Этими словами начинается Евангелие от Иоанна, только по-якутски: «В начале было Слово». Это очень своеобразный и красивый по своему звучанию язык, и может статься так, что некоторые православные священники будут изучать его. Да и не только его, пожалуй… «Миссия в Якутии должна опираться на национальную составляющую», – считает игумен Агафангел (Белых), миссионер из заполярного Тикси.

В этом предложении нет ничего нового. Еще в инструкции для миссионеров 1840 года (под редакцией святителя Филарета) говорилось: «Чтобы вернее и более быть полезным своим прихожанам, ты должен в непродолжительном времени узнать язык их, на первый раз по крайней мере для того, чтобы понимать. Дьячку же, находящемуся при тебе, поставляется в непременную обязанность изучить язык их совершенно».

Богослужение на якутском начало совершаться с 1859 года, но и тогда, и сейчас с ним не все так просто. Далеко не все богослужебные тексты были тогда переведены, даже не было полного Нового Завета. Кстати, переводы XIX века уже заметно устарели, ведь якутский, как и другие языки в период становления собственной письменной традиции, быстро развивался. Не хватает священников, знающих этот язык и желающих на нем служить. Не хватает и простого понимания: а зачем вообще все это нужно? И в XIX веке, и сегодня полно людей, рассуждающих так: всех «инородцев» нужно обучить русскому и церковнославянскому, никакие переводы для них не нужны.

Полтора века назад это, конечно, было полной утопией. Но сегодня все дети в России ходят в школу, изучают русский язык. Приезжая в большие города, мы вполне обходимся русским языком, вот и возникает у нас ощущение, что все якуты, и вообще все жители России, свободно говорят по-русски. А в дальние поселки, где на русском местные жители могут разговаривать разве что с телевизором, мы просто не добираемся.

И у кого-то даже возникает опасение: а что, если якутское национальное православие будет поощрять местный сепаратизм? Зачем это им обязательно использовать собственный язык? Ведь понимают же по-русски (ну и церковнославянский как-нибудь выучат)?

Ну, что касается сепаратизма, это просто какое-то недоразумение. Недопустимо делать проповедь Евангелия заложницей текущих политических задач, хотя на самом деле эта проповедь никак не ущемляет интересов государства. Якутский национализм и сепаратизм действительно существуют, но они ориентированы на традиционную религию – шаманизм. Более того, тезис «православие в России должно быть русским» как раз очень удобен тем, кто хочет максимально отделить якутов от русских. «Ну да, – ответят они, – а нам, якутам, оно совсем ни к чему».

Вообще, утрата своей национальной идентичности – общая беда, особенно у нас в стране, где принято было петь: «Наш адрес не дом и не улица, наш адрес – Советский Союз». Советский человек на самом деле во многом уже переставал быть якутом, узбеком или эстонцем, он разговаривал на русском языке, официальном языке Союза, но… это вовсе не делало его русским. И к русским эта утрата идентичности относилась в полной мере, они тоже становились советскими людьми, без национальных корней и традиций. И сегодня в нашей стране есть две противоположные тенденции: слияние всех национальностей в безликости телеящика и фастфуда и возвращение к своим корням.

Но корни тоже могут быть разными, и тут как раз встает вопрос: готовы ли мы признать за якутами, чувашами или карелами право стать самобытным православным народом, каким стали в свое время русские? Заметим, византийцы, обращая славян в христианство, сразу и безоговорочно признали за ними право на собственный богослужебный язык. Готовы ли мы сегодня признать, что православие якутов может в деталях отличаться от нашего, как наше отличается от греческого? Я не вижу причин, по которым мы могли бы дать отрицательный ответ.

А впрочем, что теоретизировать, лучше будет рассказать о настоящих живых якутах. Еще в конце девяностых я познакомился с Саргыланой Леонтьевой, работавшей тогда над завершением перевода Нового Завета на якутский язык (этот перевод был подготовлен и опубликован в 2004 году Институтом перевода Библии, а в 2008 году вышло его новое издание). Саргылана училась в Петербурге, прекрасно говорит по-русски и по телефону может легко сойти за русскую. И все-таки она якутка, выросшая среди своего народа. Она помнит, как в детстве зимовала с родными в тайге в низенькой полуземлянке, – вместо стекла в окно вставляли кусок льда, внутри от теплого воздуха он запотевал и становился прозрачным, но мороз снаружи не давал льду растаять.

Она пишет стихи – только на якутском. На этом языке, уверовав в Бога, она стала и молиться, ведь именно он – язык ее души. В начале девяностых к ней, питерской студентке, обратились с просьбой исправить первые опыты нового перевода Нового Завета на ее родной язык и она с радостью за это взялась. Но через какое-то время из-за организационных неурядиц работа остановилась, и она вспоминает, «как шла в слезах по улицам Петербурга и молилась, чтобы продолжилось это дело, очень нужное для якутского народа». Через некоторое время именно ей вместе с другими переводчиками и пришлось его продолжить. Именно в ходе этого труда она и приняла крещение в православном храме…

Над языком и стилем перевода много работал филологический редактор, ныне покойный писатель Дмитрий Кононович Сивцев-Суорон Омоллоон (одно его имя показывает, как переплелись у современных якутов национальные и православные традиции, пришедшие через посредничество русских); участвовали в проекте и многие другие. А о своих предшественниках, авторах первых переводов на якутский, Саргылана говорит так: «Нам было несравнимо легче, чем им, первопроходцам глухих таежных дебрей якутского языка. Силу первого сопротивления тяжелой языковой массы, противостояния невидимых сил приняли на себя они, мужи веры. Своим жертвенным трудом они расчистили глухой лес под пашню, и тогда земля, открывшаяся солнцу, обогрелась, вечная мерзлота начала выделять живительную влагу, и посев дал желанный урожай».

Надо сказать, что к делу перевода всегда проявлял самое благожелательное внимание владыка Герман, занимавший тогда Якутскую кафедру (ныне он переведен на кафедру Курскую и Рыльскую). Новый епископ Якутский и Ленский, Зосима, с таким же вниманием относится к печати и распространению христианской литературы на якутском языке. Кстати, подобное отношение характерно не для всех епархий: порой до местных языков там просто не доходят руки.

Что может чувствовать якут, пусть даже и превосходно знающий русский язык, если он лишен возможности говорить с Богом на своем языке… Давайте вспомним о потомках русских эмигрантов. Многие из тех, кто родился и вырос за рубежом и уже говорит по-русски с акцентом, неизменно посещают именно русскую церковь и молятся на славянском языке. Что ответят они, если сказать им: «Вы в совершенстве овладели английским, французским, испанским – молитесь теперь на этих языках, забудьте о русской традиции»? Думаю, ответ очевиден.

В Париже есть двухэтажный православный храм, где на одном этаже богослужение совершается всегда по-французски, на другом – по-славянски. Это, в общем-то, две самостоятельные общины, которые, тем не менее, очень дружны меж собой. Когда мне об этом рассказали, я был очень удивлен, а потом… просто понял, что так и должно быть. Человек должен иметь право выбирать.

Я надеюсь, что со временем такой полностью двуязычный храм появится и в Якутске. В начале было Слово, и сегодня Оно обращается к каждому человеку на языке его души.