— И, наконец, давайте поднимем бокалы и выпьем за дочь Барбары, Реми, которая спланировала и организовала все это. Без нее мы бы не справились. За Реми!

— За Реми! — вторят все и смотрят на меня, перед тем как выпить шампанское.

— А теперь, — моя мать улыбается Дону — с его лица улыбка не сходила с тех пор, как двумя часами ранее на церемонии зазвучала «Прелюдия» в органном исполнении. — Пожалуйста, наслаждайтесь вечером!

Струнный квартет начинает играть, моя мать и Дон целуются, и я, наконец, перевожу дыхание. Подают салаты, все сидят. Торт: проверено. Украшения в центре стола: проверено. Бармен и ликер: проверено. Эти и миллион других деталей приведены в действие, и это значит, что сейчас, спустя шесть месяцев, два дня и приблизительно четыре часа, я могу расслабиться. По крайней мере, на несколько минут.

— Ладно, — я обращаюсь к Хлое: — Теперь я выпью шампанского.

— Наконец-то! — отвечает она, подавая мне бокал. Они с Лиссой уже подвыпившие, с красными лицами, еще и хихикают так, что это уже не раз привлекало внимание к нашему столику. Дженнифер Энн сидит слева от меня вместе с Крисом, пьет сельтерскую воду и измученно наблюдает за нами.

— Отличная работа, Реми, — говорит Крис, накалывая помидор из салата и отправляя его в рот. — Ты действительно устроила маме хороший праздник.

— После этого, — отвечаю ему: — Она предоставлена самой себе. В следующий раз пусть едет в Вегас, и свадьбу ей проводит двойник Элвиса. Я больше не участвую.

Дженнифер Энн открыла рот от удивления.

— В следующий раз? — она явно шокирована. Затем она посмотрела на мою мать и Дона, которые сидят за главным столиком, умудряясь одновременно есть и держаться за руки.

— Реми, это брак. Перед лицом Господа. Он навсегда.

Крис и я уставились на нее. На другой стороне стола Лисса отрыгнула.

— Ох, Боже, — когда она это произносит, Хлоя начинает хихикать: — Извините.

Дженнифер Энн закатывает глаза, она явно обижена тем, что ей приходится делить стол с кучкой простаков и циников.

— Кристофер, — она единственная, кто его так называет: — Давай выйдем подышать воздухом.

— Но я ем салат, — возражает Крис. У него соус на подбородке. Дженнифер Энн берет салфетку, аккуратно ее сворачивает. Она уже доела салат и сложила приборы крестиком в середину тарелки, тем самым давая понять официанту, что она закончила есть.

— Конечно, — Крис встает. — Воздух. Пойдем.

Как только они уходят, Хлоя располагается на двух стульях, Лисса неуклюже повторяет за ней. Джесс не пришла, ей пришлось остаться дома со своим младшим братом — у него острый фарингит. Когда ее не было рядом, я всегда ощущала дисбаланс, мне было сложно одной управляться с Лиссой и Хлоей.

— Девочки, — говорит Лисса, когда Дженнифер Энн выталкивает Криса в фойе, все время болтая: — Она нас ненавидит.

— Нет, — отвечаю я, делая еще один глоток шампанского: — Она просто ненавидит меня.

— Ой, перестань, — Хлоя копается у себя в салате.

— За что ей тебя ненавидеть? — спрашивает Лисса, вновь прикладываясь к бокалу. Ее помада смазалась, но это выглядит довольно мило.

— Потому что она считает меня плохой, — говорю ей. — Я выступаю против всего, во что она верит.

— Но это неправда, — она произносит это так, словно обиделась. — Ты великолепная, Реми.

Хлоя фыркает.

— Давайте не будем сходить с ума.

— Она уже сошла! — Лисса говорит это достаточно громко, чтобы парочка за соседним столиком — партнеры Дона по агентству — обратили на нас внимание.

— Я не великолепная, — я пожимаю руку Лиссе: — Но я немного лучше, чем была раньше.

— С этим, — Лисса швыряет салфетку на свою тарелку: — Я могу согласиться. В том плане, что ты больше не куришь.

— Точно, — соглашаюсь я. — И вряд ли я буду напиваться до состояния не стояния на ногах.

Лисса кивает.

— И это тоже верно.

— И наконец, — я допиваю свой напиток, — Я больше не сплю, с кем попало.

— Вот, вот, — Хлоя поднимает свой бокал, чтобы я могла с ней чокнуться.

— Берегись, Стэнфорд, — улыбается она мне.

— Теперь Реми практически святая.

— Св. Реми, — я пробую, как это звучит. — Думаю, мне это нравится.

Обед был хорош. Кажется никому, кроме меня, курица не показалась немного резиновой. Вообще я голосовала за говядину, но меня не поддержали, поэтому мне пришлось страдать. Дженнифер Энн и Крис больше не возвращались за наш столик; позднее, когда я шла в комнату отдыха, я заметила, что они дезертировали за столик местных больших шишек, друзей Дона по Торговой палате. Дженнифер Энн разговаривала с городским менеджером, размахивая вилкой на ключевых моментах, в то время как Крис сидел за ней с набитым ртом, а на его галстуке теперь красовалось пятно. Когда он меня заметил, то улыбнулся, как бы извиняясь, и пожал плечами, словно это, как и многое другое, было не его рук дело.

Тем временем за нашим столиком шампанское лилось рекой. Один из племянников Дона, поступивший в Принстон, приударил за Хлоей, а Лисса, за те десять минут, что меня не было, перешла от состояния эйфории к плаксивости, и уже была на пороге сентиментальности во хмелю.

— Дело в том, — она наклонилась ко мне: — Я правда думала, что мы с Адамом поженимся. Я так думала.

— Я знаю, — я чувствую облегчение, так как вижу, что к нам направляется Джесс, одетая в одно из немногих ее платьев. Она чувствует себя некомфортно, как и всегда, когда она одевает что-нибудь кроме джинсов, и строит гримасу, когда садится.

— Колготки, — жалуется она. — Эта дурацкая вещь стоила мне четырех баксов, а такое ощущение, что я наждачную бумагу надела.

— Ну, неужели это Джессика, — Хлоя хихикает. — У тебя нет платьев из нашего столетия?

— Выкуси, — говорит ей Джесс, а племянник Дона изумленно подымает брови.

Хлоя, которую мало это волнует, возвращается к шампанскому и длинной истории, которую она о себе рассказывала.

— Джесс, — шепчет Лисса ей прямо в ухо, перекладывая голову с моего плеча на ее: — Я пьяна.

— Я вижу, — ровно говорит Джесс, откидывая ее назад ко мне. — Черт возьми, — восклицает она: — Я так рада, что пришла!

— Не веди себя так, — обращаюсь я к ней. — Ты голодна?

— Я дома ела тунца, — она косится на украшение в центре стола.

— Оставайся здесь, — я встаю, перекладываю Лиссу на ее стул. — Я скоро вернусь.

Я уже на пути назад к столику, с тарелкой курицы, спаржи и плова, и тут слышу, как микрофон трещит, и раздаются несколько гитарных аккордов.

— Всем привет, — говорит голос, в то время как я просачиваюсь между двумя столиками, обходя официанта, убирающего тарелки: — Это «Джи Флэт», и мы хотим пожелать Дону и Барбаре совместного счастья!

Все аплодируют, а я замираю на месте и поворачиваю голову. Дон настаивал на том, что он сам займется группой, уверяя, что ему кто-то должен услугу. Но сейчас я больше всего на свете хотела бы, чтобы я сама наняла местную группу «Мотаун», несмотря на то, что они уже играли на двух предыдущих свадьбах моей матери.

Потому что, конечно, парнем-музыкантом, стоявшим перед микрофоном в черном костюме, который выглядел большим на размер, был Декстер.

Он произнес:

— Что скажете, ребята? Давайте начнем вечеринку!

— О, Боже, — говорю я, а группа — гитарист, клавишник и на заднем плане рыжеволосый Ринго, которого я встретила днем ранее — начинают исполнять песню «Get Ready».

Они все одеты в костюмы из эконом-магазина, Ринго в том же галстуке на застежке. Но люди уже начинают толпиться на танцполе, шаркая ногами и дрыгаясь, моя мать и Дон подпевают в середине всей этой массы. Я возвращаюсь за столик и протягиваю Джесс тарелку, затем плюхаюсь на свое место. У Лиссы, как я и предполагала, уже глаза на мокром месте, она промокает их салфеткой, а Джесс механически похлопывает ее по ноге.

Хлоя и племянник ушли.

— Я не могу в это поверить, — говорю я.

— Поверить во что? — Джесс берет себе вилку. — Ребята, это пахнет великолепно.

— Группа, — начинаю я, но это все, что мне удается сказать, так как передо мной возникает Дженнифер Энн, за ней хвостиком плетется Крис.

— Мама тебя искала, — говорит Крис.

— Зачем?

— Предполагается, что ты будешь танцевать, — информирует меня Дженнифер Энн, королева этикета, она мягко выталкивает меня со стула. — Осталась последняя часть свадебной вечеринки.

— Ой, перестань, — я кидаю взгляд на танцпол, где, конечно же, моя мать сразу же смотрит прямо на меня, обезоруживающе улыбаясь и посылая жесты типа «иди-сюда-прямо-сейчас». Поэтому я хватаю Лиссу за руку — черта с два я туда одна пойду — и тащу ее с собой, по лабиринту из столов, прямо в толпу.

— Я не хочу танцевать, — сопит она.

— Я тоже, — процеживаю я сквозь зубы.

— Ох, Реми, Лисса! — кричит моя мать, когда мы подходим ближе, она протягивает нам руки, чтобы прижать нас обеих. Я чувствую тепло ее кожи, когда она слегка касается меня, ткань ее платья скользкая и гладкая.

— Так весело, правда?

Мы прямо в центре толпы, люди вокруг нас танцуют. Группа переходит на крик, сопровождаемый воплями за моей спиной. Дон, слишком низко наклонивший мою мать, теперь хватает меня за руку и начинает меня кружить так, что я врезаюсь в танцующую пару. Я уже совсем не чувствую своей руки, когда он притягивает меня назад, бешено вращая бедрами.

— Ох, Боже, — говорит на это Лисса. Но я снова взлетаю, на этот раз в противоположном направлении. Дон танцует настолько страстно, что я боюсь за окружающих. Я стараюсь отослать его назад к матери, но она уже танцует с одним из маленьких племянников Дона.

— Помоги мне, — шепчу я Лиссе, в то время как проношусь мимо нее, Дон все еще сжимает мое запястье.

Затем он притягивает меня ближе, чтобы приступить к диким прыжкам в стиле джиттербаг, да так, что я клацаю зубами, но все это не мешает мне наблюдать, как Хлоя истерически смеется, стоя сбоку от танцпола.

— Ты отличный танцор! — Дон притягивает меня еще ближе и резко наклоняет. Я была уверена, что грудь выскочит у меня из платья, пока мы делаем этот трюк, но он снова молниеносно притягивает меня к себе, от чего кровь приливает к моей голове. — Я люблю танцевать, — кричит он, вновь вращая меня. — Мне всегда мало!

— Мне кажется, что достаточно, — ворчу я, когда музыка начинает стихать.

— Что-что? — он прикладывает руку к уху.

— Я сказала, — отвечаю я: — Что ты умеешь двигаться.

Он смеется, вытирает лицо.

— Ты тоже, — говорит он, в то время как группа прекращает бить по тарелкам. — Ты тоже.

Я скрываюсь, пока все аплодируют, прокладываю путь к бару, где в одиночестве стоит мой брат и отламывает от хлеба кусочки.

— Что это было? — смеется он. — Господи, это выглядело словно дикий ритуальный танец какого-то племени.

— Заткнись, — говорю я.

— А сейчас, ребята, — я слышу, как Декстер произносит это со сцены, а свет вокруг становится приглушенным: — Вашему вниманию… маленькая медленная песня.

Звучат первые аккорды «Our love is here to stay», немного неловко, и люди, которые избегали танцпол во время быстрых песен, поднимаются со своих мест и разделяются на пары. Передо мной возникает Дженнифер Энн, от нее пахнет мылом для рук, она скользит пальцами по ладони Криса, убирая хлеб из его рук.

— Пойдем, — шепчет она, тактично перекладывая хлеб на ближайший столик. Как бы я к ней не относилась, не могу не восхититься ее техникой. Ничто не остановит эту девушку. — Давай потанцуем.

— Конечно, — соглашается Крис, вытирает рот и следует за ней, он бросает на меня взгляд, когда они достигают танцпола.

— Все в порядке?

Я киваю.

— Все хорошо, — отвечаю я. В зале становится тише, начинает играть музыка, люди переходят на шепот, когда они двигаются щека к щеке. На сцене, в то время как Декстер поет, клавишник явно скучает и поглядывает на часы. Я его понимаю. Что такого в этих медленных песнях? Даже в неполной средней школе я ненавидела, когда музыка замедлялась, после чего кто-то прислонял свое потное тело к тебе.

Когда танцуешь по-настоящему, ты не чувствуешь себя пойманным в ловушку, вынужденный раскачиваться взад и вперед вместе с незнакомцем, который теперь, только из-за того, что вы слишком близко, считает нормальным схватить тебя за зад или за что-нибудь еще в пределах досягаемости. Что за бред. Это и есть бред. Абсолютный. Потому что все медленные танцы направлены на то, чтобы приблизить к себе того, кого хочешь или быть приближенным тем, от которого ты желал бы держаться подальше, и еще дальше. Ладно, мой брат и Дженнифер Энн явно без ума друг от друга, и, да, ладно, слова песни довольно милы и романтичны. Я в том плане, что это не совсем плохая песня или что-то вроде того. Просто это не мое.

Я хватаю бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта, делаю глоток и морщусь, когда пузырьки попадают мне в нос. Я борюсь с кашлем, когда чувствую, что кто-то подошел ко мне. Я оглядываюсь и вижу девушку, которая работает с Доном — ее зовут Марти или Патти, в середине имени точно есть «т». У нее длинные волосы с химической завивкой, густая челка. Еще она слишком надушена. Она мне улыбается.

— Я люблю эту песню, — говорит она, делая глоток своего напитка и вздыхая.

— А тебе?

Я пожимаю плечами.

— Я полагаю, — отвечаю я, в то время как Декстер наклоняется к микрофону и закрывает глаза.

— Они выглядят такими счастливыми, — продолжает она, и я следую за ее взглядом, направленным в сторону моей матери и Дона — они смеются и наклоняют друг друга, когда музыка стихает. Она хлюпает носом, и я понимаю, что она скоро заплачет. Свадьбы очень странно действуют на некоторых.

— Он действительно счастлив, не так ли?

— Ага, — говорю я: — Так и есть.

Она промокает глаза, затем взмахивает рукой, как бы извиняясь, и качает головой.

— Ох, дорогая, — говорит она: — Прости меня. Я просто…

— Я знаю, — я хочу избавить себя от тех слов, которые она готова произнести. С меня достаточно сентиментальностей для одного дня.

Наконец, последний куплет подходит к концу. Марти/Патти делает глубокий вдох, моргая, когда свет снова загорается. При подробном рассмотрении я замечаю, что она действительно плакала: красные глаза, красное лицо, все остальное. Ее тушь, которую я не могу не заметить, и которой слишком много, начинает течь.

— Я должна… — говорит она надтреснутым голосом, дотрагиваясь до лица. — Мне надо освежиться.

— Приятно было повидаться, — я отвечаю ей так же, как и остальным, с кем мне пришлось разговаривать всю ночь, тем же веселым «хэй-свадьба-хоу!» голосом.

— И мне, — у нее меньше энтузиазма. Она уходит, врезаясь в стул на своем пути.

Достаточно, думаю я. Мне нужен перерыв.

Я иду вдоль стола с тортом и выхожу на парковку, где пара парней в форме официантов курят сигареты и доедают остатки слоек с сыром.

— Эй, — я обращаюсь к ним: — Можно стрельнуть одну?

— Конечно.

Парень повыше ростом, с модельной стрижкой, достает из пачки сигарету и протягивает мне. Он вытаскивает зажигалку и держит, пока я наклоняюсь и делаю несколько затяжек.

Он понижает голос и шепчет:

— Как тебя зовут?

— Хлоя, — отвечаю я, отклоняясь от него. — Спасибо.

Я скрываюсь за угол, несмотря на то, что он зовет меня, нахожу место между мусорными баками у стены. Я скидываю туфли, затем смотрю на сигарету в руке. У меня так хорошо получалось: восемнадцать дней. Она даже не так хороша, на самом деле. Просто слабая поддержка в эту плохую ночь. Я бросаю ее вниз, наблюдаю, как она тлеет, отклоняюсь на ладони, вытягивая спину.

Внутри группа прекратила играть, им все аплодируют. Затем зазвучала музыка с диска отеля, и, несколько секунд спустя, дверь в стене открылась, и оттуда, громко переговариваясь, вышли «Джи Флэт».

— Это дерьмо, — сказал гитарист, доставая пачку сигарет из кармана, и вытряхивает одну. — После этого, никаких свадеб. Я серьезно.

— Это деньги, — говорит Ринго, барабанщик, делая глоток воды из бутылки, которую держит в руках.

— Не в этом случае, — ворчит клавишник. — Тут явно пожадничали.

— Нет, — возражает Декстер, проводя рукой по волосам. — Это залоговые деньги. Или вы все забыли? Мы должны Дону, помните?

Все неохотно соглашаются, потом замолкают.

— Я ненавижу делать каверы, — наконец произносит гитарист.

— Я не понимаю, почему мы не можем играть свою музыку.

— Для этой толпы? — говорит Декстер. — Будь посерьезнее. Не думаю, что дядюшка Милти из Сагино желает танцевать под твои различные вариации «The Potato Song».

— Она не так называется, — обрывает Тед. — И ты это знаешь.

— Спокойно, — вставляет рыжеволосый барабанщик, он машет рукой, и я узнаю жест перемирия.

— Еще всего пара часов, ладно? Давайте просто постараемся. В конце концов, нам дают еду.

— Дают еду? — клавишник оживляется. — Серьезно?

— Так сказал Дон, — отвечает барабанщик. — Если останется. Сколько у нас еще времени на перерыв?

Декстер смотрит на часы.

— Десять минут.

Клавишник кидает взгляд на барабанщика, затем на гитариста.

— Я сказал «еда». Еда?

— Еда, — хором отвечают они. Клавишник спрашивает: — Ты с нами, Декстер?

— Не. Просто прихватите мне кусок хлеба или чего-нибудь.

— Хорошо, Ганди, — говорит Ринго, и кто-то фыркает. — Увидимся там.

Гитарист бросает сигарету, Ринго выкидывает бутылку с водой в мусорный бак — и промахивается — и затем они заходят внутрь, дверь за ними захлопывается.

Я сижу на месте, наблюдаю за ним, я знаю, что он меня не видит. Он не курит, просто сидит у стены, барабаня пальцами. Меня всегда цепляли темноволосые парни, и на расстоянии он не выглядит таким уж жалким: он даже довольно милый. И высокий. Высокий — это хорошо. Я встаю и приглаживаю волосы рукой. Ладно, может быть он действительно слишком приставучий. И меня взбесило, как он швырнул меня в стенку. Но сейчас я здесь, и мне нужно сделать несколько шагов в его направлении, показать себя, только чтобы сбить с него спесь. Я уже была готова выйти из-за мусорных баков, как вдруг дверь снова открылась, и две девушки — дочери кузины Дона — вышли. Они были моложе меня на пару лет и жили в Огайо.

— Я тебе говорила, что он будет здесь! — сказала одна из них, блондинка, другой. Затем они обе захихикали. Та, что повыше, попятилась назад, в сторону двери, а ее сестра пошла вперед и плюхнулась рядом с Декстером.

— Мы тебя искали.

— Правда, — Декстер вежливо улыбнулся. — Ну, здравствуйте.

— Здравствуй, — сказала блондинка, и я состроила гримасу в темноте. — У тебя есть сигаретка?

Декстер похлопал себя по карманам.

— Неа, — ответил он: — Не курю.

— Неужели! — блондинка стукнула его по ноге. — Я думала, все парни из групп курят.

Девушка повыше ростом, все еще стоящая у двери, нервно оглянулась назад.

— Я курю, — сказала блондинка: — Но если моя мать узнает, она меня убьет. Убьет меня.

— Хмммм, — ответил Декстер, словно это его действительно заинтересовало.

— У тебя есть девушка? — неожиданно спросила блондинка.

— Меган! — шикнула ее сестра: — Боже!

— Я просто спрашиваю, — Меган ближе придвинулась к Декстеру. — Это просто вопрос.

— Ну, — начал Декстер: — На самом деле…

И на этих словах, я повернулась и пошла тем же путем, что пришла сюда, смеясь над собой. Я была близка к тому, чтобы совершить глупость — снизить свои стандарты, которые, если судить по Джонатану, уже и так были ниже некуда. Так я вела себя раньше, жила только настоящей секундой, часом, желая, чтобы был парень, который хотел бы переспать со мной, не более того. Я изменилась. Я покончила с этим, как и с курением — ну ладно, с одной промашкой — как и с выпивкой — главным образом. Но плана «не спать с кем попало», я правда придерживаюсь. Полностью. И я была готова покончить с этим, или немного изменить, для подобия Френка Синатры, который с легкостью мог бы переключиться Меган с Огайо.

Внутри на танцпол принесли торт, моя мать и Дон позируют возле него, их руки переплетены с ножом для торта, в то время как фотограф бегает вокруг них, вспышки только мелькают.

Я стою сбоку от толпы, наблюдаю, как Дон кормит мою мать, кусочком торта, аккуратно отправляя его в рот. Вспыхивает еще одна вспышка, чтобы запечатлеть этот момент. Ох, любовь.

Оставшаяся часть ночи проходит довольно мило, как я и предполагала. Моя мать и Дон покинули нас под град пузырьков из рисинок (при этом уборщицы из отеля выглядят весьма враждебно), Хлоя целовалась с племянником Дона в фойе, а Джесс и я застряли в ванной с Лиссой, и придерживали ее, пока из нее выходил обед-за-пятнадцать-долларов, а она стонала об Адаме.

— Ты не любишь свадьбы? — спросила меня Джесс, передавая мне новую пачку влажных салфеток, которые я прикладывала ко лбу Лиссы, когда она вставала.

— Я люблю, — причитала Лисса, без сарказма. Она приложила салфетки к лицу. — Я действительно очень, очень люблю.

Джесс закатила глаза, но я просто покачала головой, пока выводила Лиссу из кабинки к раковинам. Она смотрит на себя в зеркало — смазанный макияж, растрепанные и кудрявые волосы, платье с пятном в виде вопроса на рукаве — и фыркает.

— Это худшее время в моей жизни, — она стонет и щурится.

— Сейчас, сейчас, — говорю ей и беру за руку: — Завтра тебе будет лучше.

— Нет, не будет, — Джесс подходит к двери. — Завтра у тебя будет жуткое похмелье, и чувствовать ты себя будешь еще хуже.

— Джесс, — говорю я.

— Но на следующий день, — продолжает она, похлопывая Лиссу по плечу: — На следующий день тебе будет гораздо лучше. Вот увидишь.

Итак, вот такой грязной компашкой мы прокладываем путь к фойе, Лисса идет между нами… Уже час ночи, мои волосы потеряли объем, ноги болят. Конец празднования свадьбы всегда чертовски депрессивный, думаю я. И только жених и невеста избавлены от этого, они уезжают на рассвете, в то время как остальные просыпаются только на следующий день.

— Где Хлоя? — я спрашиваю у Джесс, пока мы боремся со вращающимися дверями. Лисса уже уснула, хотя ее ноги все еще передвигаются.

— Без понятия. Последний раз, когда я ее видела, она стояла у пианино.

Я оглядываюсь на фойе, но там нет Хлои. Когда кого-то тошнило, она всегда оказывалась где-нибудь в другом месте. Словно у нее было шестое чувство или что-то в этом роде.

— Она уже большая девочка, — говорит Джесс: — С ней все будет в порядке.

Мы усаживаем Лиссу на переднее сиденье машины Джесс и слышим шум, перед отелем возникает белый фургон, который, насколько я знаю, принадлежит группе Декстера. Задние дверцы открываются, и наружу выпрыгивает Ринго, уже без галстука на застежке, с водительского сиденья спрыгивает гитарист и следует за ним. Они исчезают внутри, оставляя двигатель заведенным.

— Тебя подвезти? — спрашивает Джесс.

— Нет. Там меня Крис ждет, — я захлопываю дверь, оставляя Лиссу внутри. — Спасибо за все.

— Обращайся.

Она достает из кармана ключи и жонглирует ими.

— Все прошло хорошо, тебе так не кажется?

Я пожимаю плечами.

— Все закончилось, — говорю я: — А это самое важное.

Когда она уезжает, сигналя мне, я возвращаюсь в отель, чтобы найти брата.

В то время как я прохожу мимо белого фургона, Ринго и клавишник несут назад оборудование и спорят.

— Тед никогда не помогает, — ворчит клавишник, запихивая большой громкоговоритель в конец фургона, который с грохотом приземляется на пол. — Исчезновение уже устарело, знаешь ли.

— Давай просто уберемся отсюда, — отвечает Ринго. — Где Декстер?

— Им нужно пять минут, — говорит ему клавишник. — Потом они могут идти.

Он тянется к окну со стороны водителя и нажимает на клаксон, который громко орет в течение пяти секунд.

— Ох, хорошо, — саркастически замечает Ринго. — Это приведет к успеху.

Несколько секунд спустя гитарист — неуловимый Тед — выходит из вращающихся дверей. Он выглядит весьма раздраженным.

— Прекрасно, — кричит он, когда подходит к фургону. — Действительно отлично.

— Залезай или иди пешком, — процеживает сквозь зубы клавишник. — Я серьезно.

Тед забирается внутрь, сигнал звучит еще раз, и затем они ждут. Декстера нет. Наконец, после препираний на передних сиденьях, фургон с пыхтением уезжает, сворачивая направо на главную дорогу. Сигнал поворотника, конечно же, не работает.

В отеле команда уборщиц трудится в приемном зале, чистит стаканы и убирает скатерти. Букет моей матери — восемьдесят цветков — стоит никому не нужный на откидном столике, все еще такой же свежий, как и девять часов назад, когда она впервые взяла его в церкви.

— Они тебя бросили, — я слышу, как кто-то это произносит. Я поворачиваюсь. Декстер. Господи, помоги мне. Он сидит на столе напротив ледяной скульптуры — два переплетенных, быстро тающих лебедя — на тарелке перед ним.

— Кто? — спрашиваю я.

— Крис и Дженнифер Энн, — он отвечает так, словно знал их всю жизнь. Затем он берет вилку, накалывает себе кусочек чего-то там, что он сейчас ест. С того места, где я стою, это смахивает на свадебный торт.

— Что? — говорю я. — Они ушли?

— Они устали. — Он секунду жует, затем проглатывает. — Дженнифер Энн сказала, что им нужно идти, потому что у нее завтра ранний семинар в конференц-центре. Что-то о достижениях. Она очень умная, эта девушка. Она считает, что у меня есть будущее в секторе корпоративного и частного досуга. Что бы это ни значило.

Я просто смотрю на него.

— В любом случае, — продолжает он: — Я сказал, что все в порядке, потому что когда ты покажешься, мы тебя подвезем.

— Мы, — повторяю я.

— Я и парни.

Это я и предполагала. А я была так близка к тому, чтобы без вреда доехать до дома с Джесс. Великолепно.

— Они тоже уехали, — наконец говорю я.

Он смотрит на меня, вилка застыла на середине пути.

— Они что?

— Они уехали, — медленно повторяю я. — Сначала они посигналили.

— Ох, я думал, мне показалось, — он качает головой. — Типично.

Я окидываю взглядом почти пустую комнату, словно решение этой и других моих проблем прячется где-то здесь, например, в цветочном горшке. Безуспешно. Итак, я делаю то, что сейчас неизбежно. Иду к столу, где сидит он, вытаскиваю стул и сажусь.

— Ах, — он мне улыбается. — Наконец она пришла.

— Не слишком уж радуйся, — я кидаю сумку на стол. Я чувствую, что каждый орган моего тела устал, словно я на пределе. — Я просто набираюсь сил, чтобы вызвать такси.

— Сначала тебе следует попробовать торт. — Он подталкивает ко мне тарелку. — Вот.

— Не хочу я никакого торта.

— Он, правда, вкусный. Совсем не чувствуется муки.

— Я в этом уверена, — говорю я. — Но не буду.

— Ты явно еще не пробовала, правда? — Он покачивает вилкой в мою сторону. — Просто попробуй.

— Нет, — решительно говорю я.

— Давай.

— Нет.

— Ммммм. — Он аккуратно тыкает вилкой. — Так вкусно.

— Ты, — наконец говорю я: — Издеваешься надо мной.

Он пожимает плечами, словно уже это слышал, затем притягивает тарелку к себе, накалывает вилкой следующий кусочек. Команда уборщиц перешептываются перед залом, складывая стулья. Одна женщина с длинной косой поднимает букет моей матери и баюкает его.

— Да-да-да-дам, — говорит она и смеется, когда одна из ее коллег кричит на нее, чтобы прекращала мечтать и возвращалась к работе.

Декстер кладет вилку, с вкусным, словно-без-муки тортом покончено, и он отодвигает тарелку.

— Итак, — он смотрит на меня: — Твоя мама первый раз повторно выходит замуж?

— Четвертый, — говорю я. — Она сделала карьеру в этом плане.

— Могу тебя переплюнуть, — отвечает он. — Моя мама собирается в пятый раз.

Не могу не отметить, что я под впечатлением. До сих пор я не встречала никого, у кого было бы больше отчимов, чем у меня.

— Правда.

Он кивает.

— Но знаешь, — говорит он с сарказмом: — Мне кажется, что это последний раз.

— Надежда умирает последней.

Он вздыхает.

— Особенно в доме моей мамы.

— Декстер, милый, — кто-то за мной зовет его: — Ты наелся?

Он садится, затем громко отвечает:

— Да, мадам, я в этом уверен. Спасибо.

— Тут осталось еще немного курицы.

— Нет, Линда, я наелся. Правда.

— Ну, хорошо.

Я смотрю на него.

— Ты всех знаешь?

Он пожимает плечами.

— Не всех, — отвечает он: — Просто я легко схожусь. Это все из-за отчимов. Я умудренный опытом благодаря этому.

— Ага, точно, — говорю я.

— Просто тебе нужно плыть по течению. Жизнь не только твоя, люди приходят и уходят из нее все время. Ты становишься опытным, так как у тебя нет выбора. Могу поклясться, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— О, да, — резко отвечаю я: — Я беззаботная. Это слово точно меня описывает.

— Так и есть?

— Нет, — говорю я. — Не так.

Затем я встаю, забираю сумку, чувствую, как болят мои ноги, когда я надеваю туфли.

— Теперь мне надо домой.

Он встает, снимает свою куртку со спинки стула.

— Поедем вместе в такси?

— Не думаю.

— Хорошо, — он пожимает плечами. — Как тебе удобно.

Я иду к двери, полагая, что он следует за мной, но, когда я оборачиваюсь, он пересекает комнату в другом направлении. Следует отметить, что я удивлена, после такого интенсивного преследования. Полагаю, барабанщик был прав. Победа — оставить меня одну — вот что важно, и после того, как он увидел меня вблизи, я не оказалась такой уж особенной. Но я, конечно же, уже это знала.

Перед входом было припарковано такси, водитель дремал. Я забираюсь на заднее сиденье, скидываю туфли. Согласно зеленым цифрам на приборной панели, уже 2 часа ночи. В отеле «Буревесник» на другой стороне города уже должно быть спала моя мать, мечтая о следующей неделе, которую она проведет в Санкт-Барте. Она приедет домой, чтобы дописать роман, перевести вещи нового мужа в дом и попробовать еще раз стать миссис Кто-нибудь, будучи уверенной, что на этот раз все по-другому.

Когда такси выезжает на главную дорогу, я замечаю, как справа на парковке что-то блестит. Это Декстер, он идет пешком, и в своей белой рубашке он словно светится. Он идет вниз посередине улицы, по обеим сторонам от него дома, в них не горит свет, все тихо спят. Я наблюдаю, как он заходит в дом, на секунду кажется, что он единственный, кто не спит или кто остался в живых в этом мире, кроме меня.