумывались. Было им по шестнадцать лет. Гуляли по городу; когда были деньги, покупали мороженное, газировку, пиво, ходили в кино. Когда денег не было, жарили привезенную из дома картошку на сале, хрустели квашеной капустой, приготовленной умелыми мамиными руками. Запивали дешевым портвейном. Хорошо было жить. Каждый день — праздник. Хотелось, чтобы эта жизнь никогда не кончилась: капуста, картошка, банки с соленьями из родного дома; мороженое, пузырящаяся, радостная газировка, кино, музыка, песенки; молодая, на все всегда согласная девчонка Шурка, молодой, безбашенный Сережка — и никаких забот, никаких обязательств. Решили пожениться. И поженились, едва им исполнилось по восемнадцать. Закончили свою учебу, уехали в Перелазы. Поселились в бабкином доме, который давно уж требовал ремонта. Пока о ремонте решили не думать. Не до того. Мать наша помогла купить корову, поросят, птицу. Посадить огород. Вскоре забеременела Шура Риткой, а Сережка загулял с местной бабой, пить начал. Пить от обиды начала и Шура. Ведь и корова, и поросята, и гуси с утками, и огород, и дом — это тяжелый, бесконечный, каждодневный труд, — продолжал дядя Володя. — Склонность. А Шуре с Сергеем как полегче, как проще хотелось жить, чтобы без напряжения. Как это у нас говорится? С утра выпил — весь день свободен. Вот по этому пути оба и двинулись. После рождения Ритки они развелись. Шура с дочкой в доме остались, а Сергей скитался от одной бабы к другой, пока не помер. Зарезал его кто-то по пьянке. А Ритка больная родилась, вывих бедра, что ли. Как-то так. Конечно, Шура ее не лечила. Не до того ей было, бедняге. Ритке, наверное, и годика не было, мать нашу в деревне вилами тракторными закололо. Ехали на сенокос, мать в кооперативе работала, сидели в кузове большой машины, а навстречу пьяный тракторист. Она одна и погибла. Отец такого горя не пережил, вслед за матерью умер через полгода. Шура, думали, тоже помрет. Она даже самоубиться хотела. Моя женка покойная то и дело к ним с Риткой ездила, помогала, как могла. Но Шурка совсем с катушек скатилась, с мужиками пошла путаться — не остановить. Дверь всегда нараспашку, никому не отказывает, всех привечает. Шурка корову пропила, потом свиней. Ничего у нее не осталось. Наши отношения разладились. Мы Ритку к себе хотели забрать, но в нашем детском садике места не давали, говорили: надо опекунство оформлять. А кто ж при живой матери позволит его оформить? Потом Шурку материнства лишили, но Рита уже в школу ходила, ее в интернат забрали. Мы наведывались к ней в интернат, гостинцы возили. На какое-то время Шурка за ум взялась, ребенка вернули. Но нормальная жизнь быстро закончилась, она опять запила. Ритка уже подростком была, поэтому в интернат ее больше не отправили. А когда она нормальной жизнью зажила в Дубровске с Игорем, я радовался, что наконец-то девчонке повезло. Игорь по первости мне нравился. Они ко мне вместе приезжали. У меня хозяйство свое, сыновьям помогать надо. Они в городе живут. Вот и Рита приезжала. То свинью зарежу, им окорок отдам, то яиц подсобираю. Вот так и в этот раз приехали. Ночь была. Я сначала не разобрал, кто это ко мне в гости в такое время. Они приехали, сразу спать легли, говорят: завтра все объясним. Вот так я толком и не понял ничего. Что ей теперь будет?

— Тюрьма ей будет, — Танова разжалобил этот дядя Володя, ему вовсе не хотелось огорчать старика, поэтому он не стал вдаваться в подробности.

— Вы не судите ее строго. Сирота она. Жизнь у нее такая сложная.

— Судить не мы будем, мы только расследуем и доказательства собираем, а там как судья решит. Всего доброго, Владимир Никитич.

— И вам того же.

Танов посмотрел на часы. Витков, наверное, уже ушел. Он набрал номер его рабочего телефона, но никто не ответил.

Витков собирался дождаться результатов допроса, но позвонила Марина и сказала, что сегодня надо обязательно встретиться. Он вспомнил, что непосредственный начальник Танова сейчас в Дубровске и вполне может его подменить. Витков позвонил Козыреву, предупредил, что должен уйти, обещал завтра рано быть на работе.

Марина приехала к нему домой, как и договорились, в девять вечера. Он только что вбежал в квартиру. Надо хотя бы чайник поставить. Готовить ужин некогда. Колбаса и сыр есть в холодильнике, пирожные он купил только что.

Пришла Марина. Красивая, молодая. В квартире запахло духами. Сели пить чай. Марина сразу начала с новостей:

— У нас будет ребенок.

Новость была неожиданной. Витков поперхнулся. Марина встала и похлопала по спине, помогая откашляться.

— Ты разве не рад?

— Я… Даже не знаю… Нет, я, конечно, рад. Просто очень неожиданно, — он говорил так сумбурно, что самому стало неловко. Чтобы исправить положение, встал, обнял ее за плечи и поцеловал в душистые волосы.

— Я очень рад.

Только утром Витков понял, что на седьмом небе от счастья. Теперь Марина переедет к нему навсегда. Она будет ждать его дома, как бы долго ему ни пришлось находиться на работе. Надо думать о свадьбе.

Просто пойти в загс и расписаться? Нет, лучше позвать гостей. Ведь Марина еще никогда не была невестой. Она наверняка захочет надеть белое платье. Сколько позвать гостей? Если позвать всех друзей и родственников, получится слишком много. А если кого-то не позвать, будут обижаться. С этими мыслями он приехал на работу. Все. Надо приступать к делам. Позвонил Танову, попросил срочно зайти. Павел Николаевич захватил протокол допроса Лунова, а также протокол допроса Ритиного дядьки. Витков сразу спросил про Лунова-старшего.

— Я вот что подумал, отца этого Лунова тоже закрывать придется. Павел Николаевич возразил:

— Арестовать его мы не сможем.

— Это еще почему?

— А какие у нас доказательства?

— Как это, какие доказательства? Он же его на работе прикрывал. А? Как он это объяснит? Тут все сработает против него.

— Понятное дело, ему никак не отвертеться — прикрывал сына. Но откуда ему было знать, что они ребенка своего убили? Может быть, Игорь наврал ему с три короба, что с женой поссорился, что куда-то в другое место надо съездить. Мы ведь никогда не докажем, что Игорь ему сказал, мол, батя, я свою дочку замочил, тело уже спалил, теперь следы заметать еду. А ты меня прикрой здесь. Тут ситуация такая, как и с дядькой этим. Прикрывал, но об убийстве не знал. Если знал, доказать нельзя.

— Ну, в общем, да, логично. А решение-то по отцу в любом случае принимать надо. Давай, выделяй материалы в отдельное производство, я кому-нибудь из новых следаков поручу отказной оформить, пусть на таких делах тренируются. А сам-то Лунов-младший что говорит? Признает вину?

— Ничего он не признает. Но сам факт не отрицает. Говорит, умышленно никого не убивал. Жена скандалить начала, а он, выпивши был, вот и не рассчитал, хотел в стену попасть кулаком, а попал ребенку по голове. Потом лег спать. Врачей Ястребова сама вызывать не стала. А утром девочке хуже стало, поэтому в больницу побоялись идти. Думали — переболеет, побои заживут. А она умерла. В общем, он надеется соскочить, а жену посадить. Вот и все.