К Веронике липли все окружающие мужчины от восемнадцати до маразма. Подруги завидовали ее популярности и никак не могли понять, почему Вероника бегает за единственным не влюбленным в нее мужиком. Избранником Вероники и предметом ее душевных терзаний был Федор. Усатый здоровяк, от которого вечно пахло олифой.

Вероника тихонько открыла дверь мастерской. Она всегда опасалась, что однажды увидит за ней своего Федора в объятьях дамочки.

– Привет! Я мимо проходила, думаю, зайду, проведаю. Как работа? Я тут к Наде шла, хотела ее горячими бутербродами в перерыв накормить, а ее нет. Сядь, покушай, а то остынут.

Федор кивнул в знак приветствия и одобрения всего сказанного Вероникой, отложил кисть, которой лакировал миниатюрную дверцу шкафчика-шкатулки, сел за маленький стол накрытый клеенкой в розовый цветочек, подаренной когда-то Вероникой, щелкнул кнопкой чайника и достал большую кружку. Вероника начала выкладывать завернутые в фольгу бутерброды, которые, к слову сказать, никогда не доставались Наде.

Закипел чайник, Федор сыпанул на глаз чая из пачки и положил две ложки патоки, залил кипятком и мастерскую заполнил сладкий аромат, он смешивался с запахом сохнущего лака и создавал нечто неописуемо странное, притягательное и отталкивающее одновременно. Федор приканчивал второй бутерброд, смотрел в окно и чертил на откинутом уголке клеенки схему какой-то конструкции. Веронике, как обычно, спустя пять минут становилось неудобно, потому что в мастерской была только одна скамейка, одна чашка, ей даже казалось, что в жизни Федора все в единственном экземпляре, а она, стоящая у двери мастерской, нарушала эту четко выверенную гармонию. Ей не хотелось уходить, она была словно пчела, сильно близко подобравшаяся к блюдцу с медом и уже запустившая в него лапки. Вероника тонула в этой сладости, погружаясь все глубже и глубже в то, что она бесконечно любит и то, что ее убивает. Федор доел бутерброды, аккуратно сложил фольгу и протянул ее Веронике.

– Спасибо!

– На здоровье!

Вероника убрала фольгу в пакет. Походила за спиной Федора, который взялся вновь за лакировку, нарочито громко стуча каблуками. Потом глубоко вдохнула едкий запах лака и вышла, кинув в закрывающуюся дверь:

– Столько дел, я побежала, пока.

Слезы текли по щекам. «Это все от запаха лака», – говорила Вероника себе, шумно сморкаясь в платок. Она присела на скамейку в парке и долго смотрела на колыхаемые ветром головки тюльпанов на клумбе. «Больше никогда не приду к нему», – пообещала себе Вероника. И через день вновь стояла в дурмане сладкой патоки и лака, печально улыбалась, вновь не находя куда бы себя приткнуть в этом мире единичных вещей. Федор дожевывал последний бутерброд, отложив его, он вышел в подсобку и вернулся с резной скамейкой из светлого дерева в виде огромного лепестка на ножке, которую обвивали тюльпаны. Федор поставил скамейку у стола и в привычной задумчивости стал допивать чай, смотря в окно.

Ноты: лакированное дерево, олифа, лак, смола, патока, тюльпаны, белые цветы.