Мэриголд открыла глаза. Она снова сидела, свернувшись клубочком в кресле-качалке на крыльце, в целости и сохранности. Переход из одного мира в другой всегда удивлял ее. Секунду назад – там, с Колтоном, а сейчас – снова одна в этом печальном доме. Время в обоих мирах текло одинаково, но ей гораздо больше нравилось проводить его с Колтоном.

ОТРЫВОК ИЗ «ЛИМОНАДНЫХ НЕБЕС»,

Она до сих пор понятия не имела, как крыльцо и кресло-качалка создавали портал в потусторонний мир. Не было разницы, хочет ли она туда попасть ночью или среди бела дня. Еще она не понимала, почему ее, обычную живую девочку, допускали в мир умерших. Потому ли, что она сама едва не погибла в той автокатастрофе? Или другие тоже могли бы пользоваться порталом вместе с ней? Она не знала. Единственное, что имело значение, – что она имеет такую возможность и постоянно ею пользуется.

КНИГА 1: «ДЕВОЧКА В ПОТУСТОРОННЕМ МИРЕ»

Но вчера Мэриголд не ходила в потусторонний мир. Мэриголд твердо решила исполнить обещание, данное Колтону: найти его брата-близнеца Иону и сказать ему, что Колтон на него не в обиде, что он на самом деле рад, что его брат оказался на «счастливом» велосипеде. Что Колтон его любит. Мэриголд собиралась сказать папе, что пойдет гулять с Эбби и Сэмом. Папа даже не догадывался, что она едва ли парой слов с ними обменивалась за пределами школы. Она обязана была сделать это ради Колтона.

Тем же вечером мы с папой садимся ужинать тайской едой навынос, по телевизору показывают «Шерлока» (это единственный сериал, который мы можем смотреть вместе), и вдруг раздается звонок в дверь. В Хеллоуин к нам обычно и так никогда не заглядывают соседские дети с криками «Радость или гадость?!», но мы с папой все равно на всякий случай не ставим на ступеньку тыкву, выключаем свет у входа и плотно задергиваем занавески, тем самым давая понять, что никого не ждем.

Я подскакиваю, едва не переворачивая полную тарелку с жареной рисовой лапшой, – вот как безумно мне хочется поскорее открыть дверь.

– Наверное, это Лиам! – кричу я в прыжке в направлении холла, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно (что мне, разумеется, не удается).

Я с четырех часов смотрю на часы, обычно по четвергам он возвращается именно в это время, если в этот день нет соревнований по водному поло. Сейчас на часах половина седьмого. Я уже начала терять надежду.

– Лиам – это тот же самый Лиам, которого ты видишь каждый день? – спрашивает папа, приподняв одну бровь. – Как-то ты странно возбуждена.

– Ой, он… он сегодня представлял в школе один проект, который я хотела с ним обсудить. Он на тему…

Я бросаю взгляд на экран телевизора, где Шерлок разбирается в тайном сговоре в эпизоде, основанном на повести «Собака Баскервилей». Мы с папой его очень любим.

– На тему собак в литературе. От «Одиссеи» до «Оливера Твиста», «Старого брехуна», «Цветка красного папоротника», «Философского камня»… Классно, правда?

Я почти горжусь тем, как быстро родилась эта ложь. Возможно, папа и не самый творческий и изобретательный человек в нашей семье, а может быть, последние несколько лет сделали из меня такую врушку, какой я и не надеялась стать.

– Собаки, говоришь? – Папа переводит взгляд с меня на экран, по которому проносится огромная дьявольская псина.

– Ха-ха! Чудное совпадение. Надо узнать, оправдал ли его проект мои ожидания.

Пока папа не продолжил задавать вопросы, я выхожу из комнаты. Я иду по коридору, открываю входную дверь и вижу его. Он кутается в клетчатый пиджак, щеки горят румянцем, глаза сверкают в свете фонарей. Мне приходится напоминать себе, что это всего лишь Лиам, Лиам, которого до сегодняшнего вечера я видела без преувеличений не меньше тысячи раз. С поцелуями или без, это все равно тот же самый Лиам.

– Радость или гадость? – улыбаясь, произносит он. – Я решил сегодня воспользоваться входной дверью, а не мячиками для пинг-понга.

Он нервничает, или, по крайней мере, я на это надеюсь, может, я просто принимаю желаемое за действительное. Но лучше бы уж не только я стояла здесь и потела.

– Привет, – выдавливаю из себя я.

Думаю, не обнять ли его, но обычно мы так с ним не здороваемся, так что я отметаю этот вариант. Минуту мы стоим неподвижно и смотрим друг на друга.

– Итак… – Его улыбка становится все шире.

Нужно пригласить его в дом. Он может подождать, пока мы с папой закончим ужинать, а потом мы запустим очередной марафон сериалов на «Нетфликсе», как делали до последнего моего тура. Но сама мысль о том, что мы, как обычно, лежим рядом на одной кровати, – это слишком. Все то же самое, но как же все изменилось.

– Хочешь, прогуляемся? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я, и меня едва не уносит вниз по ступенькам от облегчения. Прогулка – нечто куда более безопасное. – Я захвачу пальто.

Я кричу отцу, что иду гулять, и захлопываю входную дверь раньше, чем он успевает что-то ответить.

Первые несколько минут мы с Лиамом молчим. Я не знаю, ведет ли он меня в какое-то конкретное место, или мы оба просто бесцельно бредем по улице только ради того, чтобы побыть вдвоем. Мимо нас по тротуару проходят два мини-привидения и одна чудо-женщина. С ближайшего крыльца нам улыбаются и строят гримасы несколько сияющих светильников Джека.

– Ты голодная? – спрашивает он.

– Конечно, – отвечаю я, представляя себе вкуснейшую рисовую лапшу, оставшуюся дома на подносе. Надеюсь, папа не забудет убрать ее в холодильник, чтобы ей можно было благополучно позавтракать наутро.

– Я хотел предложить тебе захватить по паре сэндвичей из супермаркета и посидеть на ступеньках художественного музея, но, кажется, сейчас холодновато. Как насчет «У Хуана Хосе»?

Я киваю и улыбаюсь. Это одно из наших любимых заведений в районе, мексиканский кабак, который все, кроме нас, воспринимают исключительно как место, где можно взять что-то с собой и немедленно уйти. Я почти уверена, что дело в болезненно ярких скатертях с цветочным узором и лампах дневного цвета, но по мне так это не так уж и плохо. Каждый раз, когда мы решаем там поужинать, кроме нас в забегаловке никого нет, как будто она принадлежит только нам двоим. В качестве комплимента нам всегда подают какой-то потрясающе вкусный манговый напиток. Мы ходим туда уже много лет, а я все еще не выучила его названия, но по вкусу он напоминает солнце, смех и мир во всем мире.

Мы продолжаем идти в полной тишине, но, к счастью, уже через несколько минут я замечаю желтую вывеску «У Хуана Хосе» в виде мигающего неоново-желтого сомбреро. У самого порога Лиам набирает скорость и опережает меня на пару шагов. Он открывает передо мой дверь – несколько висящих рядом колокольчиков начинают громко звенеть – и придерживает ее до тех пор, пока я не пройду внутрь. Лиам никогда раньше не открывал передо мной двери. Ни разу в жизни. Я вовсе не хону сказать, что он ленивый или самовлюбленный, ничего подобного. Просто в подобном рыцарстве до сегодняшнего дня не было необходимости, ведь мы были всего лишь лучшими друзьями. Еще один первый раз. Цветы. «Ты красивая». А теперь и дверь…

Внезапно я осознаю, что Лиам смотрит на меня, а я застыла перед входом. Смотрит с легким смущением, а еще, кажется, ситуация его немного забавляет.

– Ой, – произношу я. – Спасибо.

Мы садимся за свой обычный столик и делаем обычный заказ: шесть тако, кесадилья и буррито, все поделить на две порции. И чипсы, с двумя разными соусами: ананасовый для меня, чипотле для Лиама.

– Итак, – говорю я после того, как почти допиваю первый стакан нектара богов со вкусом манго, – что сегодня было в школе?

Я этот вопрос никогда не задаю. Точно так же, как он никогда не спрашивает о том, как мы провели день дома с отцом. Общего контекста маловато – много ребят, учителей, уроков, все это я никогда не пойму до конца. У меня все дни похожи друг на друга, а разговоры о написании книг выводят меня из себя. Поэтому мы говорим о Других вещах: о фильмах, знаменитостях, о политике, о колледже, наших мечтах. И часто обсуждаем гипотетические вопросы, любим это дело. Например, кого бы ты предпочел видеть президентом США, Майли Сайрус или Тейлор Свифт? Ты бы больше хотел смотреть до конца своих дней только экранизации Николаса Спаркса или не есть ничего, кроме шоколада, сто дней подряд? Лучше так никогда и не влюбиться или так никогда и не найти работу, которая будет тебе по душе?

Мы можем играть в эту игру часами.

– В школе нормально, – отвечает он, скрутив в колечко бумажную обертку из-под соломинки. – По математике была самостоятельная, на литературе начали читать «Гэтсби», на биологии смотрели уморительное видео о репродуктивных привычках пауков. Круче всего было, когда Брайан Бендер встал на стул и при всем честном народе в столовой пригласил на свидание Кайла Рейнольдса. Но ты ведь не знаешь Брайана… И Кайла тоже… Так что история, по-моему, теряет часть своего очарования. Кайл о своей ориентации всем рассказывает еще с начальной школы, а вот Брайан не то чтобы. Вся столовка аплодировала.

– Классно, – говорю я. – А этот парень, Кайл, он же согласился?

– Ага, – улыбается Лиам. – Было потрясающе.

– Супер. – Я закусываю соломинку передними зубами.

– А ты предпочла бы… – начинает Лиам, и глаза его начинают блестеть, – выиграть двухнедельную поездку в Южную Америку, все включено, с индивидуальной экскурсией в Мачу-Пикчу, или…

Я смеюсь. Это поездка моей мечты, и он об этом знает. Папа просто пока слишком занят, чтобы на нее согласиться. Пока. Что в мире может быть круче? Тупой вопрос, уже чувствую.

– Или пойти со мной на свидание? – заканчивает он.

– Ой.

– Не так просто, как ты думала, а?

Теперь он улыбается, но в улыбке скользит тревога. Я это вижу, потому что его левый глаз прищурен чуть сильнее правого, и из-за этого он будто бы смотрит на меня искоса.

– Ну, как сказать, – отвечаю я, надеясь, что мои щеки снаружи полыхают не так сильно, как изнутри. – Поездка двухнедельная, а свидание всего одно. Не очень-то честно. Есть ли шанс на много свиданий?

Проблеск его неоновой улыбки. Именно так я всегда ее называла: неоновая улыбка. Самая яркая, наполненная светом улыбка, которая появляется только тогда, когда для нее есть невероятный и поразительный повод. Например, когда мы в прошлом году выиграли бесплатные билеты в VIP-зону «Даймонд Клаб Филлис» прямо за основной базой. Или когда родители сделали ему сюрприз – и мне тоже, – организовав ту самую печально известную поездку в Диснейленд.

– Я бы сказал, что в таком случае шансы на серию свиданий весьма высоки, – говорит он. – Если это поможет тебе в принятии решения.

Я киваю, притворяясь серьезной и задумчивой. Но внутри я визжу как поросенок, неистово размахиваю руками и вскидываю ноги так, что этими взмахами, возможно, могла бы обеспечить себе место в знаменитом танцевальном шоу «Рокетс».

– Как насчет того, чтобы свидание произошло в Мачу-Пикчу? – спрашиваю я.

– Ну нет. Или Южная Америка, или я. Надо было бы отдельно подчеркнуть условия договора мелким шрифтом. Виноват. Если ты пойдешь со мной на свидание, Мачу-Пикчу тебе не светит. И наоборот.

В наших гипотетических ситуациях всегда есть пункты, оговоренные мелким шрифтом.

– Ну, тогда, после долгих и тщательных раздумий..

Лиам делает вид, что ждет ответа, затаив дыхание.

– Ты. Я выбираю свидание.

Неоновая улыбка снова появляется у него на лице и задерживается, будто может остаться там навсегда.

– Мне нравится такое решение.

– Мне тоже.

– И каков же бонус в таком решении? Оно вступает в силу немедленно! Тисл Тейт, официально заявляю вам, что у нас сейчас происходит первое свидание – и впереди их будет много.

Если бы мы были любыми другими двумя человеческими существами на планете, я бы сейчас давилась от смеха под столом. Мы с Лиамом разыгрывали самый дешевый из диалогов, которые мы же сами всегда высмеивали, глядя дрянные романтические комедии, или старые серии «Одиноких сердец», или «Девочек Гилмор». И от этого на душе так хорошо.

– По-моему, это первая из наших гипотетических ситуаций, которая претворилась в жизнь, – говорю я с точно такой же неоновой улыбкой, как у него. – И слава богу, потому что в прошлом месяце я выбрала питаться исключительно грибами на завтрак, обед и ужин до конца своих дней, чтобы только не умереть на следующий день. Так вот это было бы дерьмово в реальной жизни. Об этом выборе я реально могла бы пожалеть.

– Но не о сегодняшнем, – отзывается Лиам. Он протягивает ко мне руку через стол и берет мою ладонь в свою. У него горячая и потная ладонь, прямо как у меня. – Я надеюсь.

– Мне придется сходить с тобой еще на несколько свиданий, пока я в этом удостоверюсь. Не хочу давать тебе поспешных ответов.

– Справедливо. Я тебе обещаю, что так и будет. Но я все еще не могу поверить, что ты предпочла меня Мачу-Пикчу. Ты хотела туда поехать как одержимая с тех пор, как нам исполнилось по десять лет. Мы тогда посмотрели документальный фильм на канале «История». Ты все беспокоилась о том, правда ли этот город построили инопланетяне. Вот смехота-то была.

– Не беспокойся, я могу посмотреть и на разные другие старые развалины.

– Так есть что-то еще, что ты предпочла бы мне?

Лиам ужасно и восхитительно подмигивает мне. Мы оба печально известны своим неумением подмигивать. Прежде чем я успеваю ответить, к нам подходит официантка с нашим заказом и ставит между нами полные яств тарелки. «Конечно же, нет», – думаю я первым делом. Но потом понимаю, что это не совсем правда. Например, мама. Потусторонний мир. Но об этом я ему не говорю. Вместо этого я произношу:

– По-моему, я за сегодняшний вечер и так сделала тебе кучу комплиментов. Давай-ка поедим, пока твое самомнение окончательно не раздулось.

* * *

Когда я возвращаюсь домой, дверь в папину комнату уже закрыта, и свет не горит. Я запрыгиваю с ногами на кровать, раскинув руки над головой, и матрас несколько раз пружинит от моего прыжка. Пальцы на что-то натыкаются, и это оказывается полный стакан воды на прикроватной тумбочке.

Обычно в таких ситуациях я ругаюсь и психую, но сейчас я слишком счастлива из-за свидания, чтобы беспокоиться о чем-то. Я перекатываюсь на бок, чтобы оценить масштаб разрушения. Стакан не разбился, и вода пролилась только на холщовую сумку, которую я вчера брала на презентацию. Я слезаю с кровати и начинаю все из нее вынимать: несколько экземпляров книги, ручки, бутылки воды. Все это практически сухое, поэтому я просто вешаю мокрую сумку на стул возле письменного стола. Затем мои пальцы натыкаются на последний листок бумаги на самом дне. Наверное, старый помятый чек или какой-нибудь флайер. Я уже тянусь к мусорной корзине, когда замечаю буквы: «Эмма Флинн».

В животе все переворачивается от чувства вины. Но ведь я даже не соглашалась ей писать, так ведь? Нельзя было этого делать. Почему-то лгать больной девочке по ощущениям в миллион раз хуже, чем обманывать здоровую. С другой стороны, я могу за полминуты сочинить ни к чему не обязывающее сообщение. И, по словам ее брата, ее настроение поднимется на целый день.

Я сажусь за стол и открываю ноутбук. Просто короткое сообщение. Доброе дело, которое я совершу уже сегодня.

Дорогая Эмма Флинн…

Я пишу несколько коротких строк и нажимаю кнопку «Отправить». Хорошо, что я это сделала. Теперь об этом можно забыть, совесть моя чиста. Но потом я представляю, как она расскажет о письме Оливеру, как он обрадуется. Это странно, но, лежа в постели и постепенно погружаясь в сон, я думаю не о Лиаме. Я думаю об Эмме и Оливере Флиннах.

* * *

Я просыпаюсь несколько часов спустя. Судя по ярко-голубым цифрам на часах, что стоят на моей прикроватной тумбочке, сейчас 3:37. Я вздыхаю и переворачиваюсь на другой бок, надеясь снова заснуть. Мне снился такой хороший сон, целое приключение с Шерлоком (в его роли, конечно, был Бенедикт Камбербэтч), в котором было место русалкам, сиренам и даже развалинам старинного замка у моря.

Но потом я слышу, что именно меня разбудило. Это папа. Он плачет в своей спальне, за тонкой перегородкой, которая разделяет наши комнаты. Этот звук я не слышала уже много лет, с тех пор как в нашу жизнь вошла Мэриголд.

Я выскальзываю из постели и выхожу в коридор. Стучу один раз, потом еще один. Плач прекращается, и в доме внезапно становится слишком тихо. Я даже слышу равномерное дыхание Люси, которое раздается снизу.

– Пап? – произношу я.

– Все в порядке, Тисл, – быстро отвечает он, а потом откашливается, прочищая горло, – не стоит беспокоиться, прости, что тебя разбудил. Возвращайся в кровать.

Я глубоко вздыхаю и, не обращая внимания на слова отца, поворачиваю ручку и открываю дверь. Я несколько раз моргаю, фокусируя зрение на комнате. Свет включен, папа лежит на кровати, и все его одеяло усыпано фотографиями, какими-то бумагами и женскими драгоценностями. Наверное, мамиными.

– Что?.. – начинаю я, но потом подхожу ближе к кровати.

– Извини, я в порядке, честно, – бубнит папа, собирая в толстую стопку бумаги, которые вблизи выглядят как написанные от руки письма. – Я просто увидел тебя в ее свитере… И весь день думал о ней больше, чем обычно.

Я беру в руки фотографию, которую раньше никогда не видела: мама с папой на пляже, смеются, стоя против ветра, и он весело раздувает их волосы.

– Что это за снимки? Ты раньше мне их не показывал.

Папа отвечает не сразу.

– Знаю, милая. Я и себе долгое время не позволял смотреть на эти вещи, но ты права, нужно было с тобой этими фотографиями поделиться. Не сегодня, но скоро, хорошо?

Я кладу фото обратно на кровать.

– А что это за письма? Можно их почитать?

– Они… Они довольно личные.

– Их написала мама?

– Да. Она любила писать письма, особенно те, которые так и оставались неотправленными.

– Я хочу их почитать. Пожалуйста.

– Когда-нибудь, может быть.

Папа вздыхает и кладет письма в красную металлическую коробку.

В меня просачивается злоба, медленная и тяжелая, и я буквально начинаю скрежетать зубами, думая, что прямо сейчас я готова серьезно побороться за право посмотреть мамины письма и фото. Но потом я замечаю фотографию, которая упала на пол прямо мне под ноги, наклоняюсь, чтобы поднять ее и получше рассмотреть.

Мама. Машет рукой с водительского кресла ярко-голубой машины. Не сразу, но я понимаю, что в машине я. Маленькая девочка двух-трех лет улыбается с заднего сиденья.

– Это та самая машина?..

– Да. – Папа убирает все с кровати, последние следы мамы быстро исчезают в красной коробке. – Уже очень поздно. Тебе пора в постель.

Я хочу сказать что-нибудь еще, сильнее надавить на него. Но вместо этого я иду к себе в комнату и громко захлопываю за собой дверь.

Поворочавшись в волнении, я наконец снова засыпаю. Шерлок больше не снится, никаких больше Бенедиктов. Теперь во сне я Мэриголд (или Мэриголд становится мной, трудно сказать). Все такое смазанное, яркое, как на засвеченной фотографии. Но я иду вверх по лестнице в огромном небоскребе, иду к своей маме, я это чувствую всем своим нутром.

Все ближе и ближе. Близко, но я ее так и не нахожу.