Малиновое вино – первое, что нас объединило. Мы пили его в маленькой забегаловке, где кроме пива, чая и подозрительных пирожков ничего не было. Но мы оба знали Вадима. Вадим стоял за стойкой этого балагана и, если вы дружны, мог налить то, чего не было в меню, например, его собственное, крепленное, выдержанное малиновое вино. Он щедро посыпал граненые стаканы вина корицей и подавал их в подстаканниках, как в поезде. По этим подстаканникам мы и вычислили друг друга в толпе пьющих чай с пирожками. Гарик пересел ко мне и по-мужски протянул руку на пожатие.
– Сига, – представилась я, пожимая ему руку.
Никому никогда не представлялась прозвищем, а тут вырвалось.
– Гарик.
– Сига – это прозвище, – стушевалась я.
– Гарик тоже.
– Тогда на равных, – ответила я, с тех пор мы действительно были на равных.
Сначала мы уровняли друзей, перезнакомив всех, с удовольствием обнаружив, что Вадим не единственный наш общий знакомый. Потом чисто случайно переехали в одно общежитие, даже на один этаж. И столкнувшись утром на общей кухне, окончательно поняли, что мир рад нашему союзу.
И общая кухня с тех пор стала нашим совместным помещением отдыха, в которое порой забегали другие жильцы этажа, но лишь готовить еду, мы же здесь жили. Наплевав на бубнеж дотошных бабуль, мы вынесли из моей комнаты оранжевый диван, и поставили на кухню. Гарик пожертвовал журнальный немного обгорелый с боку стол и каждый вечер, а то и всю ночь, мы проводили на кухне. Когда пробежало очень холодное и явно вдвое сокращенное лето, мы стали варить глинтвейн. Отвели для этих целей самую лучшую мою кастрюлю, без ржавчины. Две эмалированные кружки с красными маками. Купили на рынке громадный пакет гвоздики у какой-то бабки, торговавшись за него целый час. И ежедневно вечером дождавшись одного из нас у входа в продуктовый магазин, каждый попеременно опаздывал, совершали странный, но очень значимый ритуал. Взяв самое дешевое вино в пакете, дойдя до кассы, мы поровну складывали деньги в ладонь кассирши. Не то, чтобы пакет вина разорил бы кого-то из нас, но эта тонкая нить равноправия, статуса друзей, а не пары, была для нас крайне важна. И именно она уберегла нас от расставания в конце лютой нескончаемой зимы, когда Гарик внезапно объявил, что женится. Белокурая Ольга появилась в наших жизнях внезапно, неся заразительный смех, запах овсяного печенья и чистые новые скатерти на наш кухонный обгорелый стол, которые регулярно воровали. Но Ольга не унывала и застилала стол новой, наспех простроченной, хранившей запах новой крахмальной ткани, скатертью. Так мы и жили, они и я. И конечно еще огромная толпа общих друзей, и еще большая бесконечная вереница знакомых. Но друзья были где-то там, на работе, вечеринках, мероприятиях, праздниках. А мы трое были на нашей кухне, за нашим столом, на скрипучем старом диване с кружками глинтвейна. Потом скатерть с нашего стола исчезла, а новая не появилась, как и Ольга, как и Гарик, целую неделю. Потом Гарик вернулся, а Ольга – нет. Он ничего не говорил, я не спрашивала. Только выкинул в ведро купленную мной вафельную скатерть, и я окончательно все поняла. Мы реже варили глинтвейн, обходясь крепким чаем и новым увлечением Гарика, фантастическими романами. Иногда покупали пакет кислого вина и в дань покидающей нас традиции пили его молча, кривясь, иногда вприкуску с сахаром или запивая сладким чаем.
А потом запах роз разлучил нас, казалось, навсегда. Мне предложили работу в Британском ботаническом саду. Это, как попасть под золотой дождь на вечернем променаде. Гарик в тоже время уехал на север ставить какую-то вышку, которая без него никак не приживалась в пространстве.
Насыщенные впечатляющие невероятно шикарные четыре года в Лондоне пронеслись одной стремительной розовой полосой на фоне остальных черно белых. Контракт закончился, и я вернулась домой, так и не узнав, вывели мы новую розу или нет. Зато дома меня поджидал Гарик, на чудом уцелевшем оранжевом диване, с горячей кружкой ароматно благоухающего глинтвейна. И только отобрав у него это спасительное пойло, я осознала, чего мне не хватало в роскошном Лондоне – эмалированных кружек. Наших эмалированных кружек, наполненных нашим глинтвейном, с обязательным испитием их на оранжевом, покрытым жирными пятнами диване, на нашей кухне в компании Гарика. Дальше было несколько обычных лет, с веселыми мгновениями, радостными событиями, мелкими неудачами и кучей тихих вечеров на кухне. Мы часто стали шутить на тему нашего семейного одиночества, обдумывали теорию, что если бы просто пошли в загс и по-тихому расписались, то стали бы идеальной парой. Обсуждая очередную подобную идею, мы изрядно напились и оказались в постели Гарика. И довести бы дело до конца, но обнявшись, мы оба разревелись. А спустя несколько минут, замотавшись в два разных одеяла уснули до утра и больше никогда не поднимали эту тему. Не знакомили друг друга с изредка появляющимися любовниками и любовницами. А когда и те иссякли просто стали жить, зная, что нас по жизни двое, просто мы не пара, очень счастливая непара.
Ноты: малиновое вино, корица, виноград, винный спирт, жмых, гвоздика (пряность), глинтвейн, овсяное печенье, чай, анис, роза, кедр, хвоя, табак.