Теперь у нас с Энни была причина видеться чаще — хороший секс. Учитывая дневную работу, ее сборища и мои музыкальные вечера, мы решили, что можно, не вызывая подозрений, встречаться два раза в неделю. Энни, конечно, пришлось присутствовать на похоронах Карен — на чинной христианской церемонии, соответствующей жизни школьной учительницы. Однако в конце недели шабаш проводил собственную погребальную службу по ушедшей сестре, и Энни, как мы и планировали, было предложено вступить во внутренний круг.

— Они устроили настоящее шоу, — рассказывала она мне в кровати после очередного успешного часового спектакля с фальшивыми оргазмами. — Вдвое больше свечей, чем обычно, все в черных одеяниях, и один такой же балахон был разложен на полу для Карен. Мы пели печальные песни, провожая ее в последний путь, а потом внешний круг был отпущен, только меня оставили и предложили сменить мое платье на балахон Карен. Где бы она ни была, клянусь, это привело ее в ярость.

Я примерно представлял, где может быть сейчас Карен, но данных у меня не имелось, и я не стал высказывать догадки. Энни продолжала рассказывать:

— Есть одна проблема. Они говорят, что до окончательного посвящения я должна получить разрешение Карен на то, чтобы занять ее место. Как ты считаешь, это не нарушит наши планы?

— Не беспокойся, — ответил я. — Я обо всем позабочусь.

— Как?

— Не спрашивай. — В самом деле, лучше ей этого не знать. Если она поймет, насколько далеко я готов пойти ради ее безопасности, ее снова может стошнить, а мне совсем не хочется драить унитаз. — Когда состоится церемония?

— Ночью в воскресенье.

— Нет проблем.

— Вот как. — Некоторое время она задумчиво изучала мое лицо, а я тем временем уже составлял план. — Скажи, так ли уж необходимо было ее убивать? Нельзя было заставить ее исчезнуть или что-то в этом роде?

— Хотелось бы, Энни, но у меня такое чувство, что это должно было произойти. И если ее не будет там, когда ты попросишь разрешения, Гамильтон наверняка заподозрит неладное. И тогда тебе грозит беда.

— Да, Билл, наверное, ты прав. Но мне не нравится, что убийство единственный способ решить проблему. Нельзя ли просто запугать их, чтобы заставить отказаться от своих планов?

— Нет, нельзя. Это не какой-нибудь наркодилер которого мы могли бы припугнуть, Энни. Это террористы. У них большой опыт борьбы против государства, вмешательства в жизни других людей и прочих скверных проделок с человеческими мозгами. Задумайся хотя бы о Карен. Два года назад она была обычной школьной учительницей, которая интересовалась неоязыческим культом, но умерла она законченной революционеркой, готовой уничтожить все, на чем основывалась ее прежняя жизнь. Я приветствую профессиональный рост, но в данном случае попахивает контролированием мышления.

— Мне кажется…

— Да, я понимаю. Я больше времени варился в этом котле, и все это мне уже знакомо. Все, что нам остается, это остановить их и предотвратить распространение их идей и методов. Дело не в двух дюжинах женщин, желающих мирным путем изменить мир, мы столкнулись с восемью террористками, от которых не приходится ждать ничего хорошего. Помнишь клятву, данную тобой при вступлении в отдел?

— Смутно. Что-то о защите людей от мистификаций.

— Это называется Защитой от Царства. Вот для чего мы здесь. Для того чтобы малыш Джонни, живущий в дальнем конце улицы, мог спать спокойно и не бояться, что из шкафа вылезет чудовище и его сожрет. Для того чтобы каждый человек шел своей духовной тропой и никто не осмелился посягать на его душу. Для того чтобы люди верили в то, что им ближе. В противном случае нам грозит хаос или охота на ведьм. Хоть мне и не слишком нравится наше занятие, два других варианта мне просто отвратительны.

— Да, я все понимаю. Хотя не могу сказать, чтобы мне это доставляло удовольствие.

— Вот так и продолжай, Энни. Когда ты начнешь получать удовольствие от того, чем занимаешься, вот тогда и надо будет беспокоиться.

Утром мы оба отправились каждый на свою работу, но я не переставал беспокоиться об Энни. Я понял, что она переживает в некотором роде кризис, но время для переживаний было крайне неудачным. Я знал, что Карен можно считать жертвой, однако эта мысль не вызывала ни малейших сожалений по поводу моих действий. Имея дело с подобным заболеванием, мы можем прибегнуть к единственному средству — радикальной хирургии, как и в тех случаях, когда ради спасения всего тела приходится пожертвовать одной конечностью. И насчет альтернативных вариантов я тоже говорил серьезно: попытка контролировать подобные действия другими методами могла бы вернуть нас к временам Охоты на ведьм и сопутствующей этому периоду истерии и бессмысленному кровопролитию. Наш метод — выявление опасных элементов и последующее их истребление с возможностью для остальных выбирать более безопасные пути — настолько чист, насколько это вообще возможно. Я очень хотел, чтобы Энни это поняла, поскольку любые сомнения в данной ситуации могли бы привести ее на край пропасти.

Мы встретились в пятницу, и Энни, казалось, стало лучше, но она все же выглядела немного подавленной. Мне показалось, что она долго размышляла о нашем деле и все-таки сумела понять суть войны, в которой мы участвовали. Мне бы не хотелось таким образом лишать ее сохранившихся остатков невинности, но выбора не было. О воскресном собрании она рассказала мне все, что было ей известно, но, поскольку и сама не знала главного — где и когда состоится шабаш, никакой существенной помощи я не получил. Мне по-прежнему отводилась самая трудная роль, но на этот раз у нее хватило ума ни о чем не спрашивать.

Воскресный полдень, как мне показалось, наступил слишком быстро. Для предстоящей операции мне надлежало спокойно собрать все необходимое оборудование, а также найти заброшенный дом посреди какой-нибудь пустоши. Все, что я мог собрать дома, я сложил в сумку и отправился на поиски большого зеркала с серебряной амальгамой. Этот последний атрибут нашелся в антикварном магазинчике в Глостершире — самый удаленный пункт, куда я мог забраться, не рискуя опоздать к началу церемонии.

На закате я подъехал к одинокому пустому домику в Котсуолдских холмах, на многие мили вокруг которого не было ни одного строения, ни дорог. Для работы я выбрал помещение, видимо служившее раньше основной гостиной. Эта комната была достаточно большой, чтобы выполнить работу, и предоставляла крышу на случай непогоды. Сначала пришлось убрать остатки пикника, когда-то устроенного здесь подростками, а потом тщательно подмести пол. Только тогда я при помощи соли нарисовал большую — на всю комнату — пентаграмму. Зеркало на подставке встало у западной стены, две свечи я поставил по обе стороны от него, а остальными отметил необходимые точки внутри круга. Затем я зажег ладан в двух кувшинах, проверил, чтобы все необходимые предметы находились внутри пентаграммы, и разделся. Пора очистить мысли и начинать.

При помощи выученного наизусть заклинания (в основном по той причине, что оно было частью тренировок по выживанию) я запечатал круг. Теперь никакие сверхъестественные силы не в силах пересечь линию, пока ее не перешагну я, а все остальное будет испытывать непреодолимое стремление убраться из этого места, пока я не закончу свою миссию. Я многим рисковал, отважившись на подобный ритуал, и никак не хотел, чтобы мне кто-то помешал. К счастью для меня, наиболее нежеланные личности в этот момент были заняты собственными приготовлениями.

Потом последовали молитвы и заговор. Убедившись, что все готово, я перешел на латынь. Я снова воспользовался скверной книгой, которая вечно ставит мне ловушки, но ничто не могло сегодня помочь Энни остаться в живых, кроме старой доброй черной магии, а моим приоритетом в эту ночь была именно она. Энни хорошая девочка и уже показывала способность к нашей работе. Если она благополучно проведет эту миссию, я, возможно, и не стану упоминать о ее колебаниях. Нет смысла ломать ее карьеру из-за единственной незначительной ошибки.

Наконец с заклинаниями было покончено, и пришло время вызывать Карен. Я произнес ее имя и прочитал призывающий заговор, глядя в зеркало. Мое отражение постепенно рассеялось, и на его месте появился образ Карен. Забавно, но при виде меня она не проявила ни малейшей радости; тем не менее произнесенные мной заклинания не оставляли ей выбора — она оказалась в ловушке и должна была оставаться со мной, пока я ее не отпущу.

И вот настал самый опасный момент. Как мертвецы порой завладевают живыми людьми, так и я собирался завладеть одной из умерших. После очередной порции латыни я протянул руки к зеркалу, и Карен, не имея возможности противиться, сделала то же самое. Как только я коснулся стекла, мои пальцы примерзли к зеркалу, а тело окоченело. В таком положении мне предстоит оставаться до самого конца. Карен в зеркале уже поняла, что я делаю, и на ее лице отразился ужас — до этого момента она вряд ли верила в подобную возможность. Я, не отрываясь, смотрел в зеркало, и ее глаза становились все больше и больше, пока…

Я стоял на равнине, и через зеркало смотрел на свое застывшее тело. Опустив взгляд, я увидел тело Карен, и холодный ветер мгновенно пробрал до самых костей. Я попробовал двигаться, стараясь привыкнуть к отсутствию пульса и дыхания — все это должно остаться в Котсуолдских холмах. Затем я тщательно запомнил местоположение коттеджа, чтобы вернуться сюда после окончания работы, и направился через пустошь. Над головой проносились крупные крылатые существа, а сильный ветер дул с завидным постоянством. Вокруг мелькали другие духи, все они выглядели испуганными и растерянными, — видимо, это недавно умершие, пытавшиеся примириться с неожиданным превращением, прежде чем отправиться туда, куда им было предназначено. В глубине моего мозга билась и стонала Карен, требуя освобождения. Она должна была предупредить сестер о том, что случилось нечто ужасное и что ее удерживают здесь насильно, но именно этого я и не мог допустить. В этом мире мертвецы, если предоставить им возможность, могут много о чем рассказать, а Карен хоть и не знала, кто был виновен в ее смерти, но наверняка догадалась, что причина ее гибели была не настолько естественной, как это казалось со стороны.

Я ждал призыва от Гамильтон и ее группы, а пока старался припомнить все, что Карен писала о своей собственной инициации, чтобы выбрать точный момент для появления. Карен все еще пыталась сопротивляться, но я уже сломил ее волю, завладев духом, и теперь она уже не могла мне препятствовать. Я загнал ее в дальний угол мозга, чтобы утихомирить большую часть воплей и стонов, но все же прислушивался, стараясь не пропустить ее отклика на призыв сестер.

Казалось, что прошла целая неделя, прежде чем я услышал их зов; сначала это был лишь едва различимый шепот, превратившийся вскоре в отдаленный крик. Я повернулся и пошел в том направлении, хотя Карен отчаянно старалась меня остановить. Я опять загнал ее поглубже и направился к небольшой долине.

Девять женщин, полностью обнаженных, стояли внутри круга. Они читали молитвы на староанглийском наречии, почти как настоящие монахини. Время от времени Гамильтон выкрикивала слова призыва, и остальные хором их повторяли. Напротив Гамильтон стояла Энни; она явно была напугана и повторяла слова призыва с меньшим энтузиазмом, чем остальные. Я вошел в круг. Теперь я не смогу его покинуть без разрешения этих женщин, но я надеялся, что моих актерских способностей хватит на то, чтобы отсюда выбраться. Гамильтон улыбнулась, заглянув в мои глаза.

— Добро пожаловать, сестра, мы приветствуем тебя в последний раз.

Я воспользовался памятью Карен и поднял руку.

— Мы обращаемся к тебе, чтобы представить ту, которая займет твое место после того, как ты скрылась за пеленой смерти. — Гамильтон показала на Энни, и я повернулся лицом к ней. — Уступишь ли ты ей свое место? Доверишь ли ей служить нашему делу так же верно, как служила ты? Загляни в ее сердце и узнай истину. Можешь ли ты сказать, что она одна из нас?

Я шагнул вперед и посмотрел на Энни. Я видел ее испуг, доступный взору лишь мертвецов. Я видел ее притворную преданность сестрам и истинную верность нашей службе. Она не одобряла моего поведения в реальном мире, но не могла противиться своему влечению. Я ощутил, как Карен пытается выкрикнуть предупреждение сестрам, и мгновенно подавил ее порыв. Потом повернулся к Гамильтон и высказал свои выводы.

— Эта женщина — сестра мне, так же как сестра и вам всем. Я уступаю ей свое место, потому что она предана нам всем своим сердцем. Она достойна узнать наши тайны и сумеет их сохранить.

После чего я повернулся к Энни, изо всех сил старавшейся скрыть потрясение, вызванное моим ответом, и обнял ее.

— Мы благодарны тебе, сестра, — произнесла за моей спиной Гамильтон. — Теперь иди с миром навстречу своей награде.

Я опять повернулся лицом к Гамильтон, поклонился и покинул круг так же, как и пришел, а образы женщин, задрожав, тотчас растворились в воздухе.

Всю обратную дорогу к зеркалу я слышал стенания Карен. Она не смогла выполнить свой последний долг перед сестрами, не смогла предотвратить появление предателя во внутреннем круге. Но пока я не мог позволить себе ее пожалеть. Надо успеть до рассвета вернуться в свое тело, и хорошо бы, чтоб никто не обнаружил врата, открытые мной между реальным и потусторонним мирами. После всего, что произошло, я был не в том состоянии, чтобы изгонять демонов.

Но все закончилось благополучно. Зеркало стояло там, где я его оставил, и мое тело тоже было на месте. Я принял соответствующую позу, поднял руки и коснулся поверхности стекла. Поток тепла, заполнивший мое тело, возвестил о том, что я вернулся в мир живых, и я невольно вздрогнул, вспоминая, что способен дышать, перекачивать кровь и переваривать пищу. Я ничуть не удивился, ощутив зверский голод.

Взглянув в зеркало, я опять увидел там Карен. Она продолжала рыдать, но и в этом не было ничего странного. Теперь оставалось только одно, и я мог это сделать. Прочитав последний отрывок из книги, я подошел к зеркалу, не переступая границы пентаграммы, и размахнулся серебряным молоточком. Раздался оглушительный звон, и зеркало мгновенно разлетелось в мельчайшие частицы; эта пыль закружилась над кругом, разлетелась по всей границе и в конце концов осела по линии соли, окаймлявшей пентаграмму.

Карен уже никуда не попадет. Я окончательно разрушил ее бессмертную душу.

Целый час я занимался уборкой, собирая работавшим от батареек пылесосом стеклянную пыль и соль, а потом складывая в мешок все принесенные вещи. Останки Карен я выбросил в первую же попавшуюся по пути речку, рассеяв их над водой, чтобы никто и никогда не смог установить с ней контакт, чтобы она не сумела послать предостережение своим сестрам. Если бы кто-то захотел ее вызвать, ему бы пришлось разыскать все осколки зеркала до последней пылинки. А потом я прямиком отправился домой, позвонил на работу и предупредил, что заболел, а сам проспал до утра среды.