Под ярким солнцем маскатский город бурлил, как котел. Падающие вертикально жаркие лучи размягчили асфальт на крупных улицах. От земли поднимался пар. Где-то вдали играли на флейте.
Равваку чудилось, что от раскаленного гудрона поднимаются тысячи извивающихся змей, и это видение наполняло его сердце радостью.
Оман — арабская земля, и Рашид Раввак был счастлив, когда представлялся случай вновь посетить Аравию.
Раввак родился в Дамаске, в Сирии. Думая о родине, он всегда помнил о том, что Дамаск долгое время был столицей, то есть столпом Вселенной. Он вспоминал о халифах. Харун аль Рашид… Раввак Рашид…
Однако сириец не мог подолгу предаваться грезам, потому что ненавидел прошлое. Сын арабских рынков не мог вынести того, что время оскорбило его страну.
Единственное утешение для него — думать о том, что Дамаск, как и Рим, навсегда вошли в историю человечества, и никто за морями не может отрицать этого. Дамаск и Багдад — это не то, что Мадрид, Каракас или Сидней…
И, тем не менее, именно в Сиднее Раввак нашел свое счастье. Простой сирийский коп смог кем-то стать только благодаря этой метрополии, в которой Хищники свили себе гнездо. Эти люди пришли туда со всего мира. Их связывала крепкая дружба, несмотря на национальности, расы и религии. Их сплотили опасности и смерть.
Хищники приняли Раввака шесть лет назад, спустя два года после их официального и отныне исторического рождения.
Все произошло в Нью-Йорке, во дворце ООН, в котором собрались министры внутренних дел пятидесяти стран. Высшие чины администрации, сопровождаемые многочисленными служащими их департаментов, избрали темой конгресса борьбу против преступности во всех формах ее проявления и обсуждение наиболее эффективных мер для этого.
Представители быстро согласились с тем, что борьба с преступностью ведется неэффективно. Крупные короли преступного мира развязно ведут себя с Интерполом и национальными полициями, которые были скованы в своих действиях законом о правах человека. Даже США пришлось признать это.
В большинстве стран законы защищают в основном подонков. Преступники используют презумпцию невиновности в своих интересах.
Кроме того, должностные лица национальных полиций тормозили следствие Интерпола, если оно велось на их территории. Особенно, когда речь шла о промышленном шпионаже. Местные службы безопасности считали его своим непосредственным полем деятельности.
Казалось, конгресс зашел в тупик, как вдруг австралийский министр попросил выслушать и изучить план, предложенный сопровождавшим его служащим Арчибальдом Т. Хоком.
Речь шла о том, чтобы создать новую международную службу, управляемую одним человеком и организованную как секретная служба, агенты которой могли бы действовать вне рамок закона.
Не желая, чтобы их упрекнули в консерватизме и отсутствии воображения, министры в шутку одобрили этот проект. Они были убеждены, что новая служба окажется такой же беспомощной, как и все уже созданные. Хока уполномочили воплотить идею в жизнь.
Никто не высказал вето по поводу Сиднея, как штаб-квартиры этой организации. Можно ли было спорить с тем, что Австралия находится в самом центре мира?
Когда речь зашла о названии новой службы, остроумием блеснул греческий представитель Симон Ликас. Он заставил всех согласиться с тем, что раз шефа звали Хок, то его агенты должны называться Хищниками.
Конгрессмены разъехались, довольные тем, что приняли хоть какое-то решение. Каково же было их удивление, когда через год, думая, что строили замок на песке, они увидели на его месте прочный скальный фундамент!
Арчибальд Т. Хок был особенным человеком. Он выбрал себе первых подчиненных, среди которых были американец Рональд Б. Румли, японец Комико Соеки, марокканец Хабиб Хассани и грек Симон Ликас.
После того, как в административном совете были представлены все пять континентов, потребовалось всего восемь месяцев, чтобы отобрать тридцать Хищников. А еще через год на счету организации уже было несколько успешно проведенных дел. Все они были приписаны Интерполу или национальным полициям, которые и сообщили миру о помощи людей Хока.
С тех пор прошло восемь лет. Успех следовал за успехом, а на смену одним людям приходили другие. Ничто не вечно. Нужно было заменить погибших и ушедших в отставку. Так случилось с Хабибом Хассани. Марокканец подал в отставку, и Хок решил разделить выполняемые им обязанности. Африканский департамент был поручен негру Порифирио Н'Квумба, а ближне и средне восточный — турку Йесми Чесмету.
Раввака удивило то, что его пригласил сам большой босс А. Т. Хок и поручил ему миссию, не сообщив об этом Йесми Чесмету. Впрочем, речь шла только о сборе информации.
Раввак был всем доволен. Таким образом он сможет войти в контакт с арабами. Кроме того, ему предстояло работать одному.
У Рашида Раввака был один недостаток. Он ненавидел быть от кого-то зависимым. Из-за этого еще в Дамаске о нем отзывались как о вечном нарушителе дисциплины. Из-за этого недостатка он стал Хищником. В Сирии от него хотели избавиться, и тем самым подарили ему счастье.
Конечно, поначалу Хищники не могли смириться с индивидуализмом Раввака. Дело дошло даже до того, что Раввак уже готовился собирать чемодан и снова отправиться в Сирию. Положение спас До своим отчетом об их совместной миссии, в котором отметил способности сирийца.
С тех пор Равваку поручали работу в полном соответствии с его темпераментом и характером.
Раввак превосходно умел находить «каналы», то есть источники информации, но на этот раз он не был полностью уверен в себе. Он так и сказал Хоку: «У меня есть осведомители… Может быть мне повезет, а может и нет…» Он действительно использовал осведомителей. Большинство из них жили в Сирии, Ираке, Ливане, Египте, Ливии, и они вовсе не обязаны были знать о событиях, наполнявших Оман печалью и кровью…
Арабский телефон существовал и работал только для заинтересованных лиц.
У Раввака была мысль нанести визит доктору Саркату, шефу мусульманского агентства, поддерживающего Хищников. У этого агентства были осведомители во всем исламском мире. Однако если бы известные сирийцу события действительно имели место в Омане, Саркат тут же примчался бы в Сидней и рассказал о них Йесми Чесмету. Особенно в том случае, если Ад Диб на самом деле собирался потрясти и сокрушить мир.
Таким образом, Равваку пришлось признать, что у него совсем не было козырей в этой игре. Вдруг он вспомнил о человеке, который был многим обязан ему.
В то время отряд Хищников должен был действовать в Ливане. Нужно было добиться того, чтобы кузен курахского имама уступил на некоторое время свое место Кену Доерти. Раввака спешно послали в Курах. Ему поручили получить у эмира Джалала согласие на его «исчезновение» в Австралию для того, чтобы До мог действовать от его имени.
Раввак отправился на остров Курах. Однажды ночью он наткнулся там на двоих бандитов, избивавших человека. Смелое вмешательство Раввака обратило их в бегство. Как потом оказалось, напали на одного пакистанца, торговца жемчугом, который только что получил несколько драгоценных камней.
Раввак спас ему и жизнь, и кошелек. Пакистанец поклялся своему спасителю в вечной дружбе, и теперь Раввак решил заглянуть к нему. Абдулла жил в столице Омана Маскате.
Пакистанец мог бы знать о многом. У него были связи с рыбаками и именитыми гражданами, маклерами, которые всегда делились самыми любопытными и невероятными слухами.
Итак, целью своей разведывательной миссии Раввак выбрал Маскат. В городе находился аэропорт, обслуживаемый несколькими комфортабельными рейсами дальнего и среднего сообщения. Раввак любил сочетать приятное с полезным.
Он знал, где найти Абдуллу. Тот весь день находился в своей лавке на рынке за исключением часов, когда лучше всего было оставаться в прохладе кубического строения, называемого в этом регионе земного шара домом.
Сириец не хотел идти к пакистанцу в его лавку. Он хотел бы поговорить с ним без свидетелей. В этом случае Абдулле не удастся уйти от ответов на трудные для него вопросы.
Раввак решительно зашагал к дому Абдуллы. Торговец жемчугом поклялся в Курахе в вечной дружбе, и теперь настало время платить по счету.
Дом Абдуллы был выкрашен в белый цвет. На двери из цельного дерева, обитой железными пластинами шириной пять сантиметров, висел бронзовый молоток в форме фаллоса.
Раввак взялся за молоток, зазвенел гонг. Менее чем через пять минут в двери открылся глазок. Раввак увидел только два черных глаза, наполовину скрытых густыми бровями.
— Salah al-khair, — поздоровался Раввак. — Я хочу видеть Абдуллу.
Один глаз прищурился.
— Mit ant? — послышался глухой низкий бас.
— Друг.
— Chou ismak?
— Рашид Раввак. Скажи Абдулле, что я не мог уехать из Маската, не поприветствовав его.
Глазок в двери закрылся. Раввак приготовился к трудностям. Привратник мог отказаться разбудить своего хозяина. Он мог попросить Раввака придти в другой раз или направить его на рынок в лавку торговца. Сириец терпеливо ждал на улице под палящим солнцем, закурил сигарету. Наконец, дверной глазок снова открылся, и в нем появились те же густые брови.
— Allan wa sahlan! — произнес привратник.
Заскрежетал засов, тяжелая дверь открылась. В прихожей царили прохлада и полумрак. Араб в рубашке и западных штанах посторонился, пропуская Раввака.
— Btarel ad-darb?
— La.
— Inhakni!
Сразу за вестибюлем был полупустой зал. Пройдя через него, они вышли в патио, где росла пальма, под которой прямо на земле, на охровом песке, сидел человек. Раввак нахмурился и замер в нерешительности.
Он не узнавал этого человека. Он спас в Курахе совсем другого, а у этого левый глаз был скрыт под черной повязкой, из-под синего вазраха вместо левой руки торчал протез. Абдулла заметил замешательство своего гостя.
— Входи, друг! Входи! — ободрил он. — Я понимаю твое удивление, однако я тот самый, кого ты спас в Курахе…
Торговец жемчугом не отказал своему кредитору. Изменившись внешне, он все же признал, что его зовут Абдулла.
— Что с тобой произошло? — спросил Раввак.
— О! Это длинная история, и я не хочу тебе ее рассказывать… Я рад, что, находясь проездом в Маскате, ты вспомнил обо мне и пришел меня навестить.
Раввак пожалел о том, что пакистанец отказался говорить о случившемся. Слушая его рассказ, сириец мог бы лучше обдумать свои вопросы.
— Навестить тебя! — с иронией проговорил он. — Я не мог отказать себе в удовольствии увидеть человека, которому спас жизнь. Ты живое свидетельство моего доброго поступка, о Абдулла!
Торговец был слишком умен для того, чтобы принять заявление сирийца за проявление бескорыстной радости. Если Раввак постучался в его дверь, значит, он вспомнил о старом долге. Он пришел просить его об услуге…
Пакистанец не любил долговые обязательства и попробовал сменить тему разговора.
— Да-да! Ты спас мне жизнь, а через несколько месяцев я едва не лишился ее… Моя судьба вписана черными буквами в Великую Книгу, о друг мой! Посмотри, что от меня осталось!
Неожиданная смена темы разговора развеселила Раввака. Теперь он услышит длинную историю, которую тот поначалу не хотел рассказывать…
Раввак кивнул и сел на землю рядом с пакистанцем, скрестив ноги. Торговец издал странный звук, вызывая слугу.
— Принеси нам чаю, Амин, — приказал он.
Правой рукой Абдулла прикрыл черную кожу протеза.
— Я должен был навлечь на себя несчастье. Три месяца назад я отправился в Хадбаран. Это рыболовецкий порт напротив острова Курия-Мурия. Там я надеялся на богатый улов жемчуга. Но все ловцы одинаковы. Они работают только, когда им не дают расслабляться. В общем, им нечего было мне предложить. Я не хотел терять время и потребовал, чтобы они ловили для меня, и мы вышли в море.
Слуга-привратник принес чай. Абдулла отпил глоток из маленькой чашки и продолжил:
— Мы находились в море целый день. Улов был неплохим. Один из ловцов принес мне целых три черных жемчужины во всей их красе. Только эти три жемчужины оправдывали выход в море. Целое состояние! Были и еще жемчужины, но менее красивые, так что я был в восторге. К несчастью произошло нечто ужасное. Как только мы решили вернуться в Хадбаран, нас на абордаж взяла появившаяся неизвестно откуда фелюга. Эти люди походили на дикарей. Их главарь, высокий бородач с безумными глазами, заставил меня отдать ему весь жемчуг… В том числе и три черные жемчужины. Потом он бросил в нашу лодку гранаты. Пожар, взрыв. Нас спасли парни, которые проходили мимо. «Нас» значит меня. Все остальные погибли. Как видишь, мне удалось выкарабкаться с одним глазом и укороченной рукой.
— И без твоих жемчужин…
В единственном глазу Абдуллы промелькнула ненависть. То, что не удалось грабителям в Курахе, удалось пиратам… Высокий бородач с безумными глазами…
Сердце Раввака забилось чаще. У него не было никаких оснований связывать этот случай с теми, о которых ему говорил Хок, но он не хотел пренебрегать информацией, не проверив ее.
— Паршивая история для тебя и для твоих ловцов, — посочувствовал он. Кто этот бородач с безумными глазами?
— Не знаю.
Конечно же, Абдулла спрятался, как улитка в своей раковине. Слишком прямые вопросы всегда делали его более осторожным, и он не хотел отвечать на них. Он должник Раввака, но не мог направить сирийца по ложному следу.
Раввак решил открыть карты, так как история собеседника его заинтересовала. Хок рассказал ему о многих подвигах Ад Диба, и Раввак все время думал о них, стараясь найти хоть какую-то связь.
Казалось, что с момента покушения гранатой на шейха Назваха, все его действия вели к одной цели.
Греческое судно перевозило оружие. Ликвидировав его, капитана и команду, убирают ненадежных свидетелей. Британо-оманский патруль использовал «Ленд-Роверы», которые не нашли. В состав конвоя снабженцев из «Куинсленд» входили «Доджи», которые тоже исчезли со всем их содержимым. Нападение на Абдуллу принесло Ад Дибу жемчужины, из которых три — черные… Целое состояние!
Раввак построил соблазнительную версию. Ад Диб! Сомнительный корсар, бросивший в игру все козыри, собирался начать войну против омано-маскатского султана.
— Твоего бородача случайно зовут не Ад Диб? — спросил он.
— Никогда не слышал этого имени, — ответил пакистанец. — Почему ты спрашиваешь меня о нем?
Абдулла был неподвижен, как мраморная статуя. В его единственном глазу вновь промелькнула ненависть.
— Потому что я ищу бородача с безумными глазами, — сказал Раввак. — Бородача по имени Ад Диб… Если ты покупаешь жемчуг, то я — слухи…
Он взял чайник и медленно наполнил чашку, заставив тем самым хорошенько поработать серое вещество одноглазого торговца. Ненависть, которую Раввак уже дважды заметил в глазу своего собеседника, могла быть только его союзницей, если случаю было угодно, чтобы он пристал к нужному берегу! Если поборы Ад Диба распространялись на все социальные слои оманского общества! Если пираты, похитители жемчуга и бандиты подчинялись тому же лицу, что и повстанцы нежданного наследника Омейядов эмира Аль Факира!
Абдулла почесал подбородок и протянул Равваку свой протез.
— Я ничего не продам тебе, о друг! — сказал он. — Особенно в том случае, если твоя месть родная сестра моей…
— Как знать? — ответил Раввак, полный надежды.
Пакистанец отвел взгляд, закрыл глаз и глубоко погрузился в свои мысли. Где-то щебетала птица. Сквозь листья тихо шелестящих пальм пробивались солнечные лучи.
— Я действительно не знаю, кто такой Ад Диб, — снова заговорил Абдулла. — И я не знаю, кто тот бородач, который обокрал меня, и которому я обязан потерей глаза и руки. Но я знаю…
Он замолчал, закурил предложенную Равваком сигарету и выпустил облако синеватого дыма.
— Слушай, друг! Слушай! Ты один можешь знать, поможет ли тебе это… Две недели назад ко мне заходил один человек, чтобы продать жемчуг. Он настаивал, что моя репутация известна всем на арабском полуострове. Он предложил мне жемчужины, среди которых были три черные… Я их узнал, это были они! Он хотел не меньше пятидесяти тысяч долларов. Я дал ему двадцать тысяч, и он ушел довольный.
Выражение лица Раввака осталось задумчивым. Торговец заплатил двадцать тысяч. Значит он более богат, чем Раввак предполагал. Пакистанец продолжал:
— Я убежден, что этот человек не знал о случившемся со мной, понимаешь?
Конечно же, сириец понимал! Ад Диб был уверен, что убрал всех ловцов жемчуга. Вероятно, он был уверен и в том, что убрал всю команду грузового судна и весь военный патруль… Он допустил ошибку, не убедившись в смерти своих жертв. И этой ошибкой воспользовались Хищники, пустившись по следу Волка…
— Но твой человек был без бороды, — заметил Раввак.
— Да, это был сириец. Я навел справки. Его зовут Джамиль Савад, и он держит подозрительное заведение в Джибути под названием «Таверна Али Бабы». В своих поисках я пошел еще дальше… Черные жемчужины, понимаешь?… Кажется, Савад вербует наемников для какой-то цели.
— Тебе неизвестно для какой именно?
В единственном глазу пакистанца зажегся огонек. Арабский телефон, умело использованный Абдуллой, работал безупречно.
— Говорят, эти бандиты создают армию для ведения войны против войск маскатского султана. Говорят, они уже пытались убить шейха в Назвахе…
— И ты купил у них жемчуг! Твои двадцать тысяч долларов будут использованы…
— Ma'alech! — перебил Абдулла. — Если бы не я купил этот жемчуг, его купил бы кто-нибудь другой… К тому же, я ни араб, ни оманец… Я пакистанец.
Раввак пожал плечами. Торговец был прав. Если он заговорил, то только потому, что сириец мог стать орудием его мести.
Раввак раздавил окурок ногой.
— Спасибо, Абдулла! — поблагодарил он. — Я буду помнить о твоей услуге.
С этими словами Раввак покинул патио, довольный результатами встречи. Однако пакистанец сказал не все. Как можно верить тому, что он столько узнал о Джамиле Саваде, о вербуемых им людях и прикинулся в незнании имени того, кто командует этими наемниками?…
Ад Диб!..
* * *
Вдали плыл заруг — арабское парусное судно. Моряк, вероятно сомалиец где-то пел ностальгический речитатив.
Приносивший с собой запахи йода и фукусов умеренный бриз колыхал блестевшие на солнце пальмовые листья. Не успев проникнуть на улицы Джибути, ветер стихал.
Город бурлил. От земли поднимался удушливый пар.
Задыхаясь от жары, испытывая сдавившую голову мигрень и огонь в легких, До пытался прогнать охватившее его чувство одиночества. Он прибыл в аэропорт всего несколько часов назад и уже чувствовал себя всеми брошенным. Однако ему было известно, что Рашид Раввак здесь. Сириец готовил его собственное появление на сцене.
Не беспокойся, — сказал ему сириец. — Это мое дело…
До очень хорошо знал своего партнера и не требовал от него объяснений. Уже во время их первой совместной миссии он понял, что для пользы дела Равваку необходимо предоставить полную свободу действий.
Накануне он получил сообщение от Хока о том, что будет работать с Равваком. До сразу же покинул свою виллу на острове Тасмания и направился в гнездо Хищников.
В Сиднее директор начал с того, что изложил ему причины миссии по сбору информации, успешно выполненной Равваком.
Сириец ничего не узнал о «высоком бородатом типе по имени Ад Диб» и об «Омейяде Аль Факире», но, тем не менее, собрал точные сведения.
В Джибути некий Джамиль Савад, владелец подозрительного заведения «Таверна Али Бабы», вербует наемников в армию Аль Факира.
— Господа, Хищники не действуют сами по себе, — сказал директор. — Хотя нас никто не просил вмешиваться, мы узнали либо очень много, либо слишком мало. Я не могу просить вас отправиться в Джибути.
Хок считал себя не вправе приказывать. Конечно, он мог расценивать заявление, сделанное Саймосом Гарнетом и Кэмпбеллом Кроссом, как официальное, но не хотел этого.
Отец Хищников не любил понапрасну дергать своих агентов. Если ему и приходилось согласиться на сомнительное дело, предложенное клиентами, он очень беспокоился за своих людей.
Зарождавшийся в Омане мятеж был опасен, но в настоящий момент ситуация по-видимому устраивала мир, за исключением нефтяников из «Куинсленд». Правящий в Маскате султан даже не предупредил мусульманское агентство.
Поэтому Хок предложил своим агентам сделать выбор. Если они откажутся, директор закроет дело.
— Отправиться в Джибути — не значит вмешаться, — сухо возразил Раввак. — Миссия по сбору информации не закончена, так как мы не знаем, кто такой Аль Факир, и где скрывается Ад Диб. Я думаю, нужно завербоваться к Джамилю Саваду. Потом будет видно…
До почувствовал на себе тяжесть двух взглядов. Хок и Раввак пришли к одному и тому же мнению. Первый безгранично доверял Кену Доерти. Он был единственным Хищником, которого Хок взял к себе, положившись на свое внутреннее чутье. Второй был уверен в согласии До. Сириец был готов даже поспорить на это.
До задумался. В организации он считался специалистом по исламским странам. Он говорил по-арабски, как настоящий араб, а телосложение и курчавые черные волосы позволяли ему сойти за араба. Недавно, благодаря внешним и внутренним качествам, ему удалось даже провалить заговор в Египте.
Его взгляд встретился с взглядом Раввака. Если До откажется от миссии, Раввак согласится на нее и возьмет в партнеры грубоватого ливийца Халида Шаракка или ливанца Пьера Меллуна, известного своей любовью к неоправданному риску.
До принял решение. Он согласился и теперь, находясь в Джибути, испытывал чувство одиночества.
В порту заревело грузовое судно. Сомалийцы отвели свою пирогу от набережной. На горизонте, распушив белые паруса, плыл заруг.
До покинул порт. Под ногами скрипел сочившийся ото всюду песок. Казалось, время остановилось. Однако часы До показывали уже семь вечера. Скоро наступит ночь, а вместе с ней и действие. До продумал до мелочей свой контакт с Джамилем Савадом. Ему предстояло разыграть весьма деликатный спектакль, число сцен и декораций в котором До не мог предположить.
Скоро, в соответствии с задуманным сценарием, он изменит свою внешность. Кен Доерти исчезнет из Джибути, а его место займет уроженец Ирака Гамал Кариб.
До обогнал высокий сомалиец с курчавыми черными волосами. Он шел так быстро, будто песок обжигал ему пятки. Сиреневый цвет неба со стороны пустыни возвещал приближение ночи.
До ускорил шаг, вошел в Восточный Отель и поднялся по лестнице. Комнату наполняли звуки жалобной песни. Сквозь планки деревянной шторы в окно, словно морской прибой, проникал варварский речитатив, заглушая шум толпы.
Под окном на круглой площади расположился рынок. Внизу копошились черные, желтые, индийцы, метисы в западной одежде или в пестрой рваной материи.
В воздухе пахло рыбой и ароматом дынь. Весь этот муравейник освещали лучи заходящего солнца. Слышался визгливый синкопированный ритм, неожиданно захлебнувшийся рыданием.
По спине До пробежали мурашки. Чувство одиночества оставило его. Войдя в эту комнату, где должна была состояться встреча с Бруно Мерсье, он успокоился.
Француз согласился сыграть для До небольшую роль. На его появлении в Джибути До и построил свой план. Накануне Мерсье должен был остановиться в Восточном Отеле. Сейчас он, наверное, вместе с Равваком ставил необходимые До декорации.
До закурил сигарету, сел на кровать, прислушался к звуку шагов в коридоре и, когда дверь открылась, улыбнулся вошедшему Мерсье.
— Проклятая жара! — выругался француз.
Он сорвал с себя пиджак с рубашкой и пошел в душ. Вода лилась тонкой струйкой и вскоре кончилась.
— Вот дерьмо! Ну конечно, вода кончилась! Что за скотство!
До это развеселило. Незря Хищники прозвали Мерсье Ворчуном! На улицы уже пала синеватая тень. Торговцы не спеша складывали свои палатки, нагружали машины, тачки, верблюдов. Животные ревели, гудели грузовики. Кто-то запел, заглушая эти крики и вопли.
— Признаюсь тебе, Кен Доерти! — заговорил Мерсье. — Я не испытываю никакой гордости от того, что этот город — французский.
Он закончил вытираться, оделся и закурил.
— «Голуаз»! Я обошел семь табачек, прежде чем нашел их… Ты понимаешь? Немыслимо! А еще говорят, что Джибути — это Франция…
Мерсье выпустил облако дыма.
— Ладно! Перейдем к более серьезным вещам и быстро уладим наше дело. Мне хочется как можно скорее убраться отсюда…
Взгляд его голубых глаз ничего не выражал. Он протянул До план города и показал черное пятно.
— Это здесь. Ты легко найдешь это место. Рашид все приготовил. Там ты найдешь все необходимое. Я присмотрел один полицейский участок и появлюсь на сцене в одиннадцать вечера.
Он вынул из кармана маленький непрозрачный флакон.
— Кровь… — усмехнулся Мерсье. — Я произведу на копов достаточное впечатление, но так, чтобы им не пришло в голову отвезти меня в больницу.
Он убрал флакон в карман и пожал До руку.
— Не хотел бы я оказаться ни на твоем месте, ни на месте Рашида!
До поднялся. Он был уверен в Мерсье. История с ночным нападением и ограблением, которую тот расскажет копам в одиннадцать, будет убедительной, и полицейские поверят. Приметы нападавшего будут настолько точны, что До придется держаться от полиции подальше.
Выйдя на улицу, австралиец направился к площади Менелик. Прошел мимо знаменитой «Цинковой Пальмы», все еще модного бистро, из которого доносились звуки оркестра, устремляясь в сторону порта, просочившись под окружавшими площадь арками.
Уличные фонари непомерно удлинили тени. Запахи анисовой водки, гуано, и испражнений дополняли слабые порывы бриза. Перед тем, как войти в порт, До свернул налево в переулок, в котором воняло мочой и пометом.
Из дома вышел полуголый сомалиец в fouta и прошел мимо До, даже не взглянув на него. В ногах негра путалась покрытая гнойной коркой костлявая собака.
Примерно через пятьсот метров начиналась деревня из облезлых лачуг, построенных из переплетенных ветвей деревьев, кусков картона или фанеры. Двор Чудес, королевство проституток.
До шел осторожно, стараясь не наступить на вонючие склизкие нечистоты.
Откуда-то с хриплым блеянием выбежала коза и прямо перед До отпрыгнула в сторону. Ее вымя было в кожаной сумке по йеменской моде. За козой, ощетинившись, гневно зашипела кошка. Увидев До, она остановилась и, подняв хвост, изогнулась дугой.
До не знал, где находится, и сверился с планом Мерсье. Выбранное им строение оказалось каменным домом. Дверь украшала львиная голова. Под легким нажимом До дверь повернулась на хорошо смазанных петлях. Все было продумано до мелочей!
До прошел по узкому и темному коридору. Его фиолетовые глаза ночью видели так же хорошо, как и днем. Они не раз спасали ему жизнь. До держал свой дар в секрете. О нем ничего не знал Хок и даже Карен…
Стены были изъедены язвами. Лестница заскрипела под его тяжестью. Перила представляли собой толстый грязный канат, натянутый на колья.
На лестничную площадку выходила единственная дверь. Не зажигая свет, До переступил порог и осмотрелся. В комнате стоял один шкаф из белого дерева.
В нем он нашел полинявшие джинсы, рубашку цвета хаки с нагрудным карманом, пару холщовых туфель на веревочной подошве, коричневую куфию с красным пояском, старый бумажник с документами на имя иракского гражданина Гамала Кариба с выцветшей фотографией, облезлую кожаную кобуру, «Люгер» и две обоймы к нему.
В один миг он переоделся, надел на голову куфию, скрепив ее агвалом, обул туфли. Поверх рубашки застегнул кобуру, вложил в нее «Люгер» и надел куртку.
Затем вывернул карманы своей одежды, сжег собственные документы, включая паспорт, раздавил ногой пепел и разбросал его по грязному полу. Бумажник он выбросит в порту.
В кармане поношенной куртки он нашел портсигар с гравировкой «Ж.Р.». Это были инициалы Жака Руайе, под именем которого Бруно Мерсье остановился в Восточном Отеле.
Все шло по плану.
Всего за несколько минут Кен Доерти исчез, и его место занял Гамал Кариб. Об одежде позаботится Раввак.
Став арабом, До поспешил покинуть дом, вышел на улицу и зашагал к порту.
Туда как раз входила фелюга с зажженными огнями. Выла сирена грузового судна. До бросил пустой бумажник в воду и, сунув руки в карманы, направился к центру города, к кварталу, в котором находилась следующая декорация «Таверна Али Бабы». Там предстояло разыграть второй акт спектакля.
* * *
Прислонившись к пирамиде ящиков, с сигаретой во рту, Раввак терпеливо ждал в порту наступления часа, когда он вместе с Мерсье запустит механизм всей операции.
Сцена, которую разыграют двое Хищников, должна была послужить детонатором. Если только До, играя свою роль, не допустит ошибку. Сириец счел его план удачным.
У Раввака была собственная идея по поводу того, как выйти на Джамиля Савада. Для До все было совершенно по другому, и Раввак ничем не мог помочь другу.
Разумеется, он был способен на потрясающие импровизации, но эти импровизации имели отношения только к нему лично. Раввак не любил давать советы другим.
Может быть в этом и проявлялся индивидуализм, за который его так упрекали. Во всяком случае, это была одна из причин того, что он предпочитал подчиняться, а не командовать.
Однако на этот раз Хок сделал его ответственным за операцию.
Эта ответственность угнетала сирийца. Раввак никогда не бежал от ответственности, он только не хотел ее ни с кем делить. Так было бы лучше, если их постигнет неудача.
Сириец согласился возглавить операцию только потому, что его партнером был До. До без страха и упрека, Безжалостный До отказался возглавить операцию не ради Раввака, а для пользы дела.
Раввак хорошо знал, что рано или поздно он сам перестанет командовать До, и что ни тот, ни другой не заметят этого. Они любили работать вместе.
Парившие в небе чайки раздраженными криками отвечали на вой сирены грузового судна. Раввак бросил окурок и раздавил его ногой. К нему с притворным безразличием направлялся Мерсье.
Мерсье молча смотрел на Раввака. Тот вынул из кармана нож-выкидуху. Лезвие выскользнуло подобно жалу змеи и разрезало французу рукав, раскроив его, словно бритва. На предплечье выступила кровь.
— Поразительно! — восторженно воскликнул Мерсье. — Тебе бы работать парикмахером. Бритвой ты не сделал бы лучше!
— Флакон! — напомнил Раввак, довольный комплиментом.
Мерсье откупорил флакон и вылил на голую руку, порванную рубашку и пиджак алую жидкость, в совершенстве изобразив обильное кровотечение.
— Пошли! — сказал Раввак.
Положив здоровую руку француза себе на плечи, Раввак зашагал к соседней улице. Мерсье еле передвигал ноги, играя роль раненого. Полицейский участок был недалеко.
— Одиннадцать часов! — прошептал Мерсье.
Увидев их, дежурный нахмурился.
— Что произошло? — спросил он с сильным южным акцентом.
— Я… На меня напали… Ранили… — ответил Мерсье. — Без этого парня я бы, наверное, не дошел…
Раввак усадил товарища на стул и из осторожности заговорил на ломаном французском:
— Я видеть другого с ножом. Он ударить этого сиди. Я бежать. Он убегать. Я помогать сиди придти сюда. Я хотеть он все сказать полиция.
Коп за деревянной перегородкой поднялся.
— Нужно о нем позаботиться, — сказал он.
— Да, я пойду в больницу. К врачу… Но я хочу, чтобы вы арестовали моего грабителя.
— Он вас ограбил?
— Да! И он хотел убить меня. Он похитил у меня бумажник и портсигар. Меня зовут Жак Руайе.
Коп, наконец, отреагировал и открыл позади себя дверь.
— Эй, парни!.. Пойдите сюда.
Появился бригадир с двумя полицейскими.
— Нападение, — объяснил дежурный. — Ограбление и покушение на убийство. Как он выглядел, ваш тип?
— Араб, — ответил Мерсье.
— Он быть одинаков со мной, — вмешался Раввак. — Он быть высокий.
— Ты его знаешь? — подозрительно спросил бригадир.
— Да, я знать его. Я не знать, как его зовут. Но я видеть его в таверне.
— Какой таверне?
— Таверне Али Бабы. Что за ерунда! Он часто бывать там. Он пить, играть.
Бригадир надел фуражку, его двое подчиненных взяли в оружейной пистолеты-пулеметы.
— Мы пойдем прогуляемся туда, — решил бригадир.
Когда он проходил мимо Мерсье, тот добавил:
— У этого человека, бригадир… У него на голове была коричневая вуаль с красным ремешком… У него светлые глаза… Это поразительно, светлые глаза у араба…
— Ладно, — резко ответил полицейский. — Какие это светлые глаза? Голубые, как у вас?
— Да! Нет, не голубые!.. Скорее фиолетовые.
Раввак утвердительно кивнул. Тяжело запыхтел двигатель малолитражки, копы отправились на охоту.
Дежурный взялся за телефон.
— Я позвоню в больницу.
— Не беспокойтесь! — возразил ему Мерсье. — Это больно, но рана не смертельная. У подонка не хватило времени… Я сам пойду в больницу.
— Я сопровождать его, — подтвердил Раввак.
Поддерживая друг друга, Хищники покинули участок. Коп не стал их задерживать. Раненого поместят в отделение для вновь прибывших, а завтра инспектор получит от него жалобу и свидетельские показания.
Что касается араба, то в нем больше не было необходимости. Еще до наступления утра бригадир Роке наденет браслеты на типа со светлыми глазами.
Фиолетовые глаза, сказал пострадавший.
Роке конечно же найдет его только по одной этой примете.