В час между тремя и четырьмя дня, он, с надеждой в глазах, становился у настенных часов и, замерев, всматривался в них. Следил за движением секундной стрелки, улыбался. Порой в его глазах загорался игривый огонек, и он насвистывал веселую мелодию, смутно знакомую, но явно очень старую. Когда маленькая стрелка подползала к четырем, лицо его тускнело, разглаживалось и, словно обмирало. Спустя ровно час он возвращался к комку глины на высоком столе. Под его руками комок обретал слегка узнаваемые черты, которые тут же гибли, превращаясь обратно в бесформенное месиво.

– Вы что-нибудь знаете насчет этого часа?

– Нет. Опросили всех усопших родственников и знакомых. Отправляли мастера снов к живым потомкам. Ничего.

– Но он явно счастлив в этот час.

– Ничего не могу сделать. У меня очень четкие инструкции его пребывания и точные характеристики возложенных мук.

– Я бы на вашем месте озаботился. Мой отчет не единственный, в котором значится счастливый мученик в вашем круге.

– Секции.

– Это ад, а не санаторий.

– Я приму меры.

– Уж потрудитесь.

– Легкий ужин? Куропатка с пряным сыром.

– Не откажусь.

Они проследовали мимо скульптора на террасу, ведущую в сад.

Крылья демона шелохнулись, и ветер выхватил крохотное белое перо. Оно закружилось в воздухе. Влетело в открытую дверь и прилипло к глиняной массе. На мгновение в ней начали угадываться формы, но руки мастера вновь скомкали глину, погрузив в нее перо.