«Напротив Неплюевского корпуса (ныне — 3-й корпус медицинской академии, что на Парковом проспекте. — Г. Д.), отделенный рядом садов, посреди обширного сквера возвышается одна из достопамятностей города Оренбурга — величественный соборный храм», — так начинает описание истории строительства Казанского кафедрального собора П. Столпянский в своем труде «Город Оренбург. Материалы по истории и топографии города». 1908 г.

Я — коренной житель Оренбурга. Здесь родился, здесь проведу последние минуты своей жизни...

—... Сынок! — позвала меня мать. — Отнеси отцу обед на работу!

И хотя мне было тогда 5—6 лет, к этой фразе я привык. Обед на работу отцу я носил регулярно. Обычно шел либо по Советской, но чаще — по улице 9 Января в ТУПС — так в те годы назывался Оренбургский железнодорожный техникум путей сообщения. Проходил мимо кованой ограды Казанского кафедрального собора, за которой густо разрослись кусты акации и сирени. Домой возвращались вместе с отцом и работавшим вместе с ним «дядей Панкратовым», заядлым рыбаком, отчаянным юмористом, человеком богатырского телосложения, чуть глуховатым, но удивительным умельцем, выполнявшим микроскопические поделки только с помощью своих золотых рук и поразительной сообразительности. Если домой шли только вместе с отцом, иногда заходили в соборныи скверик, садились там на скамейку и отдыхали...

Не помню по какому случаю, но однажды мать повела меня в собор. Детское воображение потрясли его огромные размеры, сказочно красивое великолепие его внутреннего убранства, высота куполов! Под сводами храма гулко раздавались наши шаги. Малейший шорох усиливался многократно! Я не был ребенком из числа робких, но здесь испуганно притих и прижался к матери. Какое-то трепетно-тревожное чувство охватило меня...

К нам подошел священнослужитель, стал разговаривать с мамой. Тему их разговора я не запомнил, скорее всего, даже не слышал., о чем шел разговор. Я смотрел по сторонам, — такого великолепия еще не видал! Мы сделали несколько шагов в сторону какой-то стены, сплошь покрытой иконами. Позднее узнал, что то был главный иконостас собора.

Однажды, даты не помню, мать суетливо стала одевать меня, умыла и со словами: «Быстрее сынок! Быстрее! Пойдем смотреть... собор взрывают!» — повела к Казанскому кафедральному — жили мы невдалеке...

Близко нас не подпустило оцепление. Издали было видно обезображенное взрывом здание. Но храм еще стоял...

Старожилы говорят, что сразу его уничтожить не смогли, подрывали направленными взрывами еще два года. Следующее, что сохранила детская память — руины собора, на которых была создана панорама гибели ледокола «Челюскин»: корабль уходит под лед носовой частью, но корма ледокола еще над водой, на ледовой площадке фигурки людей, перетаскивающих какие-то грузы, палатки, ящики, горы бочек, на корме — фигурка человека с разведенными в стороны руками... Зрелище было впечатляющим, особенно в темное время суток! На крыше дома, некогда стоявшего на высоком фундаменте на пересечении улиц Цвиллинга и Фадеевской (дом №2), были установлены прожектора с сине-голубыми светофильтрами, освещавшими руины храма и создававшими полную иллюзию бесформенных ледяных глыб, хаотично лежавших друг на друге. Вечерами сюда стекался весь город. Позднее мне рассказывали: прежде чем уничтожить собор, городскими властями по предприятиям и домам был пущен «подписной лист», в котором надо было расписаться (попробуй, не подпишись!), что ты не возражаешь против уничтожения храма.

Я слышал, что таких, как Казанский кафедральный, в России было всего четыре! Вдумайтесь в это! Всего четыре! Так кому же, почему потребовалось уничтожить такую жемчужину архитектуры?

Ответить на эти вопросы я не могу.